Бесшумное проникновение

Дорога до городка с названием «Большая скала» заняла чуть более четверти часа – на пути не было никаких указателей, светофоров, дорожных знаков, даже белая разметка не выделялась во мраке, поэтому приходилось ехать медленно, полагаясь только на то, что выхватывали из темноты узкие лучи фар. На поворотах нужно было проявлять особую осторожность ввиду того, что по краям асфальт был покрыт тонкой коркой льда, а уставшим водителям было тяжело концентрировать внимание на таких вещах. Наконец, вдали начали виднеться редкие квадратики окон и мерцающие разноцветными огоньками праздничные фонарики по крышам – город не спал, потому что никто не спит на Рождество. Сбоку у дороги их встретила небольшая проржавевшая насквозь табличка, где было криво выбито название населенного пункта; с другой стороны была такая же надпись с припиской о том, что расстояние до шахты – десять километров. Им сообщили, что да, небольшая гостиница здесь имеется – ее построили много лет назад, когда город еще имел статус шахтерского, и сюда регулярно приезжали семьи рабочих, у которых не было возможности остаться на постоянное проживание, проверяющие, представители разных компаний, ремонтники, строители. Да, она давно не работает, потому что город находится в отдалении от основных трасс, являясь по сути закрытым, и никакой нужды в ее содержании не было. Может, вам повезет, и трубы еще не прорвало от старости и даже какая-то вода поступает в комнаты. Конечно же, мы найдем вам управляющего, и даже сумеем решить вопрос с вашим размещением, если у вас найдется достаточно денег, чтобы заплатить – ну как же отказать уставшим путникам, да еще и в такой день? Господь не простит. Деньги вообще решали множество проблем, а этого ресурса у команды Сакстона Хейла всегда было в достатке. Так что уже через полчаса они договорились с управляющим и получили ключи. Растолкав тех, кто еще не проснулся сам, наемники выгрузили из машин самые необходимые вещи и принялись за поиски удобных номеров. Возможно, они были первыми посетителями этого здания за последние много лет – об этом свидетельствовал толстый слой пыли на всех поверхностях, мутные стекла, сквозь которые мало что можно было рассмотреть, давно перегоревшие лампочки. Инженер, например, обнаружил, что в его номере свет работает только в коридоре, а во всех остальных помещениях, даже в душевой, которой полагалось пользоваться не так часто, светильники не горели. Зато в буфете, словно специально заготовленные на случай войны, обнаружился целый ряд свечей в подсвечниках, и Конагер даже не сумел удержаться от смеха. Ладно, все это неважно. Им тут только ночь провести, а не жить. Настенный календарь, тоже покрытый пылью и какой-то копотью, сообщал, что на дворе октябрь 1955 года, а на пустом столе сиротливо лежала пожелтевшая от времени газета, на первой полосе которой виднелась гордая статья о выпуске в Америке первой бытовой микроволновки. Думать о микроволновке, еде, даже о том, чтобы пойти и проверить, есть ли вообще в душе горячая (да или хоть какая-то вообще!) вода не было ни сил, ни даже желания. Он собирался оставить вещи, бегло рассмотреть помещение, а потом зайти к Джейну – совсем ведь недалеко, буквально соседняя дверь, два шага пройти, но не смог заставить себя сдвинуться с места. Поставив сумку прямо на стол, Делл осторожно присел на чуть шатающийся кухонный стул и уронил голову на сложенные руки. Почти двое суток без полноценного сна, многочисленные падения, травмы и эмоциональные переживания очень давали о себе знать. - Подъем, - послышалось над ухом через какие-то несколько мгновений – это Солдат незаметно появился в помещении и уже тормошит Конагера за плечо. – Или ты соскучился по ночам, проведенным за рабочим столом? Вообще-то, спать за столом на самом деле не было лучшей идеей – еще можно было понять, когда ты над чем-то работаешь, забывая о времени, и просто не замечаешь, как сознание выключается, а наутро удивляешься тому, как затекли конечности и ноет шея от неудобной позы, в которой провел всю ночь. Да, для Делла Конагера это было привычным и обычным делом. Но, к счастью, сейчас у него был Джейн, которого, возможно, такое положение дел не устраивало. Его голос был одной из тех вещей, которая безоговорочно завладевала вниманием – нет, не потому, что в нем присутствовали приказные нотки и Солдат продолжал разыгрывать из себя командира даже в личных отношениях, на чужой территории - когда они уже перестанут делить эту территорию на свою и чужую? Того, что он пришел и находится рядом, было достаточно, чтобы мгновенно вынырнуть из уже охватившей дремы и резко выпрямиться на стуле. - Я не сплю, - зевнув, отозвался Инженер. – Ну что там, у тебя такой же бардак и старые газеты, как и тут? – он окинул Доу с головы до ног медленным взглядом, совсем незаметно улыбаясь уголками губ. Ему изначально не нравилась идея селиться по разным номерам, но тиммейты бы не оценили иного. Было очевидно, что проводить ночь порознь они и не захотят, и не смогут – даже если под этим действием подразумевалось просто упасть на кровать и мгновенно уснуть, повинуясь потребности уставшего организма, который смог бы отключиться даже в машине. Главное, чтобы упасть и заснуть рядом и вместе, потому что это было уже не желанием, это стало необходимостью. – Что это? Ты собрал пыль со всего Биг-рока? – спросил Делл, проводя руками по плечам Джейна и стряхивая в воздух облачко пыли. – Снимай, утром вытряхнем. Пойду посмотрю, работает ли тут вода, - все-таки решив сходить в ванную, Конагер поднялся со стула, показав рукой, куда следует повесить одежду, и направился на поиски нужной двери. - Никогда еще не слышал такой завуалированной просьбы раздеться, - усмехнулся Солдат, одним движениям зацепив все, что было выше пояса, стянув это с себя и сваливая в кучу на ближайшую ровную поверхность. Обычно Джейн следил за тем, чтобы его форма выглядела безупречно, но именно сегодня ему было абсолютно все равно. – Да, вода – это здорово. Давай, чини тут все. - Не нужно меня торопить, - медленно проговорил Делл, внимательно проверяя целостность труб. Он уже знал, что теоретически это здание входило в сеть водоснабжения и было в зоне обеспечения центральной (в впрочем – и единственной здесь) котельной. Значит, горячая вода просто обязана была быть, то­­лько поворачивать кран без уверенности, что под напором трубы не прорвет, Инженер не стал бы. Ему нередко приходилось заниматься подобными бытовыми вопросами, когда на базе Красных что-то ломалось – а ломалось там что-то постоянно, потому что наемников редко заботило, как все это работает и как правильно эксплуатировать бытовые и сантехнические приборы. А некоторым доставляло извращенное удовольствие специально что-то сломать, чтобы потом бегать по коридорам и сетовать, как же плохо, что оно не работает. Конагер даже чуть улыбнулся этим воспоминаниям – странно, он и не подозревал, что будет думать об этом с такой ностальгией. – Быстрее я смогу только все тут полностью разобрать, тогда никакого душа не будет вообще. К тому же, мне намного проще было бы «чинить тут все», если бы ты не смотрел мне в спину вот так. Последняя фраза, наверное, была сказана даже с намеком, потому что этот взгляд Инженеру давно нравился, и он знал, что так только заставит Джейна еще пристальнее на него пялиться, подойти ближе, даже встать совсем рядом, буквально дыша в затылок, чтобы мешать, раздражать, злить, вызывать еще больше ответных эмоций. Хотелось ехидно добавить, что он, вообще-то, не для этого нанимался в Манн Ко., но тут проверка труб как раз закончилась, Инженер осторожно повернул скрипящий вентиль, перекрывающий воду в это помещение, и столь же осторожно повернул кран в раковине. Сначала оттуда хлынула ледяная вода, но спустя какое-то время она потеплела, и Конагер демонстративно торжествующе обернулся назад. - Что ж, ты первый… ого, - удивился Инженер, увидев обнаженного по пояс Солдата, - вижу, ты уже готов. - Чего не скажешь о тебе, - наигранно недовольно ответил Джейн. – Знаешь, принимать душ в одежде – сомнительное удовольствие, поверь моему опыту. - И этот человек мне что-то говорил о завуалированных намеках, - улыбнулся Делл, медленным взглядом скользя по фигуре Солдата, загораживающей выход и единственный путь к отступлению. - Хорошо, - почти прорычал Джейн, делая несколько шагов навстречу, но все еще сохраняя между ними заметное расстояние. – Вот тебе простой и понятный приказ, рядовой: раздевайся, - и не удержался от улыбки. Несколько секунд Делл продолжал стоять неподвижно, не отрывая глаз от этой улыбки с хитрым оттенком и от напряженной, выжидательной позы, в которой Солдат застыл в дверях. Ощущение на себе этого пристального взгляда, наполненного интересом и восхищением, все еще приводило в какое-то особенное состояние и настроение, когда кажется, что все помыслы и желания человека сосредоточены только на тебе. Конагер осознавал, каких усилий Джейну стоит оставаться на месте и держать себя в руках, деланно спокойно наблюдая за ним, сдерживая свои порывы и стремления, и