interweaving

      Красное весеннее солнце разливает свой свет по узким улицам города, заставая самые дальние уголки и пытаясь согреть их до наступления прохладной ночи. Чем ниже оно опускается, тем сильнее становится ветер, нетипичный для этого времени года.       Свет красиво вплетается в чужие каштановые волосы, словно пытаясь подбодрить их обладателя, что сейчас растерянным взглядом смотрел на издающий предсмертный писк телефон, который выключился в то же мгновение. — У тебя что-то случилось? Почему ты так поздно здесь?       Знакомый голос неблизкого человека заставил проглотить сердце, что только что выскочило в горло, а сейчас непокоится на дне желудка, вынуждая сделать судорожный вдох-выдох. — У меня какой-то му… кхм… Кто-то вырвал рюкзак из рук… Хотел… Позвонить в полицию и домой… Но телефон сдох… Вот… — Чангюн повертел теперь уже бесполезным куском электроники, который хотелось выбросить куда-нибудь в море, чтобы в будущем не вспоминать столь неловкий момент. — Вот как… Позволишь помочь? Я подвезу тебя до дома, а ты пока зарядишь телефон в машине.       Как бы не хотелось сопротивляться, на улице не так тепло, как хотелось бы, а до дома не 10 минут идти, так что не согласиться юноша не мог. — Если хочешь, можешь включить музыку. Я не против.       Ли впервые за долгие годы наслаждался вечером. Он вел свою любимую иномарку под новую для него музыку, которая впервые понравилась ему за долгие годы, которые он страдал из-за невозможности обновить свой плей-лист. Ехал неторопясь, растягивая каждый момент этого вечера, вслушиваясь в рассказ такого интересного для него младшего: о нем, его проблемах с отцом, ненавистной учебе и о безумном желании писать музыку. Ему хотелось поддержать, но слова не хотели выстраиваться в адекватные предложения в его голове, поэтому оставалось лишь сочувствующе вздыхать и кивать или мотать головой на каждый вопрос подростка. — Спасибо, что подвез… Хен, — глаза юноши под бордовым светом приобретали невероятный оттенок спелой вишни, а тени от улыбки очерчивали нереально милые и наверняка мягкие ямочки на щеках, в которые бы Чжухон обязательно потыкал, позволь он ему это сделать, — Я ведь могу к тебе так обращаться? — Да, Чангюн, конечно, — Хон улыбается в ответ, а у Чангюна шарики за ролики и ролики за шарики от очаровательной улыбки, не менее очаровательных ямочек, которым Чангюн мог позавидовать, и голоса, которым старший произнес его имя.        Сердце отбивает чечетку, и он уже не помнит, как оказывается дома в объятьях своей ледяной кровати, и трогает свои губы, которые буквально только что накрывали чужие, такие мягкие, теплые, и не оказывающие никакого сопротивления. — Что же я наделал?..