Дождь, кровь, Невервинтер

      Ощущение не было неприятным, но тревожило своей настойчивостью: Алисме казалось, что даже если она закроет глаза, то увидит на веках отпечатавшийся маршрут — повороты и спуски к тому, что лежало ниже мертвого города, манило, ждало. В его пределах они видели только крыс и каких-то белесых полупрозрачных слизней, так и норовивших скатиться с потолка за шиворот, но потом дома остались позади, рукотворные туннели сменились природными, с шершавыми неровными стенами, и тут-то появились существа покрупнее.              Сначала Алисма услышала из бокового хода монотонный, равномерно повторяющийся стук, немедленно напомнивший о мертвых телах, напиравших на ворота, а потом почувствовала запах — сладковатую, щекочущую ноздри вонь, от которой содержимое желудка мгновенно рванулось к горлу.              Кормик стал как вкопанный.              — Вурдалаки! — выдохнул он, кривясь, и вывалил на ладонь добрую половину своего запаса мятной мази.              Самую чуточку стало легче дышать.              Офала, тем не менее, покачала головой.              — Теперь они почуют нас. За спину ко мне, быстро! Магия тут сработает лучше мечей.              Алисма неохотно отступила, не отрывая взгляда от темного прохода, из которого продолжал волнами накатывать смрад и грохот. Но очень быстро звуки ударов потеряли размеренность, стали тише. Офала, порывшись в поясной сумке, сжала руку в кулак и забормотала что-то, почти не разжимая губ.              Наконец из темноты выступили первые твари. Они шли еще неуверенно, подслеповато косясь на волшебный огонек: серокожие, длиннорукие, похожие больше на орков, чем на нежить. Потом бледные глаза уставились на пришельцев, и Алисма чуть не ахнула, увидев, как вываливаются из зубастых пастей толстые длинные языки. И в этот момент Офала, выкрикнув последнее слово заклинания, швырнула перед тварями ослепительно полыхающий шарик.              Белое пламя взметнулось до потолка, перекрыв ход, лицо и волосы Алисмы опалило жаром. Вурдалаки заверещали; казалось, их тела плавятся и тают внутри огненного куба. Один все же выскочил из пламени, вскинув полыхающие когтистые лапы, только чтобы напороться на меч Кормика. Вслед за первым вурдалаком вывалился другой, и Алисма рубанула по толстой шее, с трудом выдернула застрявшее лезвие, замахнулась еще раз — но тут чудовище перестало дергаться само. Пламя исчезло, как будто его и не было, оставив только жирную копоть, вонь и полдюжины скорчившихся на полу тел. Вновь стало тихо, но Офала, продолжая вглядываться в темноту, жестом велела им держаться подальше:              — Там могут быть другие.              Она вытащила из-за пазухи жирную белую мышь с розовой ленточкой на шее. Пошепталась с ней, дунула в нос, и фамилиар, пискнув, соскочил с ладони, исчез в темном проходе. Офала расширившимися глазами глядела ему вслед.              — Еще один, — проговорила она медленно. — Прячется. Решетка. Прутья толстые. За ней светло. Холодно. Много места. Шерсть и лен, кожа и волосы. Мертвецы. Мертвецы. Мертвецы.              Кормик громко, с присвистом, выдохнул и зашагал прямиком в туннель.              — Там вурдалак! — крикнула ему в спину Алисма.              — Слышал, слышал, — бросил он, не оборачиваясь, — мне как раз надо кого-нибудь убить.              Алисма припустила за ним следом, не дожидаясь, пока Офала разорвет связь с фамилиаром. Ей казалось, Кормик захочет поговорить, — ну, после того, как они прикончат оставшуюся тварь, — но он и слова больше не вымолвил. Алисма тоже примолкла. Только когда Кормик наклонился, вытирая лезвие меча о кожу поверженного вурдалака, она осмелилась коснуться ладонью его спины. Кормик мимолетно глянул через плечо, дернул уголком рта, и легче на душе у Алисмы не стало. Слабое все это было утешение.              