***
— Мне нужно рассказывать, что было дальше, или вы догадаетесь? — с надеждой в голосе спросил Инк. Ему очень не хотелось говорить дальше, но, по хмурому лицу врача, художник понял, что надо продолжать. — Если я не смогу это рассказать… Простите…***
Художника разбудила боль, а ну еще и костлявая кисть, прижатая ко рту. Боль была сразу в нескольких местах и очень сильной. Первым местом оказалась шея, вторым таз, а еще Инк почувствовал странный привкус на языке. Мальчик попытался вскочить, но кто-то его удерживал, тогда ребенок попробовал позвать на помощь. Укусив костяшки монстра, Инк крикнул: — Папа! — вот только ответили ему сверху. Мужчина взвыл от укуса и начал материться, тогда художник его и узнал. Что происходит?! Почему отец причиняет боль?! И что это за боль?! Все еще не пришедший в себя Инк метался и кричал. Он пытался оттолкнуть, пытался ударить, сам не понимая, что творит. Взрослому это надоело. Зло рыкнув, отец резко дернулся вперед. Боль стала сильнее, и до разума Инка начало доходить, что это. Художник даже на миг замолк и прекратил попытки освободиться. Нет, нет, отец не мог! Тело снова дернулось, и новая волна боли пронзила все косточки. Нет! Нет! Хватит! Инк не мог и слова сказать, кричал, изворачивался, а его картинка мира начала идти трещинами. Сон! Это сон! Мысленно убеждал себя ребенок, предпринимая новые и новые попытки вырваться. Новая боль в области ключицы заставила всхлипнуть, начать хрипеть и биться с новой силой. Больше кричать мальчик не мог. Голос полностью сел, а родитель неожиданно наклонился к лицу сына и попытался поцеловать того. Вышло не очень, художник тоже начал кусаться. Он не пропускал язык вглубь, и подобные действия начали откровенно бесить взрослого. Рыкнув и пробормотав что-то вроде: «Ну раз не хочешь по-хорошему…» — Инк понял, что все это были еще цветочки. Художник не знал, где отец достал провод, но почувствовал именно его на шее. Удавка сдавила магические протоки, мешая магии нормально циркулировать. Теперь Инк не мог даже хрипеть, как и пытаться оттолкнуть родителя. Все силы были сосредоточены на удержании шнура. Дышать получалось через раз, еще и непрекращающиеся новые и новые порывы боли сильно мешали. Слезы уже давно катились по щекам, только вот теперь, даже они прекратились. Магия перестала поступать к черепу, а значит… Отключка поймала сознание Инка на пошлом вскрике отца и странном жжении внутри. Боль утихла, улетучилась вместе с сознанием, а художник отпустил впивающийся в шею провод.***
Инк снова начал дрожать, дыхание сбилось. Художнику начало казаться, что та удавка снова накинута на шею, его снова душат, снова, но в этот раз окончательно. Эррор был теперь не просто в ужасе, нет, такое состояние нельзя описать обычным ужасом. Психолог молча приблизился к койке и, сев на край, аккуратно погладил по черепу мальчика. Он понимал, что может сделать хуже, но… Сейчас ему нужна поддержка, а слов этот напуганный звереныш не услышит, но можно попробовать: — Тшш, все хорошо, можешь не продолжать, этого уже достаточно, чтобы засадить этого мудака надолго, ты можешь… — Нет, — хрипло перебил художник. Удавка ослабла, и новая волна уверенности захлестнула. — Это не все, я засужу его не на долго, а навсегда, а то и со смертной казнью.***
Утро началось с кашля и хрипа. Болело все, но сил плакать, кричать или впадать в истерику не было. Инк просто лежал и кашлял, а потом пилил потолок безэмоциональным взглядом. Только сейчас он понял, что вчера произошло. Понял ясно. Его изнасиловал собственный отец, еще и чуть не убил. Художник посмотрел на шнур от наушников и сглотнул. Сейчас Инк окончательно запутался, он не знал, что делать, кому говорить и говорить ли? Куда? Почему? Мальчик был полностью разбит. Отец — тот, кто всегда помогал, воспитывал, смеялся и заботился. Его кровь. Но он вчера… Мальчик все же заплакал, нет, сил у него все еще не было, но на сухую истерику хватило. Встать Инк даже не пытался. Если даже рукой нормально пошевелить не можешь, то встать уж тем более, как