Шанс.

Бывает такое, когда ты действуешь на автомате. Ты встаёшь, идёшь в душ, умываешься, потом одеваешься, ешь, однако просыпаешься лишь через час, когда по дороге куда бы то ни было, врезаешься в фонарный столб, или когда осознаёшь, что вышел на улицу в домашних тапочках. В некоторые дни и вовсе не хочется вставать, но ты поднимаешь своё бренное тело с постели, прёшься на работу, в университет, колледж, школу и не просыпаешься. Ты встал, но не проснулся. Что-то подобное происходило и сейчас с Альфредом, который никогда бы не смог объяснить, что взбрело в его голову. Пёс был на улице, придерживая облокотившегося на него Мистери. Кот фыркал, как только вода с зонтика попадала на его шерсть, но он молчал, не решаясь сказать и слова. Ноги больного, находящиеся в ботинках пса уже промокли, а очки жутко потели, что было на руку. Сиба же натянул тапочки, в которых обычно бродил по больнице. - Фред! Неуж-то опять Ден заставил таскаться с пациентами? - существо громадных размеров выглянуло из будочки охранника, натягивая на себя дождевик, - Опять какой одиночка, - мужчина добродушно улыбался, он принял зонт из мокрых лап ориентала и захохотал, - Что? Нашёл себе попутчика? - тот кивнул в сторону больного. На морде "попутчика" читалась немая злоба, тускневшая на общем фоне удивления. Мистери едва приоткрыл рот. Желание нагрубить старику было непреодолимым, но Альфред решил, что разберётся сам. - Стив, прошу помоги мне донести его до машины, - охранник коротко кивнул. Он осторожно помог псу избавиться от ноши и перекинул тонкую лапу кота через шею, - И не старайся с ним говорить, он глухой. Подобное раззадорило ненормального резко ляпнуть что-нибудь, но строгий взгляд врача не дал сделать такового. Стив зашлёпал вслед за Альфредом, который уже выискивал среди десятков разнообразных машин собственную. Ориентал с опаской смотрел на огромные лапищи, придерживающие его за плечо. Да такими можно и арбузы давить, а может и головы. Морщинистая морда, огромные густые брови и тёмный крупный нос отчего-то напоминали о биг-футах или ейти. - Вот же тяжёлый, а с виду даже не скажешь! - сумасшедший почувствовал себя оскорблённым и скривился, давая понять, что не собирается терпеть ничего подобного, - Глянь на его рыло! Ещё и злится, а? Фред, это, а долго там, до машины? Альфред с благоговением распахнул дверцу своей развалюхи и как можно скорее сел внутрь, заводя тарантайку. В салоне включился свет, ставший неким ориентиром для старого охранника. Стив притащился к машине, всё ещё держа зонт, вода с которого бесцеремонно лилась прямо на макушку ориентала, которому оставалось лишь встряхивать головой. Усадив Мистери на переднее сидение старик захохотал, взъерошивая чёлку кота, громко чихнувшего в ответ. Сторож на некоторое время задержал взгляд на серой повязке, прикрывающей левый глаз, но тут же проморгался, словно сбивая наваждение и дрёму. - А ведь этот чудак мне кого-то напоминает! - Альфред испуганно ойкнул, засомневавшись в возможном исполнении задумки по плану, - Ах, да, - сердце пса ухнуло куда-то вниз, застряв между пятками и икрами, ещё думая над тем, пора ли лететь обратно, - Кое-кто тоже появился на пороге больницы в одних чужих башмаках, с обрубком хвоста, да с оборванными ушами, - Стив почесал подбородок, не понимая причин радости, расцветшей огромными пионами на морде сиба ину, - Я рад, что ты нашёл себе компаньона. - Может возьмёте сладостей или что-то ещё? - Альфред высунул голову в окно, наблюдая за мужчиной, что пошёл открывать ворота на въезде, - Хотя-бы конфет или... - К чёрту! - Стивен махнул лапищей, как только открыл проезд, - Уж тебе-то нужнее! Да и чтож, работа моя такая! Машина взревела, чем напрягла сумасшедшего, резко вцепившегося в локоть врача. Пёс обеспокоенно осмотрел пассажира и нажал на газ. На выезде тарантайка остановилась, доктор снова поблагодарил старика, а тот снова отболтался о чём-то. - Хорошего вам дня! - Мистери таки не удержался и напоследок крикнул прощание, удивившее Стива до такой степени, что тот ненароком отступил назад и упал в лужу , - А что такого? - ориентал пожал плечами, смотря на несколько улыбающегося водителя. - Ничего... Теперь час езды в другую часть города, а с этакой погодой целых два, если повезёт. По дороге текли настоящие реки дождевой воды, что сливались в уже переполненные стоки. Дворники, работающие на-максимум попросту не справлялись, а спустя пару минут появилась другая проблема - потеющее стекло. В машине было слишком тепло, а вот на улице - настоящий октябрьский морозец. Найденная в бордочке тряпка была прелестным оружием против этого, но лапы уставали, да и подобное сильно отвлекало. Кот не находил себе места. С самого начала его не радовала перспектива находиться в машине, да ещё и с Альфредом. Ориентал обеспокоенно повиливал хвостом, с опаской глядя перед собой, но в итоге решил следить за врачом, продолжающим кусать губы. Мистери дёрнулся, заслышав резкий грохот - машина подпрыгнула на одном из лежачих полицейских. Псих обернулся, вглядываясь в непроглядную темноту, окутывающую автомобиль сзади. - Всё нормально, - сиба ину ненадолго зыркнул на пассажира, но спустя миг, вернулся к вождению, - Больница позади, да теперь уже всё позади, - это показалось Альфреду смешным. - Мне плевать на больницу, - зашипел псих. Ненормальный и не думал хихикать. Дрожащими руками он потянулся к псу, обхватывая его поперёк шеи, словно обнимая, но выглядело это странно, так, словно один боялся другого или, вернее сказать, боялся причинить боли другому. Кот осторожно уткнулся головой в плечо доктора, начав бодать того. - Хватит, я могу врезаться во что-то или кого-то, - держа руль одной лапой, второй, пёс решил оттолкнуть больного, но лишь погладил по макушке, от чего сумасшедший слегка улыбнулся, превозмогая уже ставшую почти незаметной тревожность. А вон и заведение миссис Хельги, закрытое и опустевшее. Женщина наверняка уже дома, пьёт чай, поглядывет в окно, да беседует со своим извечным сопровождающим - Ангусом, соседом снизу, что уже давно положил глаз на владелицу кафе. Оно едва виднелось сквозь ливень, но внушало надежду. До места прибытия оставалось не так много. Старая квартира Альфреда редко была посещаема своим хозяином, но каждое прибывание в ней было запоминающимся или, вернее сказать, очень плохо запоминающимся. А причиной было то, что именно там проходили небольшие алкогольные празднества, после которых редко когда можно было вспомнить прошедшую за один день неделю. Пёс повернул руль влево, следя за тем, чтобы машина чудом не слетела с намеченного курса. Вот сейчас приедет к себе, разложит диван в гостиной, уложит спать Мистери, а сам закроется у себя, подопрёт дверь тумбочкой и бухнется спать. Только