В сумерках

Наш отель угнездился у подножия горы, в некотором отдалении от поселка Верхний Сен-Бернар, но совсем рядом с лыжными трассами. К услугам постояльцев имелись два бара (один с пианино), ресторан, процедурная зона с сауной, спортзал, маршрутное такси и интернет. Прошлым вечером я и Лэнс совершили восхитительную прогулку в посёлок. На дороге через каждую сотню метров высились изящные кованые фонари, мягкий желтоватый свет которых струился на заснеженную тропу в кайме елей, источавших сочный хвойный запах. Нынче же дорога казалась опасной. Мы молча вышагивали, ловя предупреждающие сигналы горы. Вот где-то в вышине раздалось буханье, похожее на орудийный залп. Что-то хрустнуло. Потом гора закряхтела, будто взваливая на спину непомерный вес. Легкий вздох ветра сдул порхающие снежинки. Все это могло быть предвестием новой лавины. Командир спасательной группы сказал, что нас зацепило лишь краешком основного схода. Когда мы добрались до отеля с вертолётной площадки, автоматические стеклянные двери замурлыкали и раздражающе неспешно открылись. Внутри главенствовала раскидистая, непомерно высокая рождественская елка, украшенная изящными гирляндами синих огоньков. В холле было не протолкнуться. Шумная оживленная толпа осаждала стойку регистратуры. Большинство туристов были в цивильных костюмах, но кое-кто из очереди напялил лыжную экипировку в надежде отправиться покорять вершины Пиренеев с утра пораньше, хотя все три администраторши в красивой униформе в унисон повторяли о том, что трасса закрыта на неопределённый срок. Сразу после нас к парадному входу подкатил модерновый автобус. Скрипнули тормоза, прибыла новая партия туристов. Вокруг все бойко щебетали на французском, но две женщины в лыжных костюмах, стоявшие неподалеку от осаждаемой стойки, говорили по-английски. Когда Вортигерн провёл меня мимо них, я расслышала слово «лавина». В стороне консьерж занимался новыми постояльцами. Приладившись к пюпитру светлого дерева, он что-то строчил на желтоватом листке. Под ярким светом мягко переливались серо-малиновые цвета ливреи, сверкала лысина в капельках пота. Народ в холле вовсе не выглядел испуганным. Скорее возбужденным. Я посмотрела на новых отпускников, выгружавшихся из автобуса, затем на лысого консьержа, который на секунду оторвался от бумаг. Поймав мой взгляд, он вопросительно приподнял бровь. Я чуть не померла под снегом, а они тут работают как ни в чём не бывало. Мы направились к открытому лифту, ожидавшему пассажиров, вошли в кабину и поехали наверх. Лэнс устало привалился спиной к стенке. Сегодня случился его звёздный час, но теперь силы покинули его. Я протянула ему руку, наши пальцы переплелись. – Ты спас меня, – с нежностью сказала я. – Никогда этого не забуду. – Всё как встарь: ты моя леди, я твой верный рыцарь, – шутливым тоном отозвался он. – Снежный принц. – Сэр Гребло. Двери лифта открылись, и Вортигерн, подтолкнув нас обоих вперёд, вышел следом. Мы с Лэнсом брели по коридору, едва отрывая ноги от пола, словно малыши в раздутых болоньевых костюмах, которые вдоволь накатались на ледяных горках. У меня даже не было сил, чтобы расстегнуть куртку. – Я не спущусь к обеду, – сообщила я. – Буду дрыхнуть. – Нет уж, я поднапрягусь, – ответил Лэнс, остановившись напротив своего номера. – Такое чувство, что в последний раз я ел в Хэллоуин. Чёрт, я словно заново родился! Вортигерн улыбнулся и похлопал его по плечу. – Отдохни, герой. Я толкнула соседнюю дверь и ввалилась в свои апартаменты. Вортигерн вошёл следом. – Я не мертвая, – прошептала я, приблизившись к окну. – Я не умерла. На улице разыгрался буран. В стрехах рыдал ветер, словно печалясь о чём-то, безвозвратно утерянном. Сорванный с шеста флаг повис на соседнем фонарном столбе. Рекламный щит распластался на снегу. Я рухнула на постель и развалилась в позе снежного ангела. Было жарко. Я пощупала лоб – температура? – и закряхтела, как девяностолетняя старуха. Раздевшись сам, Вортигерн взялся расшнуровывать мои ботинки. Я с трудом оторвала голову от подушки и приоткрыла один глаз. – Ты лучше всех. Он усмехнулся: – Я знаю, дорогая. Я уронила голову обратно и глубоко вздохнула. Нащупав собачку молнии на куртке, дёрнула её вниз. Вортигерн, тем временем, стянул сначала один ботинок, затем другой. Я приподнялась, чтобы ему было удобнее стаскивать с меня куртку. Одежда почти насквозь промокла от пота. Лицо горело лихорадочным румянцем. Вортигерн поставил одно колено на край кровати, а затем снял с моих плеч широкие ленты подтяжек. Я расстегнула свои лыжные штаны, спустила их с бёдер, на большее меня не хватило. Остальное доделал Вортигерн. У