и сесть. Что ему делать? Кому говорить? Куда бежать? Все эти вопросы вертелись в голове и упорно не хотели покидать череп, а ответов на них не появлялось. Так Инк и лежал. Он забыл обо всем остальном, забыл даже о банальном пополнении энергии, он просто думал и не мог ничего придумать. Ни-че-го! Все было так сложно и непонятно. Как же хотелось поговорить с мамой или… Или папой, но тем, который был позавчера. Художник разделил этих двух монстров теперь. Есть папа, тот самый родной и любимый, а есть скелет-монстр, который… Инк снова всхлипнул. А, кстати, еще одна странность, как он смог пробудить экто-тело? Это же вроде возможно либо по желанию, либо по… Кхем… Возбуждению? Скелетик еще раз пропустил все вчерашние сцены. Точно странный вкус! Только не говорите, что ему какое-нибудь лекарство для этих целей скормили! Но это и впрямь все проясняет. Надо встать и самому во всем разобраться. Надо, но… А может не надо? А может… Нет, хватит! Пейнт попробовал медленно приподняться и сесть. На его горе, получилось, вот только первые минут пять пришлось чуть ли не выть. После подобного продолжать подъем крайне не хотелось, но… Надо поговорить с отцом, если он дома, а если нет, то помыться. Сейчас Инк был противен сам себе. Грязный, заплаканный, в крови-магии, пахнущий алкоголем и… Неважно… Главное, что надо срочно все это убрать! Срочно! Это и стало толчком встать. Вот только идти пришлось в согнутом состоянии и с шипением от каждого даже мизерного движения. Вот за что все это ему? Почему восьмилетний мальчик думает о подобном? Почему он пережил подобное? И почему сейчас мучается один?! Если отец очухался и понял, что натворил, то почему он не помог, почему бросил? Почему ничего не объяснил? Почему… Дома папы не было, ну или как минимум на пути к ванной. Щелчок замка, плеск воды, пар, оседающий на зеркале пленкой капель, новый плеск и шипение. Первое время все царапины нещадно щипало, в особенности на костях таза. Потом постепенно жгучая боль отступила и началась терпимая. Инк расслабился, это помогло еще сильнее, боль отошла на задний план в сознание. Вот только слишком сильно расслабляться не стоило, а то просыпаться от того, что ты погрузился в воду целиком и кто-то барабанит в дверь, чуть ли не снося ее, не очень хорошо. Вскочив, художник снова взвыл. Да кто там еще?! — Инки! Открой! Ты в порядке?! — мама кричала довольно громко и глушила все мысли. — Я вернулась пораньше, а твоего отца нигде нет, как и тебя! Сколько ты уже в ванне сидишь? Выходи, косточкам такое долгое нахождение в воде опасно! Инк, как загипнотизированный подошел к двери и уже хотел повернуть замочек, как взгляд упал на кости рук, потом ног и таза, а, повернувшись к зеркалу, художник смог увидеть и шею. Рука от двери была отдернута. Нет, в таком виде перед мамой проявляться нельзя. — Ма! Можешь мою одежду принести, я забыл! — крикнул скелет через дверь. — Зачем она тебе? Сам дойдешь и возьмешь, чего я там не видела, — стало ему ответом. — Ну, маам! — Ладно-ладно, сейчас принесу, — с тяжелым вздохом согласилась женщина и пошла к комнате Инка. Пока она ходила туда сюда, художник успел из полотенец сделать себе что-то типа платья, покрывающего его целиком, только череп и было видно. Стук в дверь и вот в руках Инка обычная одежда: короткие шорты и майка. Оба предмета гардероба были надеты на «платье». Теперь была самая сложная часть. — Ма, я голодный, у нас есть что покушать? — все еще через дверь спросил мальчик. — Да, все на кухне! — недовольно, что общается с сыном все еще через дверь, крикнула мать. — А можешь мне наложить и подогреть? И чайку сделать? — Ладно, — градус недовольства подскочил, но сейчас это Инка не волновало. Услышав удаляющиеся шаги, ребенок сделал глубокий вдох, потом выдох и резко толкнул дверь. Быстрый топот по лестнице и хлопнувшая дверь в комнату Инка, оповестили мать, что сын сменил укрытие. Правда это укрытие было более ненадежным, да и недолговечным, но пока хватит. Мальчик метался по всей комнате, скуля от боли, и параллельно ища нужную одежду. Шарф кофейного цвета, когда-то подаренный его бабушкой. Отлично скроет укусы и полосу удавки. Лосины, купленные мамой, Инк зарекся их носить, но сейчас не до этого. О, отлично, в комплекте с ними еще и перчатки есть! Так, царапины и прочие «прелести» тоже скрыты. Еще жилетка, на всякий случай, и вон те шорты с подтяжками. Художник глянул в зеркало, а что неплохо. Ему казалось, что хуже получится, а тут даже какой-то шарм есть, замечательно. Боль все еще преследовала, но сейчас было не до нее. Самое главное, чтобы мама не заметила.***
