Драбблы по к-поп

[не бечено] По заявке Sony-dial... Думаю, тут хватает того, что тебе хотелось? Сынри честно старается не обращать внимание на острые предметы и лидерские заскоки. Он добросовестно старается догнать его, встать с ним на одну ступень. Ему хочется быть уникальным. Единственным. Чушь. Джиён злится, он стискивает зубы и пинает ни в чем не повинный стол, а внутри Сынри лопается еще один шарик. Когда-то давно ими были полны внутренности. Они шуршали, потираясь друг о друга тугими боками, заставляя Сынри смеяться. Заставляя его быть ребенком. Заставляя быть собой. У Джиёна острые иглы на кончиках пальцев. Сынри не имеет ничего против того, чтобы они протыкали его кожу с каждым прикосновением. Даже если через них Джиён выпьет всю его кровь, или, проткнув сухожилия, лишит возможности двигаться. Он лишь не хочет, чтобы они лопали шарики. Шарики-то ни в чем не виноваты. Впрочем, Сынри тоже не виноват. Ему просто нечего было противопоставить. Нечем крыть, когда лидер из колючего превращается в безумно нежного. В такие моменты Сынри не понимает что должен делать, не знает что можно думать, а что произносить вслух. Он просто лежит, чувствуя на своих бедрах почти_ласковые прикосновения, и думает о том, что у Квон Джиёна слишком много общего с кошками. На языке у Джиёна, словно по контрасту с мягкими губами, еще больше шипов. Но Сынри все равно робко отвечает на поцелуй, стараясь не обращать внимания на тонкую струйку крови, стекающую из уголка рта. Джиён легко толкается вперед, словно танцуя, а Сынри выгибается над простынями, прикрывая израненное лицо рукой. - Прости... - шепот разлетается по спальне стайкой ночных мотыльков. На переносицу и щеки Сынри падает что-то горячее. Он думает: "Кровь?" Он думает: "Слезы?" Все может быть. Ему не хочется проверять. Сынри стоит за дверями в комнату Ёнбэ хёна, прислонившись лбом к косяку, и слушает как внутри плачет тот, кто до сих пор делает ему невыносимо. - Он... Сынхён сказал, чтобы я не приходил больше. Бэ... - Джиён так тоскливо стонет, что Сынри вздрагивает, закусывая губы. Он-то уже почти привык к боли, может быть можно хоть как-нибудь забрать ее у лидера? Ну хоть как-нибудь. Джиён бессильно роняет голову на руки, заваливаясь вбок. Ёнбэ обнимает его, гладит по спине, шуршит иголками, что, словно у ежа, растут у лидера из угловатых лопаток. Сынри замирает, чувствуя, как остатки того, что когда-то было его шариками, переворачиваются на дне желудка. Джиён цепляется за рукава Ёнбэ, словно утопающий. Наверняка Ёнбэ очень больно, но он не показывает вида, даже не морщится, лишь мягко водит ладонью по дрожащей спине, да шепчет на ухо что-то безумно важное. Что-то, что Сынри наверное никогда не узнает. Что-то, что лидер никогда не будет хотеть от него услышать. Он отступает на шаг назад, комкая на груди футболку. Последний шарик лопается прямо сейчас. Первый шип проклевывается в подушечке безымянного пальца. Сынри рассеянно потирает его мизинцем другой руки и поджимает губы. Когда лидер, пряча свои иглы под тканью перчаток, ясными глазами смотрит ему в самую душу, Сынри понимает, что больше и в самом деле сделать ничего не получится. - Прости, - Джиён не отводит взгляда, прожигая сквозную дыру в самом его нутре. Оказывается, иглы ничего не стоят когда одна простая истина рвется из обоих предсердий, расстраивая их идеально выверенный ритм. Иглы ничего не стоят, когда тот, кого ты любишь, говорит "прости", смотря тебе прямо в сердце. Сынри приподнимает кончики губ, чувствуя, как собственные шипы рассекают кожу на судорожно сжатых ладонях. - Все нормально. "Ничего не нормально!" - Я знал, что этот день настанет. "Я не хотел, чтобы он наступал!" - Будь счастлив. "Рядом со мной..." Джиён прекрасно слышит всё, что лихорадочно отбивает пульс Сынри, но лишь качает головой в ответ. Сынри не вынесет еще одного "прости". Он рвано качается вперед, в последний раз касаясь знакомо-незнакомых губ, и выходит прочь. Громкие хлопки только подхлестывают дышать быстрее. Сынри гладит нежную девичью кожу, сжимает упругую грудь, тщетно пытаясь стереть стигматы оставленные ему его нелепым, бессмысленным чувством. Приглушенный хлопок откуда-то изнутри её грудной клетки вызывает на его лице лишь легкую ухмылку. Ему невыносимо. Но пока вокруг хватает шариков, он будет шагать вперед.