Опасные священные слова

***

— Тебя подвезти? Азирафель так долго не мог перевести дыхание, чтобы ответить, или хотя бы вспомнить, зачем нужны ноги, что Кроули почти успел исчезнуть за углом полуразрушенного здания. — Постой! — отмер он наконец, заставляя себя зацепиться за эту мысль, и заспешил по развалинам церкви за Кроули, хотя до сих пор отчего-то не мог совладать с дыханием. Кроули замедлил шаги на углу и развернулся к ангелу вполоборота, с явным оттенком веселья следя за тем, как тот торопился к нему через улицу. Азирафель запнулся о краеугольный камень, разлученный при взрыве со стенами, и едва устоял на ногах, но наконец догнал Кроули, окончательно запыхавшись и покраснев. — Да, будь так добр, — произнес он со всем достоинством, какое только смог изобразить, — меня подвезти. — Да я бы не уехал без тебя, — усмехнулся Кроули. — Подождал бы, пока ты меня не догонишь. В горле у ангела вдруг пересохло. — Спасибо, — тихо ответил он. Как же славно было увидеть его лицо. Как славно было смотреть на его улыбку. Ангел жалел, что Кроули надел очки; было так хорошо снова видеть его глаза после долгих лет сна — такие особенные, принадлежащие одному только Кроули. Азирафель порой заглядывал в особняк, чтобы проведать его — время от времени, когда вспоминал об этом. На рубеже двадцатого столетия он распахнул окна и двери настежь, подмел полы, смахнул пыль с коллекции безделушек. Кроули так и не очнулся ото сна; дом его так и не сделался менее мрачным. Демон остановился у черного автомобиля, сияющего гладкими боками, и распахнул его дверь с гордым видом отца, держащего новорожденного младенца. — Ох, отличная машина, — сообразил сказать Азирафель. — Ну еще бы, — хмыкнул Кроули, но вид у него был довольный. Ангела переполнял ослепительно-белый свет такой силы, что впору было бояться привлечь очередную немецкую бомбу. Они сидели в тишине, пока автомобиль с легким рокотом нес их по темным улицам, не освещая их светом погашенных фар. Азирафель крепко сжимал в руках саквояж — и не мог отвести неподвижного взгляда от профиля Кроули. Он потратил не одно тысячелетие, пытаясь понять, мог ли демон и вправду любить его, было ли это в его природе, и что это значило. И каким бы невероятным это теперь ни казалось, он совершенно не думал о том, что есть и обратный вопрос. Кроули не нравились книги. По крайней мере, так он утверждал. Он однозначно никогда не разделял тех восторженных чувств, что ангел питал к пророчествам — и к тому факту, что больше свободной воли людей занимало только предначертанье судьбы. Кроули не любил читать, но Азирафель замечал, что демону втайне нравилось, когда он читал ему вслух. А еще ему нравились сухие красные вина, и Моцарт, и дети. Если Азирафель накручивал себя переживаниями, Кроули знал, как выманить ангела прочь из его головы, словно дикого зверя из логова. Кроули не нравились книги, но он спас книги Азирафеля — и ангел вдруг ощутил себя самым безнадежным идиотом, когда-либо созданным рукою Всевышней. — Купил ее в двадцать шестом, прямо с конвейера, — вдруг нарушил молчание Кроули. Азирафель не сразу уловил, что тот говорит об автомобиле. Значит, Кроули очнулся от долгого сна почти два десятка лет назад. — И до сих пор — мечта, а не автомобиль. Я слегка подновил ее пару раз, но зуб даю, такая никогда не устареет. Она станет классикой. — Отличная машина, — откликнулся Азирафель и поморщился, понимая, что повторяется. Впрочем, Кроули, похоже, не заметил — он взирал на дорогу сквозь лобовое стекло, и на губах его играла ухмылка. Азирафель неотрывно смотрел на демона, и ему казалось, что его грудную клетку вот-вот разорвет на части. Значит, вот каким было оно — то, что чувствовал Кроули. Азирафель не успел даже близко распутать то месиво, что ворочалось и дышало под ребрами — а демон уже сворачивал на обочину тротуара у книжной лавки. — Ну вот и приехали, — объявил он. — Я бы мог напроситься в гости, но если честно — устал, как черт. Пожалуй, поеду домой и отмою как следует ноги. Его тон казался небрежным, но что-то в нем пробирало Азирафеля до самых костей. Таким голосом Кроули всегда говорил о вещах, с которыми ангел так и не научился справляться. Кроули помедлил, а затем протянул ему правую руку. Ладонь Азирафеля, словно по собственной воле, выпустила ручку саквояжа и мягко легла в руку Кроули, и пальцы их переплелись. Лицо демона прошило короткой судорогой, смывающей всякое выражение, и Азирафель немедленно понял свою ошибку. — А, рукопожатие… — голос его, странно тонкий, звучал как у висельника. Он попытался отдернуть ладонь, но Кроули сжал ее крепче. В салоне воцарилась звенящая тишина. Азирафель рвано выдохнул и застыл, молча глядя на их сопряженные руки. Вдали постепенно сходил на нет гул немецких бомбардировщиков — но только теперь Азирафелю вдруг стало страшней, чем когда-либо в жизни. Когда он рискнул поднять взгляд, на лбу у Кроули проступали напряженные морщины. Демон провел по губам языком и сделал глубокий вдох. — Азирафель, — начал он очень тихо, но ангел впился зубами в изнанку щеки и с отчаянием покачал головой. — Прошу тебя, — задыхаясь, отрезал он, — Прошу, не надо. Не говори это снова. Не сейчас, я не выдержу. Еще пару мгновений было заметно, как скулы Кроули сводило током напряжения, а затем тот кивнул и выпустил пальцы ангела. Азирафель убрал ладони на саквояж, сжав его ручку так, что белели костяшки. Кроули потянулся через сидение, чтобы открыть ему дверь, и улыбнулся — коротко и ободряюще. — Ну что, увидимся? — произнес он с явной надеждой. Азирафель загнал то, что кипело в груди, достаточно глубоко, чтобы суметь улыбнуться в ответ. — Да куда мы денемся, — отозвался он. — Город пока не такой уж огромный, что бы там ни говорили. Он мог бы сказать: я так рад, что ты больше не спишь. Мог бы сказать: я рад, что ты больше не сердишься. Он не сказал ничего. Кивнув на прощание, он вышел из автомобиля и переступил порог книжной лавки, а затем без сил прислонился к дверям изнутри, и слушал, как Кроули гонит машину все дальше.