поэтому не спешил выполнять его указание, продолжая рассматривать в ответ. Не то чтобы ему хотелось испытывать терпение Солдата, просто казалось, что тому так или иначе все равно не хочется получать ничего даром – даже то, что и так уже давно принадлежит ему. Потом Инженер все-таки начал расстегивать зимнюю куртку, которая до сих пор оставалась на нем – он даже забыл ее снять, когда вошел в номер, усталость затмевала все, та самая усталость, которая сейчас как будто уснула, махнув рукой на хозяина, не умеющего заботиться о себе. Далее последовали шарф и ботинки. Каждую вещь Конагер стягивал все так же неторопливо, аккуратно складывая и нагибаясь, чтобы положить на пол. Каждую секунду он чувствовал этот неотрывный взгляд, отмечающий последовательно все его действия, все более горящий нетерпением, и чем сильнее оно ощущалось, тем медленнее Делл раздевался, хотя ему самому было все тяжелее сохранять спокойствие – не от нетерпения, а от волнения. Расстегивая застежки рабочего комбинезона уже чуть дрожащими руками, он замечал, как учащается дыхание, как сердце начинает биться где-то в горле, как где-то внутри что-то трепещет, как листва на ветру; когда он принялся за пуговицы рубашки, и вовсе бросило в жар, хотя он был уверен, что щеки не отозвались привычным румянцем. Нет, он не смущался, и сейчас, наверное, ничего не боялся, просто никогда до этого Конагер не обнажался перед Джейном вот так: на трезвую голову, собственными руками, под его буквально облегающим тело взглядом, изучающим так, будто видел впервые – это было необычно, непривычно, словно на самом деле они только начали узнавать друг друга по-настоящему. Он не знал и не мог знать, какие эмоции выражает его лицо, не мог понять этого и по лицу Доу – в какой-то момент пришлось зажмуриться, чтобы не кружилась голова, и резко втянуть в себя воздух, которого всегда не хватало. Наконец, вся одежда ровной башенкой осталась лежать в стороне. В помещении было ощутимо прохладно, потому что не было смысла отапливать необитаемое здание, и кожа покрылась мурашками. Было странно чувствовать холод, когда дрожишь то от едва ощутимых дуновений ветра, который существует только в твоей голове, и одновременно – от какого-то внутреннего огня, разливающегося по всему телу с током крови. Было странно стоять напротив Джейна, одновременно наслаждаясь его вниманием, важнее которого, наверное, ничего в этом мире не было, и молясь про себя, чтобы он хоть на мгновенье отвел в сторону взгляд – может, так станет чуточку легче. - Здесь холодно, - наконец, произнес Делл, не уверенный, что знал, какой реакции ждать от Солдата. Но он стоял совсем рядом, совершенно голый, и абсолютно замерзший. Хватит смотреть. Это слишком изматывает нервы. Прикоснись. - Это ненадолго, - почти шепотом ответил Солдат, неотрывно следящий за Инженером, ловящий каждое его движение. Молния на куртке, пуговицы рубашки, пряжка ремня, застежки ботинок… Дыхание учащалось, сердце билось быстрее, тело трясло от желания, но Джейн все еще сохранял дистанцию, хотя это стоило ему огромных усилий. У него раньше не было возможности в подробностх рассмотреть это тело, каждый его сантиметр, каждый изгиб, складочку и выступающие под кожей ключицы – в прошлый раз, когда Доу так же стоял напротив обнаженного Делла Конагера, он был пьян, нетерпелив, и еще не понимал, что значит для него этот человек. Теперь же… да, Джейн достаточно долго ждал, чтобы теперь в полной мере насладиться своей наградой. Сегодня им никто и ничто больше не помешает. Им некуда спешить, и чем дальше он будет оттягивать, тем слаще будет финал. Конагер был красивым. Странно, что Джейн не замечал этого раньше – слишком был поглощен планомерным уничтожением красных построек, за которыми не видел гневного лица Инженера, не видел, как сверкают глаза на этом лице, обещая ему, Солдату, скорое и неминуемое возмездие – и не видел, насколько он прекрасен в этой чистой ярости. Наблюдая за позициями Инженера, выжидая удобный момент для атаки, Джейн не обращал внимания, как открыто и почти нежно улыбается объект его охоты, непринужденно о чем-то беседуя с Поджигателем. Не обращал внимания, что, даже таская на себе проклятые красные ящики, его спина оставалась ровной, а плечи – гордо расправленными. Теперь Солдат все это видел. Видел, и удивлялся, как он мог столько лет быть настолько слепым. Сейчас Делл был не только красивым, но и призывно-беззащитным, безоружным, зажатым в угол, покорным. И устоять против этого Джейн не мог. Он быстро избавился от оставшейся одежды, преодолел то расстояние, что все еще их разделяло, и крепко прижал Конагера к себе, бездумно водя руками по его спине, по выступам позвонков и лопаток, сначала медленно и плавно, а потом все быстрее и грубее. Тот был напряжен, словно натянутая струна – слишком тяжело было скованно-спокойно стоять рядом с Доу, ожидая, пока тот налюбуется и перестанет сдерживать собственные желания; казалось, что это ожидание продлится вечно, что это останется эдакой извращенной пыткой, запирая внутри их тел рвущиеся наружу инстинкты, раздирающие какой-то сладкой болью и затуманивающие разум. С каждой следующей секундой все вокруг начинало казаться все менее значимым и существенным, вымывая из сознания и памяти все, кроме лица стоящего напротив человека - не умеющего улыбаться лица с резкими чертами и горящим взглядом, плотно сжатыми губами, которые так нравилось целовать; лица, которое всегда появлялось перед глазами, стоило только вспомнить его имя. Джейн еще ничего не сделал, он только смотрел, только стоял рядом, но Делл знал, что заставляет думать о себе, что полностью владеет его вниманием, что заставляет его сходить с ума. Наверное, ничего в своей жизни Делл Конагер не ждал так исступленно, так безумно, как эти прикосновения – потому что теперь он мог, наконец, дать какой-то выход накопившимся эмоциям, сбросить это напряжение, выдохнуть запертый в легких воздух и сделать новый вдох полной грудью. Переход между этими состояниями длился, наверное, какие-то миллисекунды – между выматывающим ожиданием и успокаивающим удовлетворением. Оказавшись в привычно крепких объятиях Солдата, тело моментально расслабилось, обмякло, помня эти ощущения и зная, что теперь его удержат и не отпустят, что можно закрыть глаза и довериться ему, просто наслаждаться буквально разрывающими на части нахальными, но на удивление плавными, осторожными движениями сильных и уверенных рук. Наверное, только этого не хватало, чтобы окончательно отпустить организм на свободу, чтобы отключить рассудок со всеми его сомнениями и вопросами. Потому что этот организм знал, что ему было нужно, и первые же прикосновения заставили член возбужденно приподняться, и осознание этого факта, наверное, впервые не вызвало какой-то жаркой волны смущения, как будто только сейчас Конагер признал, что так и должно быть, и он действительно может этого хотеть. Наверное, сейчас Инженер позволил бы Джейну сделать что угодно, лишь бы эта связь не слабела, лишь бы оставаться так близко, лишь бы показать, как он ему нужен. Лишь бы знать, что Солдат чувствует то же самое. Странно, Конагер не был пьян, он даже не сходил с ума от бесконтрольных эмоций - он просто как никогда ярко ощущал власть своих чувств над собой, как никогда раньше хотел, чтобы Джейн знал, насколько его любят, но сказать об этом не мог, каким бы сильным не было это желание. Может, потому, что боялся напугать или смутить, а может, потому, что банально не мог говорить - дрожащие губы не смогли бы выговорить и слова. - Я тоже тебя хочу, - шептал Солдат, проводя языком по шее Инженера, слегка покусывая гладкую кожу, под которой в бешеном ритме пульсировали сосуды, следуя воле обезумевшего сердца. Осознание того, что Делл, быть может, возбужден не меньше его самого, опьяняло, окрыляло, от усталости после не самого легкого дня не осталось и следа, напротив, боевой азарт и страсть к битвам теперь сублимировались в возбуждение, только подстегивая до синяков сжимать бока Инженера, в стремлении прижать его как можно ближе и облапать как можно тщательнее. Руки безжалостно оставляли алые отметины по всему телу Конагера, потому что в понимании Джейна - чем крепче прижимаешь, тем больше дорожишь. – Воду… включи… Инженер тем временем уже совсем успел забыть, где он находится, поэтому напоминание о воде удивило его и заставило оглянуться по сторонам, чтобы убедиться – да, они все еще в душе, в помещении все еще холодно, потому что вода так и осталась шуметь в трубах, а они так и стоят, согреваясь лишь жаром тел друг друга и тяжелым, горячим дыханием друг другу на ухо. Каким-то краем сознания Конагер понимал, что Джейн делает с его телом, ощущал его беспощадные, жадные, яростные прикосновения, каждое из которых оставляло на коже следы и синяки от зубов и пальцев, словно пронизывая насквозь, чем дальше, тем ненасытнее. Но он не ощущал никакой боли – наверное, не потому, что привык к тому, что Солдат не мог и не умел иначе выражать свои чувства, стремления и желание быть как можно ближе, и не потому, что уже давно расценивал