— А зачем ты скрыл подобное от матери? Она могла помочь! — все еще гладя мальчика, недовольно пробурчал врач. — Я не знал, что делать. Это же мой отец. Я был так растерян, что сам не понял, как все скрыл. Зря… — грустно ответил Инк. — Что он еще с тобой сделал?! — прорычал Эррор. Сейчас его бесило все. От собственной тупости и того, что он не смог сразу помочь этому малышу и до поступков этого монстра. — Догадайтесь, — хмыкнул художник. — Я ждал от него извинений, даже думал простить и забыть, вот только…***
Прошла неделя с пропажи отца. Мама каждый день после работы изводила себя, а вот Инк был спокоен и даже немного рад. Пока на горизонте не светился папаша, можно было забыть и перестать думать о том случае. Вот только под конец недели он явился. В этот раз не пьяный. Мать была очень рада, а вот ребенок почти сразу забаррикадировался в собственной комнате. Стоило художнику увидеть отца, как стало очень трудно дышать, а ноги начали подкашиваться, картинки прошлого мелькали в голове. В основном там была боль и темнота, рука, закрывающая рот, привкус кровавой магии отца на языке и провод на шее. Те наушники Инк выкинул, каждый даже мимолетный взгляд в их сторону рождал страх и отдышку. Художник сел за дверью и не поддавался ни на какие крики и угрозы матери, отец молчал. Вот и хорошо. На обед и ужин Инк не вышел, продолжая сидеть у двери и рисовать. Получались какие-то красные и черные чудовища, а после очередных воззваний к совести от матери, у чудовищ появлялись новые рога и когти. Вечером мама подошла в последний раз. Она попросила мальчика выйти и попрощаться с ней. Вот тут очередное чудище обзавелось длинным росчерком от карандаша. Мама уезжает?! Снова?! И он снова один с отцом… Теперь Инк не чувствовал себя в безопасности рядом с этим монстром, поэтому… Ребенок выскочил и кинулся на мать. Та уже говорила с кем-то, что-то решала и лепет мальчика пропускала мимо ушей. Все просьбы взять его с собой, всю дрожь костей и тот его испуганный взгляд. Мать просто улыбнулась, погладила малыша и… Ушла. Инк в ту ночь так и не смог уснуть. Всю ночь мальчик сидел за дверью, подпирая ее своим телом, и вздрагивал от каждого движения и звука в доме. Отец тоже не спал. Художник аккуратно приоткрыл дверь. Тихо. Рюкзак звякнул, заставляя мальчика вздрогнуть. Сейчас главное быстро выскочить и… Додумать Инк не успел, по лестнице поднимался отец. Дверь со всей силы ударилась об косяк, а скелетик кинулся к окну. Все что им сейчас управляло — это животный страх. А ведь он хотел спокойно поговорить, но видно не судьба. Слишком страшно, это больше не тот папа, больше его нет, как минимум для мальчика. Дерево в метре от дома было очень кстати. Да, Инк боялся, обычно боялся, но сейчас перед лицом более ужасного чудовища художник прыгнул. Ветка хрустнула под ногой и начала падать, мальчик изо всех сил оттолкнулся от нее и зацепился за другую более высокую и крепкую. Страх парализовал, но тут раздался оклик. Вот теперь Инк проворно хватается другой рукой за ветку левее, ногами обхватывая ствол. Одна нога задевает выступ, рука уже на следующей ветке ниже, очередной выступ и прыжок. Что сейчас кричал отец, Инк не слышал, слишком громко в черепе бурлила магия, дыхание сбивалось. Мальчик ничего не слышал, абсолютно, ни сигналы машин на дороге, ни крики бабок вслед, ни недовольство людей, сбитых маленькой тушкой скелетика. Он просто бежал, подобного ужаса ребенок не испытывал уже давно, даже в «драке» с одноклассником и его дружками было легче и спокойнее, скорей уж даже интересно, ну и слегка неприятно. Вспомнишь дерьмо, вот и оно. А точнее он удерживает Инка за шиворот. Все заколебал! Только этого не хватало. — Я предупреждаю, если не прекратишь, я все расскажу директору, — цедит сквозь зубы художник, пара быстрых движений на телефоне, и диктофон готов к работе. — Ой, как напугал! Да ты не посмеешь! — смеется паренек, а зря.***