нужно убрать бутылки. Брови врача взмыли вверх. Бутылки! Да ведь там никто не убирался уже с полгода. И если с пылью и грязью смириться ещё можно было, то использованные шприцы, банки от таблеток аспирина, лужи грязи и блевотины уж точно были немаленькой проблемой. Да и ночевать в одной квартире с убийцей-маньяком не очень хорошая идея. Тем более, когда квартира полна столь опасного мусора. Можно порезаться о осколки стёкол, наглотаться каких таблеток или натворить ещё много чего неправильного. - Ненавижу, - подобное слово уже было зарекомендовавшим себя успокоительным, которое не грех было произносить. Как будто мантру, он злостно вопил это одно простое "ненавижу", но сколько в нём было человечности. Некоего нежелания смириться со всей той мелочной и неправильной жизнью, которую скорее стоило величать существованием. "Ненавижу" и впрямь проходило на своеобразное стоп-слово, что резко обрывало мысли, ставя в них точку, и не давая мозгу пепенапрягаться. - Т-ты хочешь убить меня? - кот сел, смотря на лёгкую ухмылку, что тронула губы пса, - Да? - ориентал говорил серьёзно, чуть напрягшись и слегка дрожа от злобы и раздражения, пронизывавшего его. - Нет! - доктор чертыхнулся про себя - уж слишком громок был его ответ и псих отпрыгнул подальше, схватив собственный хвост, которым он и прикрылся, начав будто защищаясь скалиться, - С чего бы? Ориентал кивнул, но прикрываться не перестал, а лишь отвернулся, начав смотреть в окно. Ответ не звучал. Альфред ненадолго оторвал взгляд от дороги - умалишонный упёрся носом в холодное стекло и будто укрылся пушистым от сырости хвостом. Некоторое время сиба считал, что тот уснул, благополучно преждевременно окончив разговор, но тут со стороны кота послышалось бурчание. - Мистери не может самостоятельно ходить. Мистери слаб. Он отвратителен. Он болен. Мистери пугает тебя. Он опасен для Альфреда. Он сам не осознает, что творит. И ты не простил Мистери, - последнее было едва слышимым и психу показалось, что это уж точно не долетело до его собственных ушей. - Я простил тебя, - всё-таки услышал, - Ты извинился, и я дал тебе шанс, - в голове прозвенело "последний шанс", - И я не собираюсь убивать тебя. Если бы я хотел этого, то оставил бы там, - пёс сбавил ход, повернул голову к Мистери и взглянул на того, поймав его взгляд, как ловят маленького птенца, нежно и быстро, не давая упасть или вылететь, согревая, - Но ты здесь, так? - коту показалось, что водитель расстроился. Ну конечно! Мистери, как же ты туп! Фредди просто захотел тебе помочь, а ты уже выставляешь его извергом. Ясное дело, что он расстроился, ведь пёс и впрямь был добр к тебе, а ты взял и так отнёсся к его действиям. Стоит играть лучше, а то твой шанс сбежать в более лучшую жизнь за счёт наивных доброжелателей помашет тебе ручкой. Однако, ориентал слышал лишь оскорбления, одно за другим вылетающее из приоткрытого рта собеседника. "Ты жалкий червяк, что является сраным слабаком, невидавшим жизни! Отвратительный мешок с мясом, которому помогают доживать последние дни ёбаная капельница, да непрекращаемые приёмы недешёвых таблеток! Сдайся, ничтожество, окончи всё, тебе самому от себя не противно? В аду для тебя места нет, вечность будешь блуждать потерянный, давай сдайся и сгори, сгори заживо, умри, сдохни, тупое животное", — слишком много, слишком громко. Он прав. Во всём прав. Он не может ошибаться, он знает Мистери лучше всех прочих, лучше самого Мистери, и ему хватает смелости об этом сообщить. Доказать это. Сколько ещё это будет длиться? Бесконечно. - Я идиот... - ненормальный повернул голову к доктору, утирая лапой слёзы, - Я монстр! Я... - псих принялся плакать навзрыд, громко икая. Нужно было успокоить его, а уже после продолжить путь. Найдя парковочное место, Альфред свернул с дороги, въезжая в целую реку, оставив машину на ручнике, сиба как можно скорее привстал, разворачивая к себе больного. Пёс выдохнул, и лишь прижал рыдающего ориентала, барабанящего его сейчас кулаками по груди. - Ты не монстр, - лапа легла на подрагивающую макушку, - Возможно когда-то им был, но сейчас же ты изменился, - рыдающий поднял жалобный взгляд на сиба ину, тепло улыбаясь. Джереми Бёрнс от кончиков ушей и до самых пяток - нечто лучезарное, но ничуть не яркое, а даже пастельное, слегка тусклое, что совершенно не портило общей картины, а только улучшало и подчёркивало, придавая большей взрослости мальчишке. Изменилось многое: ранее сглаженные черты лица вытянулись, стали острее и будто неправильнее, волосы перестали завиваться и теперь больше походили на старый парик, потрёпанный годами, изчезли искорки озорства, живущие в глазах небесно-голубого цвета, оставив тягучую боль. Но больше всего было жаль, что несправедливая жизнь и проказница судьба исправили своими женственными ручками в изначальном образе, кроме имени, — улыбку, сделав ее шире, угловатей и болезненней. Альфред был абсолютно не согласен с этим решением. От нынешнего выражения лица Мистери по спине пробегали мурашки, когда он смирял пса этим сумасшедше-надменным взглядом, когда из-за угла эти острые зубки скалились ему, а язык облизывал верхние клыки, что-то ломалось внутри. Альфреду казалось, что эта улыбка преследует его. Он закрывал глаз — и перед ним возникал широкий демонический оскал, что не мог изчезнуть ни на минуту. Сухие потрескавшиеся и кровоточащие губы, покусываемые острыми клыками, изгинавшиеся в беззвучном говоре "Я убил их" чудесным образом стали изчезать из памяти, стираемые ветром забытия. Для него истинный Джереми - неловко улыбающийся малютка со старой фотографии, преспокойно лежащей где-то дома, которую котёнок подарил ему перед своим уходом или скорее смертью. Это личное спасение пса от кошмаров, даже когда они окончательно заменяют собой реальность. - Монстр... - кот говорил что-то бесвязное, оказавшись обездвиженным, ещё какое-то время дергался под руками врача, - Я был, есть и буду монстром! - вдруг лёгкая, едва заметная улыбочка расползлась в стороны, обнажая блеснувшие зеленоватым огнём зубы и грязно-жёлтый клык. Кровь застыла в жилах доктора. На него смотрел не тот Мистери, что последние пару недель рисовал и обедал с ним, не тот, кто канючил, получая отказ на требование новой порции сладостей, не тот ребёнок, который с изумлением сегодня таращился на горячий шоколад. Пред Альфредом сидел сам дьявол, которого видели все те, кто когда-нибудь пытался продать душу. Улыбка медленно изменялась, начиная походить на оскал. Глаз стал чернеть, наливаясь угольной кровью. - Мистери и есть монстр, этого не изменишь! - псих изобрел новый способ причинять боль - со всех сил укусил пса за шею, у Альфреда от такого ненароком полились слезы, но он ни на миг не ослабил хватки, молча смотря перед собой. Больной