боль, как неизменный элемент их отношений. Наверное, сейчас он просто был слишком занят, слишком увлечен, слишком влюблен, чтобы обращать внимание на физический дискомфорт; им завладела какая-то сумасшедшая эйфория, которая заглушала эти слабые сигналы об опасности, заставляя вопреки всему продолжать эту грубую игру, не думая о себе, не оказывая закономерного сопротивления, не чувствуя более никаких препятствий. Его собственные руки наоборот мягко скользили по спине и плечам Доу, стараясь при этом так же сильно прижимать в ответ, потому что постоянно казалось, что они слишком далеко друг от друга, что можно придвинуться еще ближе, чтобы стук их сердец сливался в единый звук, потому что такого телесного контакта теперь всегда было мало. Минута расслабления и спокойствия прошла, нахлынувшие эмоции и возбуждение заставляли поддаваться действиям Доу, беззаветно отдаваясь в его руки, концентрироваться только на нем, закусывая губу, чтобы с дыханием наружу не вырывались стоны, будто Конагер в самом деле стеснялся того, как сильно он нуждался в этих объятиях, как сильно зависело его состояние от того, что чувствует и как чувствует Джейн Доу. - Я и так уже полностью твой, - прошептал Делл на ухо Солдату, и ему нравилось осознание этого факта, оно окутывало каким-то успокаивающим теплом. Не глядя он нащупал кран и повернул его: струи теплеющей воды каким-то целительным бальзамом пришлись на истерзанное тело, смягчая неосознаваемую, но все же реальную для организма боль. – Но этого недостаточно – просто хотеть, - еще тише произнес Конагер, не задумываясь о том, как можно понять его слова и что он сам хотел ими сказать; наверное, за него говорили его желания и инстинкты, подстегнутые словами Джейна. Делл знал, чего тот долго и терпеливо ждал, видел, какими глазами на него смотрел, только до этого момента сам не был готов дать Солдату то, чего он так хотел – нет, что было ему жизненно необходимо. Было что-то особенное в том, чтобы являться объектом такого дикого желания, и даже казалось невероятным, что именно он способен воплотить это желание в жизнь – ради этого, пожалуй, стоило рискнуть. – Недостаточно близко. - Кому ты принадлежишь? – шепот Джейна был низким от возбуждения, а крепкая хватка за подбородок и прямой, требовательный взгляд в глаза с этими темными искорками где-то на их дне принуждали к ответу незамедлительно. Солдат не раздумывал над ответом сам, наверное, в его сценарии он уже был готов и почти прозвучал, но он не мог не задать этот вопрос, потому что ему все еще нужно было разрешение, приглашение на эту чужую пока еще территорию. Может, в следующий раз и до самого конца жизни он будет поступать, как привык: приходить и брать то, что принадлежало ему по праву, без вопросов, сомнений и ограничений, но именно сегодня и именно сейчас он будет осторожен и аккуратен. Этот момент, эта ночь – слишком значимы. Этот человек с яркими глазами, сейчас тянущийся к нему и готовый на все – слишком значимый. - Тебе, - таким же шепотом отвечал Инженер, каким-то шестым чувством понимающий, насколько необходим Джейну его очевидный и знакомый ответ, насколько важно и нужно было слышать его снова и снова, раз за разом подтверждая это право обладания и собственную власть над ним. И Конагеру действительно хотелось раз за разом отвечать, потому что он не мог представить для себя большего удовольствия, чем принадлежать этому человеку – может быть, он сам и существовал с самого начала только для этого? Может быть, его даже переставало пугать это чувство беспомощности каждый раз, когда он оказывался в руках Солдата, делающего с ним все, что хотелось, может, это чувство давно переросло во что-то другое, вызывая острую потребность поддаваться чужим желаниям, находя глубокое удовлетворения от осознания того, насколько на самом деле и Джейн от него зависит – пусть даже не задумывается об этом и ни за что не признает. Может быть, Делл настолько был уверен в собственной безопасности, что, ощущая крепкую хватку и зная, что ждет его совсем скоро, даже забыл о своих страхах и опасениях. Теперь он сам стремился навстречу тому, чего так долго и старательно избегал – до сих пор не зная, хочет ли этого сам или просто желает сделать счастливым любимого человека. – Тебе. Он старался дышать медленнее и глубже, но ритм сбивался, заменяясь короткими судорожными вдохами, опаляя кожу Доу горячим выдохом. Теплая вода из душа, поначалу согревающая от промерзшего воздуха, теперь казалась едва ли не ледяной, но все равно неспособной охладить возбужденное тело, одновременно расслабленное - и внутренне напряженное до предела в ожидании. Сгорающее заживо от прикосновений чужих рук, неспособное пошевелиться, разрываемое на кусочки запертой внутри энергией, прорывающейся наружу только подрагиванием кончиков пальцев, которыми он старался цепляться за плечи Джейна в тщетных попытках оказаться еще ближе. - Я не передумаю, - еще тише произнес Делл, не задумываясь, ради чего звучит эта фраза – чтобы убедить себя, что точка невозврата уже пройдена, что ему некуда отступать, что он не захочет отказаться от того, что между ними происходило; или чтобы дать Солдату понять, что нет более никаких препятствий, потому что интуитивно чувствовал какой-то немой вопрос? Теперь Джейн смотрел на Инженера взглядом голодного зверя, на дне его глаз жестокость и возбуждение сливались в одно целое, в то, без чего он не представлял своей жизни. Он рывком развернул Делла спиной к себе и впечатал того в стену, наваливаясь всем весом. Джейн пьянел от чувства собственной власти, пьянел от вкуса и запаха шеи, которую он терзал зубами, пьянел от неожиданно гладкой и нежной кожи, пока его руки жадно ощупывали груди и живот механика.  Казалось, что ему не хватит времени и сил, чтобы изучить предложенное тело до конца, чтобы потрогать и выучить каждый его сантиметр: он все это увидел, теперь хотелось пощупать и запомнить на уровне подсознания. Солдату хотелось всего и сразу, и доступность, которую он так долго ждал, теперь сбивала с толку, превращая любой план действий в хаотичный комок мыслей. Джейн взял его член в кольцо пальцев и медленно провел рукой вверх-вниз, прислушиваясь к чужой реакции. Собственное тяжелое дыхание и шум воды не позволяли следить за дыханием Конагера, но взятое в плен тело, такое заманчиво отзывчивое, говорило лучше своего хозяина. Втянуть в себя воздух, вздрогнув от прикосновения пальцев Солдата, Делл сумел, на выдох сил не осталось. Он не ощущал холода кафельной стенки, к которой его с силой прижимал Доу, не ощущал затхлости запертого в легких воздуха с влажным привкусом пыли, не ощущал даже никакой боли от зубов, оставляющих багровые следы на его шее – наоборот тянулся навстречу этому своеобразному контакту, заменяющим сейчас привычные поцелуи, которые казались теперь недостаточным проявлением чувств, слишком слабым, слишком неубедительным символом взаимного притяжения и желания друг другом обладать. Иногда Конагеру удавалось поймать взгляд Джейна – совершенно безумный, без какой-либо тени мысли, взгляд хищника, которому удалось догнать и зажать в угол свою жертву, и теперь можно любоваться ею, знаю, что она никуда не уйдет. Жертву, которая дала себя догнать и поймать в капкан, потому что давно хотела в нем оказаться, потому что чувствовала себя там на своем месте. Особенно сейчас, когда он был кому-то так жизненно необходим, когда кто-то так хотел его заполучить, когда можешь позволить кому-то собой владеть, каждую секунду чувствуя прикованный к себе опьяняющий взгляд, одновременно пробуждающий и естественный человеческий страх – перед неизвестностью, болью, беззащитностью, и приводящий в напряженное состояние готовности: когда ожидаешь настоящего нападения. Хотелось ли ему когда-то свободы? Нужна ли она ему была вообще? Он согласен был от нее отказаться. Может быть, он был сейчас согласен даже на то, чтобы отказаться и от владения собственным телом, полностью отдавая Джейну все права, словно это был его рождественский подарок – им обоим. Хотелось отдать ему все на свете, но Делл не мог предложить ничего ценнее самого себя. Того себя, которого он все равно больше не контролировал. Медленное движение ладоней Доу по бокам так же медленно доводило до сумасшествия, окатывая весь организм горячими волнами, вымывая из головы последние мысли, за которые разум еще цеплялся в отчаянных попытках сохранить свою личность, не дать окончательно раствориться в ком-то другом, не отдаться ощущениям – чужим и собственным. Он неосознанно подался навстречу этим рукам, выгибаясь дугой, буквально подставляя себя под эти жадные прикосновения, которых не хватало им обоим – если бы только можно было замедлить время, растянуть его, как резину, чтобы вместить как можно больше в одну секунду, чтобы получить как можно больше друг от друга , чтобы наполнить мир этими сладкими ощущениями. Столь же болезненно медленное скольжение пальцев по его члену уже начинало казаться каким-то непреодолимым испытанием – Джейн будто дразнил его, будто намеренно растягивал свое любование и это знакомство, будто