Опричные мелочи

Когда дождь, почему-то уютно. Хотя и зябко. Особенно в ту пору в конце лета - в начале осени, когда той жары, когда дождь освежает, уже давно нет, а печей в доме еще не топят, только на поварне. Но Феде нравится все равно. Нравится мчаться домой наперегонки с тучей, по жнивью, по узкой лесной тропинке, а там и по улице, когда все вокруг - и кусты, и деревья, и травы, и даже снопы на чужом гумне - всё уже тронуто желтизною, едва-едва, только намеком, но все ж уже тронуто, а яркие гроздья рябин среди зелени - пока еще не алые, а рудо-желтые. Бежать со всех мальчишеских ног, и все-таки не успеть, все равно словить первые капли, и влететь с разбегу в пахнущее хлебом жилое тепло, а на плечах, на спине рубаха - мокрая от дождя. Как хорошо, прямо там, в поварне, пить, стуча зубами от холода (а больше не от холода, а напоказ) горячий яблочный взвар, и еще оторвать (обязательно самому оторвать!) горбушку мягкого, еще теплого ноздреватого черного хлеба. И, согревшись, болтать под лавкой ногами и то и дело выглядывать - не кончается ли дождь, можно ли проскочить до дома? И после уже в доме, уже переодетый-переобутый в сухое и отмытый от брызг, уже отъевший горячих щей, Федя ластится к кормилице: - Нянюшка, а давай матушкины украшения смотреть? Ну давай, ну пожалуйста! Почему-то в такой день, под уютный дождь за окном, при сероватом мягком уютном сумраке, укрывшем горницу, как одеялом, Феде особенно нравится вытягивать из укладки длинные жемчужные нити, раскладывать на ладони попарно серьги с темно-алыми венисами… - Ох уж пострелёнок… была б твоя воля - из укладки бы не вылазил, так и поселился бы там, ровно мышь в сундуке… - привычно ворчит нянька, но все-таки зажигает, одну за другою, три свечи в светце. И достает сверху, куда Феде пока никак не долезть, большую кипарисовую шкатулку.