Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: Placebo – Running Up That Hill

Понедельник 07:03. Этого дня Лука ждал очень долго и слабо верил в то, что он вообще наступит. Наверное, так совпало, что суд над Донованом, первый день зимы и понедельник пришлись на первое декабря. Только погода подкачала, обещая закружить Париж в вихревом танце под аккомпанемент морозного воздуха. Лалльман усмехнулся собственным мыслям: какое событие им предстояло пережить, такая, видимо, и погода. Парень в последний раз взглянул на своё отражение в зеркале, дольше всего разглядывая гладко выбритый подбородок и аккуратно собранные в пучок волосы после душа, и покинул ванную комнату. Крадучись, Лука протиснулся в дверной проём спальни и нашёл глазами разметавшегося по кровати Элиотта. В комнате было прохладно, однако его любимый находился не под одеялом, а на нём, подмяв объёмную массу под себя и зарывшись в мягкие складки ткани носом и конечностями. Демори всегда был горячим, как самая настоящая печка. И Лалльман при каждом удобном случае пользовался этим маленьким преимуществом своего парня, отогревая ступни–ледышки или пальцы–замерзайки, зарываясь ими в Элиотта так, как тот имел привычку в одеяло. Лука подошёл к самому краю кровати и замер, откровенно любуясь открывшимся ему видом. Упругие ягодицы, обтянутые чёрными, шелковыми на ощупь боксерами, и взлохмаченные донельзя каштановые волосы примагничивали к себе его взгляд. Посопротивлявшись для проформы своим собственным желаниям ещё парочку секунд, Лалльман с удовольствием сдался им, улёгся позади Элиотта, прижавшись к его спине, усыпанной крупными родинками, и юркнул ладонью на живот, который даже во сне был твёрдым и плоским. Гибкое тело под его объятиями ожило. Демори вытянул согнутую в колене ногу и спросил по–сладкому сонно: — Который сейчас час? Лука кончиком носа обласкал линию роста волос на шее пребывающего в полудрёме парня, дразня его и не давая снова улизнуть в царство Морфея, и тихо прошептал в ответ: — Уже семь. Просыпайся, спящий красавец. — Ммм… Лалльман хитро улыбнулся и, прикусив губу, пристроил свои ледяные ступни к тёплым лодыжкам Элиотта, согреваясь. Почувствовав мурашки под ладонями, пробежавшие табуном по нежно–молочной коже, парень под давлением совести всё же отвёл ноги в сторону, но Демори пробурчал: — Верни на место. И Лука окончательно расслабился, выдыхая с облегчением и переплетая их конечности. Он оставил лёгкий поцелуй на задней части шеи и буквально вжался в Элиотта, желая врасти в него этим утром и никуда не выбираться из постели. В блаженной тишине они провели ещё парочку минут. А потом Демори тяжело вздохнул и пожаловался: — Сопишь как ёж. В ответ на это Лалльман набросился на шею своего парня, выглядящего по утрам особенно соблазнительно, с поцелуями–укусами и еле слышным бормотанием: — Прости, прости, прости. Ты просто такой… Агрх… Для Луки вдыхать родной запах тела Демори, который представлял собой этим особенным утром смесь из почти выветрившегося одеколона, геля для душа и собственных мускусных ноток, было одним сплошным наслаждением. Элиотт притих, а потом достаточно резво для сонного человека повернулся на сто восемьдесят градусов и подмял под себя Луку одним рывком, выдыхая в его губы: — Какой? Лалльман утонул в пронзительном и таком чистом взгляде серых глаз, не замутнённом недосмотренными снами и утренней дрёмой. Парень не смог сдержать в себе ещё одного порыва, и коснулся кончиками пальцев выгнутой в ожидании брови, лаская её. — Домашний, – музыкальные пальцы соскользнули на висок, а потом и на скулу. — Беззащитный… Лука больше не смотрел в глаза Элиотта, отслеживая траекторию движения собственной ладони, которая сорвалась с точёных скул на гладкую кожу шеи. — Доступный, – мечтательный взгляд синих глаз вернулся к серым