blooming day

      Сыншику не очень нравились вечеринки — по крайней мере, такие масштабные. Он был домашним человеком, да, но его понимание слов «оставаться дома» не совпадало с тем, что было у Джонни. И вот где он теперь. Он всегда знал, что любовь к ребятам из команды когда-нибудь сыграет с ним злую шутку. И то, что произошло ночью субботы, являлось очередным подтверждением этого.       Чемпионат продолжался уже пару месяцев, и, несмотря на не очень удачное для его команды начало, сейчас дела стали намного лучше. Со временем всё встало на свои места, а они каким-то образом всё ещё не вылетели и даже иногда побеждали. Сыншик гордился каждым из парней настолько, что когда услышал о вечеринке Джонни, то обрадовался, что они наконец-то смогут получить свой заслуженный отдых. Даже если эту возможность предоставлял один из их «врагов».       Представление Сыншика об отдыхе было очень далеко от ночёвки в чужом доме, выпивки и танцев с людьми, которых он видит впервые, так что он не планировал идти (пусть и знал, что все остальные ребята из команды будут там), пока Тэн не вынудил его. Он никогда не мог сказать «нет» кому-то из своих друзей, а особенно грустному-и-раненному Тэну, которого не видел несколько месяцев.       Они, конечно, поддерживали связь, но Тэн не появлялся в школе из-за своей травмы, и это в каком-то роде повлияло на их отношения. Сыншик об этом знал, а Тэн этим воспользовался. По словам Тэна, он был бы невероятно зол, если бы капитан не явился на эту вечеринку и упустил шанс встретиться с ним.       Сыншику пришлось сдаться. Ребята снова веселились все вместе, нагоняя упущенное время, и, за исключением того, что теперь ряды их дружной семьи пополнил Чан, всё, казалось, стало почти как прежде. Сыншик был счастлив. Он решил, что не прийти сюда было бы ошибкой, пусть здесь и находилось слишком много людей и он был уже в стельку пьян. Спасибо, Тэн.       Подняться по лестнице на второй этаж, не споткнувшись и не разбив что-нибудь, было самым трудным испытанием за всю его жизнь, но Сыншику каким-то чудесным образом всё же удалось добраться до комнаты, которую Джонни, по всей видимости, выделил ему. Он не планировал оставаться на ночь, но ни один человек — и он сам в том числе — не был достаточно трезв, чтобы отвести его домой, так что Джонни просто предложил всем остаться и отправиться к себе, как только им станет лучше. Тэн тоже остался, поэтому Сыншик точно не мог отказаться. К тому же, он был слишком пьян, чтобы сопротивляться, а отрицать, что перспектива немедленно лечь спать — намного лучше, чем долгая дорога до дома, было бы глупо.       Комната — Сыншик понятия не имел, кому она принадлежала, но его это не особо волновало — была достаточно освещена для того, чтобы он смог различить очертания кровати, добраться до неё и завалиться на матрас с глухим шлепком. И ворчанием?       Сыншик в замешательстве нахмурил брови и как можно быстрее вскочил на ноги. Вряд ли матрас мог издать такой звук. К тому же, по последним имеющимся сведениям, кровати не умеют разговаривать. На какой-то миг ему даже захотелось, чтобы он просто был слишком пьян и воображал себе всякое, но как только на постель упала полоска света, реальность словно грузовиком проехалась по нему.       — Что ты здесь делаешь? — закричал он, из-за чего голова заболела ещё сильнее. — Убирайся из моей комнаты!       Хан Сыну медленно распахнул глаза и озадаченно посмотрел на него, будто пытался понять, кто так внезапно завалился к нему в постель. Всё было похоже на страшный сон. Прийти на эту чёртову вечеринку действительно было ошибкой.       — Это дом Джонни, любимый, — поправил Сыну. Ему потребовалось около минуты, чтобы немного прийти в себя, но его язык всё-таки заплетался — он тоже был довольно пьян. Если бы у Сыншика не раскалывалась голова, он бы закатил глаза.       — Да. И он разрешил нам остаться, потому что никто не в состоянии сидеть за рулём. И это моя комната на сегодняшнюю ночь.       Какое-то время Сыну лежал с глупо раскрытым ртом, но потом его словно осенило, и он тоже встал с кровати.       — Он всё подстроил.       — Что?       — Джонни. Он знает, что между нами происходит что-то… странное. Ну, все знают, — принялся объяснять Сыну. — Я попросил их не лезть и оставить вас всех в покое, но неужели они когда-нибудь слушались меня.       О. Так вот почему они так долго игнорировали нас.       — Ты правда сделал это? — спросил Сыншик, медленно складывая кусочки паззла в голове.       