Еще больше трупов. Алисма подумала, что могла бы уже к ним привыкнуть, но нет, ничего подобного. Сухим холодом тянуло от самих прутьев решетки, перегородившей вход в пещеру, и тела, не тронутые тлением, казались огромными куклами. От входа можно было разглядеть не так уж много, но, увидев запрокинутую голову с черно-алой запекшейся полосой и бурые потеки на матросской фуфайке, Алисма уже не сомневалась, откуда взялись здесь все эти мертвецы.              Белая мышь прошмыгнула между прутьев и запрыгнула на подставленную руку Офалы.              — Ну? — наконец спросил Кормик. — Отопрешь для нас дверку?              — Даже не подумаю. Мариз описал мне, как сложены эти тела: будет то же самое, что и в поместье Ходжа, если мы попробуем войти.              — И для какого ритуала их здесь собрали?              — Осквернения. Скорее всего, над нашими головами находится храм, и эти трупы, собранные здесь, как будто подтачивают, разъедают его основание. Божественная благодать тратится на борьбу с этой заразой и ослабевает.              — То есть это может быть даже не один такой склад.              — Может быть.              — Эльтура не могла обходиться одним Джиллсом для всего этого, — после долгой паузы произнес Кормик. — Культ мы ищем или банду, но у него должны быть сообщники.              — Дядя рассказал мне, что однажды во «Фляге» моряк напал на Грулле, которая сидела там с братом и еще какими-то матросами, и заявил, что она ведьма и убила его товарища.              Алисма ожидала, что Офала примется возражать или даже улыбнется в обычной своей снисходительной манере, словно рядом с ней малыш пытается лепетать что-то осмысленное, но она не сделала ничего подобного. Жестом показала, что Кормику и Алисме лучше отойти от решетки, зашевелила губами, читая очередное заклинание, и направила между прутьями тонкий сияющий луч. Мгновение — и огненный шар разорвался в пещере с гулким ревом.              — Иногда я не понимала, почему Грулле, получив деньги, не выйдет из «Маски», не спустится в Доки и не сядет на первый же корабль, который отправится подальше от Невервинтера. Почему ее брат все время возвращается сюда, где у них ничего не осталось, — проговорила она, наблюдая за тем, как пламя пожирает мертвые тела. — И все время находила простое объяснение: Гэвину нравится легкая жизнь на деньги сестры, а Грулле даже в голову не приходит, что не она должна ее обеспечивать. Так ведь обычно бывает. Еще одна бедняжка, приученная угождать семье, даже если это означает торговать собой в городе, который ненавидишь от всей души.              — То есть вы нам врали все время, — Алисма ощутила немалое удовлетворение, произнеся это вслух. — А сами даже не верите, что Грулле невинная жертва во всем этом деле!              Она сделала особый упор на слове «всем», но Офала только покачала головой.              — Нет, лейтенант. Я не верю в ее виновность в том смысле, который можете вкладывать в него вы: что Грулле подстерегала Никласа или еще кого-то в подворотне и резала глотки. Почему тогда Эльтура никого не подпускает к ней? Вот вам убийца и вот вам я, которая ей потакала. Две птички одним камнем.              — Она могла бы рассказать лишнего. Про культ в том числе.              — Но не рассказала, хоть и была поймана с поличным.              — Потому что понимала, что виселицы ей в любом случае не избежать. Но культистку бы никто щадить не стал, а вот девушку, которая зарезала чернокнижника, судьи пожалеть могли. Грулле, может, и с придурью, но не полная дура.              Офала вновь посмотрела на нее так, словно хотела не то погрозить пальцем, не то потрепать по голове.              — Я думала об этом, лейтенант, и, признаюсь, долго ничего не понимала. Грулле узнала о делах Никласа не вчера и, сами понимаете, много раз видела его татуировку. Это не могло быть спонтанным убийством, а если она втайне запланировала месть или жертвоприношение — да неужели осталась бы стоять над трупом? Не рассказала бы первой о его грехах, чтобы спасти себя? Молчание ничего ей не давало, однако она не хотела быть откровенной даже со мной. Она вела себя так, словно покрывала кого-то, а список людей, ради которых Грулле пошла бы на такое, весьма короток.              — И одна из них ты, — заметил Кормик.              Офала печально улыбнулась.              — А другой — ее брат-близнец.              — Гэвин… — пробормотала Алисма.              Она настолько привыкла считать его мертвым, что было непросто представить его не только убийцей, но даже человеком из плоти и крови. Неуловимый Гэвин Аннерль, шулер и кутила. «Мягкий вертлявый сучонок», — назвал его капитан Маликус, у которого так часто пропадали матросы, ценившие общество и дармовое угощение весельчака Гэвина… Даже залитая кровью мантия могла оказаться в залежах Джиллса вовсе не потому, что ее сняли с трупа.              — Она защищала бы брата, даже если бы это привело на виселицу ее саму?              — Я несколько раз видела, как Грулле возвращалась в слезах после встреч с Гэвином, замечала, что она лжет мне о нем. Но я наводила о нем справки и, опять-таки, всему находила простое объяснение: лентяй, игрок, мот, живет за счет сестры и любовниц. Она устала его тащить, но уже не может бросить. Привязанность Грулле к Гэвину всегда меня беспокоила, но, возможно, я смотрела совсем не на то.              — И он исчез как раз после того, как матрос попытался обвинить Грулле в смерти товарища. Собрал вещи и сбежал. Возможно, испугался, что неожиданный свидетель расскажет что-нибудь страже, но тот полуорк тоже не захотел с ней связываться, — Алисма взглянула на Кормика.              Тот смотрел устало.              — Здорово мы с тобой поработали, а, землячка?              Не нравилось ей его настроение.              — Здорово! — почти с вызовом ответила она. — Потому что здесь стоим, а не наверху голову ломаем, как еще пару лишних слов из Грулле выжать, не зная, что вокруг творится.              К удивлению Алисмы, Офала ее поддержала.              — Ох, брось, Кормик: у тебя, конечно, широкие плечи, но неужели ты рассчитывал вынести на них весь Невервинтер? Я всегда за красивые истории, в которых трагический герой бросает меч в окровавленный песок и уходит искупать свои грехи, но прямо сейчас мне хочется узнать, что именно прятали от нас убийцы, а не смотреть на то, как ты очень не вовремя страдаешь.              Думала ли она о сэре Касавире, когда говорила про «трагического героя»? Чувствуя, как оживает вся прежняя неприязнь, Алисма смерила Офалу взглядом, но та выглядела непроницаемой. Во всяком случае, Кормик усмехнулся в ответ на ее тираду.              — Ладно-ладно, Офала, прибереги эти свои интонации для членов городского совета. Пойдем утолять любопытство. Да и чует мое сердце, главные поводы хвататься за голову еще впереди…              Какое-то время казалось, что предчувствие Кормика подвело: ничего не происходило, никто не появлялся. Только туннель начал сильно забирать под уклон, и грязный поток под ногами, уже почти иссякший, начал вновь набирать силу, и Алисма чуть не ахнула, приглядевшись к нему. Вода стала алой, словно с ней смешивалась кровь, только что выпущенная из чьей-то глотки, а не дерьмо, но запахи, наоборот, делались все слабее, пока не остался только один — сырости. Становилось все теплее. Потом потолок так стремительно взмыл вверх, словно это была очередная иллюзия, но сколько Алисма ни терла глаза, глядя на то, что открылось им после очередного поворота, картина не менялась.              Это была пещера. Не слишком большая, но уходившая глубоко вниз, куда стекали по каменным ступеням жизнерадостно журчащие алые потоки. Из лаково блестящего озерца на дне поднимались, растопыривая ветви, белые мертвые стволы — полупрозрачные, будто стеклянные, окружая будто бы гигантскую жемчужину — округлый, жемчужно-серый, мягко светящийся камень.              — Ни шагу вперед! Ни шагу! — послышался за плечом резкий шепот Офалы, а потом она и вовсе бесцеремонно ухватила Алисму поперек туловища, оттаскивая назад.              