матерился, продолжал искусывать в кровь плечи и шею водителя, что было безумно больно, но для себя пёс рассудил, что ни за что кота сейчас не отпустит. Руки уже не слушались, они просто существовали, но никак не подчинялись воле хозяина тела. Ориентал часто кидал мимолётные взгляды, полные ненависти, тот ждал криков и плача, чего не было. - Пожалуйста, прекрати, - свитер, растянутый, уже сваливался с искусанных, облепленных коркой свежезастывшей крови, плеч. Ориентал не останавливался, продолжая кусать и царапать всё, куда только мог достать, - Хватит... Друг... "Перебор" пророкотал голос в голове, эхом отлетая от стенок пустой черепной коробки, "Стоит сменить роли". Прозвучавшее вынудило больного остановиться, затуманенным глазом тот прищурился, словно желая понять, а точно ли перед ним Альфред. Как вдруг улыбка сменилась некой болезненной гримассой, а брови Мистери взлетели вверх. Тот отстранился от пса и забился в угол, начав вновь бормотать бред, визжа и порой переходя на хихиканье. - Т-тише, - врач поправил воротник одежды и потянулся к ориенталу, что резко вскинул голову вверх, - Всё нормально, нужно лишь успокоиться. - Успокоиться?! Альфред, я только что чуть не перегрыз тебе шею! - сумасшедший стиснул виски пальцами, сбивая очки, - Отвези меня обратно! Я-я могу навредить тебе! У меня что-то сломалось в голове! Голоса в черепной коробке продолжали кричать. Они переходили с одной тональности на другую, режа уши или впиваясь в самую душу. Довольный, гордый басовитый лепетал что-то про то, как хорошо получилось напугать Альфреда. Эта мысль казалась больному привлекательной, однако, где-то внутри чему-то было противно от таких слов. Более тонкие голоса в испуге визжали, боясь за себя, Мистери тоже боялся, они - ярости пса, а кот - обиды. Более протяжные, логически верные, но кажущиеся полным бредом, предложения проговаривало нечто, как казалось имеющее наиболее хриплый и старый голос. Хотелось слушать его, но резко тот принялся кричать, раздирая глотку, распугивая другие голоса, зля ориентала, который вовсю старался зажать уши, что было полностью бессмысленно - разговоры происходили в голове. "Мы стали монстром! Мы стали как Он! Он! Мы не будем как Он!" - продолжало надрываться оно под чей-то неразборчивый плачь, под злобное рычание, сверлящее мозг, - "Но если мы не монстры - не как Незнакомец - то единственный монстр тут ты!" Эти размышления приводили другие голоса в ярость. Более грубые начинали кричать, в попытке заткнуть умника, некоторые предпочитали затихать, позволяя всё решить другим. Мистери, схвативший себя за уши и оттянувши их вниз, старался оглохнуть и прекратить слышать. Громкий пронзительный крик больной слышал почти всё время. Вопящий, отражающийся эхом от стенок черепа визг: «МСТИ!» — огромными острыми буквами впивается в мягкую мозговую ткань и болезненно режет по ней острием слова. Эту боль хотелось вырвать из себя, но постоянно мешало абсолютно всё. Не тот момент. Не те чувства. Не то состояние. Вернее, нет желания, ведь эта боль слабее. Слабее той, какую она перекрикивает. Боль голосов. И теперь, когда главный вопль изчез, другие залепетали, затараторили, заболтали, в неимоверной ярости ко всему, что только существовало. Кот сначала не знал, что им нельзя отвечать. Голоса нужно игнорировать любыми способами, а лучше никогда не слушать. Они не говорят ничего хорошего, они всегда хотят что-то уничтожить, а лучше кого-то. В особенности, самого слышащего, однако, им невероятно сильно приглянулся Альфред. Пёс был для них заморским деликатесом, привизённым из страны, название которой знает любой образованный человек, но называть боится, не хотя показаться тем, кто поддерживает взгляды чужой державы. Конечно, псих понимал, одного крика: «МСТИ!», не хватит надолго. Когда-то этот крик закончится, и голоса вернутся завершить начатое. Но это прекратилось довольно скоро. Хватило недели, чтобы рокот изчез. Виной тому был Альфред, простивший, понявший и желающий помочь, но при этом не заслуживавщий мести. Мистери начал думать, что главный крик убили другие голоса, но те перестали обращать всякое внимание на своего хозяина, интерисуясь самобичеванием и оскорблениями всего, неинтересовавшего их мира. Кот, честно, пытался убить их, он хотел вырезать их из своей головы. Он бился затылком о твёрдые поверхности, он резал своё тело и кричал так громко и долго, лишь бы на секунду перестать чувствовать в себе этот ад. Но тот всегда возвращался и чем дальше, тем хуже он становился, — ломая мозг, вспарывая вены и артерии изнутри, сжирая внутренние органы и покрывая сердце плесенью. *** Пёс тоскливо смотрел на трясущуюся фигурку больного, который впервые за долгое время назвал сиба ину Альфредом. Этот факт отчего-то не давал угомониться даже когда кот уснул. Всё происходящее так напоминало их первую встречу: истерики психа, замкнутое помещение, а самое главное испуганный и разьярённый, полный ненависти к самому себе, в итоге заснувший на половине разговора. - Чтож... Монстр, едем дальше? - доктор снял с ручника автомобиль, надавил на газ и продолжил рассекать реки ливневых вод. *** - Скажи, а почему они так делают? - котёнок едва-едва повернул голову в бок, намереваясь увидеть одного из самых частых своих ночных гостей - щенка в очках. Как оказалось тот и впрямь был тут, только теперь он малость подрос. Пшеничное поле неизменно окружало старое раскидистое дерево клёна, так хорошо скрывающее мальчишек от всего мира, но не мир от них. Тут было спокойно. Наверняка слово "спокойствие" придумал тот, кто увидел это невероятное место и по-просту не нашёл слова, чтобы описать товарищу тонкую и неуловимую красоту, обозреваемую с пятачка вытоптанной травы под деревцем. - Кузнечики? - мальчонка пристал, почёсывая затылок и умилительно зевая, - Может они так поют? Или признаются кому-то в любви... Это было бы мило, - в этот раз щенок поправил очки и лёг на своего друга, как на подушку. Огромное длиннолапое насекомое подпрыгнуло и приземлилось прямо на нос ориентала, что громко чихнул, сгоняя существо. - Мне всё кажется, что сейчас я сплю, а на самом деле я взрослый. Как думаешь, это нормально? - котёнок поднял лапу и начал разглядывать собственную кисть, маленькую, пушистую и совершенно детскую, - Я бы не хотел, чтобы это было правдой, - мальчик нахмурился, смотря на друга, который пожимал плечами. - Почему? - щенок перекатился на живот и с выжиданием уставился на котёнка. Малыш даже задумался. А разве должна быть причина, чтобы не хотеть быть взрослым? Хотя, подобная имелась. - Там нет тебя, и этого вполне хватает! А ещё ты не поверишь, как скучно не быть ребёнком! - тот резко вскочил, с подозрением глядя на хохочущего рыжика, катающегося по траве, - Тебя