пробовал на вкус новоприобретенные возможности, проверял его терпение и прочность нервов. А может, просто играл, но поддерживать эту игру было так нелегко: он мог только тяжело и часто выдыхать, вздрагивая от каждого движения сжимающих его пальцев, не зная даже, вырывались ли наружу эти тихие стоны, просил ли он Солдата продолжать или просто хватал ртом воздух. Инженер ощущал себя каким-то застывшим, напряженным, скованным комком оголенных нервов – Джейн еще ничего не сделал, а он чувствовал так много и так сильно, словно этот дикий выброс эмоций выступал своеобразным усилителем. - Скажи мне, чего ты хочешь, - за возбужденным шепотом последовал укус за мочку уха, а рука Солдата продолжала двигаться по члену Конагера, следуя собственному жесткому ритму, а вторая рука, медленно пройдясь по бедру, легла на ягодицу и крепко ее сжала. Казалось каким-то невероятным, что это мягкое, нежное создание, сейчас застывшее в его руках, было способно создавать смертоносное оружие и без колебаний обрывать чужие жизни, не давать пройти всей вражеской команде и заставлять стольких людей себя ненавидеть. Скажи, Джейн Доу, если бы ты раньше понял, почему тебя так к нему тянет, почему ты сходишь с ума от желания собственноручно отправить его на респаун, стереть с лица улыбку и заткнуть его негромкий, переливчатый смех обратно в его глотку — может, это наваждение отпустило бы? Чего хотел Инженер? Инженер хотел Джейна Доу – целиком и полностью. Хотел знать, что тот увлечен только им, занят только им, думает только о нем – и, по сути, неважно было, что он будет при этом делать. Неважно, где будут его руки, и где он оставит очередной укус, продолжит ли эту легкую игру или перейдет к чему-то серьезному. Сейчас любое прикосновение вызывало сумасшедшую реакцию, сейчас казалось, что Конагер готов принять любое действие, совершенное этим человеком – может быть, даже умереть от его руки. Насовсем. Чтобы это стало его последней мыслью и последним воспоминанием – а когда-то он боялся Солдата за то, что тому хватало всего пары ракет, чтобы отнять его жизнь и сломить сопротивление. Боялся, хоть и маскировал это противное и липкое чувство за яркой и пылкой ненавистью, которую так легко было подогревать, которая толкала на безумные поступки, заставляла хватать в руки оружие и первым наносить удары, рискуя всем – позициями команды, контрольными точками, своими постройками, своей жизнью. Так хотелось его уничтожить, даже если это будет стоить ему всего. Снова показать, что он способен на это, как бы не был ощутим этот страх и чувство опасности. Подумать только – даже тогда Джейн всего этого заслуживал. Наверное, Делл Конагер боялся Солдата и сейчас. Отчасти. По-другому. По-прежнему нарываясь на неприятности, как и раньше рискуя всем тем, что Солдат мог сделать с ним, потому что было ради чего. Если бы он только мог говорить, а не пытаться сквозь частое дыхание сделать хоть глоток воздуха; перед глазами темнело, а попадающие под веки капельки воды резали глаза, заставляя зажмуриваться и лишать себя последней связи с окружающим миром. Он с трудом подавлял желание прикоснуться рукой к своему члену и сжимающей его чужой руке, чтобы сделать эти ощущения еще насыщеннее – не хотелось вмешиваться, хотелось только наслаждаться ускоряющимися движениями чужих пальцев, которые знали, как доставить ему удовольствие. Слушать горячее дыхание Доу в ухо, чувствовать на себе этот пожирающий взгляд, его прижатое сзади возбужденное и напряженное тело, все еще ждущее своего часа – и откуда только было столько выдержки? Делл послал Джейну короткий беспомощный взгляд – кажется, он даже слов подходящих не знал, чтобы описать свои желания, чтобы объяснить, чего хотел. Или, может, знал, но забыл, неважно – ответить Делл не мог. Ладонь на ягодице оставляла после себя пылающий след: как клеймо, как знак того, что он чья-то неприкасаемая собственность, и ни одно чувство на свете не могло сравниться с этим. - Я хочу это услышать, и ты мне это скажешь, - шепот Джейна стал каким-то надрывным, а дыхание еще более неровным, прерывистым. Рука, сжимающая ягодицы, скользнула между ними, требовательно надавливая пальцем на колечко мышц. Сейчас Солдат не имел ни малейшего представления, что будет дальше — он не был уверен и в себе и своей способности остаться на плаву и не утонуть с головой в этом омуте, ни в Инженере — достаточно ли тот спокоен, расслаблен, уверен, достаточно ли доверяет? Джейн был готов, что сейчас такое послушное и податливое тело моментально станет напряженным комком нервов, но тогда он обязательно придумает что-то новое. Почему-то услышать эти слова от Инженера для Доу было очень важно. Конагер не мог не уловить эту эмоцию, не мог не заметить, как звучал этот своеобразный приказ – который на самом деле, наверное, был замаскированной просьбой, может быть, даже каким-то отчаянным требованием, когда не знаешь, как еще выразить свою потребность в чем-то. И почему-то для самого Инженера произнести вслух то, что так хотел услышать Джейн, было тяжелее, чем все ящики с постройками в мире вместе взятые. Как будто стоит ему открыть рот – и он словно смирится с происходящим, словно признает, что его согласие продиктовано не стремлением осуществить то, чего так страстно желал тот, кого он любит, а собственным желанием, собственной необходимостью, игнорировать которую больше не было ни сил, ни возможности. Как будто Делл Конагер возьмет всю ответственность на себя, как будто сам попросит – а не просто примет чужие ласки, как будто его вины вовсе и нет.  Может, этого Солдат и хотел. В последний раз убедиться, что Делл на самом деле понимает, на что идет. Убедиться, что Делл на самом деле понимает, кого он выбрал. Убедиться, что тот уверен в своем выборе до конца. - Джейн, - протянул Инженер, перехватывая его руку и сжимая пальцы изо всех сил – становилось все тяжелее выносить эту игру, в которой Доу разжигал его эмоции и ощущения до предела, а потом неожиданно останавливался, будто испытывая прочность нервов, будто манипулируя его абсолютной беспомощностью, отлично понимая, в какое состояние повергает того, кто исступленно бьется в его руках. Делл бы сказал Солдату что угодно, чтобы прекратить эту пытку – пусть она и доставляла какое-то извращенное удовольствие, хотя эти резкие перепады ритма причиняли почти настоящую боль. Сказал бы, что угодно – если бы только знал, как. - Джейн, – еще тише выдохнул Инженер, чувствуя прохладную руку между ягодицами, уверенно, но осторожно изучающую эту новую территорию – будто ожидая настоящего приглашения. Едва ощутив этот палец, только пробующий до сих пор расслабленные и спокойные мышцы, Конагер непроизвольно дернулся, плотно сжимая ягодицы – нет, не в знак сопротивления, наоборот, столь же неосознанно толкнувшись навстречу этому прикосновению, не давая пальцу проникнуть глубже, только еще сильнее ощущая его давление. Может быть, это подобие электрического разряда, прошедшего через его тело в этот момент, и стало той последней каплей. Он ведь уже все равно все решил. Доу хочет услышать это, и он это услышит. Неважно, в какой форме это прозвучит. Делл откинул голову Солдату на плечо, пытаясь заглянуть ему в глаза, уже не ощущая попадающих на роговицу капель воды, и на одном дыхании выпалил: - Трахни меня, - да, совершенно неважно, как это прозвучит – пожалуй, чем грубее была фраза, тем проще ее произнести. Ты слышишь, Джейн Доу? Вот чего я хочу! Ты доволен? – Прямо сейчас. Солдат ничего не ответил, потому что теперь он не мог говорить – его захлестнула обжигающая волна возбуждения, заставляя мышцы пресса сжаться в приятном спазме. Он был напряжен до предела – казалось, он готов был кончить только от этого тихого голоса, который едва можно было услышать за шумом воды, от понимания, что теперь ему можно все, от осознания, что это прекрасное тело, которое он так жаждал, теперь на самом деле принадлежит только ему. Исследуя новое пространство, палец растягивал, входя под разными углами, медленно поглаживая стенки прямой кишки. Чтобы заглушить неприятные ощущения от второго, а затем и третьего пальца, Солдат периодически целовал спину и шею механика, чередуя поцелуи с требовательными движениями руки по члену. Тот молчал, прислушиваясь к своим ощущениям, которые он все еще мог разграничивать, несмотря на то полузабытье, в которое его ввергал Солдат своими словами и действиями. Он не мог сказать, что испытывал боль в полном смысле этого слова – какой-то дискомфорт, наверное, необычное ощущение чего-то чужеродного там, где этого быть не должно и никогда до этого не было. Может, он намного больше просто боялся, чем на самом деле что-то чувствовал. Сначала это было слабое ощущение, почти незаметное за прочими, более привычными, более приятными и волнующими, хотя медленное скольжение пальца где-то внутри отчасти можно было даже назвать приятным – в те секунды, когда организм переставал сходить с ума, повинуясь осознанию того, что ничего особенного пока что не происходит. В те секунды, когда Конагер вспоминал, что нужно дышать, а не замирать, затаив