тогда, когда подушечка указательного пальца, огладив кадык, провалилась в ямочку между тонкими ключицами. Демори, склонив голову немного на бок, прищурился и подался вперёд, зарывшись носом в местечко, где пучок волос Лалльмана касался подушки. Парню пришлось убрать ладони и переместить их на лопатки Элиотта, поглаживая напрягшуюся под его прикосновениями спину. — Сказать, кто в последние дни был для меня совершенно недоступным? Лука улыбнулся, прикусив нижнюю губу. Он догадывался, о чём, а точнее, о ком пойдёт речь. — Я же тебе предлагал пойти с нами и… Договорить ему не дал поцелуй, заставивший резко замолчать. Когда Элиотт вдоволь насладился мягкими губами своего мальчика, то сразу же спустился вниз по плавным изгибам юного тела. — Вам нужно было побыть вместе… Лука слишком быстро потерялся от нежности интонаций чарующего голоса и поцелуев, исходящих от Демори. — Ты же так долго не видел своего лучшего друга. — Дааа… Лалльман беззастенчиво подавался всем телом навстречу ласкам и таял от влаги на коже, которую так неосмотрительно оставляли губы Элиотта. А потом его сосок облизали горячим, почти обжигающим языком, и Луку окатило волной жгучего возбуждения. — Но это не значит, что нужно было пропадать на целых три дня и не ночевать дома. Зубы сомкнулись в болезненном укусе на потвердевшем и чувствительном соске, неотвратимо наказывая, и Лалльман воскликнул: — Эй, я ночевал дома! — Но не вчера. Где вы были? Я очень скучал по тебе. Откинувшись на подушку, парень простонал: — Ох, в участке. Детектив Деко рассказывал нам, как проходят закрытые слушания. Ты же помнишь, что оно сегодня? — Конечно. Демори уже вовсю ласкал второй сосок на поджаром теле, сбивая дыхание своего мальчика с привычного ритма. — Он вас там держал до самого утра? Луке показалось, или во взгляде, которым одарил его Элиотт, плясали демоны? — Нет. Мы остались у Адалин, потому что Жориса могут осудить сегодня, и тогда я с ним не скоро увижусь. — Какая досада! — ЭЛИОТТ! Не отрывая своих глаз от возмущённых синих, Демори прочертил дорожку из поцелуев от солнечного сплетения до поросли волос внизу живота и, тихо посмеиваясь, добавил: — Может, исправительные работы Гримо помогут мне вернуть тебя. Уткнувшись носом в жесткие волоски, Элиотт прошептал так, чтобы его мальчик услышал: — Ты божественно пахнешь. Понимая, к чему всё идёт, Лука захныкал как ребёнок, которому не досталось мороженое у фургона с длинной очередью: — Эл, остановись, прошу. Слушание сегодня, и… — И тебе нужно снять напряжение, – перебил его Демори. Парень развязал узелок на бёдрах и распахнул полотенце, позволяя своей ладони лечь на полувозбуждённый член Лалльмана. — Пожалуйста, не надо. Я не смогу… Лука говорил полузадушенно, глотая воздух слегка приоткрытым ртом. — Думаешь? Элиотт обхватил затвердевший под его дразнящими прикосновениями орган и потянул на себя подвижный участок кожи, оголяя бархатную головку. — А если так? Кончик языка, который минутами ранее терзал набухшие от желания соски, прошёлся по дырочке, поддел и потянул за собой прозрачную ниточку вязкой предсеменной жидкости, натягивая её и разрывая. От одного только взгляда на Демори, с абсолютно распутными видом слизывающего его секрет с живота и члена, у Луки что–то взорвалось внутри. — Элиотт… – томно выдохнул возбуждённый до предела Лалльман, наслаждаясь тем, как до боли знакомые буквы ложатся на звук. Его парень, так увлечённый посасыванием налившейся и словно даже потемневшей на несколько тонов головки, замер на месте, когда услышал следующее: — Я тоже хочу поласкать тебя ртом. Лука даже не сомневался в том, что звук, с которым его член покинул рот Демори, был громким и чавкающим намеренно. — Как насчёт порадовать меня сразу же после слушания? Поиграл бровями Элиотт. — Как насчёт сделать это одновременно? Подхватил