это смешит? Щенок закивал, часто-часто жмурясь, будто от удовольствия. Это казалось ориенталу забавным и несколько даже знакомым, будто кто-то кого он прелестно знает только вчера ему так улыбался. - А почему нет? Если стать взрослым, то можно будет водить машины или, - щенок обратно увалился на траву, - Есть столько сладостей сколько захочешь! - Мистери с непониманием следил за другом, который лишь потянулся за чем-то в карман, - Когда я вырасту, то открою фабрику по производству конфет и ты будешь каждый день завтракать со мной пирожными, - спустя пару секунд тот выудил леденец, сразу перекочевавший в лапы ориентала. - А тортики? - котёнок отбросил этикетку в сторону, закусив уголок сахарной звезды. - И их, и пироги, и карамельки, и суфле, и желе... - мальчик поправил очки, потянулся и поднял фантик, ложа его в карман, - И ещё... - Пиццу? - Мистери откусил луч звёздочки, и щенок, улыбнувшись шире, кивнул. Мистери был счастлив. Странное чувство. Вообще-то он всегда считал себя экспертом по части позитивности — бойкий, весёлый, энергичный, в общем, само воплощение жизнелюбия — он был несомненным профи в этой области. Конечно, ему так же не стоило труда указать на ситуации (особенно теперь, когда было чем указывать) — когда он был очень даже несчастен. Ему случалось бояться, грустить, скучать — но всё-таки почти всегда ему удавалось сохранить немеркнущую, отчаянную жизнерадостность, базирующуюся на некой неугомонной злобе. Он никогда не раскисал, жаловался — да, сколько угодно, нет ничего лучше, чем от души поныть в адрес несправедливого мира, от этого непременно полегчает, так что заклеймить такой способ бесполезным было бы нечестно. Но теперь, барахтаясь в трясине воспоминаний, ориентал вынужден был признать, что нередко его вера в светлое будущее никак не соприкасалась с реальностью. В ходе его существования, начиная с самого первого сна во время которого он, будучи взрослым, делал свои взрослые дела, продолжая вереницей кошмаров и заканчивая недавней абсолютной уверенностью, что всё происходящее вокруг - неправда - неиссякаемый оптимизм Мистери питался нездоровой решимостью ни в коем случае не падать духом и не задумываться о печальных последствиях. Иными словами, его удовлетворение жизнью напрямую зависело от способности намеренно не замечать то, как обстоят дела на самом деле. Впервые он начал понимать, что у счастья бывают разные оттенки. К его вящему изумлению, у счастья обнаружилась длинная сложная шкала, и то, что он испытывал до этого — оказалось всего лишь кучей демо-версией, его собственной выдумкой, коренившейся в упорном нежелании взглянуть правде в глаза. Он десятки лет приносил боль, упивался чужими страданиями, искал что-то, что давным-давно потерял, изо всех сил не унывал и отчаянно пытался Не Думать Об Этом. Уж лучше притвориться, что ты что-то можешь, лишь бы не показывать, что на самом деле ни на что не способен; точно так же лучше зажмуриться и уверять себя, что ты счастлив, чем признать, что застрял в Аду. Он искренне верил в это, но… Но потом он встретил Альфреда, и всё изменилось, хотя, скорее, это пёс встретил его. Мистери далеко не сразу это осознал, но уже тогда маленькие победы, заключающиеся в чашках чая, кубиках сахара и улыбках сиба ину, стали слаще, разочарования — горше, когда они вместе проводили время, и он видел - и даже пытался копировать - поразительную человеческую глубину Альфреда. Пусть он не совсем понимал, но менее очевидным оно не делалось, это типично человеческое, выкрученное до максимума «почему бы нет». Он был сплошь непоколебимая уверенность, поразительная непостижимость Божьего замысла, и эта сложность порождала в его простой прогнившей душонке яркое, острое чувство защищённости. Идеальное, чтобы создать новую ничуть не похожую на искуственную роль, роль, подходящую для одурачивания любого. Однако с каждым днём эта мысль отстранялась всё дальше. Но ведь это ложь? Ведь этого, получается, не было? Если сейчас мальчик неосознанно думал об этом, то значит, что он неосознанно жил этим? И вдруг, когда малыш уснёт, то не проснётся и останется в том мире? А если даже, если предположить, что Альфред ему снился, то значит его нет? Мальчонка шмыгнул, перекатился на другой бок и зажмурился. Но, открыв глаза, он не увидел ни прежнего пейзажа, ни комнаты, в которой он мог уснуть - лишь тьма окружала его. Она была густой, всепоглощающей, расщепляющей всё, до чего только могла достать. Мальчонка опустил глаза вниз, желая разыскать пол, решивший вдруг изчезнуть. Да что пол, если рук и собственного носа нельзя было разглядеть. Холодок пробежал по спине, от этого кота передёрнуло. - Мистери вернулся... - скрипучее, многоголосое, надрывное раздавалось отовсюду, - Мой маленький, беззащитный Мистери вернулся... Свет. Он режет глаза, он необыкновенно ярок, он пугает. Однако, огромная плющевая белая морда Маго, склонившаяся над ним внушает ужас не меньше. И вот он Мистери, весь как на ладошке, сидит на коленях пред громадиной, хватаясь за собственную голову, разрывающуюся от хора голосов внутри неё. Одни громки и басовиты, другие визгливы и девчачьи, третьи жёсткие и требовательны, но все они принадлежат мужчине. Каждый одинаково похож и столько же совершенно отличен от так сильно знакомого, никогда не изменяющегося собственного. Если все они его, то почему же не слушаются, почему не заткнутся? И тут фееричная идея врывается в этот бедлам, расталкивая несущиеся в разные стороны образы и мысли, она ярка и своим светом озаряет каждый уголок черепной коробки. "Альфред". Если пёс никогда не отходит от Мистери, то тот и сейчас где-то рядом. - Фредди! Ориентал вскакивает, оглядывается и, заприметив яркое рыжее пятно, бросается туда. Пёс рядом, он защитит и никому не даст в обиду его, ведь если всё было-бы иначе, то псих и дальше бы гнил среди развалин старой больницы. Но коту всё равно страшно. Его пугают до истерики эти голоса, противоположно думающие, мешающие, Маго, вездесущий Маго, не оставляет психа, громыхая вслед за ним. Игрушка поёт. Поёт громко, протяжно, на непонятном языке, хохоча и зовя к себе хозяина, но тот в панике бежит, как крыса с тонущего корабля. - Милый, милый Мистери, вернись скорей ко мне... Милый, милый Мистери, скучаю по тебе... "Убей! Отомсти! Убей! ОТОМСТИ! УБЕЙ! Он должен заплатить за всё! Мы расквитаемся с ним! Он падёт от наших стрел правосудия! Он падёт!" - Фредди! Пёс там, он сидит, он слышит, он знает, что его зовут, но не двигается. Ориентал спотыкается, носом чертя полосу по полу, больно. Кукла же спешит, она приближается. Но сиба ину продолжает сидеть, прижимая нечто к себе. Кот поднимается, сбивчиво дышит, тянет длинные лапы вперёд, ищя ответа, но с каждым шагом фигура всё отчётливее, всё