Он был слишком пьян, чтобы мыслить ясно и осознать, что Тэн, скорее всего, тоже был причастен к этому, ведь именно он всё время предлагал выпить. Но у Сыншика не было достаточно времени на размышления, потому что Сыну вдруг погрустнел и на заплетающихся ногах поплёлся к выходу.       Сыншик не хотел, чтобы Сыну упал и покалечился, и едва успел удержать его, поймав за руку прежде, чем тот смог бы споткнуться о ковёр. Сыну посмотрел на него с выражением шока на лице, и, казалось, вспомнил о том, что они вроде как разговаривали, только когда их взгляды встретились.       — Ага. И, кстати, я знаю, что расстроил тебя тем поцелуем. И мне жаль. Я не хотел, — он попытался высвободиться из цепкой хватки чужих пальцев и снова собрался уйти из комнаты.       — Ты куда?       — Домой.       — Но ты пьян, — Сыну на это только пожал плечами. — Иди сюда.       Сыну немного поколебался, не зная, что ему делать, но в конце концов послушался. Он снова лёг на кровать, пока Сыншик снимал с себя куртку, в которой был всё это время. Директора их школ, вероятно, были бы очень рады узнать, что ученики следуют «правилу совместного пользования» и в повседневной жизни. Хоккейные команды буквально начали с того, что им пришлось делить место для тренировок, и закончили тем, что сейчас делят дом. А Сыншик собирался разделить постель со своим злейшим врагом.       — На тебе так хорошо смотрятся кожаные вещи. Тебе стоит почаще их носить, — сказал Сыну, внимательно следя за каждым его движением. Стоило Сыншику лечь рядом, и он тут же уместил голову на его плече и обхватил рукой поперёк талии. Господи. — Я бы с радостью тебя зацеловал, — добавил он тихо, припадая губами к шее.       Они были слишком пьяны для этой херни.       — Заткнись, или будешь спать на полу, — угрожающе произнёс Сыншик, тем не менее, даже не пытаясь отстраниться. Не то чтобы это ему докучало, вообще-то…       — Холодно.       — Ну почему ты такой малыш? — спросил Сыншик с притворным раздражением, полностью накрывая Сыну одеялом.       — Могу быть твоим малышом, — Сыну посмотрел на него, и Сыншику вдруг показалось, что в любой момент его сердце может не выдержать и просто разорваться. Из-под одеяла выглядывали только растрёпанные волосы и сверкающие даже в темноте глаза. Сыну действительно был похож на ребёночка. О Боже. Алкоголь правда заставлял думать о чём-то странном.       — Не надо, пожалуйста, — ответил Сыншик, стараясь отвлечься от лезущих в голову мыслей. — У меня уже есть Субин и остальные ребята.       — Тогда ты можешь быть моим малышом.       — Хватит. Ты понятия не имеешь, что несёшь.       Наконец-то наступила тишина, и Сыншик закрыл глаза. Если не брать во внимание опьянение, то ему вообще не было некомфортно. И это странно — если не хуже — потому что он буквально собирался провести ночь с парнем, которого якобы ненавидел. И который ненавидел его в ответ. Тоже якобы.       — Возьми меня за руку, — когда Сыншик уже почти провалился в сон, Сыну начал петь. Он осторожно переплёл их пальцы, словно именно в тот момент это было самой естественной и правильной вещью. — Ты — причина моей эйфории, — Сыншик, вероятно, должен был чувствовать раздражение или что-то вроде того, но не мог. Голос Сыну был очень приятным и успокаивающим, и в действительности Сыншик (что удивительно) по-настоящему наслаждался тем, что имеет возможность уснуть под его пение. — С тобой я словно в утопии.       — Не могу сказать, что ощущаю это, но спасибо, — несмотря на дичайшую сухость во рту, Сыншик всё же сглотнул и заговорил. И он не мог объяснить, почему из всех существующих слов сказал именно эти, вместо того чтобы хотя бы один разочек не кривить душой и похвалить голос Сыну, ведь он этого заслуживал. Может быть, именно он должен бросить хоккей и заняться другим делом?       — Ты так жесток со мной, — фыркнув, пробормотал Сыну. И пусть Сыншик не видел, потому что его глаза всё ещё были закрыты, он точно знал, что Сыну надулся. Прямо как самый настоящий малыш.       — Никогда не задавался вопросом, почему?       — Может, ты дашь мне хотя бы один шанс?       — Сыну. Я слишком пьян для этого, — и это правда. Настолько пьян, что даже не в состоянии понять, серьёзен его «враг» или в нём просто играет алкоголь. Сыншик не собирался остаться с разбитым сердцем из-за глупого наваждения.       — Тогда я спрошу снова, когда ты будешь трезв, — то ли предложил, то ли заявил Сыну. В любом случае, это звучало слишком убедительно, чтобы Сыншик мог просто отмахнуться от его слов.       — Да, конечно, — так что на этот раз он просто уступил. — А теперь спи.       Сыну ничего не ответил. Он просто продолжил петь: «Прошу тебя, останься в моих мечтах».       В итоге Сыншик на самом деле уснул под звук его голоса.

