Драбблы по к-поп

[Заявка Тортик с вишенкой <333 саранзулички ему за это х)] Когда Сынхён тушит свою сигарету о край пепельницы и поворачивается к балконным дверям, он понимает, что, кажется, уже не один. В смысле, на балконе-то он все еще в одиночестве, а вот в комнате явно есть кто-то еще. Сынхён осторожно подходит к стеклу и всматривается внутрь, приложив ладони по обе стороны лица. Впрочем, уже через секунду становится понятно, что можно было не особенно вглядываться, хватило бы и раздающихся изнутри звуков. «О, Джиён…», - стонет из комнаты тонкий женский голос, и Сынхён подтаявшим сугробом оседает на холодный балконный пол. Джиён ничего ей не отвечает, но через щель между дверью и косяком отлично слышны влажные выдохи, шуршание ткани и звон пряжки ремня. Плотные шторы чуть колыхаются под порывами ночного ветра, только Сынхён не ощущает прохлады. Девушка едва слышно взвизгивает, а потом тихо скрипит кожаная обивка дивана. Сынхён нервно переводит взгляд от верхушки дерева, что растет неподалеку, до пепельницы, в которой все еще тлеет его окурок, и совершенно не понимает, что ему сейчас нужно делать. По-хорошему, как примерный бро, он должен подождать, пока Джиён закончит, в идеале вообще не выдавая своего присутствия. А с другой стороны, как примерный мембер группы, он обязан заботиться о своем голосе и ни в коем случае не простывать. А именно это ему и грозит, если все рассказы Джиёна о его любовных похождениях правда. Сынхён опирается спиной на стену, и беззвучно вздыхает. Все-таки на данный момент он больше бро, чем мембер, да и выходить, кажется, все равно поздно. Кожаная обивка мерно поскрипывает, в такт тихим стонам девушки, и единственное, что хочется Чхве, это закурить. Он растерянно оглядывается по сторонам, прикидывая, чем можно было бы себя занять, и тут, в такт с девушкой, стонет Джиён. Сынхёна передергивает и он инстинктивно тянется к пачке сигарет в заднем кармане джинсов. Только секунду спустя до него доходит, что закурив, он наверняка выдаст свое присутствие. Невероятным усилием воли он заставляет себя оторвать пальцы от наполовину вытащенной сигареты и возвращает руку на колено. Джиён стонет снова, потом что-то падает на пол, и оба дыхания сбиваются с ритма. «Какого они там?..» Сынхён закусывает обветренную нижнюю губу и заглядывает внутрь, осторожно отодвигая штору в сторону. Сначала он не видит ничего, кроме темноты, а потом темнота шевелится, и в ней проявляются два белых пятна. Одно из них, с короткими светлыми волосами, это Джиён. Он стоит на коленях и с силой натягивает на себя девушку, лежащую на диване животом. Сынхён непонятно зачем отмечает, что он все еще в футболке и не снял брюки, только приспустил их до колен. На кой ему этот факт - неясно, но от него что-то внутри противно ёкает. Руки Квона лежат на округлых девичьих ягодицах. Но Сынхён почему-то смотрит совсем не на них, а на движущуюся в темноте белесым пятном худую лидерскую задницу. Сам факт того, что Джи кого-то трахает, совсем не шокирует, шокирует то, с каким вкусом он это делает. Движения отточенные, сильные, он словно танцует давно заученный танец, а Сынхёна неожиданно заводит на это смотреть. Он никогда раньше не представлял себе лидера в подобном виде, ну, впрочем, оно и понятно, на кой бы? Только вот... Чхве ерзает из стороны в сторону, понимая, что штаны становятся все уже и уже с каждой секундой. Сынхён облизывает верхнюю губу, чувствуя горечь табака, запускает руку к себе в джинсы, но сразу же достает ее обратно. Дрочить на собственного лидера? Какого хрена, проще будет потом найти какую-нибудь чикулю и позволить ей сделать все самой. Потом. Все упирается в это слово. Потом - это потом, а сейчас он смотрит в приоткрытую щелку на то, как Джиён имеет какую-то цыпочку, и неприлично при этом возбуждается. Сынхён откидывается назад так, словно ему в глаза плеснули серной кислотой. Если не смотреть, то все еще можно поправить, если не видеть этих сгустков бледности посреди темноты, то… Только вот что делать, если смотреть хочется? Он ведь еще никогда так пошло не подглядывал ни за кем в замочную скважину. Джиён снова стонет, вместе с ним глухо постанывает и девица, но Сынхён совсем не слышит ее. Перед его внутренним взором лидер до этого момента продолжал танцевать. А теперь, кажется, запел. Ирония? В штанах все болезненно пульсирует, и Сынхён плюет на приличия. Он расстегивает пуговицу на джинсах и вжикает