ближе. Пока вдруг не становиться ясно что к чему. - Мистери! - взывает где-то сзади собственный исковерканный голос, но психу плевать. Альфред его не простил, Альфред таит обиду, Альфред лгал ему. В холодных глазах пса лишь осуждение и ни капли жалости или сочувствия. Мужчина переводит взгляд на ношу сиба ину, окровавленное тело ребёнка кажется знакомым. Светлые, испачканные в крови, волосы, приоткрытый рот, непрекращающий лить кровь, испуганные глазки, отчего-то кажущиеся знакомыми и родными - всё это напоминает о втором убийстве, о котором Ненормальный старался не вспоминать. - Мистери не уйдёт! - белые лапы смыкаются поперёк тела, прижимая к чему-то огромному, - Он не поможет Мистери уйти. Мистери будет играть со мной! - игрушка ломает рёбра психа, что, ужаснувшись, осознаёт, что теперь именно он послушная кукла, выполняющая приказы кукловода. Пламя тонкими языками появляется из-под пола, оно увеличивается в размерах, шипит, лижет пятки Мистери. Маго обеспокоенно бурчит, сжимая сильнее, приподнимает ношу. Огонь разрастается, приближаясь к сиба ину, но псу плевать, он предпочитает смерть - Мистери. Шерсть сгорает быстро, волосы забавно взлетают, охваченные пожаром, рот Альфреда приоткрывается, но тут же захлопывается. Кожа пузыриться, коптясь, глаз лопается, окрапляя землю чем-то жёлтым. Фигура заваливается на один бок, падает и догарает. Крови почти нет, но это пугает больше. Видно кусок кости, поблёскивающий среди кипящей алой жидкости. Мистери чувствовал запах боли, и это же зловоние кололо в глазах. Мужчина потянулся к лицу, оно чешется. Пальцы впились в мокрую шерсть и не отпускают. Мозг не желает принимать то, что кот плачет из-за смерти кого-то, а не из-за физической боли. А ведь Мистери и впрямь плакал. Бедняга, даже не мог позвать друга, не мог помочь ему - пёс сам решил сгореть, бросив больного на растерзание Маго. Единственный, кто извечно рядом, кто вытащил кота из всего того ужаса и запустения, в которое больной загнал сам себя, пропал, бросив Мистери. Рыжий защитник ушёл самостоятельно, бесстрашно приняв участь, хотя, может он был даже рад такому избавлению от боли куда более сильной, чем физическая. - Но ведь он простил... Он простил! Я - Мистери... О Фредди! Зачем?! - крик перешёл на хрип, а тот сменился озлобленно-раздражённым плачем, протяжным воем, каким ни один волк ещё не драл глотки. - Не роняй слёзки, Маго рядом. - огромная белая лапа обрушилась на голову кота, - Никогда не убегай от меня, потому что, каким бы защищённым ты себя не чувствовал, - Мистери ощутил, как его голову поворачивают в сторону, - Кто бы тебя не защищал, я найду тебя, - лапа стала давить сильнее, - И мы поиграем, - шея хрустнула, голова провернулась дальше. *** За окном громыхнуло нечто, а после ярко-голубой свет озарил комнату. Проснувшись, Мистери обнаружил, что дом дрожит. Небо снаружи вспыхивало от темноты к свету, и ужасный звук потрескивал в воздухе так громко, что было больно. - Фредди! - Он гневно вскрикнул, его прежний ужас смешался с новым. Кот юркнул под одеяло, пряча голову меж двух подушек. Это точно конец света. Небо рушится, и его обломки осыпаются на землю. Мысль о том как выглядит кусок неба, и может ли он расплющить целый дом являлась очень даже нормальной в таком положении. Мужчина выглянул из укрытия, втягивая носом воздух, отдающий сыростью и алкоголем. Морда была мокрой и прелестно чувствовала с какой стороны веял ветер. Глаза будто мёрзли. - О Боже! - вспышка света ослепила ещё сонного ориентала и тот зажмурился, снова укрываясь одеялом, - О нет-нет-нет-нет! - земля снова задолжала, - Фредди-и! - Мистери поперхнулся, нервно таращась из своего укрытия в сторону окна. Ориентал хотел, нет желал, чтобы пёс ворвался и всё уладил, но здравый смысл подсказывал ему, что тот, скорее всего, ещё спит: если психу нужна его помощь, он должен пойти и взять её сам. Это означало, что бедняге придется покинуть безопасную постель. А, собственно какую постель? Ненормальный не помнил, чтобы он засыпал в доме, тем более на диване, тем более в комнате, в которой не было Альфреда. В полутьме, изредка нарушаемой вспышками света, долговязая фигура сползла со спального места, укрываясь одеялом, та окинула взглядом близлежащее пространство и зашагала к одному из дверных проёмов. - Хорошо, эта штука и впрямь громкая, но Альфред же ещё спит, верно, а значит, может он даже не знает о конце света. А вдруг знает и напуган, - в потёмках псих едва осознал, что стоит у кухни, развернулся и направился к единственной закрытой двери, - Тогда же он не будет против того, чтобы Мистери составил ему компанию? Я бы мог его успокоить, обсудив, возможно, вероятный конец света, - с этой позиции также стало видно, что вторая открытая дверь ведёт в коридор, а это значит, что комната пса может быть где-то там, - Эмм... Фредди? - стук по сравнению с грохотом был слишком тих, но как только свет снова озарил гостиную, натянувший одеяло на голову, прокричал, - Фредди! - начавшая заживать лодыжка напомнила о себе, и мужчина упёрса в дверь, кусая губы, - Я-я знаю, что ты ещё спишь. Это, наверное, логично, раз сейчас ночь и, скорее всего, сейчас все это делают. Спят. - голос потерял последнее достоинство и зарычал, - Но, п-просто тут такая мелочь. Нет, если ты очень занят, то п-пожалуйста, но тут, - со вспышкой света раздался новый крик, - Конец света! - кот прислушался, в ответ раздалось лишь молчание, - Мистери жаль сообщать т-такие ужасные новости в столь поздний час, но - мужчина принялся остервенело дёргать ручку, но дверь оказалась заперта, не уж то Альфред так боится его? - Я думаю, что ты имеешь право знать, - больной старался говорить спокойно, но выходило не очень, и поэтому бедняга, решив, что смотреть на дверь - идея не из лучших, перевёл взгляд на дрожащие от напряжения пальцы, - Нет, конечно ты можешь иметь своё мнение на этот счёт. Я имею в виду, что ты, может, сидишь и думаешь, что это Великий Божий Суд настал или... - острые плечи задрожали, и ориенталу ничего не оставалось, как обхватить их лапами, - Открой дверь! Прошу! - вспышка и грохот повторились, - Фредди, пожалуйста, открой! - в ответ молчание и никаких действий, - Может ты ещё обижен на меня? Хорошо, я снова скажу это, доволен?! Прости, прости Мистери за всё! Сиба ину давно уже проснулся и на данный момент сидел в кровати. Просьбы, доносившиеся из-за двери, перерастали в рычания и скулёж. Мистери дёргал ручку, царапал стену и преграду, отделяющую его от спокойствия. А пёс сидел, молча глядя на дверь и стул, стоящий так, чтобы с той стороны нельзя было открыть вход в комнату. В груди уже давно стало созревать странное колючее чувство, расценившееся, как жалость. Оно волнами накатывало каждый раз, только стоило