✉

      На следующее утро Сыншик открыл глаза в той же самой комнате, где и уснул ночью, но теперь всё было гораздо лучше освещено и различимо. Всё и… все.       Он не знал (и не хотел знать), что произошло, когда они с Сыну уснули, но каким-то образом прямо сейчас они лежали друг напротив друга, лицом к лицу на единственной подушке, имеющейся на кровати Джонни. И одна из рук Сыну лежала на его спине. Ну да, это была именно его рука, нежно глядящая спину Сыншика поверх футболки. Из-за этого он и проснулся.       Помимо этого, на Сыншика свалилось осознание ещё многих вещей, гораздо более пугающих, чем подобное пробуждение. Сыншик чувствовал себя хорошо. Восхитительно, если точнее. Гораздо лучше, чем следовало бы, ведь он всё ещё не был достаточно трезв и все мы помним, кто находился в постели рядом с ним. Он чувствовал себя расслабленным и невероятно отдохнувшим, словно только что проснулся от самого лучшего сна, о котором только мог мечтать. И это очень пугало. Ему вдруг стало страшно пошевелиться, вздохнуть, сказать хоть слово. Он не хотел портить момент. Конечно, это не могло бы длиться вечно, но Сыншик хотел позволить себе наслаждаться этим блаженством ещё немножко.       — Доброе утро, — но он всё же заставил себя прошептать эти слова, запуская одну руку в волосы Сыну.       Глаза Сыну всё ещё были закрыты, и Сыншик подумал бы, что он ещё спит, если бы не эти поглаживания по спине. Сыншик убрал длинную чёлку с его лба, чтобы разглядеть расслабленное лицо. Он никогда прежде не видел Сыну таким. Всё было ново и так красиво.       — Доброе, — Сыну поприветствовал его в ответ и прильнул лицом к ладони Сыншика в молчаливой просьбе пообниматься ещё чуть-чуть.       Сыншик был вынужден подавить улыбку, но всё же исполнил его желание. Он стал пропускать волосы Сыну сквозь пальцы, пока тот продолжал лежать с закрытыми глазами и довольно мурлыкать в подушку. Сыншик должен был испугаться, потому что в любой момент всё могло пойти под откос, но всё же ему просто было уютно. Не о чем беспокоиться — это ведь просто объятия…       Но с кем. С Хан Сыну. С его врагом; с единственным парнем, с которым они никогда не могли цивилизованно поговорить; с тем, у кого всегда были свои скрытые мотивы. Следовало ожидать, что всё будет не так хорошо. Тем не менее, он вспомнил об этом, только когда Сыну на секунду остановился и попытался просунуть свою руку под его футболку. Чтобы коснуться кожи. О, нет.       — Не надо, — Сыншик пресёк его попытку не потому, что не хотел этого, а потому, что боялся того, что могло бы случиться потом. И того, что чувствовал.       — Извини, — прошептал Сыну, убирая руку. Вдобавок он попытался отодвинуться от Сыншика, но у того в голове словно что-то замкнуло. Он не знал, что это было, но вдруг в один момент он просто понял, что не хочет отпускать Сыну. Да, ему было страшно. Но, вероятно, они оба чувствовали это. И здесь нет ничего плохого.       Сыншик поцеловал его прежде, чем смог на самом деле осознать, что делает, и как-то остановиться. В общем-то, правда заключалась в том, что он и не хотел останавливаться. Именно поэтому он позволил Сыну незамедлительно превратить поцелуй в нечто более грубое, чем сам ожидал. Укусы и столкновения зубами — вот что делало этот поцелуй совершенно не похожим на их первый. Сыну перевернул его на спину и сел на его бёдра. И Сыншик позволил ему сделать так, потому что они оба хотели этого; потому что он должен был хоть иногда прислушиваться к своему сердцу.       Это было нелегко — разум вопил и приказывал прекратить, пока всё не зашло слишком далеко, но Сыншик попытался заткнуть его, углубив поцелуй. И это сработало.       — Чёрт, — выдохнул Сыну ему в губы, — это было горячо.       Сыншик понял, что он имел в виду: он — честно, не нарочно дёрнул Сыну за волосы, отстраняясь.       — Ты правда мазохист, — с улыбкой ответил он, и голос Юно эхом прозвучал в его голове.       Сыну выглядел весьма смущённым и растерянным какое-то время, но в итоге, не задавая лишних вопросов, просто вновь поцеловал его. Всё было так торопливо и беспорядочно, словно он боялся, что Сыншик внезапно передумает и оттолкнёт его. Но Сыншик снова оттянул его волосы — потому что иногда он умел быть не только ангелочком, но и стервочкой — и Сыну почти зарычал ему в губы, прикусывая нижнюю так сильно, что Сыншик испугался, как бы она не начала кровоточить.       — Прости, — прошептал Сыну, проводя по месту укуса языком и пытаясь не заскулить.       Сыншик отпустил его волосы, вместо этого обвивая руками шею Сыну, а ногами — талию. Теперь они были ещё ближе, и Сыншик вдруг ощутил острую нехватку кислорода и прервал поцелуй. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, наслаждаясь окружавшей их умиротворяющей тишиной, и потом Сыншик снова начал целовать Сыну: на этот раз, переходя губами от подбородка к линии челюсти.       В конце концов он слегка прикусил мочку уха Сыну и именно в этот момент осознал, что хочет большего. Сыну был настолько расслаблен и буквально растворён в удовольствии, что перевернуть его на спину не составило труда, несмотря на то, что Сыншик был гораздо меньше и слабее. Руки Сыну вдруг так сильно сжали его бёдра, словно он хотел бы остаться в таком положении навсегда. Как только Сыншик снова начал целовать его, Сыну обхватил его лицо ладонями и ещё больше сократил расстояние между ними, которого и так почти не оставалось.       Теперь, когда Сыну оказался снизу, был более уязвим, чем когда-либо в своей жизни, и был готов позволить Сыншику вести, настала его очередь отстраниться от чужих губ, но только ради того, чтобы примкнуть своими к подбородку Сыншика. Но в отличие от того, что минутами ранее делал Сыншик, Сыну позволил своим губам проложить дорожку от его шеи к ключице. И стоило ему начать посасывать нежную чувствительную кожу, Сыншик прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Было слишком хорошо.       Он не хотел, чтобы Сыну останавливался, и поэтому почти сразу же наклонил голову немного влево, предоставляя лучший доступ и позволяя ему продолжать оставлять следы на своей коже и проходиться по ним языком. Укус, который был намного сильнее, чем все предыдущие, заставил Сыншика хватать ртом воздух, и внезапно он почувствовал необходимость прерваться на мгновение, чтобы восстановить дыхание.       Сыншик не мог мыслить хоть сколько-нибудь здраво, но когда он взглянул на Сыну, то понял, что не он один. Дыхание Сыну было тяжёлым и прерывистым, а волосы — растрёпаны. Зная, что является причиной такого его состояния, Сыншик вдруг ощутил неожиданный прилив гордости.       — Чёрт, ты прекрасен, — выпалил он, и Сыну ненадолго отвёл взгляд от его лица, словно совсем не ожидал услышать подобных слов и не знал, как реагировать.       — Вообще-то, я должен это говорить, — ответил Сыну и снова крепко сжал его бёдра. Он опять испугался от одной только мысли о том, что Сыншик сейчас уйдёт.       Жаль признавать, но это было последним из всего того, чего Сыншик хотел в данный момент. Особенно когда цепкая хватка Сыну вдруг стала приносить абсолютно другие ощущения, и он не смог сдержать стон, потираясь о его промежность. И прежде чем он успел понять, что произошло, они оба уже были слишком возбуждены и ласкали друг друга. Несмотря на то, что Сыну был снизу, всё же именно он профессионально управлял каждым их движением, а Сыншик просто позволил ему делать это. Потому что это было правильно; потому что это было единственным, чего он на самом деле хотел.       Но ничто не длится вечно. И даже когда нам снится самый сладкий сон, мы всё равно где-то на подсознательном уровне понимаем, что он закончится.       — Завтрак готов! — это был Донён. Его со-капитан, лучший друг и голос разума.       Сон внезапно прервался. И Сыншик оказался в самой ужасной из всех возможных реальностей. Так что единственное, что он мог сделать, — это сбежать. Всего-то минуту назад он собирался опять поцеловать Хан Сыну, а теперь мгновенно оттолкнул его и скрылся за дверью ванной комнаты, которая, по чудесному стечению обстоятельств, была в этой спальне.       Он запер дверь и прислонился к ней спиной, тяжело дыша и стараясь не словить паническую атаку из-за чего-то настолько незначительного, как чуть больше, чем просто поцелуи, со своим заклятым врагом. Не из-за чего было волноваться. Ради всего святого, люди постоянно целуются! Всё будет хорошо. По крайней мере, так Сыншик думал, пока не увидел своё отражение в зеркале.       Волосы были растрёпаны, щёки покраснели, губы распухли, дыхание ещё не до конца восстановилось… и вся его шея, вплоть до ключиц, была покрыта засосами.       — Хан Сыну!

✉

      — Ради бога, можешь ты перестать ржать? — Намджу едва ли могла нормально дышать, её глаза были закрыты, а ладошкой она безуспешно пыталась подавить смех. — Джу, это вообще не смешно.       — Что значит «вообще не смешно»? — возразила она. — Извини, но это самая смешная хрень за последние несколько месяцев.       Сыншик вздохнул, дотрагиваясь пальцами до посиневшей кожи на шее. Намджу не могла перестать смотреть на эти следы.       — Слушай, у меня нет времени на это всё. Не могла бы ты хотя бы притвориться моей лучшей подругой и помочь как-нибудь их убрать?       — Видишь? Вот об этом я и говорю. Это смешно, потому что ты настолько волнуешься, — Намджу внезапно успокоилась и продолжила уже серьёзным тоном: — Это просто засосы, Шики. Почему ты ведёшь себя как испуганный девственник?       Допустим. Он буквально вылетел из дома Джонни, потому что ему срочно нужно было оказаться как можно дальше от Сыну, и пришёл к Намджу, поскольку она была единственной, кому он мог доверить что-то подобное. И дело было в том, что он испугался вовсе не засосов.       — Я просто не хочу, чтобы кто-нибудь это увидел. У меня сегодня встреча с тренером, и я сдохну от смущения, если мне придётся прийти в таком виде.       — Но почему ты так смущён? Вот чего я не понимаю.       — Намджу, — как можно более серьёзным тоном произнёс Сыншик, надеясь, что она поймёт намёк и перестанет пытаться выбить из него ответы на все свои вопросы, ведь он даже не был уверен, что ему есть, что сказать. — Ещё раз говорю: у меня мало времени. Это не настолько важно. Просто скажи, ты сможешь их замазать или нет?       Это было единственным, чего он просил. Сейчас ему больше ничего не было нужно. Он не хотел разговаривать; не хотел, чтобы кто-нибудь узнал о том, что произошло. Он просто хотел скрыть свои ошибки.       — Нет, — Намджу покачала головой, и Сыншик в шоке округлил глаза. Она на самом деле отказывает ему в помощи? — Если сначала ты не скажешь мне, зачем.       О.       — Ладно, пока. Спасибо за всё, ага.       Сыншик сделал шаг в сторону двери её комнаты — он неосознанно приехал к Намджу домой, полагая, что это идеальное место, чтобы спрятаться ото всех и чувствовать себя в безопасности, пока они вместе попытаются найти выход. Очевидно, нет. Однако Намджу не дала ему сбежать.        — Господи, да стой же ты! Почему ты такая королева драмы? — почти закричала она, хватая его за руку. Боже. Они собирались ругаться? Сыншик почувствовал, как его сердце окутывает паника. Он не мог этого допустить. — Скажи хотя бы, кто это сделал…       Сыншик сглотнул, пытаясь немного успокоиться. Намджу, казалось, как и он, действительно сожалела о том, что их разговор принял такой оборот. Возможно, ему стоило ослабить свою защиту.       — Ты всё равно не поверишь.       — А ты попробуй, — она приподняла бровь, скрещивая руки на груди.       — Хан Сыну, — он прошептал это настолько тихо, что подумал (или надеялся), что Намджу даже не услышит. Но нет.       — Что? — она снова засмеялась от шока, прикрывая лицо ладошками. — Боже! Я знала, что рано или поздно это произойдёт! Чёрт возьми…       Сыншика передёрнуло. Ну да, она знала. С самого начала времён, вероятно.       — Намджу, — он снова позвал её по имени, надеясь, что сейчас она не заведёт свой привычный монолог о том, что «ты всегда нравился Сыну, и единственной причиной, по которой мы с ним встречались в средней школе, было то, что он хотел быть ближе к тебе, потому что знал, что мы дружим с пелёнок».       Скорее всего, было видно, насколько Сыншик и без того измучен, потому что внезапно Намджу перестала смеяться и вернулась к серьёзности. Или, по крайней мере, попыталась.       — Да-да. Знаю. Извини. Просто… — ещё один смешок сорвался с её уст, — я не знаю, что сказать.       — Просто скажи, как я могу это скрыть, пожалуйста, — глаза Намджу широко распахнулись, когда она услышала голос Сыншика. Это был тот самый голос, который бывает на грани слёз. И его глаза уже застелила стеклянная пелена. О, нет.       — Шики, — прошептала она, кладя ладошки на его щёки, — ты же знаешь, что всегда можешь поговорить со мной? Ты не обязан, но можешь.       — Я тоже не знаю, что сказать, — он сглотнул. — Это просто… случилось, наверное. Мы даже не впервые целовались, — Намджу ахнула, всё ещё сжимая руками его щёки.       — О чём это ты?       — Не о чём-то вроде этого, — сказал Сыншик, указывая на свои засосы. — Мы спорили, и он заткнул меня поцелуем.       — А потом? — Намджу в последний раз погладила его щёчки, прежде чем отстраниться и подойти к своему комоду.       — Я врезал ему, а он целый месяц меня игнорировал, — продолжил Сыншик, наблюдая за тем, как его лучшая подруга роется в своей косметике в поисках того, что сможет перекрыть весь этот кошмар на его шее. — Я тогда был (ладно, я всё ещё) очень смущён и… обижен, думаю? Мне казалось, что для него это всего лишь игра.       — Малыш, — протянула она, встретившись с его взглядом. Она выглядела по-настоящему расстроенной.       — Но потом, — Сыншик пожал плечами, — он вдруг стал прежним и начал флиртовал со мной. Сначала это казалось странным, но со временем я просто привык. Мы всё ещё ссорились и постоянно провоцировали друг друга… но не целовались больше.       — А потом вы напились.       — Клянусь, я больше не притронусь к алкоголю, — заявил Сыншик, закатывая глаза.       — Ты правда сожалеешь? — спросила Намджу, жестом приглашая его присесть напротив зеркала, чтобы она могла приступить к работе. Сыншик сглотнул, отведя взгляд.       — Я… не думаю, что сожалею. Вот в чём проблема. Я не хочу страдать в итоге.       Он даже не был уверен, что Сыну гей. Сыну раньше встречался с девушками — Намджу, его лучшая подруга, была тому живым подтверждением — но не с парнями. По крайней мере, насколько Сыншику было известно. И, конечно, Сыну не должен был доказывать никому ничего насчёт своей ориентации. Просто Сыншик отчаянно нуждался в хоть какой-то определённости.       — Я поняла. Но не думаю, что Сыну когда-нибудь сделает тебе больно. Ты же знаешь, я всегда видела, как он заботится о тебе, — глядя ему в глаза через зеркало, сказала Намджу. Она относилась к этому вопросу слишком серьёзно, даже если Сыншик ни в какую не хотел её слушать. — И ты о нём тоже, правда?       — Прямо сейчас я хочу сбросить его со скалы, но, наверное, да, — Сыншик ощущал себя побеждённым, и это чувство причиняло невыносимую боль, но всё же он решил быть искренним. Потому что знал, что может довериться Намджу. — Это сложно.       — Со временем ты всё поймёшь, — она улыбнулась. — Может, сначала стоит поговорить с ним, а?