дыхание. Джейн продолжал исследовать, и теперь даже его поцелуи, дающие какое-то секундное умиротворение и вызывающие вспышки тепла в груди, больше не могли заглушить другие ощущения, даже все еще более яркие эмоции, вызванные его другой рукой, до сих пор не отпускающей член Инженера, не могли отвлечь от теперь уже реальной боли. Делл против воли все еще отчаянно старался сжимать это кольцо мышц, будто это могло помочь ему избавиться от этих ощущений, будто это могло заставить Доу прекратить – и совершенно неважно, что им обоим было нужно совсем другое, слишком тяжело еще было справиться с защитными рефлексами взбудораженного нападением тела, которое не понимало, что ему не причинят вреда, что это не враг. И чем сильнее сжимались зубы и сокращались эти мышцы, тем глубже проникали пальцы Солдата, преодолевая сопротивление, растягивая сначала вход, а затем и стенки кишки, теперь уже не медленно и осторожно, а настойчиво и методично – не расслабляя и успокаивая, а только готовя для следующего проникновения. Наверное, стоило напоминать себе, что скоро это закончится, что скоро это больше не будет ощущаться вот так, но сосредоточиться на чем-то, кроме буквально разрывающих изнутри пальцев, казалось, было просто нереально. Уголок рта дернулся, но Конагер сумел сдержать полузадушенный вскрик, готовый вырваться из горла. Хорошо, что Джейн не видел его лица и прокушенной до крови губы. Может быть, он даже не узнает, насколько больно и неприятно ему сейчас было. А может, он наоборот догадывался, поэтому и старался сделать это быстрее, старался вместе с болью доставить и удовольствие – чтобы в памяти отложилось не только плохое. - Я так хочу тебя, - прерывисто шептал Солдат Конагеру в шею, прижимаясь бедрами к его телу - он сгорал изнутри, желание достигло пиковой точки, начала обратного отсчета, после которого не останется никого и ничего, только безумие и страсть, полное забытье. – Надо было сразу… еще на вашей базе тебя выебать… - В который из раз? – вместе со словами все-таки вырвался тихий стон, но вряд ли Доу это заметил. Казалось невероятным, что Солдат мог столько времени спокойно смотреть на него, не осознавая своих внутренних желаний, надежно спрятанных за многолетней ненавистью, находящих в ней свое выражение. Хорошо, что не осознавал. Может, ненавидеть действительно было проще, чем любить, и порой Инженеру хотелось вернуться в прошлое, к этому понятному и знакомому состоянию, но он бы не хотел, чтобы все сложилось иначе. - Во все… - Доу окончательно утратил над собой контроль. Надавив Конагеру на плечи, он опустил его на колени, властно поглаживая по спине и бедрам. На лице против воли расплывалась жестокая, торжествующая улыбка, больше похожая на оскал свирепого хищника – хорошо, что Инженер ее не видел. – Теперь-то я тебя никуда больше не пущу… хоть вырывайся, хоть нет….  Вырываться Делл пока что не собирался – это сделало бы боль еще сильнее, даром, что Доу больше не терзал его своими пальцами, после которых внутри чувствовалась какая-то зияющая пустота, которая так и призывала ее чем-то заполнить, просто сводила с ума – разве так и должно быть? О нет, он не станет вырываться, он не доставит Джейну этого удовольствия – достаточно было пережитых ощущений, всех прочих неудобств, о которых они оба наверняка потом и не вспомнят. К чему вырываться, если уже смирился со своей участью, если сам об этом попросил, если отлично понимал, на что согласился, если и так понятно, что некуда бежать? Если, несмотря ни на что, все равно хотелось это испытывать. - Ты мой. Только мой. Не отдам никому… Несмотря на ноющую боль, и дискомфорт, и страх, тело все равно пронзила приятная, обжигающая дрожь – удивительно, что он еще способен чувствовать, и Делл резко выдохнул, едва ощутив его член между ягодицами, прижимающийся ко входу в анус, все еще ограниченному плотно сжатыми мышцами. Конагер достаточно доверял Джейну, чтобы позволить ему войти внутрь, но заставить успокоиться напряженное тело, полностью расслабиться, просто повиснуть в чужих руках было для него все еще сложно. Впрочем, психологически он больше не ощущал прежнего негатива. Может быть, ему просто нужно еще пару минут. Джейн наклонился к Конагеру, прижимаясь грудью к его спине, стараясь сделать их контакт еще ближе, обжигая тела друг другом. Казалось, кожа не может быть еще горячее, что она просто плавится, оставляя в местах соприкосновения глубокие ожоги, но Делл все равно выгибался навстречу этому контакту, потому что ему хотелось максимально сблизиться с Доу, заполучить себе каждый миллиметр его тела, даже если от него самого потом ничего не останется. Неведомое до встречи с этим человеком желание обладать кем-то целиком и полностью и физически, и духовно, просто пожирало изнутри, сжигало, может, даже заставляло забывать обо всем болезненном и неприятном – сейчас они были близки, как никогда, как единое целое, во власти друг друга. Даже не столько думая об этом, сколько ощущая, Конагер постепенно снова обретал контроль над сходящим с ума организмом, постепенно расслабляясь и стараясь настроиться на рваный ритм чужих движений, а Джейн не торопился, постепенно проникая в него, стараясь избежать обоюдных неприятных ощущений. Солдат останавливался после каждого отвоеванного миллиметра вопреки кричащему желанию заполнить его одним резким толчком. Делл только тяжело дышал, стараясь не думать о распирающей изнутри, медленно сходящей на нет боли, которая столь же медленно заменялась уже другими ощущениями тем сильнее, чем глубже в него входил Доу. - Расслабься, кексик, - прозвучало не особо ободряюще, но тон своего голоса Солдат тоже больше контролировать не мог, он был на взводе, против воли все сильнее сжимая бедра Инженера крепкой хваткой, оставляя на его коже синяки от пальцев. Наверное, им обоим сейчас было тяжело, как еще никогда тяжело не было – столь сильное желание, с каждой секундой все растущее возбуждение, буквально трясущее в лихорадке прижатые друг к другу тела, не оставляли никакой возможности повиноваться чьим-то указаниям, даже если это указания собственного разума. Но Делл пытался, как мог, и ему становилось все легче, потому что он мог полностью отдаться чувству заполненности этой внутренней пустоты, чувству приятного, мягкого скольжения где-то там, в глубине; наверное, ничего более удивительного и странного он никогда раньше не испытывал. - Я не сделаю тебе больно, - обещал Джейн, и эта фраза тоже сорвалась с его губ против воли – он никогда и никому такого не говорил, и никогда до этого ощущения партнера не имели для него такого значения. И никогда до этого он не чувствовал такого диссонанса между похотью и какой-то извращенной заботой. – Но ты говори, если что… Нет, Делл ни за что не скажет этого, не позволит Джейну остановиться: они оба слишком долго ждали, слишком хотелось закончить начатое – сейчас это занимало все его помыслы, сосредоточенные и на собственных ощущениях, и настроенные на его. Не заставит даже на мгновенье почувствовать свою вину и отвлечься на мысли о причиненных ему неудобствах – это того не стоило, только не сейчас, когда они почти одержали еще одну совместную победу, может быть, самую важную за все время. Возможно, отчасти… почему-то казалось очень важным не показывать свои слабости, как будто на самом деле эта война за право оказаться сильнее вовсе не закончилась со смертью Маннов, а только приобрела другую форму. Он это выдержит. Поэтому Инженер только кивнул, ощущая во рту соленый привкус то ли своей крови – губа была напрочь искусана, потому что только так он бы сумел сдержать внутри то ли крик, то ли всхлип, готовый вырваться в момент, когда Солдат только вошел, заставив почувствовать секундную вспышку резкой, ослепляющей боли; то ли собственных горячих слез, сквозь плотно сжатые веки против воли струящихся по пылающим щекам – слишком сильными были эмоции, слишком яркими ощущения, слишком близко был Джейн, часто дыша у самого уха. Наверное, еще ни разу до этого он не чувствовал себя настолько… морально обнаженным, настолько открытым для кого-либо, настолько зависимым от кого-то. Настолько кому-то нужным. Теперь было уже совсем не больно, но Делл не мог выцепить те самые ощущения, появившиеся, когда Джейн достиг самого его дна – они смешивались со множеством других непонятных ощущений, но стоило перестать думать об этом, и чувство чего-то пульсирующего где-то глубоко внутри, разливающего по телу волны какого-то нежного, убаюкивающего тепла полностью завладело его сущностью. Слишком правильным и замечательным было то, что Делл чувствовал сейчас, ощущая внутри его член, плотно обхваченный собственными мышцами. Сколько времени прошло с тех пор, как Джейн впервые прикоснулся к нему этим вечером? Тысячи, миллионы секунд. - Нет, - вдруг проговорил Солдат, одним коротким словом заставляя вынырнуть из этого океана эмоций на поверхность. Конагер буквально кожей чувствовал напряженность позы Джейна, его растерянное бездействие, и казалось необходимым убедить его, что все в порядке, что он не сделал больно, что ничего не испортил. Сейчас