— Так, а теперь объясни, почему ты раньше так не сделал? — недовольно спрашивает врач. — А зачем? — удивил его Инк. — Я довольно часто парировал его высказывания и смешил его дружков, да и убегал с минимум травм. Тем более так у меня были бы проблемы от его дружков, их я не знал, да и не из нашей школы они. — А тогда все же решился? — Да, я всех сдал, попросил директора выйти в определенное время, и она все увидела, — Инк коварно улыбнулся. Трудно было уговорить на подобное директора, но лица этих дебилов того стоили. — Почему тебя сразу ко мне не отправили? — недоумевал Эррор. — Маме позвонили, и она была против. Мол, вы можете крест на будущем мальчика поставить и прочее, — хихикнул Инк, вспоминая этот разговор, а в особенности мольбы родителей его одноклассника. Как же они не хотели, чтобы его выгоняли, да еще и на учет ставили, сам виноват, — Короче в тот день было забавно. Было… — и снова в глазницах мелькнул страх. — Пока я не пришел домой.***
Пейнт смеялся весь путь до дома. Их лица были просто божественны, видимо подобного от «труса» класса они не ожидали. Инк даже смог отвлечься от более серьезных проблем и забыться. На автомате открыл дверь, скинул ботинки и побежал к своей комнате. Улыбка сияла на лице вплоть до первых шагов вглубь комнаты. Свет был выключен, а на кровати сидел отец. Снова этот страх, как у затравленного зверенка. Художник сделал шаг назад, потом второй, уже хотел развернуться и припустить из комнаты и дома, но на его руке сомкнулся капкан. Пальцы скелета впились в лучевые кости руки и потянули тело ребенка обратно к кровати. — Инк, я просто хочу поговорить, — спокойно начал мужчина, сопротивления со стороны сына пока не было, но мальчик уже дрожал. — Малыш, прости меня, я правда просто хочу поговорить, все будет хорошо. Я не причиню тебе вреда, мы просто все обсудим. — Л-ладно, т-только о-отп-пусти, — дрожа и заикаясь, попросил мальчик. — Ах, да, хорошо, прости… — рука была отпущена, а ребенок немного успокоился. На папу Инк не смотрел, не мог заставить себя взглянуть на этого монстра и не сбежать. — Ты что-то хотел обсудить? — массируя запястье, спросил Пейнт. — Да, — начал отец, поправляя галстук, — Прости, я правда не знаю, что на меня нашло. Я очень виноват и даже не знаю, что сказать… Подобное нельзя забыть или простить, и я понимаю, что после такого ты вряд ли продолжишь относиться ко мне, как к отцу. Если тебе будет совсем тяжко находится рядом, я не настаиваю на нашем частом общении и пересечении, и пойму, если, как только тебе исполнится восемнадцать, ты съедешь, — Инк внимательно слушал все слова отца, мысленно с ними соглашаясь. Они не ожидали подобного, причем не только Инк. — Хорошо, я тебя понял, — кивнул Пейнт. — Но это же не все? — Можешь, пожалуйста, никому не говорить о том, что было. Это единственное, о чем я тебя прошу. Хотя я не имею права даже на подобное, но… — неуверенно продолжил отец. — Хорошо, я буду молчать, — еще раз кивнул художник, — А теперь можешь уйти, я не хочу тебя видеть, — попросил Пейнт. — Ладно, — скелет вскочил с кровати сына и быстрым шагом направился к выходу, у двери тихо закончив, — Пока и прости, малыш, — дверь хлопнула, а Инк бессильно упал на кровать. Все это очень сильно выматывало, но он прорвется, он сильный. Тем более этот монстр подкинул неплохое решение проблемы. Переезд… Надо прожить с ним десять лет, а потом… Инк съедет.***
— Знаешь, а я ведь ему поверил. Я думал, что он жалеет и что, пропадая после этого случая неделями, он старается держаться от меня подальше, — грустно хмыкнул мальчик. Эта история его уже утомила, да и куча лекарств давала о себе знать, усыпляя, но рано, он расскажет все. — О боги, как же я ошибался.***