больному начать просить. Альфред молча поднялся с постели и подошёл к выходу. Он остановился, пару секунд простоял, обдумывая свои действия и сел. Пустым взглядом мужчина начал прожигать дверь, от которой осталась бы одна ручка да петли, имей врач способность заставлять предметы самовозгораться силой мысли. Крик продолжался, режа уши, переходя на скулёж и завывания. Молния опять блеснула, сопровождаясь громом и новой порцией криков. - Я слышал, что ты проснулся! - мужчина заскрёбся, но затем, осел на пол, тогда тот стал просовывать тонкие пальцы в щель под дверью, - Я же слышал! Мне не померещилось! Впусти-и! - страх уже перерастал в ненависть, чистую злобу на пса за его бездействие. Все догадки Мистери о причинах того не пускать его внутрь были отчасти верными, но, по большей степени, ошибочными. Нет, Альфред не боялся больного и ничуть не держал зла, просто сиба ину знал психа. Если он не откроет дверь, то, скорее всего, ненормальный ещё некоторое время покричит, а потом, устав, просто уснёт около входа, а в лучшем случае доползёт до дивана. И уже утром, проспав всю ночь, будет злиться и ворчать на сиба ину, который может притвориться, что ничего не слышал, и кот ничего не сможет доказать. А если впустить? Открыть дверь и дать войти? Альфред знал Мистери и понимал, чем это кончится. Больной, прелестно обосновавшийся в его жизни, впущенный в его дом и, отчасти, душу, не уйдёт. Он проспит одну, а затем вторую, а затем и последующую ночь около сиба ину, но только если Альфред сам его впустит. А после кот не будет отходить от него и днём, хотя пока тот не может стоять на ногах это невозможно. Но тем не менее ночь всегда была только для пса. Тот редко когда ночевал у Као, по большей части лишь проводя там вечер, а после уходя к себе. Дома не было никого, кто бы хоть как-то воздействовать на Альфреда, и наверняка именно поэтому тут всегда царила некая атмосфера одиночества и боли. Это нравилось псу, и факт того, что теперь тут присутствовал Мистери ничуть не радовал, но пускать кота к себе в комнату - перебор. Свобода была слишком важна и её возможное исчезновение пугало. По ту сторону двери раздались раздражённые фырканья, ориентал что-то говорил, но понять, что именно было невозможно. Это напоминало сиба ину о том, как тот однажды упрашивал мать взять домой котёнка, найденного под забором, тот малыш, помнится, тоже так пищал. Один. Под дождём. Брошенный. Мама не разрешила, но разве что позволила впустить в дом на время грозы. Мама... Альфред посильнее сжал челюсть, желая откусить собственный язык. "Стоишь и думаешь, а впустить ли к себе в комнату убийцу, причём не фигли какого, а того самого, который прикончил твоих родителей и сына? Вращаем барабан! Аплодисменты в студию! Секция самоубийство на барабане! Берёте ли бонус "оставить дверь закрытой"? Нет? Вы выиграли поездку на небеса!" Причём Альфред прелестно знал, что рано или поздно кот поймёт что к чему, он не был глупцом. Хотя варианта не открывать дверь уже не было, ведь ориентал слышал шаги и знал о том, что сиба ину не спит. Мужчина встал, отряхиваясь, и положил лапу на ручку двери. Та скрипнула, но не нажалась до конца. Нога сама оттолкнула стул в сторону, ушибив пальцы, но это не важно. Замок, повёрнутый в нужную сторону, громко щёлкнул. - Мистери, - прозвучало не так уж и мягко, но для голоса только что проснувшегося в самый раз. Пёс опустил взгляд ниже и пошатнулся, едва успев опереться на ранее оттолкнутый стул. Больной, накрывшись одеялом, отчасти походя на ребёнка, решившего поиграть в призраков, зашмыгнул внутрь. Со всей присущей ему кошачей проворностью Мистери запрыгнул на кровать и, уже, лёжа на ней, обернулся к хозяину комнаты, который поражённо хлопал ресницами. На мгновение мужчине показалось, что страх и лёгкая ненависть пропали, стоило больному увидеть поражённо-разозлённое лицо пса. Стоящий скрестил руки на груди и выжидающе поднял брови, смиряя собеседника несколько осуждающим взглядом. Кот обеспокоенно замахал хвостом, пытаясь свернуться калачиком и тем самым уменьшиться в размерах, дабы разжалобить хозяина комнаты. В этот раз Мистери подметил, что пёс едва удерживается, чтобы не начать улыбаться, однако сейчас у него это получалось гораздо лучше, нежели когда тот, в роли няни, присматривал за больным. - Разве ты не сказал, что можно заходить? - псих лукаво улыбнулся, следя за Альфредом, закрывшим дверь и бредущим к постели, - Мне показалось, что сказал... - грохот и вспышка повторились, - Вот то, о чём я говорил - конец света! - сиба был повален на кровать и прижат к тёплому боку психа. Псу лишь оставалось укрыться, отбирая своё одеяло у начавшего шипеть Мистери, но получив желаемое он сел, отталкивая от себя назойливые лапы ненормального. - Это просто гроза. Природное электричество, - плед был стянут с медленно перестаюшего вертеться кота, - Не стоит этого бояться, пусть такое не часто случается в октябре, - мужчина расправил, а после накинул на ориентала одеяло, поправляя подушку, - Как насчёт того, чтобы успокоиться и лечь спать? - сидящий дождался кивка и лёг рядом, медленно вздыхая. Давненько в его кровати никого не было. С тех самых пор, как Юки подала на развод, с тех самых пор, как убитый горем Альфред решил больше никогда ни с кем не вступать в отношения, с тех самых пор, как его жизнь стала идти так, как она и должна была. Давно уже мужчина не ощущал чужого аромата в воздухе. От Юки пахло цветочными духами, корицей и ещё чем-то, что было трудно уловить. Её запах выветривался с месяц, но его легко было запомнить. Мистери же пах по другому. От него разило лекарствами, мокрой шерстью, металлом, и самим Мистери, но было в этом аромате и что-то знакомое. - А с какой стороны Фредди любит спать? - начавший засыпать Альфред перевернулся на другой бок, решивши увидеть своего собеседника, который и впрямь был повёрнут к псу. - Без разницы, - сиба уже понимал, что кот теперь не будет спать отдельно, - А тебе что? Больной с некоторой грустью улыбнулся, натягивая одеяло посильнее. Ему было тесно в не очень длинной кровати, где ему нужно поджимать ноги, а то те просто не помещались, свешиваясь с постели, лишённые защиты от монстров и холода. - Ну... Я сплю на правом боку... - больной запнулся, его перебил появившийся гром. - И? - Альфред, плохо соображающий из-за сонливости, мещающей думать, просто хотел получить ответ, а затем лечь спать, но подобное трудно ждать, если спишь в одной кровати с психом. - Слепая зона слева, - Мистери был серьёзен и потому, желая подтвердить это, наморщил нос. Псу захотелось провалиться под землю, изчезнуть, стать невидимым, лишь бы не чувствовать стыд, стеревший любой сон. Кот просто хотел обозревать всё, в особенности видя того, кто спит около