Инженеру было хорошо, и он хотел знать, что Доу чувствует себя так же - хотелось поделиться этим настроением, а не переживать свою вину за то, что, быть может, он как-то не так себя повел, что-то не то сказал или сделал, потому что не знал, как нужно и чего от него хотят. Но как можно было помочь кому-то, если сам ощущаешь себя уязвимым, как никогда? Ему было слишком странно, слишком непонятным было самоощущение, чтобы понять, что он на самом деле ощущает, что изменилось в его самосознании, что изменилось в его видении их отношений – и хоть сейчас размышления слабо поддавались контролю и мелькали образами на изнанке сознания, он мог дать Джейну только это, свою слабую улыбку и попытку показать этим, что все в порядке. – Нет, это неправильно, - шепотом говорил Джейн, будто обращаясь к самому себе – в общем-то, так и было. Делл Конагер не был обычным человеком. Не был мужчиной на одну ночь или даже на две. Не был Медиком, от которого нужен был только секс, да крики погромче, и этого было достаточно. И даже сейчас, охваченный сильным, как никогда желанием, Джейн почему-то понимал – он совершает ошибку. Он мог трахаться с Медиком на полу, на столе, в машине, в пыльных сараях, где угодно, потому что возбужденный Солдат был простым животным, для которого мелочи не имели значения. Но сейчас, в эту минуту все было по-другому. Солдат был другим. И человек, которого он обнимает, заслуживает лучшего. Может быть, когда-то они смогут заниматься любовью на полу, на столе, где угодно, может, это животное снова можно будет отпустить на свободу, но сегодня… нет. Джейн одним резким движением вышел из Инженера, заставив того сдавленно охнуть, подхватил его на руки, стараясь не смотреть на лицо, не смотреть в глаза, потому что не хотел видеть, что тот чувствует. Удивительно. Все-таки существовали вещи, которых Солдат может бояться. Они медленно двигались в направлении спальни, дверь в которую была приоткрыта. Джейн молчал, Делл тоже. События воспринимались как-то отстраненно, окружающее казалось размытым и нереальным – темный коридор, темная комната, сквозь окна которой просвечивали уличные фонари и ложились на пол полосками света, кровать с темным покрывалом, белеющие в изголовье подушки. Что происходит? Это с ними происходит? Почему все это было так странно? Солдат опускает Конагера на матрац и склоняется над ним – находя в себе силы посмотреть в лицо своему страху и вглядываясь в лицо Делла, стараясь понять, что происходит в его душе, потому что происходящее в собственной больше не понимал. Он все еще хочет этого человека, хочет, как никогда, и возбуждение никуда не делось, все тело буквально кричит о том, что они еще не закончили, но, быть может, впервые в жизни что-то оказалось сильнее этого. Все это вызывало у Инженера какие-то щемящие ощущения в груди – он не привык видеть Солдата таким, это не вязалось с его обычным ежедневным обликом, и даже в столь интимных ситуациях он редко бывал настолько… нежным? Как же это нелепо и неправильно звучит. Но сейчас он был именно таким. Тем самым человеком, который молча водит рукой по его щеке и губам, блуждая тревожным взглядом по лицу и притягивая поближе, чтобы не разрывать их телесный контакт: пожалуй, этого Конагер сейчас не хотел больше всего – перестать чувствовать его тепло. Джейн, наверное, тоже ощущал нечто подобное, потому что сейчас они были необходимы друг другу, как никогда – два по-своему беспомощных и растерянных человека, которые не знали, как себя вести. Случившееся этим вечером словно протянуло между ними новую, пока еще тонкую и хрупкую ниточку доверия, которая, тем не менее, уже стала, быть может, самым крепким звеном связывающей их цепи. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, словно стараясь прочитать мысли; по лицу Доу гуляли отблески далеких разноцветных огоньков, пробивающихся сквозь грязные стекла. Рождество. Все-таки сегодня было Рождество. - Поцелуй меня, - вдруг произнес Конагер, который больше не мог выносить эту тишину. Солдат никогда не спросит: может, для него это было бы слишком тяжело, слишком непривычно, слишком неловко, но все же это было написано на его лице, в его беспокойном взгляде, чувствовалось в особенно крепких, отчаянных объятиях. Было необходимым что-то сделать прямо сейчас, как-то ответить на незаданные вопросы - слишком давило это угнетенное настроение, это смятение, этот настороженный взгляд, может, отчасти тоже напуганного человека. Нет, он не должен быть таким. Только не он, только не теперь – в минуту своего триумфа. – Поцелуй меня, Джейн, - повторил Делл, протягивая руку и осторожно кладя ладонь на его бедро, намекая, что все еще хочет этой близости. Да, им трудно говорить о многих вещах, трудно до конца привыкнуть друг к другу, перестать бояться сделать друг другу больно, но даже Солдат не сможет не понять этот невербальный сигнал. Ты все делаешь правильно. - Ты все еще хочешь… этого? - по лицу Джейна было заметно, как он колеблется. Слишком странным было ощущение этой новой ответственности, слишком оно мешало привычному пониманию мира.  Попросив дважды, Инженер, конечно, не оставил ему времени сомневаться дальше, в конце концов, собственное измученное ожиданием тело недвусмысленно намекало на продолжение, моментально отозвавшись на такое простое прикосновение. Сначала Доу аккуратно, готовый в любую секунду прекратить, коснулся губ Конагера своими, постепенно восстанавливая прежний запал, ощутимее прижимая механика к себе, более уверенно вторгаясь в его рот языком. Это было сложно - послевкусие от того, что ты прервался в самый неподходящий момент, все еще отдавало своей горечью, не позволяя заводиться на полную, выйти за грань, которая теперь стала отчетлива, видна, прохладна. Если Инженер захочет, он почувствует и поймет, что сделать дальше. - Хочу, - сказал тот. Чем дальше – тем сложнее было разобраться в своих желаниях. Попросив Доу попробовать еще раз, он действовал скорее инстинктивно, не отдавая себе отчета в собственных словах, не учитывая свое состояние – физическое и душевное, он только хотел еще раз испытать все эти ощущения, чтобы лучше их понять, чтобы окончательно разграничить, чтобы боль перестала преобладать над удовольствием. Хотел почувствовать что-то большее, чем просто моральное умиротворение, состояние какой-то приятной разбитости. Может быть, отчасти это было отражением желаний Солдата, которому хотелось продолжать – желаний, которые отчетливо ощущались и сейчас, сквозь какой-то робкий, неуверенный поцелуй. Слишком неуверенный – будто Джейн каждую секунду ожидал, что Конагер отшатнется и куда-то убежит. Такие осторожность и сдержанность пугали Делла еще больше, чем нетерпение и напор, с которыми Доу действовал раньше. Казалось, что он всеми силами контролирует каждое свое действие, чтобы ни в коем случае не потерять контроль, движимый внутренними сомнениями и опасением причинить вред. Как будто слепой, который старается наощупь идти в темноте. Раньше ему ничего не мешало, раньше он мог быть самим собой, не задумываясь о том, то собственные желания нужно держать в узде. И наверняка раньше он был намного, намного счастливее. Может, своей мнимой беззащитностью, уязвимостью и растерянностью Конагер внушал ему, что его легко разбить, что ему нужна мягкость и постепенность – да, может, и нужна, только не такой ценой. Может быть, ему на самом деле была нужна какая-то пауза. Но он ведь никогда не слушался ни инстинкта самосохранения, ни тревожных сигналов своего организма. Поэтому, реагируя на эти касания губ, Инженер обхватывает его лицо руками и притягивает к себе, как будто показывая, что не отстранится, стараясь целовать увереннее, пытаясь раздуть угасающее пламя – насколько умел, насколько хватало сил. Его рука скользнула по щеке, провела пальцами по шее и плечу, по спине, спускаясь на бедра и ягодицы – по маленьким искоркам возрождая в теле прежнее возбуждение, вызывая непреодолимую потребность прижаться к Солдату еще теснее, чувствуя, как вновь учащается дыхание и горячеет кожа от прикосновений к этому телу – не вспышкой, не сносящим все на своем пути взрывом, а медленно и плавно. Наверное, это даже можно поддать контролю. Наверное, сейчас происходило уже что-то совсем другое. Так непривычно было брать на себя инициативу, играть эту необычную для себя роль, стараясь любыми способами вернуть этот вечер в прежнее русло, потому что слишком больно было видеть Джейна таким. Чтобы не смотреть ему в лицо, Делл вновь закрывает глаза, осторожно водя губами по его шее, надеясь, что такого намека будет достаточно. У Джейна никогда раньше не было такого состояния и таких мук выбора. Он не представлял, каково было тем, кем он пользовался – да, именно это он и делал, хотя сейчас слово прозвучало гадко и хотелось просто зарыться в землю, подальше от этого противного и липкого чувства отвращения к самому себе. И Джейн не мог знать, насколько больно, неприятно или страшно было сейчас Инженеру, который понятия не имел, что его ждет, но не отступил – мог ли он в самом деле получать от этого удовольствие? Это