Последние два месяца отец появлялся от случая к случаю. Маме была высказана версия о новой работе, а Инку, а Инку ничего. Пожалуй это и правда было неплохое решение, мальчик мог забыть, отвлечься, выкинуть родителя из головы. Все было замечательно, до одного случая. Мать уехала в очередную командировку, а младший Пейнт остался один. Отец так и не вернулся сегодня, что вполне устраивало мальчика, но не маму, вот только у нее выбора не было, папа даже трубку не брал. Девушка, тяжело вздыхая, все же уехала, приказав Инку не открывать дверь незнакомцам, быть осторожным и, если что, звонить ей. Художник на все это радостно кивал, а, как только дверь закрылась, кинулся в свою комнату. Вдохновение очень некстати накатило, и вот Инк уже который час выводит пейзаж. Карандаш сменила ручка, а теперь в ход пошли более разнообразные цвета. Пейнт не слышал ничего. Он был слишком увлечен рисованием, а стоило бы прислушаться, может тогда мальчик разобрал копошение ключом в входной двери или услышал неровную поступь по лестнице, а может даже заметил бешенные глаза отца. Вот только единственное, что услышал Инк, это треск собственного черепа от весьма сильного удара. И наступила темнота.***
Пробуждения, с трещащей головой и без возможности двинуться, не вошло в топ самых офигенных пробуждений. А, пожалуй скоро, Инку такой топ стоит сделать. Попытка двинуться ни к чему не привела, вот это уже начало пугать. Художник попробовал крикнуть и позвать на помощь, но изо рта вырвалось только мычание. В челюстях было что-то зажато, и это что-то мешало говорить, но внимание привлечь все же вышло. Из-за стола послышалось какое-то копошение. Инк замер, как мышь под веником. Он молчал и не двигался, пока монстр поднимался со стула и медленно приближался к мальчику, но прикосновения отрезвили, и новые попытки вывернуться и крикнуть не заставили себя ждать. Душа стучала о ребра, а магия бурлила. Опять?! Что происходит?! Почему?! Они же договорились! Зачем?! Это же он, да? Да кто еще может быть! — Малыш, а знаешь, я передумал, — сев на край кровати, начал отец, — Знаешь, в детстве мне поставили довольно серьезный диагноз и объявили педофилом, — Инк после подобного начал вырываться активнее, ему уже стало примерно понятно к чему ведет родитель, и это не обнадеживало, — Хех, это было забавно, особенно лица родителей. Вот только я мог сдерживаться и даже жить вполне припеваючи. Даже жену нашел, и не важно, что тянуло меня совершенно не к ней. Все было хорошо до появления тебя. Знаешь я с самого твоего детства, следя за ростом, развитием, осознанием мира, начал замечать, что я испытываю к собственному сыну отнюдь не отцовскую любовь. Во время твоего дня рождения, когда тебе исполнялось шесть, я впервые попробовал мастурбировать на твой образ. Знаешь, что самое забавное? Это было в сто раз лучше и приятнее, чем твоя матушка и все остальные мои пассии. А когда пару месяцев назад, в пьяном бреду, я смог наконец тобой воспользоваться. О, ты был божественен. Все эти крики, слезы, хрипы, твоя теснота, эти маленькие косточки, все это так заводит. Знаешь, это был мой самый яркий оргазм. Все эти месяцы я пытался выкинуть тебя из черепа, попробовал изменить твоей матери, попробовал найти малолетних любовничков, но все это было не то, — Инк перестал извиваться, просто застыл, все. Это все придавило. «Что происходит?» Вновь и вновь спрашивал себя Инк. Он уже догадывался, чем закончится этот монолог… О боже, нет! Не снова! Слова отца еле пробивались в стену ужаса. И с каждой новой фразой эта стена уплотнялась. Нет! Он не может… Не может же? — И тогда я отчаялся и пошел на весьма опрометчивый шаг. Я выманил одну весьма милую девочку. О, как она кричала и хрипела, как просила отпустить. Это было шикарно, но она сломалась. Не выдержала, стало так грустно. Но знаешь, что я тогда понял? Ты был лучше. Тогда я подумал, что дело в поле, и нашел мальчишку, но