Опричные мелочи

- Е-ги-пет, - рассуждает царевич Федор, старательно ведя по бумаге жирным фряжским карандашом. Он бы даже высунул язык от усердия, но с высунутым языком рассуждать затруднительно. - Это хорошая страна. Там всегда-всегда лето. Туда от нас птицы зимовать летают. И ласточки, и аисты, и удоды, - он дорисовал группу бегущих со всех ног фигурок, у самой передовой из которых имеются огромная борода, посох и нимб, и приступает к следующей группе. Но потом прерывается и, подумав, пририсовывает сверху на свободном уголке удода с зигзагообразным хохолком. И снабжает соответствующей надписью, для несообразительных зрителей. - Нянька говорит, что птицы летают в вырий, но это она совсем глупая. Совсем ничего не знает. Это только в сказках они в вырий, а на самом деле - в Египет! На листе тем временем уже возник неровный квадрат с двумя кругами - колесница - и неустановленное количество лошадей. Судя по количеству ушей - предположительно три. - В Египте растут пальмы с финиками, - продолжает делиться знаниями царевич,- и папирус. Из него они всё-все делали. Даже папирус. Тятя, а сейчас там папирус делают? - Не ведаю, - пожимает плечами Иван. Кстати, а действительно. - Наверное, чего б им не делать? Младший царевич в последнее время паче меры пристрастился к рисованию, причем рисовал абсолютно всем и на всём: сланцевым фряжским карандашом, углем, мелом, красками для книжных заставок… в связи с чем частенько наведывался в царскую мастерскую, где писался Большой Лицевой Свод, подолгу сидел, наблюдая за работой мастеров, и выпрашивал то охру, то киноварь, а то даже и золото. Ну а как государеву сыну не дать? И в связи с чем кое-чьи руки, платье и всё вокруг вечно было перемазано красками. Иван иногда думал, что уж лучше бы и старший занялся каким-нибудь бесполезным делом. Чем гонять верхами по улицам, сшибая собак и прохожих. Нет, конечно, он и сам по молодости гонял… так что сильно на наследника он не ругался. Но перевод казны на рисование всякой блажи все-таки представлялся государю гораздо более безопасным… и даже менее расточительным. - И там большая река Нил, а в ней живут живые коркодилы. И там правил великий царь, как у нас, - Федор водружает на колесницу внушительную фигуру, в полном соответствии с канонами древнеегипетской живописи (о которых не знает) раза в два больше всех остальных. - Только он был языческий, и поэтому назывался не царь, как положено, а фараон. И его все слушались. Даже бояре! Он венчает огромную фигуру еще более гигантским трехзубчатым сооружением. И сразу красит его в золотой. - А почему у него корона такая большущая? - любопытствует царь. - Евстафий сказал, что он был языческий, и у него была очень большая гордыня. Поэтому он сделал себе вооот такую корону! А еще там есть пустыня, и там везде песок, ничего больше нет. В Египте хорошо! - со знанием дела заключает ребенок. - Как же хорошо, - наполовину подначивает, наполовину взаболь любопытствует царь, - если евреи оттуда не чаяли, как уйти? - он указывает перстом на уже законченную группку во главе с Моисеем. - Тятя! - царевич даже поднимает на него глаза. С той непередаваемой смесью укора и снисходительности, как могут смотреть только дети на в очередной раз проявивших свою непонятливость взрослых. - Конечно, евреям там было плохо - их же там заставляли работать бесплатно! А вообще - хорошо. Если бы в Египте было плохо, Царица Небесная туда бы ни за что не поехала! Он выстраивает вокруг фараона войско: частокол палок-копий и стену кружочков-щитов. И некоторое количество человечков. - Египтянинов рисовать просто… - рассуждает он, - у них мало одежды. Обстановка вокруг уже обозначена - по всем краям листа и на четырех углах изображены в известном одному художнику порядке заросли папируса (прямая палка и сверху несколько палок в разные стороны), пальмы (так же сгруппированные палки, только побольше и в разной мере изогнутые; плюс жирные черные точки - финики), пирамиды (желтые треугольники) и сфинкс - подозрительно смахивающий на кота с печатных немецких листков. Перед сфинксом щедро пририсована миска с финиками; Иван даже не пытается вообразить, какой бы она была вместимости, если считать, что размеры выдержаны как надо. И, разумеется, солнышко. Нарисованный фараон размахивает царским посохом и орет (Федя тщательно это подписывает): «На кол посажу собачьи дети крамольники!». Немного подумав, он приписывает рядом с Моисеем: «Ой мамочки». Осталось самое главное. Федор набирает на кисточку красной краски и проводит толстую полосу: -А это - красное море. Оно расступилось… а потом обратно ступилось и потопило все фараоново войско. И в несколько мазков заливает середину своего художества киноварью. - Вот так. Никого не осталось! Ненадолго задумавшись, он снова берется за карандаш и пририсовывает, задевая и размазывая краску, еще кое-что. - Но лошади выплыли!