Игра в четыре руки

— Какой-то невнятный у тебя этот Брайан Кинни, — я прекрасно знал, что в этом нашем деле Небо предельно четко распределяет роли, и тут я лукавил, делая вид, что Кинни не мой вариант. — Мелочный какой-то. Он что, реально бесится от мысли, что его партнер сможет стать удачливее и богаче, чем он? Вот бред. — Нет, — Томми накрутил прядь из челки на палец и отпустил. — Он и сам бы этого хотел. Однако, самолюбия в человеке иногда оказывается больше, чем полагается. Рэтлифф помолчал и договорил. — Но ты не ответил на мой вопрос. — Томми, — мне не хотелось с ним ссориться. Теперь, после некоторых деталей нашего совместного творчества, которые мы неожиданно выяснили, хоть и не до конца, мне не то что ссориться, а даже и обсуждать что-то не очень и хотелось. — Я, по правде говоря, не представляю, о чем ты говоришь. Вопросов прозвучало столько, что можно открывать пресс-конференцию для желающих поболтать впустую. Мы все еще сидели в «Амплитуде». Посетителей прибавилось — в осенний вечер люди не желали оставаться в своих домах в одиночестве. Я подумал, что меня не удивило бы, если раньше, на заре своей юности, человечество впадало бы в спячку в преддверии приближающейся зимы. И потому так безудержно запасалось теплом осенью — ведь все же знают, как люди обожают именно осенью встречаться с давно забытыми друзьями, ездить на всякие концерты и мероприятия. Ходить на выставки картин малоизвестных начинающих художников. Из Питтсбурга, например. Почему я подумал об этом сейчас, рассеянно рассматривая сидящего напротив меня безупречного ангела-инквизитора — не знаю. — Я попробую еще раз. — Настырность у этих инквизиторов в крови. А вообще, насколько мне известно, таких специалистов в Свете или на Небе, кому как нравится называть наши высшие силы, таких профи — наперечет, не больше пяти экземпляров на все про все. И один из таких — прямо передо мной. Даже не важно, что разжалованный, все равно восстановят его во всех его полномочиях, даже не сомневаюсь. Томми все мои рассматривания переносил совершенно индифферентно. Казалось, мои взгляды скользили по нему, словно по гладкому льду, не задевая его. — Мне известно, что у тебя есть доступ к Маркеру. — Снова завел свою шарманку Рэтлифф. — Я предлагаю тебе сделку. Ты исправляешь этим Маркером нашу задачу, а я исполняю любое твое желание. Даже смеяться мне не хотелось. — Маркер судьбы — мифический артефакт. — Вяло сообщил я ему. — Он не существует в природе. — Это чушь и мы оба это знаем. — Томми качнул головой. — Я бы и сам его нашел, но… Мне прекрасно известно, что Маркером может воспользоваться только демон. И далеко не каждый. — Ага, инквизиторам, конечно, виднее. А кстати, вас вообще в природе сколько существует, пятеро? — Число инквизиторов не превышает семи сущностей. — Как на уроке отвечает, я так и знал — заучка. — А разжалованные инквизиторы входят в это постоянное число, или они уже относятся к тем, в кого были перевоплощены, так сказать, перепрофилированы? — Это сложный вопрос. Технически тебе может быть непонятен механизм перевоплощения. — Томми моргнул и вернулся к прежней теме разговора. — И я настаиваю на сделке. — Томми, ты ведь даже не можешь представить, какое желание ты можешь мне предложить в качестве бонуса от этой предполагаемой нашей сделки. Рэтлифф секунду смотрел мне в лицо, а потом улыбнулся, совершенно нормально улыбнулся, без своей постоянной отстраненности или надменности и ответил мне: — Я все могу представить. Даже то, что демон мечтает оказаться на месте человека. — И тогда я начинаю задумываться, о том, что же в наших отношениях было главным. Джастин сидел за своим рабочим столом, набрасывая эскиз к своей будущей картине. Брайан привалился плечом к дверному проему, глядя на склоненную над столешницей светловолосую голову. — Джастин, — вкрадчиво сказал он. — Мы ведь давно уже все обговорили, пришли к мнению… — Мы пришли к мнению, которое устроило нас обоих. — Джастин не поднимал головы от листа ватмана. — И я предпочел молчать, не давить на тебя, не теребить и не задавать неудобных вопросов. И это было моей главной ошибкой. Брайан подошел к столу и сел рядом на мягкое крутящееся кресло, оперевшись о стол локтем одной руки, а другой разворошил пряди тейлоровской челки, падающей на его высокий чистый лоб. — Мне не нравится это твое самокопание. Ты сразу начинаешь мне напоминать Теодора. Джастин искоса взглянул на Брайана и улыбнулся своей фирменной солнечной улыбкой. — Неправда. Теодор бы уже задумчиво переслушивал «Травиату» под меланхоличные протирания орхидейных листьев. — Возможно, — Брайан улыбнулся в ответ. — Но главное здесь то, что, начиная вспоминать хорошее, или… не очень хорошее, я лично никак не могу отделить себя от тебя. Как-то так незаметно произошло то, что вспоминая себя, я тут же думаю о тебе. — Это… это правда? — Робко спросил Джастин, снова пряча внезапно заблестевшие глаза. — Или ты сейчас рассмеешься и переведешь все в шутку? — Иди ко мне… — Брайан Кинни был настроен решительно и не собирался играть в прятки, хотя игры он и любил, под настроение, ну и несколько иного формата. — Чтобы ты не сомневался в правдивости моих слов… Он поцеловал мягкие податливые губы своего юного любовника. — Когда я думаю о нас, я становлюсь сентиментальным, просто до жути. — А в чем она выражается, твоя сентиментальность? — Тейлор