молнией, закусывая ворот джемпера. Прохладная ладонь приносит хотя бы иллюзию успокоения, и Сынхён, покрепче сжимая зубами ткань, делает ею осторожные движения вверх-вниз, стараясь попасть в такт с дыханием, раздающимся из-за балконной двери. Вторая рука придерживает тяжелую портьеру, открывая ее ровно настолько, чтобы можно было видеть спины движущихся в темноте фигур. А то, что Сынхён не видит, он придумывает. Возможно, он придумывает даже больше, чем нужно. Потому что вряд ли он смог бы различить отсюда капельки пота, стекающие по вискам лидера, или стиснутые в предэйфорическом припадке губы. Сынхён вгрызается в джемпер, ускоряя ладонь, и не сразу понимает, что из комнаты больше не доносится ни звука. Он старается успокоить свое дыхание и вслушивается в тишину. Тишина режет ему уши и неприятно щекочет нервы. Проглотив очередной рваный выдох, Сынхён заглядывает в комнату, и… Не видит там ничего. Не слышит там ничего. В паху все снова сводит в сладкой судороге, хотя к собственному удивлению, единственное, что он чувствует, это разочарование. Сынхён откидывается от дверей, выпуская джемпер изо рта, и прислоняется спиной к стене, ощущая ладонью несильную пульсацию. Стоило бы закончить начатое. - Хён? Голос, прорезающий пространство-время. Голос, с которым взрывается и начинает расползаться в стороны. Голос, из-за которого хочется завопить, и сигануть с балкона вниз. - Хён… Никаких больше вопросительных интонаций. Сынхён избегает смотреть наверх, он вспоминает о том, что его рука все еще в джинсах только, кажется, только несколько вечностей спустя. «Может быть, если не смотреть, то он исчезнет?» - наивно думает он, и тут его ладонь осторожно убирают из штанов. Сынхён на всякий случай закрывает глаза, а рядом с ним тихо, будто бы из-за зыбкой пелены другого мира, смеется Джиён. Танцующий Джиён. Поющий Джиён. Но больше танцующий. - Я помогу, - все еще не вопрос. Такое ощущение, что у Квона вырос лисий хвост, а горло облили медом и карамелью. Сынхён отрицательно машет головой, не открывая глаз, и поджимает губы. В этот же момент чужая рука скользит к нему в штаны, занимая место его собственной, и это так ошеломляюще, что ему хочется взвыть. Пальцы у лидера тонкие, гибкие и абсолютно чужие. Сынхён старается сидеть смирно, но что-то внутри бьется в такт его собственному пульсу, настойчиво требуя, чтобы он приподнял ресницы. И Чхве слушается. Квон невозможно близко, он сосредоточен так, словно в данный момент перемножает в уме пятизначные числа, и от этого зависит его жизнь. Капельки пота в самом деле скользят по его вискам, и это заставляет Сынхёна лихорадочно облизать губы. Наверное, если опустить взгляд ниже, то можно увидеть, как он… Но Чхве не хочется. Всем известно, пока не увидишь, этого не существует. Он кончает как-то неуклюже, неловко, неожиданно даже для самого себя. Но в противовес этому так сильно, что закладывает уши. Джиён немного отшатывается, когда затылок Сынхёна впечатывается в стену, но потом до него доходит в чем дело, и он улыбается, делая рукой еще пару движений. - Прости, я не знал, что ты тут. - Пустяки… - выдавливает из себя Чхве, вздрагивая от остаточных спазмов. И не может придумать, что еще можно сказать. Джиён вытаскивает руку и вытирает ее о подол собственной футболки. Глаза у него перестают быть лисьими и становятся немного озадаченными. - Я… Этого Сынхён уже наверняка не вынесет, он знает это так же точно, как и то, что чикуля была выдворена неудовлетворенной. Он приподнимается, отталкиваясь локтями от шершавой стены, и, положив руку на затылок лидера, подтаскивает его к себе. Губы у Джиёна отдают сексом, виски и губной помадой. Чхве смакует их, словно старое дорогое вино, раскрывая букет и по-настоящему кайфуя. Когда приходит время разрывать поцелуй, он настолько теряется в образовавшемся «безджиёновом» вакууме, что лезет за забытой сигаретой, заполняя тишину глуповатым: - Спасибо. - Мгм, - мычит Джиён, поднимаясь на ноги, и в самой глубине его глаз вспыхивает что-то розовато-сиреневое и острое, как лист бумаги. Он тихо шуршит портьерой, исчезая в темноте. Сынхён задумчиво смотрит на помятую сигарету в своих руках, и неожиданно, размахнувшись, бросает ее через перила. Подняться, отряхнуть джинсы, застегнуть ширинку – дело нескольких секунд. Чхве отодвигает штору, ступая внутрь, и закрывает за собой балконную дверь. Там Джиён танцует для него. И поет. Но больше танцует.