Дождь, кровь, Невервинтер

      Женщина откинула капюшон, и ветер тут же растрепал собранные в пучок светлые пряди. Не обращая на это внимания, она подставила лицо дождю и ветру с не меньшим наслаждением, чем сама Алисма.              — Это было мне только в радость. Когда ждешь ради такого дела, сразу чувствуешь себя молодой и готовой к приключениям. День добрый, лейтенант Фарлонг.              Только сейчас Алисма поверила, что это не страшный сон, и мадам Офала Челдарсторн в самом деле стоит перед ней во плоти, улыбаясь краешками губ, любезно и насмешливо. Сегодня она стерла с лица всю яркую косметику и сразу стала выглядеть старше, но в то же время из ее облика исчезла вульгарность. Оказалось, что на самом деле у нее очень строгое и «благообразное», как выражался брат Меринг, лицо, и от этого Алисма почему-то испытала к ней еще больше неприязни.              Слишком занятая разглядыванием, она промедлила с ответом, но Офалу ничуть не огорчила подобная невежливость.              — Бедная детка, да ты совершенно измучена! Представляю, что тебе пришлось повидать в эти дни… Потрясение за потрясением! — И прежде чем Алисма успела заподозрить и ужаснуться, что мадам Офала читает ее мысли, та обратилась к Кормику. — Можно не спрашивать, какую встречу устроила Эльтура?              — Столько раз затыкала нам рты, что я чувствую себя так, словно второй раз позавтракал и малость переел, — инспектор скривился. — Ты была права. Она изобретает причины, чтобы не пускать нас к Грулле.              Этот обмен репликами отвлек Алисму от любовных переживаний. Она вопросительно взглянула на Кормика, но мадам Офала и тут успела первой. Пухлая рука покровительственно легла Алисме на плечо.              — Простите, лейтенант, что я попросила инспектора до поры до времени придерживать информацию. Мне просто не хотелось быть голословной, вспоминая нашу с Эльтурой непростую историю. Но подобные разговоры, пожалуй, не стоит вести посреди улицы, правда?              Она сама спросила и сама ответила, с мягкой настойчивостью увлекая Алисму к «Антикам и раритетам»; Кормик шел рядом. Алисма вновь вспомнила про ключ, но он не понадобился: дверь была незаперта. Изнутри вновь пахнуло затхлостью и грязным тряпьем, и мадам Офала сморщила нос.       — Нет, невозможно привыкнуть к тому, как Джиллс все тут загадил! По-моему, он выбрал служение Талоне лишь потому, что оно хоть как-то могло служить оправданием его скотству.              — Тут еще и талониты есть? — оторопело спросила Алисма.              Мадам Офала щелкнула пальцами, зажигая волшебный огонек.              — А, не обращайте внимания на все эти многочисленные определения культистов, лейтенант, они только сбивают с толку. Боюсь, настоящим объединяющим словом тут будет «алчность».              — Ты только не думай, землячка, что я с тобой темнил, — Кормик поискал глазами, куда можно пристроить мокрый плащ, не нашел, и остался стоять так. — Офала и меня водила за нос все это время.              Смутно тревожившее Алисму воспоминание вдруг стало отчетливым и ярким.              — Вы все это время знали, что брат Брайли мертв, и молчали! Это его труп вы искали среди зомби Ходжа! И эта лавка… Онан говорил… артефакты… ваша старая лаборатория…              От волнения она начала захлебываться словами, а мадам Офала только покачала головой.              — Ну вот, Кормик, из-за твоей лести меня начинают переоценивать. Нет, я не знала ни о судьбе Брайли, ни об «Антиках и раритетах». Поэтому я и колебалась, стоит ли объединять мои подозрения с вашими.              — Согласен, приятно наблюдать, как другой набивает шишки в темноте, в то время как у тебя припрятан огарок, — заметил Кормик, рискнув оседлать самый крепкий на вид стул.              На это мадам Офала возражать не стала. Она вновь взглянула на Алисму.              — Я на самом деле очень желала увидеться с вами в «Маске». Видите ли, храм Тира — не то место, где я могу разговаривать свободно: там от меня ожидают, что я буду затягивать невинные души в сети разврата… и мне порой приходится хотя бы на словах соответствовать ожиданиям бедного Онана, — Офала доверительно улыбнулась, будто напоминая, что предложение работы остается в силе. — Но, уверяю вас, мое общение с Брайли было чисто деловым. Точнее, он искал моей помощи.              — Вашей?! — вырвалось у Алисмы, но Офала ничуть не обиделась.              — Двери «Маски» открыты для тех, кто ищет помощи, лейтенант, но все понимают ее по-разному. Да, многие наши гости довольствуются малым: музыкой, лакомствами, приятной компанией… но кому-то нужны знания или справедливость, и моя обязанность как хозяйки — удовлетворять желания клиентов.              — А если они хотят чего-то скверного или незаконного?              — Что ж, тогда я оставляю за собой право решать, стоит ли радость одного огорчения многих.              — Проще говоря, когда несколько месяцев назад на черном рынке стали всплывать древние невервинтерские реликвии, Брайли отправился к Офале разузнать, что ей известно, — подал голос Кормик. — Она ведь большая ценительница редкостей — с широкими возможностями их получать.              — Я предпочитаю сувениры, инспектор. Что-то, возможно, не слишком дорогое в плане ценности, но значимое для меня лично. Не вещи, снятые с мертвецов, — выразительным взглядом Офала обвела убогую комнату. — Действительно, Брайли подозревал, что кто-то разворовывает Гробницу Предателей, и надеялся, что я помогу ему выйти на след воров. По его мнению, среди них должен был быть сильный клирик или маг, способный упокоить нежить и запечатать дверь необходимыми глифами. Сам он находил только легкие следы беспорядка, следы в пыли… Естественно, никто никогда не открывал саркофаги, чтобы провести инвентаризацию. Но это совпадение — беспорядок в гробнице и появление редкостей на рынке — сильно его беспокоило.              — Но вы не смогли ему помочь, — сказала Алисма.              — Тогда я думала, что смогла. Мне удалось выяснить, что большинство реликвий было скуплено лусканскими агентами, и что посредником между ними и неизвестным продавцом выступал Никлас Ходж.              — Которого тоже подозревали в поддержке Лускана. И вы приставили к нему Грулле — шпионить.              Алисма очень надеялась, что не покраснела под изучающим взглядом Офалы, но задавать вопросов та не стала.              — Да, лейтенант. Грулле должна была присматривать за ним. Думаю, Эльтура сказала вам, что Ники был слабым, но болезненно честолюбивым мужчиной? В этом наши взгляды на него полностью сходятся. Но я заподозрила, что на него влияет какая-то предприимчивая женщина, задолго до того, как у Эльтуры появилась возможность обвинить во всем Грулле. Собственно, этой женщине даже не требовалось быть существом, способным вступить с ним в любовную связь, при всей его любви к экзотике.              Алисма вспомнила татуировки Ходжа — обнаженную женщину и оскалившуюся рептилию.              — Та древняя ящерица из артефакта под замком Невер? Лорд Ходж был заодно с лжехельмитами во времена Воющей Смерти?              — Боюсь, назвать его так — это сильно польстить его предприимчивости. Обычно Никлас платил за то, что выбирали другие… Вы знаете, что в Черном Озере ни один аристократ умер от чумы?              — Дядя говорил, что богатеи устроили собственный карантин, примерно как сейчас: просто закрыли ворота.              — И выкинули за ворота заболевших слуг. Но подумайте, лейтенант, сколько этих несчастных могло заразить своих господ? Сколько правоверных хельмитов поспешили бы преклонить колени перед жрецами, надеясь получить благословение божества? Даже в замке Невер хозяйничала смерть. Лорд Нашер подозревал, что у культистов есть сообщники среди влиятельных горожан, но доказать это не получилось. Я даже наняла группу авантюристов, чтобы они обыскали дома наиболее подозрительных аристократов, — безрезультатно.              — Кроме того, после прекращения чумы все эти лорды поспешили доказать, как сильно любят Невервинтер, отписав казне немалые средства и земельные владения, — вставил Кормик. — После этого какие могли быть сомнения в их патриотизме?              — В итоге Ники потерял большую часть состояния, — невозмутимо продолжила мадам Офала, — так что я совсем не удивилась, узнав, что он вновь продает Невервинтер по сходной цене. И, как обычно, делает это по наущрению кого-то, кому удобно воспользоваться его именем и кошельком.              — Но при этом вы не верите, что он мог быть чернокнижником и вызывать демонов, чтобы обогатиться.              — Для того чтобы стать чернокнижником, лейтенант, требуется несколько больше способностей, чем для того, чтобы стать предателем, к счастью или к несчастью. Кроме того, Грулле делилась со мной наблюдениями. Она, знаете ли, из тех девушек, которым мужчины не считают зазорным плакать в колени, изливая душу, и Ники в самом деле был привязан к ней. К сожалению, ему хватало осторожности, чтобы не называть имен, но он не мог скрыть, что его пожирает страх. Ники говорил, что ввязался в грязную историю, что его шантажируют и сделают козлом отпущения, что он больше всего мечтает сбежать из Невервинтера и поселиться с Грулле где-нибудь в чудесной хижине… этой части его признаний я бы не доверяла… Вот что Грулле удалось узнать о другой его женщине: она волшебница из Гильдии Плащей, зрелая, могущественная, властная, рачительная, собственница. И, не сочтите за бахвальство, лейтенант, но я знаю в гильдии только двух женщин, полностью подходящих под это определение — Эльтуру и меня саму.              Очевидно, на лице Алисмы отразилось сомнение, потому что мадам Офала едва заметно улыбнулась.              — В любом случае, тут я совершила огромную ошибку. Я не приняла всерьез ни страхи Ники, ни угрозу со стороны Эльтуры. Когда столько лет обмениваешься с человеком шпильками, перестаешь ожидать, что однажды он вытащит кинжал. Мне даже показалось забавным, что Эльтура, с ее-то вечными речами о высшем благе, заботами о сохранении исторического наследия, на самом деле потихоньку разворовывает это самое достояние Невервинтера. Конечно, сношения с Лусканом следовало пресечь, но у меня не было весомых доказательств причастности к этому именно Эльтуры. Я решила ждать новой встречи лусканцев с Ники.              Кормик нечленораздельно, но крайне выразительно заворчал, завершив демонстрацию своего недовольства сердитым полувздохом-полустоном. Офала развела руками.              — Ты бы первым посмеялся надо мной и предложил играть в наши с Эльтурой игры подальше от твоего стола, приди я к тебе с предложением арестовать ее вместе с любовником-аристократом на том основании, что в городе ходят слухи.              — Но ведь лорд Нашер, говорят, очень привязан к вам, вы его давняя подруга, — с неприязнью сказала Алисма. — Наверное, вы могли бы прийти к нему и рассказать все как есть. Госпожа Сарптил ведь подсуетилась и получила нужный приказ насчет Грулле.              Впервые на лице Офалы промелькнуло раздражение.              — Лейтенант, я не сомневаюсь, что инспектор очень привязан к вам и вы всегда можете прийти к нему за помощью, но не думаю, что вы готовы злоупотреблять этой возможностью. Лорд пережил слишком много предательств, чтобы испытывать его здоровье голословными обвинениями. Я собиралась не «подсуетиться», а найти неопровержимые доказательства.              Какое-то время они молча глядели друг на друга, пока не послышался стук — миротворец Кормик подбирался к ним верхом на стуле, точно собирался вклиниться между, если начнется драка. Чувствуя, что краснеет, Алисма отвела глаза, а Офала как ни в чем не бывало продолжила:              — В итоге Эльтура меня переиграла. Никлас убит и ославлен некромантом и чернокнижником, Грулле поймана с поличным над его телом, а я никак не могу доказать, что искать виновных нужно в другом месте.              — Может, это не последнее убийство аристократа, — Кормик с силой потер лицо. — Хотя о чем это я…              — Дорогой мой друг, я не уверена, что даже это нам поможет. Могу только повторить: я не вижу никаких доказательств, что убийство Далрена как-то связано со смертью Никласа. Далрен — птица совсем другого полета, как и его лусканские друзья. У него не было ни малейшей надобности ввязываться в торговлю артефактами из-под полы или искать благосклонности Эльтуры… В любом случае, Брайли надеялся распустить клубок, потянув за другую ниточку. Обходил всех старьевщиков и антикваров города, приглядывался, расспрашивал, что-то покупал на свои маленькие средства… И, похоже, ему не повезло обнаружить что-то в этой лавке. Брайли прислал мне записку с просьбой о встрече через день: сам он не мог прийти, его ожидали какие-то дела и бдение в Гробнице Предателей. И все. Из гробницы он не вернулся.              — В общем, благодаря тому, что всплыло имя Джиллса, я выяснил, что это были за дела, — сказал Кормик. — Брайли поднял в архивах купчую на «Антики и раритеты» и обнаружил, что год назад сделку о продаже здания в Доках под торговые нужды коммерсанту Элмеру Джиллсу одобрила Эльтура. А для репутации Башни Плащей, видишь ли, очень важно не продавать свою собственность всяким прохвостам, так что если госпожу Сарптил все устроило — это уже как минимум говорит о какой-то подозрительной наивности. После этого Брайли попросил у судьи Олеффа пропуск в Черное Озеро и получил его.              — Но это же значит?!.. — Однако радость, вспыхнувшая было в Алисме, угасла после короткого размышления. — Так мы ее к стенке не припрем, да? Госпожа Сарптил ведь была, как бы это сказать, его покровительницей? Они оба хотели исследовать Гробницу Предателей. Она скажет, что Брайли пришел поговорить с ней про раскопки, и все. И насчет лавки может отболтаться: мол, показался ей Элмер человеком приличным, ошиблась, бывает.              — Поэтому нам нужны неопровержимые доказательства, — любезно подсказала мадам Офала. — То, что встревожило Брайли настолько, что он захотел немедленно направиться к Эльтуре.              Без особого энтузиазма Алисма обвела взглядом стеллажи, представляя, как убивает часы на перекапывание засаленного тряпья и рухляди в поисках древних реликвий — да как они вообще могут выглядеть, кстати? — и вдруг сообразила кое-что еще.              — Это были не вещи! Риса сказала, что Брайли вышел из лавки с пустыми руками, значит, он увидел что-то еще, что не мог с собой унести. И вообще… если бы это были доказательства против госпожи Эльтуры, ему следовало бы пойти не к ней, а к вам, он не был не совсем глупый?              Алисма совсем не ожидала получить от Офалы взгляд, полный такой нежности, словно та еле удерживается от того, чтобы потрепать ее за щечку и угостить леденцом.              — Да. Это были не просто вещи.              Сбросив на стойку плащ, она кивнула Алисме и Кормику.              — Советую сделать то же самое. Внизу не так уж тепло, но, поверьте, вы не захотите, чтобы одежда соприкасалась с этим.              Что-что, а заинтриговать она умела. Понадеявшись, что их не ведут в очередную комнату с зомби, Алисма двинулась за Офалой. Та, не задерживаясь, прошла мимо разоренных комнатушек, а на кухне не удостоила даже взглядом темное пятно на полу или хлам в очаге. К удивлению Алисмы, их целью оказался посудный шкаф, полку которого Офала любовно огладила, словно оценивая выгодное приобретение.              — Это одна из причин, по которым Гильдия Плащей не должна продавать свое недвижимое имущество непроверенным лицам. Наши лаборатории гораздо больше, чем кажутся снаружи.              Ее пухлые белые пальцы нажали на что-то, послышался щелчок. За стеной завизжал, прокручиваясь, какой-то механизм, и шкаф медленно отъехал в сторону, открывая низенькую дверь.              — Когда-то там было хранилище ценных реагентов. А сейчас… — мадам Офала пригнулась, пробираясь внутрь, — погреб для солений? Пфф!              Возможно, вместо варенья и солонины в ларях и кадушках хранилась человеческая плоть, но с виду это был самый обыкновенный подпол с припасами. Алисма невольно загляделась на аккуратно расставленные по цвету и размеру горшочки с заманчивыми надписями: «Слива с корицей», «Клюква сахарная», «Шиповник и лимон» и чуть не подпрыгнула, услышав рядом с ухом голос Кормика:              — Тоже Ретту вспоминаешь? Ух как мы с Лорном мечтали совершить на ее запасы разбойничий набег!              — Мы с Бивилом тоже, — Алисма проглотила набежавшие слюнки, — но так и не придумали, как пробраться мимо дракона-охранника в пещеру сокровищ…              — Вот что на самом деле стоило назвать «медовой ловушкой», — Офала была тут как тут. — Мило, правда? После такого просто не хочется подозревать Джиллса ни в чем дурном.              — Ладно-ладно, на меня ты можешь не пытаться произвести впечатление, — к немалому удовлетворению Алисмы, произнес Кормик. — Я уже проникся тем, что допущен к великим тайнам Гильдии Плащей, и смиренно жду приобщения к новой.              — В том-то и дело, что к Гильдии Плащей тайник Джиллса не имеет никакого отношения. И, по правде сказать, это меня тревожит. Из-за того, что мы слишком мало думали о прошлом Невервинтера, произошла чума, и мне бы не хотелось и на этот раз столкнуться с неожиданными последствиями.              Офала откинула крышку большого ларя, внутри которого не оказалось ничего, кроме зияющей пустоты на месте вынутых досок и веревочной лестницы, уходящей в темноту зловонного колодца. Запах был настолько характерным, что Алисма сморщила нос.              — Канализация?              — Поверь, землячка, тебе сильно повезло, что не застала времена, когда новобранцев на первом задании отправляли в канализацию охотиться на крыс… — щедро помазав под носом мятной мазью, Кормик передал баночку Алисме. — Ты разузнала, что внизу, Офала?              — Думаю, по благоуханию моих духов можно понять, что я ограничилась заклинаниями. Там целая сеть ходов и полузасыпанных помещений — пустая в той части, которую я успела осмотреть.              — Подходящая норка для запасливой мышки. Будь я Джиллсом, точно бы мимо такого местечка не прошел.              Спуск получился мучительно долгим. Руки и ноги соскальзывали с веревочных ступеней, таких же влажных и осклизлых, как стены колодца, а внизу была только непроглядная тьма, рассеять которую было не под силу волшебному огоньку Офалы. Наконец Алисма услышала шум воды, от которого тошнота только сильнее подступила к горлу.              К счастью, внизу не оказалось рисовавшейся воображению ревущей коричневой реки, только небыстрый поток пенистой воды, доходивший Алисме до лодыжек, но от вони все равно слезились глаза. Похоже, ее источали сами покрытые скользким налетом стены. Эта же слизь покрывала пол, вынуждая двигаться медленно и осторожно, но под подошвами то и дело ощущалось что-то твердое или, напротив, омерзительно мягкое. Алисма изо всех сил старалась не думать о том, что лежало у них под ногами, милосердно скрытое грязной пеной.              — Только бы сапоги выдержали!.. — простонал Кормик, неосмотрительно бросив взгляд на облепленное чем-то зеленым голенище.              Алисма могла бы поддержать его мольбу, но ей не хотелось лишний раз открывать рот — тем более что Офала вообще ничем не выдала своего отвращения.              — Ну же, инспектор, будь храбрым маленьким солдатом! — весело сказала она. — Если слизь попытается укусить через сапог, я тебя спасу, а до тех пор советую затаивать дыхание от восхищения. Неужели совсем не хочется полюбоваться этой красотой?              На месте инспектора Алисма возмутилась бы такой издевке, но Кормик присвистнул.              — Э, кому это в голову пришло переводить на клоаку хороший гранит?              Его серьезность заставила оглядеться по сторонам и Алисму. В самом деле, левая стена блестела не только от влаги и склизкого налета — некогда она была облицованы. Кое-где облицовка отвалилась, но во многих местах поверх шероховатых темных блоков еще держались глянцевитые голубовато-серые плиты. Некоторые даже украшала полустертая резьба — изящный орнамент из перевитых листьев плюща, лент, роз и герба Невервинтера.              — Может, на этом месте когда-то стоял храм или что-то вроде Зала Справедливости? — предположила она. — А потом его снесли, ну и…              — Думаю, это лучше увидеть своими глазами, — таинственно сказала Офала и уверенно двинулась вперед.              