это тоже было не то. Может тогда возраст? И снова промах. Ты был лучше их всех, — отец вскочил с края кровати и начал жестикулировать, кажется, он хотел показать насколько лучше, но от подобного Пейнт только сильнее вжался. Ужас полностью затмил разум. О боже, его отец педофил, при этом изменил маме, изнасиловал нескольких детей, да и, похоже, что убил их! Скелет заметил отрицательную реакцию на его откровение, но только хохотнул, — Нет, малыш, ты от меня не спрячешься и больше не сбежишь. А если что-то кому-то расскажешь, я обещаю тебе! — сумасшедший взгляд пилил сжавшегося в комочек ребенка. — Я убью того, кому ты это расскажешь, и тебя, но перед этим… Можешь догадаться, что с тобой будет. А пока будь хорошим мальчиком и слушайся папу!***
Дыхание снова сбилось. Инк видел картинки прошлого. Как его хватают, как бьют, как кусают и царапают, как вдалбливаются в мычащее тело до потери сознания, как отец придумывал новые и новые «игры», приносил «интересные игрушки», как художник боялся возвращаться домой, как мальчик решил сбежать. Его нашли… После «наказания» еще пару недель ребенок болел, а потом срыв в школе и рекомендация психолога. Пейнт снова начал дрожать. Он не мог все это рассказать. Он не мог… — Тшш, все хорошо, — заметив очередной приступ мальчика, Эррор снова начал гладить ребенка, но теперь это не помогало, пришлось обнять, с риском еще большей истерики. Но Инк удивил, он начал расслабляться. — Малыш, ты можешь больше ничего не говорить, этого уже хватит на… — Нет! Я не закончил… Там еще… — перебил Инк. — Там еще…***
С момента попытки побега прошла неделя. Первые дни были самыми тяжелыми, мама снова уехала, перед этим долго ругая непутевого сына, а потом. Пейнт тихо всхлипнул. За что ему все это? В который раз спросил мальчик сам себя. Сейчас у Инка была сломана лучевая кость, на черепе багровел след от удара, а тазовые кости, кажется, вообще развалились. Мать уехала на две недели, но недавно позвонила и сообщила, что задержится, а значит эти пытки продолжатся. Так же скелетик был еще и привязан к кровати, чтобы наверняка. Было невыносимо противно. Вся простыня была заляпана семенем и кровью. Стояла ужасная вонь, а мальчик даже банально скривиться не может. Боль была по ощущениям не просто во всем теле, она поразила и душу. Безумно хотелось есть, энергию с магией отец не позволял восстанавливать, а за каждую мольбу прекратить и отпустить теперь бил. «Мама! Мамочка! Спаси! Пожалуйста!» — кричал про себя мальчик. Каждая секунда тянулась невыносимо долго. Это был настоящий ад. Вот дверь снова качнулась, и в комнату вошел взрослый скелет. Нет, это не папа, больше Инк не может так называть этого монстра. — Ты как? — безразлично спрашивает монстр, — Есть хочешь? — Инк молчит. Даже если бы и хотел, сказать мальчик не может. Так что выбора нет, — Наверное хочешь. Ну уж прости, развязать тебя не могу, вдруг убежишь. Так что, — приблизившись, скелет уверенно потянулся к ребрам и достал трепещущую душу. Обычно разноцветный, сгусток сейчас тускло светился белым и изредка бился. Монстр начал отдавать энергию, но с каждой новой каплей хмурился все сильнее и сильнее. Магия как будто уходила в никуда. Странно. Скелет присмотрелся к душе ребенка и охнул. Рука сама сжалась, а мальчик страдальчески пискнул. Но сейчас это не волновало монстра, весь серый он вернул душу на место и выскочил из комнаты. Пейнт думал, что это ад, но нет, ад начался с этого момента. Теперь его не насиловали, просто кормили какими-то пилюлями, от которых тошнило, и били. В конце недели душа засияла и заколола, а потом резко сжалась в комок. Такую боль Пейнт еще не чувствовал. Он кричал, бился в агонии, перелом от подобного разошелся, но сейчас Инка это не волновало. Ничего больше не волновало. Крик прервался, и тело выгнулось дугой в судороге. Душа разорвалась на две части, а ребенок продолжал задыхаться. Вдох-выдох-вдох. Монстр стоял рядом и зло улыбался. Как только душа Инка вернулась на место, скелет схватил вторую, маленькую, отслоившуюся от души сына и сжал руку. Послышался хруст, и только теперь до Инка дошло, что это было. Это был его ребенок, первый малыш и… Он теперь мертв.***