словно плавился, нежась в объятиях Брайана. — Представляешь, я думаю, с ума сойти, какое это охрененное чувство — обладать совершенством! Джастин польщенно засмеялся и потянул Брайана вместе с его объятиями к кровати. — По-моему, это ты только сейчас придумал! — Будешь сомневаться, я тебе ухо откушу! — Ладно, я постараюсь не сомневаться, — он оплел лежащего на нем Кинни своими ногами. Как им удавалось незаметно сбрасывать одежду, они и сами иногда не замечали. — И я думаю, целуя твое тело, твою грудь, твою шею, — Брайан произносил это все, одновременно проделывая все эти манипуляции с Джастином, — Я думаю — Джастин Тейлор — ты просто гребанное искушение богов. — А бог, бог, у нас, естественно — это несравненный невероятный Брайан Кинни! — Естественно, — Кинни уже настойчиво залез в рот Джастина, проговаривая слова невнятно, по-хозяйски атакуя его своим языком и губами, буквально всасывая Джастина внутрь себя, — Естественно… Мы оба потрясающе красивы и знаем об этом, а? Джастин засмеялся совершенно по-детски, как ребенок, и тут же коротко простонал, потому что Брайан, не теряя ни грамма своего напористого пыла, перешел к более активным действиям и, пользуясь своим преимуществом в росте и весе, приподнял Джастина, и тот моментально воспользовавшись ситуацией, еще теснее прижался к его паху. Брайан вздохнул и внезапно спросил вполне серьезно: — Хочешь меня трахнуть! — О, — Джастин резко перевернул его под себя. — Разве я когда-то отказывался от подобного? Вот уж воистину — дар небес! Он лег сверху, уже когда Брайан сам перевернулся на живот, укладывая голову на скрещенные руки и приподнимаясь так, чтобы между их телами не оставалось свободного пространства. Потом он повернул голову набок и тут же почувствовал сбившееся дыхание Джастина в своих тёмных волосах на затылке. Ободренный и даже немножко горделиво улыбающийся Тейлор, задышал еще возбужденнее, когда его немаленьких размеров, словно тоже горделиво раздувшийся в унисон со своим хозяином, член, постепенно начал входить в анус Брайана. Кинни инстинктивно дернулся, тут же автоматически расслабляясь под поглаживаниями джастиновых рук, правда, тот руки почти сразу убрал, опираясь ими в кровать по обе стороны от распластанного под ним телом Брайана. Движения его были длинными и тягучими, как синкопы южного джаз-блюза. Он двигался внутри своего возлюбленного, сопровождая свои движения короткими стонами-всхлипами, все отчетливее ощущая после первого приступа сексуальной эйфории, насколько податлив ему был сейчас Кинни. Он подставлялся ему, старательно, словно и не был он близок с Джастином бессчетное количество раз, словно только сейчас ему вдруг выпал шанс впустить Джастина в себя первый раз в жизни. — Ты ведешь себя как девственник, — пробормотал озадаченный этим контрастом Тейлор. — Даже будто бы зажимаешься слегка. — Давно я не слышал такого комплимента, — и даже улыбка Брайана была не обычной — а вроде бы как извиняющейся, — Ну же, трахни меня тогда посильнее, Джас, мать твою! Джастин, подхлестнутый этим восклицанием, переместил руки на брайановскую поясницу, ставя его на четвереньки и упираясь в матрац своими коленями. Член его, обильно политый смазкой, которую они по своему обыкновению, не экономили, уже вовсю таранил задницу Брайана, и наконец, тот потерял свою внезапную невинность пятнадцатилетнего подростка и сам начал подмахивать в такт двигающемуся Джастину. — Вот так, дорогой, — бормотал Джастин. — Ты еще больше невероятен в этой позе, да… Самый их пик пришелся на тот момент, когда Джастин поменял угол проникновения и толкнулся еще глубже и сильнее. Брайан кончил, бурно изливаясь под свои прерывистые хриплые вздохи. Почти сразу за ним, после нескольких еще таких же глубоких движений, кончил и сам Джастин. — Знаешь, а я, пожалуй, пересмотрю свое отношение к тебе, Томми. — Сказал я ему, рассматривая предрассветный Нью-Йорк в сероватом осеннем тумане. — Мне начинает нравится твоя… Даже не знаю, как сказать. Твоя незамутненность взглядов. Рэтлифф обернулся ко мне, пряча руки в карманах своего длинного черного пальто. Мы стояли на крыше одного из самого известного небоскреба Большого Яблока — 30 по Парк Плейс и ветер раздувал нам волосы и холодил щеки. Странно было чувствовать все это, еще и говорить о человеческих желаниях. Все было странно и неоднозначно, по крайней мере, для меня. И приложил ко всему этому руку мой персональный ангел-инквизитор. Крепко так приложил. — То есть, ты сейчас начнешь утверждать обратное? — Каким-то образом, Томми умудрялся не реагировать на мой сарказм. — И это желание — побыть просто человеком, это желание — никогда не было твоим желанием? Я помолчал, всматриваясь в горизонт. Солнце уже поднималось, туман отступал, а рядом стоял Томми и задавал мне вопросы своим инквизиторским тоном. — Побыть просто человеком, — протянул за ним я. — Я бы сформулировал четче, мой милый. Испытать то, что недоступно мне, как демону, то, что привлекает в равной степени и демонов и ангелов. — Я помолчал. — Уверен, что и инквизиторам иногда приходит в голову подобная мысль. — Приходит, — согласился Томми совсем по-домашнему. Таким расслабленным и спокойным он мне реально нравился. Интересно, а я — ему? — Это часть риска тесного контакта с человеческим родом. Потому что, единственное, что доступно человеку и недоступно нам, иным, — это любовь.