доверие, которое Солдат неожиданно осознал, обрушилось на него лавиной, как и какая-то новая, непривычная ответственность, которую он вдруг ощутил. Почему все это стало так важно? И все же, Делл не отступал и теперь. Сегодня им обоим предстояло справиться со своими страхами. Возможно, Джейну это дастся с гораздо большим трудом. Куда проще снова сейчас отдаться желанию и просто спрятаться от самого себя, вторгаясь в чужое тело и растворяясь в чужих ощущениях, глядя на чужое лицо и ловя каждую эмоцию, как можно дальше оттягивая момент, когда придется осознать ответ на свои вопросы. Делл чувствовал скованность Солдата, который казался сейчас взведенной пружиной – стоит что-то сказать или сделать, и он сорвется, несмотря на все свои попытки держать голову холодной и трезвой, попытки быть кем-то другим, снова и снова переживать, как его желания и потребности заживо скручивают его тело в тисках. Это сводило Делла с ума, потому что он не знал, как позаботиться об этом человеке, который, кажется, даже боялся его целовать – зная, что долго контроль не удержать. Конагер продолжал прижимать Доу к себе, гладя его руками по спине, обводя раскрытой ладонью упругие мышцы пресса, спускаясь еще ниже и проводя по внутренней стороне бедра, касаясь головки его члена и зажимая ее между пальцами, плавно скользя по нежной, горячей, влажной коже. Ловя вдруг себя на мысли, что ему чертовски хочется еще раз ощутить его внутри себя - слишком хотелось снова стать настолько близкими, настолько связанными друг с другом. Делл не умел быть агрессивным и властным, как Солдат, и так же добиваться желаемого. Но уж тот наверняка не мог не уловить намек. Это, конечно, работает. Во взгляде Джейна что-то изменилось. Щелкнуло, запирая одного человека в тесную клетку забытья, и выпуская другого на свободу. Не прошло и мгновения, как Конагер был поджат сильным телом под себя, бедра Солдата вдавливали его в кровать, настойчиво, требовательно. Делл ждал этого и был готов к таким стремительным переменам, но защитные рефлексы все равно работали, и он попытался увернуться, даже чуть прикрыв глаза, будто ожидал, что в лицо сейчас прилетит ракета. Да, он по-прежнему боялся Джейна Доу – его стремительности, непредсказуемости, импульсивности, но вместе с этим он давно знал, то Солдат больше никогда не станет применять свою силу ему во вред. Сейчас он почти не мог двигаться, только чуть сместиться под прижавшим его весом, чтобы принять более удобное положение, и ему нравилось быть объектом применения этой силы, как будто он стремился к такой беспомощности, в которой придется полностью положиться на партнера, в которой от него почти ничего не зависит, и он не сумеет управлять собственным телом. Может, действительно стремился. Сложно было понять себя до конца. Но вот это было правильным. Так Солдат демонстрировал свою потребность в нем. Как будто еще одно заверение - «я тебя не отпущу». Делл не имел ни малейшего понятия, что будет дальше и что именно обещает ему взгляд Джейна, но сегодня он был согласен подчиниться чему угодно. - Есть какой-нибудь крем… что угодно? – спросил Джейн, дрожащими руками придавливая Инженера к кровати и глядя на него сверху вниз. Все. Теперь он сдался окончательно. - Я не… что? – с трудом выдавил Инженер, которому под таким весом и дышать нормально было нелегко. Вопрос вызвал у него некоторое замешательство, и он непроизвольно перевел взгляд на свои руки – не очень-то ухоженные, вечно пахнущие резиной и машинным маслом, с занозами и мелкими порезами, местами загрубевшей кожей. Может, только Шпион в их команде знал о том, что такие вещи существуют – человек, всегда стремящийся выглядеть безукоризненно, даже если никто не увидит под перчатками сжимающие нож-бабочку руки. Да, они совершенно не были готовы к тому, что что-то подобное случится именно сегодня. Не ожидали, не планировали, не настраивались. Впрочем, как и всегда. Кажется, Доу распалялся все больше, сильнее придавливая Инженера к кровати, еще чаще выдыхая горячий воздух, обжигая своим взглядом, и эти искорки мимолетной злости только усиливали эффект. Как же ему шел этот взгляд. Как можно было раньше этого не заметить? Или не понять, что все действия, раздражающие Солдата, выводящие его из себя, заставляющие яростно сверкать глазами, были направлены только на то, чтобы тот стал еще привлекательнее, еще желаннее с этим естественным состоянием, лучше всего отражающим его природу? - Облизывай, - прошипел Джейн, требовательно нажав указательным и средним пальцем на губы Инженера. Чем дольше Делл смотрел в его глаза, тем дальше улетучивались все протесты, сомнения и вопросы, он снова переставал осознавать происходящее и хотелось просто подчиниться, не задумываясь, для чего это нужно, просто довериться и позволить собой управлять – так он точно не ошибется. Не давать своим эмоциям овладеть им, не пускать в свою душу липкие щупальца страха, отгонять который было уже невыносимо тяжело – нужно всего лишь не отводить взгляд, пусть даже делать это было еще сложнее, особенно сейчас. Поэтому Делл приоткрывает губы, позволяя пальцам Солдата проникнуть внутрь, и мягко водит по ним чуть дрожащим языком – было бы намного проще, если бы во рту не пересыхало от нервов. Ему очень хотелось зажмуриться, чтобы не так ярко ощущался этот момент, и лицо снова не начинало покрываться алыми пятнами от чувства легкого стыда, но он помнил, что ни в коем случае не должен отводить взгляд. Доу тут же коленом развел его ноги и, не дав зажаться, быстро нашел пальцами вход. Долго он ждать не мог. И не хотел. И не стал бы. Он смотрел на лицо Инженера, уверенно двигая внутри него пальцами, входя ими под разными углами, чтобы максимально растянуть. Тому так странно было чувствовать на скользящих внутри пальцах собственную слюну – как что-то вязкое, теплое, лишнее, чуть притупляющее ощущение быстрых движений, которые уже не причиняли неудобств и желания сдавливать мышцы, выталкивая наружу незваного завоевателя. Движений, каждое из которых вынуждало вздрагивать и выгибаться вперед от волн неожиданно приятных ощущений. Может, Делл просто привык, но сейчас это скорее дразнило, заставляя столь же нетерпеливо сжиматься вокруг это колечко мышц, уже знающее, что будет дальше; заставляя буквально чувствовать, как короткими вспышками струится кровь по набухшим сосудам, как расслабляется уставшее от напряженного ожидания тело, как успокаивается дыхание, становясь более медленным и глубоким – но все равно тяжелым и прерывистым. Смотреть Солдату в глаза – да, это определенно помогало. - Хватит, - шепнул Конагер, непроизвольно обхватывая его пальцы резко сократившимися мышцами, которые уже реагировали на малейшее прикосновение. – Просто… сделай… - просто сделай что-то, Джейн. - Здесь я отдаю приказы! – напомнил Солдат, свободной рукой хлестко шлепая того по ляжке. В тишине звук удара показался Солдату особенно сочным. Джейн вытащил из-под Инженера подушку и, с легкостью приподняв нижнюю часть его тела, подложил ее Деллу под поясницу. Так будет, пожалуй, гораздо удобнее. Конечно, слышать, как его умоляют, Солдату нравилось, но все, что сейчас происходило, слишком подстегивало и призывало к немедленным действиям. Солдат ворвался в предложенное тело быстро, с садистским напором, но, остановившись внутри, чтобы все-таки дать Инженеру привыкнуть заново, все равно пропускает шумный выдох удовлетворения. Тот вторит Джейну тихим стоном: на этот раз не боли, которая отступала на дальний план и совсем перестала ощущаться – он сумел расслабиться, впуская Солдата внутрь, и тот с легкостью проскользнул до упора: может, слишком быстро и нетерпеливо, но желание достигало своего пика, и даже обдирая друг друга до крови, они бы уже не сумели остановиться. Ощущалось какое-то странное удовольствие - только, наверное, это все еще было только эмоциональным ответом на такую близость, когда он чувствовал горячую плоть внутри себя, когда вновь вспоминал, кто этот человек, которому он старается неотрывно смотреть в глаза, с которым чувствовал себя связанным, как никогда ранее. Все еще сложно было осознавать реакции своего тела, сейчас оно жило своей жизнью, оставляя хозяину лишь с изумлением понимать, как меняется восприятие и просыпаются спящие доселе инстинкты. Потом. Потом понимать. Сейчас он мог только податься навстречу, стараясь сделать это проникновение как можно глубже, потому что ни одно ощущение не было еще таким желанным, бессильно комкая в пальцах тонкую застиранную простыню; плотно обхватывать чужие бока согнутыми в коленях ногами и сжиматься вокруг заполняющего его члена – неконтролируемыми, судорожными движениями раздразненных мышц. - Неужели здесь до меня никого не было? - Солдат сказал это, наклонившись к чужому лицу, расплываясь в самодовольной улыбке, которая как будто говорила, что он совершенно не случайно стал первым. Что именно он и должен был, в конце концов, захватить эту территорию, а вокруг так и не нашлось достойных конкурентов. Наверное, Джейн не зря так думал. Он в самом деле оказался первым, кто захотел или просто сумел что-то найти под ворохом чертежных листов и стальных деталей, которые много лет покрывали то, чем на самом деле был Делл Конагер, а не то, чем ему приходилось быть все эти годы. Джейн заслуживал этой победы. Может быть, Инженер даже заслуживал, чтобы первым стал именно этот человек – тот, которого он не искал, которому не доверял и очень долго отказывался до конца принять. Доу крепкой хваткой сжимал бедра Инженера, его движения становились все резче и сильнее, он вторгался в его тело без намека на пощаду, постепенно ускоряясь. Джейн тяжело дышал, на лбу выступила испарина, напряженные мышцы проступали сквозь кожу красивым рельефом. - Нравится? - На выдохе спросил Солдат, рассеянно глядя в лицо Конагеру.  