Все, тут Инка прорвало. Он зарыдал. Как же ужасен был тот треск. Тогда, пожалуй, его мир окончательно осыпался. И, о боже, как бы было хорошо будь это всего один треск. Вот только, это была не единственная потерянная душа… Не единственное убийство, и та пустота и отчаяние возвращались с каждой смертью возможного ребенка. Пейнт даже пытался это прятать, защитить, не позволить накачать себя какой-то дрянью, но… Безуспешно. Каждая образованная им жизнь была убита… До последней. — Вы меня спрашивали, что случилось на пятом приеме, — все еще захлебываясь слезами, выдавил из себя Инк. — Я потерял его, потерял последнюю возможную душу. Слишком часто мой организм сотрясали препараты, прерывающие беременность. Слишком часто меня… И… Все… Тогда отец был очень рад, тогда было больнее всего, но он сказал, что больше подобного не будет, больше их не будет. — Тише-тише, все… Ужасно, о боги, малыш, мы его уничтожим, я тебе обещаю, больше он к тебе не притронется, тем более шанс на беременность всегда есть, почти всегда… Все хорошо, — объятья продолжались. Эррор пытался, хоть как-то поддержать паренька, хоть как-то помочь. Тот монстр. То чудовище… Врач впервые захотел кого-то убить настолько сильно и реально. — Д-да, все ужасно, — Инк сжал халат доктора и снова начал плакать. — К-как он м-мог! Н-ненавижу! Вот т-только это не к-конец… Он сд-делал не только это…***
Недавно Инку стукнуло одиннадцать лет. Хех, он уже три года терпит этот ужас. Уже три года притворяться перед матерью, уже… Потерял все. От надежды, до цели. Теперь Пейнт перестал смеяться и улыбаться, да и общался только с врачами. Мать занята, отец, он сдох для художника. Остался только маньяк-насильник. Инк уже думал о том, что покончить с собой, весьма привлекательная идея. Даже не думал, а пробовал. Резал протоки магии, сначала, чтобы умереть, потом нашел в этом способ расслабляться. Начал курить, тоже расслабляло, думал сигануть с крыши, но не хватило смелости. Хех, все так доканало. Так… Так откровенно говоря заебало, во всех смыслах. Сегодня снова идти домой. Снова терпеть «любовь» этого монстра. Снова молча вставать и идти отмываться, от его «грязи», а потом ждать мать, ждать и пытаться держать себя в руках. Снова… Инк был в этом уверен. Уверен. И половину он угадал. Все повторялось. Снова его повалили, снова полезли в штаны, снова сунулись наглым языком в рот. Пейнт уже даже не сопротивлялся, не видел смысла. Зачем, если этот скелет сильнее, если все равно добьется своего? Инк только себе хуже сделает. Только себе. Поэтому сейчас он просто покорно лежит. Первый толчок, костяшки в очередной раз пробивают матрас, но Инк молчит. Зубы стиснуты и ни одного звука, кроме стонов монстра, скрипа кровати и стука костей. Оставшаяся, вернее сказать, приобретенная гордость паренька не позволяет ему издать ни звука. Если уж быть трахнутым, то в тишине. Этот упырь не услышит от него ни стона, ни крика, ни мольбы прекратить. Слез художник тоже не покажет, не ему. Инк так увлекся борьбой с самим собой, что не сразу понял, что кости над ним замерли, а потом неожиданно опали. Пейнт удивленно посмотрел на отключившегося скелета и вмятину на его черепе, а потом поднял взгляд и столкнулся с испуганным материнским. — Мама? — вырвалось у мальчика. — Что ты наделала, он теперь нас убьет. — Что это было?! — завизжала женщина. — Обычный мой понедельник, — с кривой усмешкой пошутил Инк и попробовал встать. Мать помогла оттолкнуть безвольное тело и, схватив за руку сына, кинулась вон из дома, — Мам, я так на улицу не пойду! — попробовал протестовать мальчик, но его не слушали. В глазах девушки горел ужас. У двери та затормозила и, повернув ребенка к себе лицом, тихо спросила: — Как давно? — Три года, — Инк не стал уточнять, что именно, и так понятно. — О небо, я сейчас наберу… — кого именно хотела набрать мать, Пейнт так и не узнал. На платье женщины появилось