него. Альфред резко и сам осознал, что им будет очень непросто в этом плане. Сиба, покрасневши лишь кивнул, а затем отвернулся от ориентала, дав щекам раскраснеться окончательно. С той стороны раздались вошканье, и спустя некоторое время длинная тонкая лапа обняла пса. - Я рад, что с тобой всё хорошо... - голос кота звучал расстоенно, однако понять из-за чего именно было трудно. - Отлично. - Я думал, что ты мёртв. Мистери не любит такие сны, - сиба почувствовал, как лежащий сзади положил свою голову ему на волосы, зарываясь в них носом. - Тебе снился кошмар про меня? - это несколько удивило Альфреда и тот даже подумывал, а не глянуть, что замышляет этот сумасшедший, - И что же там произошло, раз я умер? - Мистери чуть отодвинулся, размышляя над чем-то, пока пёс просто прислушивался к происходящему. - Сначала всё было хорошо. Я и друг-щенок разговаривали, но потом стало темно, и там был Маго, - псих запнулся, какое-то время он рассматривал шею пса, изучающе оглядывая каждую подсохшую полоску укуса, пока не решил продолжить, - И Фредди, и мёртвый мальчик. - И как я умер? - Альфред дёрнулся, стоило больному провести пальцами по плечу, задевая начавшие заживать ранки, - Перестань. А Мистери и не противился, он вздохнул, вновь роняя лапу на пса. Больной зажмурился, стараясь вспомнить причину смерти друга, но кошмар рассеивался в памяти, словно облако дыма от наипаршивейшей сигареты, оставляя странное неприятное чувство. - Сгорел, кажется, - этот ответ отчасти удовлетворил любопытство Альфреда. Но этого было мало. Мысли, пчелинным роем кружившие в голове, хотели знать: почему псих так обеспокоен им. Хотя это логично, ведь ты можешь его вылечить, можешь улучшить его самочувствие, ты нянькаешься с ним, вытаскиваешь из самых дерьмовых ситуаций, - Ты же простил меня? Кот ощутимо зарылся носом в рыжие волосы, сильнее прижимая к себе пса. Больной знал ответ на заданный им вопрос, но очередное подтверждение этого факта могло успокоить. Спокойствие, если честно, редко посещало его, последние годы даже на пару минут не появлялось, хотя должно было. Голоса говорили, что спокойствие мертво, а потому больше не придёт. Если это так, то Альфред мог воскрешать. Пёс вновь принялся устраиваться поудобнее и снова развернулся к Мистери, несколько удивлённого этим. Дыхание ориентала становилось все тяжелее, и он так старался отодвинуться от обернувшегося, что чуть не свалился с кровати. Сиба ину посмотрел ему в глаза и мягко взял за запястье. Это было всё, что потребовалось, чтобы псих вспомнил, что ему нравится контакт, и после этого он позволил Альфреду взять больного за руку и обнять его. - Простил - кот, закусив губу протянул лапу, желая обнять в ответ, - А если тебе снится всякая дрянь, то знай: это всего лишь сон. - Тебе-то не снятся кошмары, - обиженно отозвался Мистери, прижавшийся к псу сильнее при ярком всплеске молнии. - Каждую ночь я их вижу, - больной успокаивающе потрепал Альфреда по макушке, шмыгая. - Но Фредди же бесстрашен! Он не боится уколов, врачей, темноты, Мистери... Ты не боишься Мистери! Даже Я боюсь Мистери! - больной тараторил, продолжая вжиматься в плечи рядом лежащего. - Нет, это ложь. Даже Фредди боится Мистери, - сиба устало отстранился, с беспокойством глядя в радостные глаза ориентала, - Что? - Тогда давай вместе бояться Мистери! - счастливая улыбка озарила морду больного, когда мужчина кивнул, - Я буду защищать тебя от него, а ты меня... - мечтательно протянул тот. - Спи уже! - голос звучал раздражённо, а кот ничуть не хотел расстраивать Альфреда и, стоило сиба ину закрыть глаза, тот уснул, неотягощаемый самотерзаниями и страхом. *** Свет слабо пробивался сквозь жалюзи, но один яркий проворный лучик заскользил вниз, упав прямо на морду спящего Мистери. Зафыркав, кот принялся дёргаться, желая прикрыться так, чтобы полностью быть недосягаемым для света, что у него не вышло. Ориентал медленно сел, потирая макушку и завертел головой, стараясь понять, где именно он находится. Шкаф, дверца которого приоткрыта, был переполнен настолько, что вещи, вываливающиеся из него, отчасти лежали на стуле, также преспокойно расположившись и на полу. Пол, недавно подметённый, относительно чистый, выглядел старым. Иконы увешивали стены, обклеенные синими обоями, также отчасти покрытые крестами с распятиями. Календарь, полный дат, обведённых алыми маркерами, лежал около постели. Постель. Взгляд перешёл на пустое гнездо одеял, в котором предположительно спал пёс. Мистери потянулся с тоской трогая часть постели, принадлежащую Альфреду. Та уже успела остыть и этим расстроила больного, что лишь шмыгнул носом, осторожно подползая к краю кровати, откуда был прелестно слышен голос сиба ину. Почему тот проснулся так рано? И зачем ушёл? Нужно поскорее найти его, хотя, возможно тот может и самостоятельно побродить по квартире, только пусть не уходит далеко. Чуть левее шкафа - зеркало. Больной приподнялся и сел так, чтобы видеть себя - на это потребовалось около пяти минут, но результат того стоил. Мистери не узнал себя. Кот и ранее-то улавливал свои мимолётные отражения в стёклах, металле ножей или в стеклянных глазах трупов, но он впервые видел себя таким. Некто в отражении был растрёпан и желал спать. Фиолетовые волосы странного существа были заплетены в хорошую косу. Повязка на глазу несколько отталкивала, но прикрывающая её чёлка хорошо сглаживала отвращение к зеркальному клону-допельгангеру. Новая одежда, найденная в самых далёких глубинах шкафа (где-то на границе с Нарнией), там где хранились вещи самых последних размеров, более-менее подходила по росту, но не по ширине — какая-то необъятная рубашка и не менее широкие, мешковатые штаны — всё это казалось неестественным, порочащим привычный глазу образ маньяка-ненормального. Казалось бы, именно гражданская одежда, приобретённая в торговом центре через дорогу, поставила окончательную жирную точку невозврата, оставив после себя зловещую неопределённость и догорающие мосты, связывающие с прошлым. А нет, прошлое, скомканное и грязное, валялось на полу под стулом. Мистери безыдейно разглядывал драпировку ткани, покрытой засохшей кровью, грязью и жиром. В иных условиях, будь на пару десятков лет моложе, он бы это выкинул. Одежда никуда не годилась, в ней не пройдешься по парку, не сходишь ни в театр, ни на приличный светский вечер, не сходишь пообедать в ресторан, расположившийся на углу, и даже дома, где казалось, носить грязное тряпье не возбранялось, неприятно будет носить подобные обноски. Но имелось у этой кучи лоскутков и тряпок то, что не было у такой нормальной и красивой одежды, сейчас натянутой на него - история. Почерк. Жизнь. Именно эти лохмотья вторая кожа того, кто их носит. Одежда того, кто прошёл ад, не должна