меня не было сил смущаться. – Спасибо, – выдохнула я. – Будь добр, подай мне глазные капли, они в косметичке у зеркала. Пока Вортигерн был занят, я не без труда стащила с себя спортивные леггинсы и толстовку, а затем залезла под одеяло. Он вернулся, протянул мне пузырёк с каплями, и я сдуру влила себе сразу едва ли не половину флакона в один глаз, который тут же отозвался такой нестерпимой резью, будто я накапала туда лукового сока. Я заорала, зажав глаз свободной рукой. Слёзы градом хлынули из-под ладони. – Тише, тише! – Вортигерн перехватил мою руку и забрал капли. – Давай я. Он сел на постель, наклонился, большим и указательным пальцем осторожно оттянул моё верхнее веко вверх, а нижнее вниз. Я с резким шипением выдохнула воздух сквозь сжатые зубы, а когда большая капля попала аккурат в распахнутый глаз, вновь разразилась воплем и перекатилась на живот, спрятав лицо в подушке. Вортигерн мягко рассмеялся и погладил меня по спине. – Так не будет никакого эффекта. Перевернись. Иначе я закапаю снова. – Грёбаный снег, грёбаный снег, грёбаный снег, – ныла я. Вортигерн надавил мне на плечо, вынуждая снова лечь на спину. Всё моё лицо было мокрым от слёз. Вортигерн убрал капли и навис надо мной, уперев руки по обе стороны от моей головы. – Порядок? Хочешь попить? Я покачала головой. Сторож вручил нам с собой маленький термос с горячим чаем, и мы с Лэнсом всю дорогу попеременно прикладывались к нему. Постепенно видимость перед глазами стала проясняться. Вортигерн вытер слёзы с моих щёк, и, наклонив голову, по-доброму улыбнулся. Он был гладко выбрит, его отросшие волосы липли ко лбу от пота. От него пахло морозом, новой синтетической одеждой и каким-то лосьоном с цитрусовым ароматом. Повинуясь ленивому и не совсем осознанному порыву, я обхватила его лицо ладонями. – Посмотрите-ка, кто тут у нас вновь отпустил свои золотые кудри, – я легонько потянула за один из локонов. – И как нам теперь, спрашивается, любоваться вашей новой татуировкой, месье Пендрагон? – спросила я, подражая французам. Одна моя рука переместилась на его горячую шею и заскользила вверх, к затылку, против направления роста волос. – Я делал её для себя. Не для зрителей. В голосе Вортигерна я расслышала смущение, которое вопреки ожиданиям не передалось мне. Какое уж тут стеснение, когда полтора часа назад я чуть не задохнулась под неподъёмной толщей снега, а позже обвесила воротник куртки Вортигерна слюнями? Надо было бы принять ванну, или лучше сразу заявиться в сауну, чтобы отогреть как следует каждую озябшую косточку. Но я вообще не представляла, что смогу подняться с постели до Рождества. Всё, чего мне хотелось, – это чтобы Вортигерн обнял меня, укрыл собой, словно большим, мягким крылом. Я бы больше никогда не проснулась, как если бы осталась в той снежной могиле навсегда. Свист ветра за окном сменился шипением. Возникли иные странные звуки: несколько глухих, но отчётливых ударов в стену, а затем лёгкий перестук по крыше, словно какая-то птица склёвывала хлебные крошки. Потом наступила тишина. Я закрыла глаза. Руки мои задрожали и сползли с лица и шеи Вортигерна. Лэнса лавина помутузила, но живьём не хоронила. Опять нахлынули жуткие видения, уже во второй раз после вызволения из снежного плена. – Я должна была спуститься к тебе утром, – медленно, едва ворочая языком, прошептала я. – Я ведь не спала. Не сомкнула глаз всю ночь. – О чём ты? – Вортигерн погладил меня по голове, затем убрал волосы со лба. – Нельзя было закрывать перед тобой дверь. Никак не могу забыть того, как ты взглянул на меня тогда. Твоё лицо всё время было перед глазами. Это мучило меня. Мучает до сих пор. Извини. Извини. Тёплое дыхание нежно коснулось моего виска. – Мы забудем об этом, милая. Я помотала головой из стороны в сторону. – Нет. Не забудем. Пожалуйста, извини. Я не могла взглянуть на него. Веки были словно зацементированы. – Я не сержусь на тебя, – сказал Вортигерн. – Никогда не сердился и никогда не буду. Спи крепко. Он говорил с улыбкой, за которой отчётливо слышалась печаль – солнце и мороз. – Как проснусь – закажу себе вина. Красного, – промычала я, потянувшись и устроившись поудобнее. – И жареного мяса, – добавил Вортигерн. – Чтобы восстановить силы. – С кровью. Под горчицей. – Ещё мороженое. – Прямо поверх мяса. – Я люблю тебя. – М-м-м. Он наклонился, задев кончиком носа мою щёку. Я ощутила едва заметное прикосновение губ к переносице. «Накрой меня. Как лавина». Я спала. В саду графского замка, озарённого молочным светом луны, Вортигерн взял моё лицо в ладони. Я почувствовала вкус его поцелуя, который никогда не забывала: вино, соль, шёлк и влечение.