Возмущенная, Алисма рывком высвободилась, но слова застряли у нее в глотке, — такой испуганной Офалу ей видеть не приходилось. Да что там — вообще испуганной. Сейчас же она выглядела так, словно под ногами у них разверзся портал в девятый круг Баатора.              — Камень-источник, — объяснила она, по-прежнему не повышая голоса, словно это могло вызвать лавину. — Один из тех, которые обогревают Невервинтер… и вызывают Воющую Смерть при попытке приблизиться к ним ненадлежащим образом.              И все же Алисма по-прежнему вытягивала шею, не в силах окончательно отвести взгляд от странно завораживающего зрелища: безмятежной глади алого озерца, нежного перламутрового блеска остекленевших деревьев. Одно из них росло совсем рядом со спуском; кто-то обломал стеклянную веточку, и место слома темнело, словно у живого дерева. Алисма почти ощутила запах — лесной, терпкий, и вдруг перед глазами промелькнули, наслаиваясь друг на друга, короткие видения: похожие на опахала растения с перистыми листьями, голубыми и фиолетовыми, мечущиеся между ними стайки длинноклювых птиц, рептилия с шипастым гребнем, поднимающая стеклянный жезл…              — Мы как будто спустились в глубину веков! — с восторгом произнесла Алисма, но Офала и Кормик не разделили ее энтузиазма.              — Не удивлюсь, если Маугрим говорил то же самое, — заметил инспектор. Теперь уже его ладонь легла Алисме на плечо. — Землячка, ты что, не слышала: здесь защита от дурака — Воющая Смерть! Ты что, хочешь стать очередным пророком царственной ящерицы?              Морок если и не исчез совсем, то отступил. Алисма моргнула, по-прежнему ощущая странную легкость в голове: конечно, то, что скрывалось внизу, было опасным, но оно же было и красивым…              — Но ведь Мораг убили, — пробормотала она, все еще мало что понимая, — откуда здесь это?              — Если от камней-источников зависит климат Невервинтера, а он не изменился после победы, можно было предположить, что их больше одного, — среди жары Офала сжимала и потирала руки, словно ужасно мерзла. — Лорд Нашер так и не решил, что будет более опасным: попытаться отыскать остальные или оставить все как есть. Тот, первый, можно было сравнительно безопасно открыть, используя так называемые слова власти, но он все равно влиял на людей. Исследователи говорили, что камень разговаривает с ними, призывает раскрыть его секреты… Мастер Форд, главный археолог Невервинтера, покончил с собой, не в силах жить с мыслью, что такое чудо уничтожено.              — О! — теперь уже Алисма сама сделала шаг назад. — Но это же просто карманный план, в котором сидели честолюбивые старые рептилии? Что в нем такого чудесного?              Она произнесла это и сама поняла, что кривит душой. Офала в свою очередь промедлила с ответом: пальцы зашевелились, сплетая очередное заклинание, и совершенно неожиданно для Алисмы ей в лицо ударил порыв ветра. Она отпрянула, пытаясь восстановить дыхание, и тут же поняла, что смотреть вниз ей больше не хочется.              — Вот так-то лучше, детка, — с удовлетворением произнесла Офала. — Прости, конечно, но чары этого места действительно коварны. К счастью, Эльтуре хватило ума не пытаться взломать камень-источник силой, но я очень удивлюсь, если он не повлиял на ее рассудок. На самом деле, я думаю, нам тоже лучше уйти, и как можно быстрее. Не хочется искушать судьбу.              — Да, то еще… бесчеловечное место, — Кормик выглядел немного смущенным. — Я сказать хочу — не место тут людям.              — Чуждое и притягательное, — Офала подтолкнула их к выходу, словно детей. — На самом деле, я очень понимаю Эльтуру: стоит только подумать о знаниях, которыми владеют эти «честолюбивые старые рептилии», о всех мирах, куда можно попасть через камень-источник. Он — ключ и он же — дверь. Какая малость отделяет тебя от бесценных сокровищ…              Чем дальше они отходили от камня, тем лучше — и одновременно хуже — чувствовала себя Алисма. В голове прояснилось, но если на пути к камню ее не смущали низкие потолки и застоявшийся тяжелый воздух, то теперь по лицу градом катился пот, а каждый вдох давался с трудом. Едва ли их путешествие заняло больше часа, но теперь Алисме казалось, что они блуждают под землей сутками. Пытаясь отвлечься от этой мысли, она заговорила:              — Госпожа Эльтура ведь не врала, когда говорила, что Мораг вроде как подпитывалась от чужих смертей?              — Нет, — ответила Офала.              — Значит, она сама сейчас тоже это делает? Подкармливает кого-то в камне, чтобы выпустить наружу?              — Может быть.              — Но сколько же смертей для этого надо? В войну ведь погибли тысячи…              — Война-то дело нехитрое, — буркнул Кормик. — Лусканцы опять ищут, что бы у нас оттяпать, в Топях творится неладное… Не люблю сыпать мрачными пророчествами, как старый дед, но я ничуть не удивлюсь, если в ближайшие годы снова что-то начнется.              Провидец из Кормика и впрямь оказался неважный: нескольких лет неприятностям не понадобилось.              Они как раз вышли на одну из городских площадей — видения больше не приходили, но без труда можно было представить, что некогда на ней велась оживленная торговля, и несколько каменных прилавков еще торчало из грязи. Сначала Алисма услышала неприятные скребущие звуки где-то высоко, под сводом накрывшего площадь купола, но, взглянув вверх, едва успела с криком наклониться. Костлявые пальцы только скользнули через ее короткие волосы, но чудовищное существо снова потянулось к ней, на сей раз метя в глаза. Рядом выругался Кормик, что-то прошипела сквозь зубы Офала — на них тоже напали.              Алисма даже не поняла, что это такое — по форме оно напоминало паука, но вместо головы у него был человеческий череп, а конечностями служили восемь костяных рук с длинными желтыми ногтями. Тварь казалась неуклюжей, но передвигалась быстро. Алисма отступила, выхватывая меч, но тут что-то свалилось ей на спину. Холодные руки вцепились горло.              Тут уже было не до брезгливости — Алисма опрокинулась на пол, прямо в бурую жижу, несколько раз ударилась своей ношей о камни, пока не услышала хруст. Хватка на горле разжалась, и Алисма, кашляя, принялась искать в грязи упавший меч, а выпущенный Офалой ледяной кинжал сбил в прыжке второго паука-скелета. Силой следующего заклинания взмыл в воздух прилавок, расплющив сразу троих, но еще не меньше полдюжины резво бежали по потолку, и по воде со всех сторон шлепали лапы.              Кормик ухватил Алисму за шиворот, рывком поставил на ноги — как раз вовремя: зубы щелкнули возле самого уха. Она отпихнула тварь ногой, потом с размаху пригвоздила мечом к полу: белесое тельце лопнуло, словно скорлупа, выпуская розоватую сукровицу.              — В порядке? — спросил инспектор, когда его противник бесформенной кучей конечностей осел в воду.              — В полном! — крикнула Алисма в ответ; в самом деле, ей было грех жаловаться: она разве что промокла, а Кормику было недосуг даже вытереть кровь с разодранной в мясо щеки.              Офала продолжала пускать в ход камни, но когда с потолка вместе с очередными скелетопауками посыпалась пыль, обрушила прилавки оземь и вскинула вверх руки.              — Ко мне, живо!              Как только они послушались, вокруг загрохотало так, что единственной мыслью Алисмы стало: Офала все-таки переборщила с магией и обрушила потолок. Возможно, она даже завопила от ужаса, но за шумом этого не было слышно, а когда паника немного отпустила, Алисма поняла, что разрушения идут от них: твари разлетались под натиском громовых волн, ударялись о стены, сползали вниз, изломанные… И наконец наступила благословенная тишина, нарушаемая только их тяжелым дыханием.              — Я говорил, Офала, что безумно счастлив, что ты с нами? — хрипло спросил Кормик, и впервые Алисма была готова от всей души согласиться с ним на этот счет.              — Что это такое? — пролепетала она, едва чувствуя, как ворочается язык во рту. — Нежить или… — она вспомнила про сукровицу, — они живые?              — Даже знать не хочу, — рука Офалы тряслась, когда она откидывала со лба потемневшую от пота прядь. — Во всяком случае, сейчас. Уходим.              Любопытство Алисмы ожило настолько, что она не отказалась бы поближе рассмотреть одну из странных тварей, но предложение уйти выглядело куда более соблазнительным. Она все же оглянулась несколько раз и, к ужасу своему, увидела, что поверженные пауки вновь начинают шевелиться, совсем как нежить в Гробнице Предателей.              — Офала… — начала она, но та и сама обратила на это внимание и два огненных шара, один за другим.              Всю дорогу до сточного колодца они бежали — ускоряющих заклинаний Офала не пожалела.              * * *              Алисма ожидала чего угодно: что в талонитской молельне их будет подстерегать орда демонов; что колодец окажется засыпан камнями; что вместо лавки старьевщика они выберутся в полыхающие руины. Но все было тихо и спокойно, как будто и не было никакого путешествия в глубину веков, даже сброшенные плащи лежали на том же месте. Дожидаясь, пока Офала закончит колдовать над колодцем, Алисма остановилась в дверях. Буря закончилась, оставив только дождевую взвесь в воздухе, и все же радоваться свежести не получалось: как теперь было не думать, что эта странная для мягкой невервинтерской осени погода — не причуда природы, а предвестник чего-то чудовищного?              — Вам бы к жрецу, инспектор, — сказала она, с сочувствием глядя на Кормика. Кровь на его щеке начала запекаться, но тем заметней было, как сильно пауки-скелеты распахали его лицо. Наверное, ему даже говорить было больно.              — Успеется, — отмахнулся он. — После Брелейны. Или лучше к Девятке пойти? Ох, дьяволовы копыта, почему никто не разработал инструкцию для таких ситуаций?!              — Сразу в замок, — Офала вышла из лавки. — Нужно узнать, где Эльтура. У меня есть парочка мыслей, что ей нужно на самом деле, и ни одна из них мне не нравится.              — Я с ва… — начала Алисма и осеклась, сообразив, что ее одежда промокла насквозь, и от нее разит выгребной ямой.              Ее спутники, правда, выглядели лишь самую чуточку лучше, но Кормик решительно потряс головой.              — Нет. Ты идешь домой.              Первым порывом Алисмы было возразить, но что-то во взгляде Офалы заставило ее передумать. Кажется, мадам ждала спора с инспектором, чтобы ввернуть по этому поводу что-нибудь едкое, — а такого удовольствия Алисма вовсе не хотела ей доставлять. Офала и так прохаживалась насчет «слабости» Кормика — неужели вдобавок должна была убедиться, что собственные подчиненные ни во что его не ставят?              — Хорошо, сэр, — покорно ответила она.              — Отдохни как следует за нас всех и не суйся ни в какие гробницы. Хватит и на твой век беготни, еще и не обрадуешься потом. Кто там знает, что завтра будет…              — И мы, конечно же, вас проводим, — все-таки вставила Офала.              Гнев вспыхнул с новой силой.              — Вы что, думаете, я сбегу, мадам Офала?!              — Нет, я всего лишь хочу убедиться, что вы будете в порядке. Маленькая предосторожность на тот случай, если мы были здесь не такими желанными гостями, как можно подумать.              Просто ради того, чтобы скорее избавиться от ее общества, Алисма прибавила шагу, да и мысль о горячей ванне и теплой постели становилась все соблазнительнее с каждым порывом ветра. И все же возле черного входа «Утонувшей фляги» она замешкалась, чувствуя себя так, словно забыла что-то сказать или сделать, — может быть, предпринять еще одну попытку… Но Кормик с явным нетерпением поглядывал по сторонам, наверное, мыслями был уже в замке, докладывался лорду Нашеру, и Алисма смирилась.              — Удачи, сэр, — пожелала она, и Кормик, не оборачиваясь, вскинул руку в ответ, уходя прочь с Офалой.