Алисму вновь начинали бесить эти недомолвки, но в то же время любопытство позволяло почти примириться со смрадом и нечистотами. Ее все еще мутило, но теперь она куда охотнее смотрела по сторонам, чем под ноги. Голубовато-серый гранит сменился розовым, тот — грубо отесанным серым и желтым камнем… и наконец Алисма перестала сомневаться, что идут они по городской улочке: взгляд то и дело выхватывал заложенные кирпичом проемы дверей и окон, ведущие на исчезнувшие вторые этажи лестницы, засыпанные мусором подворотни. Казалось, целый район в одночасье ушел под землю, как будто его и не было, а поверх него невервинтерцы налепили новых строений и зажили, испражняясь в остатки прежних жилищ.              — Как такое может быть? — вырвалось у Алисмы. — Тут же настоящий город!              — Похоже, городской совет знал, что делал, когда переименовывал канализацию в акведуки. Как в воду — сточную — глядели, что местечко-то на самом деле хорошее… — пробормотал Кормик, искоса поглядывая на Офалу.              — Можешь не смотреть на на меня такими глазами, — отозвалась она очень сдержанно. — Ты думаешь, Гильдия продала бы дом, зная, что под ним может находиться нечто большее, чем канализационный колодец?              — Что ж, если за сделки отвечала госпожа Сарптил…              — Справедливо. Именно поэтому меня куда больше беспокоит нынешнее назначение этого места, чем его история. Брайли умер из-за того, что увидел здесь.              Это заявление несколько отрезвило Алисму: все же вышли они не на увеселительную прогулку. Безмолвие заброшенных зданий вновь показалось зловещим, выжидательным, а в едкой канализационной вони все отчетливей угадывался смрад разложения. Улица, по которой они теперь шагали молча, пошла под уклон, а потом и вовсе оборвалась.              Похоже, это был бассейн-отстойник, в который превратилась маленькая городская площадь — посреди нее до сих пор возвышалась слегка накренившаяся статуя. Офала направила к ней волшебный огонек, и тот осветил эльфийское лицо, тонкогубое, большеглазое, непонятно, мужское или женское. Статуя счастливо улыбалась, глядя пустыми глазницами без зрачков на окружающее безобразие, от которого Алисму чуть не вывернуло.              На поверхности мутной пенистой воды плавали десятки раздутых трупов — овцы, собаки, кошки, крысы; виднелся даже один полусгнивший лошадиный остов. Но, как будто этого было недостаточно, среди падали то тут, то там виднелись совсем неожиданные предметы: затканный золотом покров с символами Латандера, вместо попоны накинутый на дохлую лошадь; водруженный на ящик серебряный потир, из которого скалился собачий череп; пропитавшиеся нечистотами храмовые одежды, развешанные на шестах.              — Твою же… — Кормик не договорил, словно ругательство могло стать очередным плевком на оскверненные святыни. Алисма заметила, как пальцы не склонного к благочестию инспектора складываются в отводящий скверну жест. — Огоньку бы сюда… настоящего, божественного… чтоб даже камней не осталось!              — Смрад болезни и разложения угоден Талоне, а осквернению символов добрых богов она радуется, словно жестокое дитя, — сухо пояснила Офала. — Джиллсу очень, очень хотелось попасть к ней в любимчики…              Прижимаясь к стенам домов, чтобы лишний раз не ступать в воду, они обошли площадь, пока не добрались до некогда крытой галереи, за колоннами которой виднелся небольшой алтарь. Когда-то три янтарные слезы Талоны блестели над пурпурным покровом с разложенными на нем подношениями, но сейчас покров был наполовину сдернут, глиняные курильницы валялись, растоптанные, среди осколков стекла и птичьих голов, а прямо поверх янтарных слез виднелось грубо процарапанное изображение меча и весов Тира.              — Дай-ка угадаю, — хмуро сказал Кормик. — Брайли увидел всю эту пакость и, насколько сумел, попортил Джиллсу малину, но чересчур глубоко задел чувства правоверного талонита. И пока Брайли рассказывал Эльтуре о подземных чудесах, здесь готовилась страшная месть. Как жрец, Джиллс вполне мог зайти в Гробницу Предателей и выйти из нее, не оставив следов.              — Но если Джиллс мстил Брайли за осквернение… — само это слово сейчас звучало богохульственно, и Алисма запнулась, его выговаривая, — своей молельни, то почему вырезал на его теле символ не Талоны, а культа?              — Потому что он осторожный негодяй, который вовсе не хотел привлекать к себе внимание? — Офала выпустила из пальцев огненную стрелу, и покров занялся чадящим пламенем. — Талонит — это не последователь загадочного культа, это известное, привычное зло. Кто-то мог вспомнить его имя и интерес к священным артефактам.              — Но почему брат Брайли не сообщил об этом судье Олеффу? Неужели подозревал даже его?       Алисма покусывала губу, пытаясь вспомнить: не стояло ли еще чего-то за нежеланием судьи сообщать страже об исчезновении Брайли? Не пытался ли он нарочно увести их по ложному пути, рассуждая про ограбленную гробницу и сбежавшего жреца? Она не могла представить Олеффа покрывающим талонита и, тем более, отдающим на поругание символы Тира, но то же самое можно было сказать и о госпоже Сарптил…              — Дьяволы его знают! Наверное, я бы тоже к Олеффу не пошел, — наконец ответил Кормик. — Он после чумы и предательства леди Арибет сильно сдал, воином веры его не назвать. Хочет, чтобы было мирно-спокойно, и да будет на все воля Тира и лорда Нашера.              Офала кивнула.              — Энергии Олеффу действительно недостает. Будь Брайли способен найти поддержку в собственной церкви, стал бы он обращаться ко мне?              — Но вы наверняка ввязались бы в это дело независимо от того, обратился ли к вам Брайли или нет, — вырвалось у Алисмы. — Вам явно нравится во всем этом копаться и раскрывать секреты.              — О, детка… то есть лейтенант, мне приятно, что для девушки вашего возраста я все еще кажусь полной сил и желания изменить мир. Но, на самом деле, я далеко не всесильная и не всезнающая старая женщина, которой прямо сейчас приходится мириться с тем, как много она не знает о Невервинтере.              Алисма вновь пригляделась к ее пухлым щекам, которым неяркий магический свет придавал иллюзию бархатистой гладкости, к тяжелым векам, слишком мягкой линии подбородка. Старая, да, но не какая-нибудь морщинистая старуха. И все-таки, как сэр Касавир мог сходить с ума по этим рыхлым обвисающим прелестям? Или ему нравилась самоуверенность мадам Офалы, ее наглые взгляды, манера говорить, будто вонзая всякий раз под кожу собеседника иголку, чему самой Алисме не научиться, хоть сто лет проживи?              — У меня что-то на лице, милочка? — поинтересовалась Офала. — В канализации так легко запачкаться и не заметить этого.              — Нет, я просто задумалась, — буркнула Алисма.              Она поискала глазами Кормика, безотчетно надеясь, что он поможет разговору свернуть в более безопасное русло, но оказалось, что инспектор от них отошел — и довольно далеко, всматриваясь в темноту очередной уходящей вдаль улицы. Почувствовав взгляд Алисмы он, однако, обернулся.              — Мне кажется, я слышу крысиные писк и возню, — сказал он. — Знаешь, что в той стороне, Офала?              — Нет, я не смотрела дальше молельни.              — Ну, вот сейчас и узнаем.              Им не пришлось уходить слишком далеко. Огромная, вдвое больше наземной, крыса перебежала вонючий поток в мелком месте, застыла в свете магического огонька, неприязненно оглядывая нарушителей, но не сочла их достойными своего внимания и принялась охорашиваться. Еще через десяток шагов обнаружилась и причина столь благодушного настроения, на которой пировали товарки первой крысы — продолговатая груда тряпья, наполовину скрытая водой. С нее твари не захотели уходить так легко, и у Алисмы еще долго в ушах стоял их злобный писк, после того как Офала обратила их в бегство, щедро осыпав кислотными брызгами.              Тело лежало лицом вниз, но по истрепанной юбке и шали на узких плечах Алисма решила, что это женщина. Боги знают, сколько пролежала она здесь, в тепловатой гнилой воде, служа кормом для крыс, поэтому Алисма вовсе не стала возражать, когда именно Кормик, стиснув челюсти, наклонился, чтобы перевернуть труп на спину. Его кадык подпрыгнул вверх-вниз, но голос остался ровным:              — Ей перерезали горло.              — Своим привычкам убийца не изменяет, — заметила Офала.              Их спокойствие помогло Алисме справиться с собой. Рядом с обглоданной до костей левой рукой жертвы она увидела что-то темное, пухлое, все еще примотанное к запястью ремешком, и подцепила его кончиком меча. Это оказался бархатный мешочек, небольшой, но довольно тяжелый; обрезав завязки, Алисма высыпала на выступавшую из воды тумбу его содержимое. Россыпь монет, от медяков до золотых, брошки, кольца, пара серег, увеличительный камень для слабых глаз, какие-то слипшиеся листки с печатным текстом. Взволнованная, Алисма пригляделась.              — Рецепт варенья из розовых лепестков! — сказала она с изумлением.              — Похоже, Элиссу мы нашли, — Кормик скривился. — Не захотел Джиллс тащить старую жену в новую жизнь.              Наверное, тут кому-нибудь из них полагалось бы добавить: «Бедная женщина!», но все промолчали. И все-таки, пусть даже Алисме не особо хотелось жалеть рачительную хозяюшку, которая наверняка знала, что любовно расставляет горшочки и банки над жуткой молельней своего супруга, ей стало слегка не по себе. Трудно было не представлять, как Элисса, прижимая к груди мешочек с немногими ценностями, спешит за Элмером, может быть, привычно поругиваясь на него… и совершенно не ожидает обжигающего прикосновения острой стали к горлу. Может быть, она почувствовала скорее изумление, чем страх. И, возможно, еще подергивалась, захлебываясь кровью, когда убийца прошел мимо нее, оставляя на съедение крысам.              Алисма сглотнула, машинально потерев собственное горло.              — Может ли такое быть, что Джиллс все еще прячется здесь? — произнесла она вслух. — В этих домах, наверное, можно устроить немало убежищ… а вонью его точно не пронять.              — В любом случае, я очень хочу узнать, куда ведет эта улица, — сказала Офала. — Даже если она приведет к очередному колодцу, очень любопытно узнать, в какое место можно из него подняться, и не смеется ли над нами Джиллс прямо из храма, здания стражи или даже моей собственной «Маски».              — Или «Пустошей», которые рядом с «Утонувшей флягой». Или поместья Ходжа, — Алисма вновь вонзила зубы в губу, чувствуя, что растянутая кожица уже готова лопнуть. — Откуда можно много кого незаметно пропасть без вести.              В угрюмом молчании они двинулись дальше. Теперь Алисма все время была настороже, и взгляд без прежнего любопытства скользил по древним стенам. И все же время от времени ей казалось, что она грезит наяву: своды туннеля размыкались, дома возносились вверх, и она видела мелкие бегонии и маргаритки, чахнувшие от жары в ящиках под окнами, макушку задевало сохнущее поперек улицы белье, ноздри щекотали ароматы садов за высокими заборами — было намного теплее в том Невервинтере, кусочке знойного юга посреди северных лесов и болот… И Алисма словно выныривала на поверхность, к скользким стенам, зловонию и неумолкающему журчанию воды.              Они вышли на очередную площадь — к счастью, не превращенную в капище какого-нибудь омерзительного божества, просто грязное болотце с остатками фонтана. Но отсюда разбегались уже три улочки, и Кормик задумчиво поскреб щеку.              — Так, и куда же нам свернуть? Думаю…              — Налево! — сказали они втроем, не сговариваясь, но промелькнувшая на лице Офалы улыбка тут же сменилась хмурой гримасой.              — Что-то тянет нас туда, вы ведь это чувствуете? Магия. Сильная старая магия.              — Мне пару раз даже показалось, что я видел, как тут все было раньше, — не без смущения признался Кормик. — Целехонькие дома, настоящую улицу…              — И мне, — вставила Алисма.              — И мне, — уронила Офала.              — Как думаешь, может, стоит вернуться? — спросил инспектор. — Я имею в виду… мало ли что. Вдруг нужно собрать побольше народа, нагнать сюда магов, священников…              — Конечно, — но Офала так и не сдвинулась с места. — Но все-таки, лейтенант Фарлонг, вы были правы. Мне в самом деле нравится копаться в этом и раскрывать секреты. И совершенно не хочется снова терять время.