странное багровое пятно, и она захрипела. Изо рта потекли струйки крови, а потом человек упал безвольной куклой. Сзади стоял злой отец, снова Инк подумал о нем, как о папе, снова, но теперь… Он убил ее… Как и обещал… Инк упал на таз и начал отползать к шкафу с куртками. Тело матери дернулось, а нож был вытащен. Сумасшедший скелет направился к сыну. Его шатало, мальчик застыл. Он не знал, куда бежать, за что хвататься. — Инки, не бойся, я не причиню тебе вреда~ — приторно заверил убийца. Врет, успел подумать мальчик, как нож проткнул кисть, прибивая Пейнта к полу. Крик и снова стиснутые зубы, вот только скулеж все равно пробивался сквозь них. — Это просто урок. Тебе. Как не надо себя вести, и что будет, если ты меня ослушаешься или кому-то что-то расскажешь. Смотри внимательно, малыш, я покажу всего раз. Тело матери лишилось головы, а глотка была изнасилована, потом не только глотка. Инку пришлось молча наблюдать за этим. Нож выдернуть не выходило, а стоило пареньку зажмурить глазницы, его били. Мать была буквально расчленена и трахнута во все возможные щели. К концу подобных истязаний Инка не на шутку трясло. Он думал, что привык ко всему, но этот монстр… Он… Это чудовище… Инк снова закричал, он кричал и кричал. Кажется приехала полиция, кажется его пытались успокоить, кажется они о чем-то спорили с убийцей, а Пейнт продолжал хрипеть и плакать. Нож кто-то вытащил и мальчика куда-то повезли. Все было как в тумане, даже добрые голоса врачей. Если бы не успокоительное, отключившее художника, тот бы окончательно свихнулся. Хотя кто гарантирует, что не уже. Самым забавным стало то, что убийцу посадили не того. Муж жертвы все списал на соседа, а тело не было обнаружено. Сын жертвы был не в том состоянии, чтобы с его показаниями считались, а на орудии убийства были отпечатки соседа. Это было так бредово, что как только Инк услышал об этом, он рассмеялся на всю больницу. Пожалуй теперь его и впрямь можно считать психом, вот только у этого психа появилась новая цель. «Нет, я не сдохну, как мать!» — гласила записка на койке мальчика, которую нашли после плановой проверки палат.***
— А дальше вы знаете, — закончил свой монолог Инк. Он был настолько подавлен, что даже сил на поддержание фигурных зрачков не хватило, как и на поддержание костей. Мальчик опустился обратно на койку, а врач молча продолжил гладить одной рукой череп бедняги. — Да, знаю, самоубийца недоделанный, если бы не случайный свидетель, который неплохо так плавал, лежать тебе сейчас на дне, — тихо закончил Эррор, а потом попросил о какой-то странной вещи. — Инк, скажи, что это твои слова. — Чего? — удивленно переспросил мальчик, в глазницах вспыхнуло удивление. — Скажи, что все вышесказанное, слова Инка Пейнта и лучше число с годом упомяни, — повторил просьбу Ошибка. — Ладно, — все еще удивленно и недоверчиво, согласился художник. — Все вышесказанное правда и является словами Инка Карлис Пейнта, год ХХХХ месяц ХХ день ХХ. Так? — Да, молодец, — щелкнула кнопка диктофона, и до Инка дошло, что его исповедь записали, — Не надо нервничать или кричать, — спокойно продолжил психиатр, видя возмущение на лице мальчика. — Ты полежишь тут, а я разберусь с тем уродом, тем более, не факт, что тебе хватит смелости и сил повторить подобный рассказ, особенно в суде. Максимум подтвердить свои же слова. Так что, теперь лежи. Отдыхай. — Я сейчас…! — в руке врача мелькнул шприц, и через секунду Пейн замолк и неверяще взглянул на доктора. — Поспи, все будет хорошо, я все улажу, а тебе надо отдохнуть, — нежно повторил Эррор отключающемуся сознанию Инка. — Дальше я разберусь. Мальчик закрыл глазницы и тихо засопел. Доктор впервые увидел его умиротворенным. Бедное дитя… Эррор отдернул руку от черепа ребенка, щипало знатно, но терпимо, главное, что Инк в порядке. Главное… Глюк вытащил из халата телефон. Пора… Эррор быстро набрал нужный номер и, приложив трубку к ушному отверстию, стал ждать. Первый гудок, второй, пятый: — Алло? — недовольно раздалось с того конца. — Найт, нужна помощь.