выглядеть по-другому. Уж точно не одежда Мистери. Кот поднял рубашку, на ощупь холодная и затертая, некогда аристократично белесая, теперь потеряла свой многозначный цвет. Теперь она серо-зелёная, порванная краями, ставшая невероятно короткой (края вечно обдирались, используясь, как бинты), одним словом мусор. Тем не менее, как будто отличительный знак, особенно целым оказался воротник. А рядышком пристроился галстук - знак высоких замашек, остаётся только усмехнуться. Ориентал потянулся и приподнял бордовую полоску ткани, погладил её пальцами и неуверенно прижал к губам, решив почувствовать ими каждую петельку и ниточку, составляющую одежонку. Немного погодя он решился медленно поднять его к носу и вдохнуть. Запах крови, запах металла, как прокрался в ноздри тот час завибрировал по лёгким. Тонкий, ласкающий сердце, такой родной запах крови. Даже чёрные пятна по краям. Наверное, не стоило использовать галстук как платок для вытирания рта. Он вздрогнул. Что-то не так. Вот то, что он сейчас делает, — это неправильно. Зеркальный двойник вторил его движения, слабо дрожа. Холодно. Как в больнице. Это были две хороших недели спокойствия. Они не волшебные, не чудесные, не такие, какие Мистери так хотел вернуть, но определенно они стоили ожидания. Хорошие дни, тянулись долго, пахли теплотой, таблетками, чаем и ощущением надобности. Мистери был кому-то нужен. В его действиях был смысл. Разве не это самое главное в жизни? Приносить пользу, делать что-то осмысленное, просыпаться каждый день и знать причину пробуждения. Хоть это не то самое счастье, но покой ничуть не уступал тёплому ощущению радости. Даже если эта радость появлялась только из-за одного определённого пса, начинающего улыбаться, стоило ему заметить кота, даже если это счастье рождалось оттого, что сиба критиковал его рисунки, оно стоило того, чтобы просыпаться утром, даже если с этим счастьем скоро нужно покончить. К хорошему слишком быстро привыкаешь, и в один момент псих признался, что полюбил этот беспорядок, хотя честнее было бы назвать это порядком. - Я не пойду... - сообщил охрипший пёс, - Вчера простыл пока, сам понимаешь, выталкивал машину из канавы, в которую случайно заехал. - Да ладно! Какой-то ливень и ты уже вне игры? Хотя вчера тебя правдо не хило штырило, то ты полдня забыл, то злился из-за того, что я этого придурка обозвал. - некто чужой был тут, прямо за дверью, голос его насмехался и звучал с издёвкой, это было знакомо. - Нарколыга! А как-же твоё дежурство при идиоте? Я не собираюсь с ним вошкаться! Мистери прислушался, ему не нравился тон того, кто стоял там, вместе с псом, и говорил с ним. Он что не знает, что Альфред ненавидит, когда на него повышают голос? И тем более раздражало прозвище, больше похожее на оскорбление. Не уж то пёс доволен, что к нему так обращаются? Нет, конечно же, нет. Если больному не разрешалось заговаривать о наркотиках при сиба ину, то этому типу уж тем более! - Ден, у меня вечером температура под тридцать восемь скакнула, - тот закашлялся, - Я не пойду, даже из-за тебя. А что насчёт Мистери, - ориентал вытянулся во всю длину, желая услышать всё до последнего словечка, - Зайди к нему и передай, чтобы он выпил лекарства. Пасть психа едва не упала на пол, благо в последний момент тот захлопнул рот. Кот сполз с постели и, обматывая вокруг себя одеяла, обосновался около двери так, чтобы ничего не видеть, но великолепно слышать. Когда выяснилось имя незванного гостя всё стало понятным, но Альфред, несущий полную белеберду пугал. Как так, передать слова Мистери, если он тут? Не мог же сиба иметь в виду что-то другое? Не мог же мозг сиба ину придумать что-то хоть немного впечатляющее Мистери. Может стоит выйти и всё объяснить? "Привет, Фредди, я тут проснулся и совершенно случайно подслушал твой разговор, с какой-то тварью, так что у меня к тебе пара вопросов. Почему ты позволяешь этому грызуну так с тобой общаться? И ты точно не хочешь мне что-нибудь объяснить? Хотя нет, есть ещё один. Можно ли перегрызть шею вон тому мышу?" - Что это ты все бутылки собрал да в мусор? - Ден скептично пробормотал что-то ещё, но - как понял кот - даже Альфред не разобрался в словах собеседника, - Ждёшь кого-то в гости? Юки? - Кто это? - зашептал Мистери, перебирая в голове имена знакомых. Больной напряг память, но в его голове не было совершенно ничего на тему каких-то Юк. Как пёс вообще был связан с этими Юками-юбками? Не нравилось подобное психу, уж слишком много странностей за один день. Даже голоса в его голове предельно тихие, почти бесшумно перешёптывались, спрашивая друг у друга о некой Юки. - Просто уборку решил сделать, ещё с неделю назад, правда, вот, всё бутылки не могу выкинуть, - Альфред нервно спотыкался, пока вдруг не раскашлялся, - И не говори про, ну ты знаешь, я уже почти год её не видел. Как думаешь, она сменила адрес? - Да-да-да, кажется там же, где и тогда, когда съехала отсюда. Наконец-таки заказал шлюху? - мышь невероятно близко подошёл к двери и захихикал, - А что ты так на меня пялишься? Следишь за мной, глаз не спускаешь, разложил диван, хотя живёшь один, убрался. Ориентал прикрыл лапой рот, чтобы даже не вздохнуть. Прошедший совсем рядом мышь, казалось, очень расстроился, что дверь в спальню закрыта. Кот выдохнул, но оставался собранным, готовясь в любой момент врезать по роже этому зажравшемуся, обзывающему его Альфреда по поводу и без. "Шлюху? Подожди-подожди это кто?" - один из пищащих голосков вдруг порезал застоявшуюся тишину. "Кажется так проституток называют. Зачем она Фредди?" - заволновались другие. Протяжный, грубоватый резко прервал разговоры, сообщив, что лучше слушать, нежели галдеть. Другие уж было захотели поддержать его, как нечто в ужасе завизжало, вереща о том, что дверь приоткрылась. Ориентал, решивший проверить полученные сведения, медленно поднял взгляд вверх и обнаружил, что щель между стеной и дверцей стала чуть больше. Настолько, чтобы можно было увидеть гостиную. Мистери облизнул сухие губы и, осторожно вытянув шею, заглянул в другую комнату. Мышь стоял близко, рассматривая одну из бутылок, пока Альфред, коего не было видно, шуршал чем-то. - Я прекратил этим заниматься. А теперь бери свою сумку и вали к чертям, мне плохо, и ты ничуть не улучшаешь моё состояние, - пёс подошёл к грызуну, который принял что-то из его рук и направился к коридору. - Ага! Уже бегу, аж спотыкаюсь. Кстати, а почему говорят к чертям собачьим? Ну, ты же это точно должен знать! И религиозный и псина. И ещё один вопросик, а почему все псы попадают в рай? - мышь начал хохотать, он едва мог держаться на ногах, но всё-же, смеясь побрёл к выходу. Сиба за ним, злобно рыча и громко сопя - вчерашняя ночь по-видимости и впрямь обернулась ему простудой. Бедняга.