Голос Джейна звучал будто откуда-то издалека, очень медленно достигая сознания и совершенно не связывая звуки в слова – впрочем, сил на ответ все равно не было, даже на кивок, даже на взгляд. Хорошо, что не было, потому что сейчас эмоции больше не окрашивали происходящее в разные оттенки, эмоции просто иссякли; на этом уровне существования им не было места. Хотелось только прошептать «еще быстрее», но пересохшие, прокушенные до крови губы напрочь отказывались повиноваться. Делл все еще старался удержать в фокусе лицо Доу, но фиксировать взгляд он уже не мог, только запрокинуть голову и смотреть в потолок, всем своим естеством ощущая только быстрые и властные движения внутри себя, ощущая, как жар разливается от одной точки по всему телу, как его бьет озноб, как по лицу капельками стекает раскаленный пот, как в голове глухо отдаются удары сердца, разносящего по сосудам не кровь, а пылающую магму. На этом уровне существования не было никакой боли, дискомфорта или страха, самосознание и память притуплялись, и Конагер попросту не знал, кричал он сейчас или стонал, или просто тяжело дышал, жадно хватая ртом воздух и намертво вцепившись онемевшими пальцами в края своей подушки. В такт движениям Солдата он подавался ему навстречу, расслабляясь, чтобы было проще войти, и тут же обхватывая его напряженными, сократившимися мышцам, будто не желая отпускать. Организм уже был на пределе: чем быстрее и глубже проникал Джейн, раз за разом входя до упора, чем стремительнее он скользил внутри него, тем больше овладевало напряжение, буквально распирая изнутри взрывной энергией, для которой не было выхода, сводя судорогами мышцы пресса и бедер. Так давно хотелось к себе прикоснуться, ослабить этот накал, но Солдат не давал этого сделать, полностью завладев вниманием, полностью завладев контролем, чтобы довести вслед за собой до самой вершины. Руки плохо повиновались своему хозяину, мелко подрагивая, стоило им оказаться на весу, потому что Джейн и не думал замедлиться, чтобы облегчить ему задачу, продолжая доводить его до сумасшествия расходящимися изнутри пульсирующими волнами. Наконец, горячие дрожащие ладони заключили собственный член в кольцо пальцев, постепенно находя подходящий ритм и поглаживая головку подушечками больших пальцев. Теперь обессиленный организм измучивали этими сладкими ощущениями уже с двух сторон. - Я… я все… - сквозь стиснутые зубы прошипел Солдат, откидываясь назад. Его накрывало неумолимо, стирая реальность и опустошая голову. Последние движения в теле Инженера, во время которых того заполняло теплое семя, были особенно сильными.  Конагер не сумел сдержать глухой стон, когда Джейн излился внутрь него - вместе с новой волной приятной дрожи по всему телу, словно все мышцы разом сократились, и он еще плотнее обхватил ногами чужие бедра, туловище на мгновение выгнулось навстречу, и снова обессиленно рухнуло на подушку, а рука рефлекторно еще сильнее вцепилась в собственный член, будто парализованная, неспособная разжать пальцы. Омывающая изнутри жидкость, медленными, вязкими каплями стекающая по стенкам кишки, будто стала каким-то условным сигналом для организма, изведенного до предела, натянутого, как тетива. Он чувствовал, что сдерживаться больше не в состоянии, грудь тяжело вздымалась, в висках шумела кровь, и в момент наибольшего напряжения, наконец, пришло облегчение: резкий выдох, еще один непроизвольный мышечный спазм, и сквозь стиснутые пальцы заструилась собственная сперма, брызнув Солдату на грудь и живот. Теперь тело обмякло, оставляя болезненную слабость в мышцах, и Делл устало прикрыл глаза, постепенно снова начиная осознавать происходящее – насколько мысли могли ворочаться в чугунной звенящей голове. Джейн расслаблено улыбался одним уголком губ. Он, абсолютно без сил, лежал на Инженере некоторое время, прежде, чем мысли восстановили свой порядок и мозг запустился заново: сначала в голове витали лишь какие-то образы, без определенного значения или осмысления. Их промокшие от пота тела прилипли друг к другу. Нехотя приподнявшись, Доу перекатился на кровать и бездумным взглядом принялся рассматривать потолок. - Хорошо? - говорить было тяжело и лениво, голос не слушался и вопрос прозвучал слишком тихо, но все же перебив тишину, что царила в помещении. За исключением их собственного дыхания, только-только пришедшего в нормальный ритм.  - Хорошо, - так же тихо, едва шевеля языком, ответил Конагер, который пока что был не в состоянии даже повернуть голову на голос. Он был абсолютно вымотан, и даже ощутимо впивающийся в бок уголок подушки не мог заставить его сдвинуться с места. – Это, наверное, стоило… всего. Усилием воли он все-таки приподнял спину и рывком вытянул из-под нее подушку, еще в несколько вымученных движений возвращая ее на место и вновь обессиленно роняя голову. Спустя несколько минут молчания Инженер все-таки чуть повернулся в сторону Доу, морщась от ощущения прилипшей к коже простыни, напрочь промокшей от пота. Тот улыбался – хорошей и довольной улыбкой, такой редкой и такой желанной. - Мы с тобой потеряли столько времени... - еще через какое-то время проговорил Делл, чуть улыбнувшись в ответ, и снова закрывая глаза. Несколько месяцев, нет, много лет напряженной скованности и недосказанности между ними, скрытых, нереализованных желаний и потребностей, неловкости и страха посмотреть в глаза своим чувствам – как на самом деле просто все это решалось. Как просто было добиться этой легкости, расслабленности и умиротворения рядом с Джейном, когда ничего не отвлекает и не сбивает с толку, когда можно быть на одной волне. Когда просто хорошо. - Если бы я только мог знать, - сейчас, когда Джейн лежал рядом и разглядывал умиротворенное лицо Конагера, ему самому было на удивление спокойно. Чем дольше он смотрел на Инженера, тем больше странной теплоты разливалось в груди. Он мягко провел рукой по груди Конагера, удивляясь, что этот жест рождал за собой такой же и неумолимое желание повторять это движение снова и снова. - Да и подпустил бы ты тогда меня так близко? - Джейн… - начал было Делл, не зная, чем вызвана резкая потребность заговорить – может, он просто почувствовал, что сейчас Доу затронет какую-то опасную тему. Слишком необычным было выражение лица, слишком по-особенному он смотрел. - Нет, дай мне сказать, - перебил Солдат. Думать об этом для него было слишком мучительно. Говорить об этом — было еще страшнее, потому что, наверное, это был первый раз, когда он полностью осознавал и понимал, что с ним происходит. Но он не мог не сказать. Почему-то такие слова никогда не удается оставить при себе, и теперь Джейн отлично понимал, что Конагер в тот раз при всем своем желании не смог бы промолчать. Объяснение всему оказалось слишком простым и слишком сложным одновременно, и самым ужасным в этом было то, что впервые в жизни у Солдата не было плана действий. - Знаешь… я… мне кажется, я давно уже влюбился в тебя. Все слова застряли у Инженера в горле – он ожидал услышать от Джейна что угодно, кроме этого. Он уже перестал ожидать от Солдата каких-то признаний, хотя подсознательно все равно продолжал надеяться, что когда-нибудь они прозвучат. Он давно начал чувствовать, что действительно небезразличен Доу, это было очевидно, это не требовало разговоров или обсуждений, которые давались тяжело и выбивали из колеи – Делл просто знал, и ему было этого достаточно; они были вместе, и это что-то значило. Но Джейн смотрит на него и произносит вслух эти слова, будто только сейчас он окончательно убедился в этих чувствах, будто сейчас окончательно решился об этом сказать – может, даже в первый и последний раз. Или это было такое же импульсивное признание, выбитое из души эмоциями, и наутро, вспомнив о своем поступке, Джейн снова укроется за своей непрошибаемой броней? Делл не хотел, чтобы от него прятались, а хотел к себе такого же доверия, как и свое собственное. - Я всегда это знал, - Конагер осторожно положил поверх ладони Солдата свою и легонько сжал его пальцы, под которыми разоблачающе торопливо и взволнованно сердце отстукивало свои удары, потому что сейчас страшно было говорить, страшно разрушить этот момент. - С Рождеством, Джейн. - С Рождеством, - отозвался Солдат, закрывая глаза, чтобы спрятаться от мира, который для него больше никогда не станет прежним. Потому что он больше никогда не будет один.