игру Лалльман, и дьявольская улыбка расцвела на лице его парня. — Оу. Спихнув ногами одеяло на пол, Демори обхватил бёдра Луки и потянул его на себя так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. — Если мы опоздаем, я скажу в суде в качестве оправдания, что у меня самый распутный парень на свете. — Если ты дашь мне сделать то, чего я хочу, то ты не сможешь говорить ещё пару часов как минимум. Игриво шлёпнув Элиотта по упругой ягодице, Лалльман усмехнулся и бросил: — Пошевеливайся, а то мы действительно опоздаем. Любая близость интимного характера казалась совершенным бредом именно этим утром. Но ровно до тех пор, пока Демори не встал на колени и не потянул свои боксеры вниз, при этом буквально прожигая Луку своим взглядом, полным раскалённого серебра. Ванные коврижки, его парень был просто преступно хорош собой! Сглотнув накопившуюся слюну, Лалльман, затаил дыхание и неотрывно наблюдал за тем, как Элиотт укладывается на бок в позе шестьдесят девять рядом с ним, подстраиваясь и прогинаясь под нужным углом. Лука, ещё немного полюбовавшись своим парнем, наконец, пришёл в движение, обхватив одну ногу Демори и подтолкнув её вверх, заставляя согнуть в колене. То же самое он проделал со своей, обеспечивая обоим неограниченный ничем доступ к стратегически важным местам и вид на них под изумительным ракурсом. Элиотт же спровоцировал у Лалльмана дрожь по всему телу, когда обхватил губами мошонку и втянул её в жаркую глубину рта почти полностью. Он знал, как именно Луке нравилось, за что и получил свою первую награду – благодарный стон. Его мальчик в этом плане был из тех, кто любил всё и сразу. Глубоко, резко, настойчиво. Поэтому Демори не стал тратить время на медленную ласку и принялся перекатывать языком тугие шарики под кожей. Лука, подавив внутри очередную волну сладостных импульсов, обхватил почти каменный член Элиотта ладонью и провёл по всей длине кончиком языка. Демори в ответ на это подал голос, дав понять Лалльману, что тот двигается в правильном направлении. Он, в отличие от своего мальчика, любил медленные и плавные движения, раздразнивающие нервные окончания по всему телу. — Приподними ещё немного, – тихо проронил Элиотт, подталкивая ногу Луки, согнутую в колене, ещё выше. Ему нужен был доступ к звёздочке ануса, которую он тут же огладил смоченным в слюне пальцем, когда Лалльман прогнулся назад ещё сильнее. Слышать реакцию любимого на то, как он толкается внутрь, было приятно. Но ощущать вибрации голоса на собственном члене, ещё изумительней. Элиотт шумно выдохнул, когда Лука втянул в рот головку, перекатывая её так же аккуратно, как он его мошонку до этого. Ох, эти контрасты обещали свести с ума обоих этим утром. Нащупав простату внутри, Демори принялся наглаживать её, пока почти до основания насаживался на член Луки. Его мальчик натянулся всем своим шикарным телом, как струна, и выпустил из губ головку, упрашивая: — Элиотт, притормози. Я близко… Палец замер внутри, но лишь на пару секунд. — Я не дам тебе кончить. Он оставил поцелуй в местечке между мошонкой и дырочкой. В ответ на это Лука уткнулся лбом о внутреннюю часть его бедра, явно пытаясь успокоить расшалившийся пульс. — Хочу, чтобы мы сделали это вместе. От этих слов Лалльман охнул и принялся покрывать поцелуями чувствительную кожу Элиотта, прикусывая её и оставляя на ней малиновые метки. — Как думаешь, у нас получится? Лука совершенно не хотел разговаривать, лишь наслаждаться процессом и полностью растворяться в нём. Но голос Элиотта звучал так просяще и интимно, что он не устоял. Впрочем, как и всегда. — До этого же не получалось. — Это потому, что ты всегда кончаешь первым. Голос Демори был немного обиженным и осуждающим. Этого Лалльман вынести никак не мог, поэтому погрузил в себя член любимого на половину и проехался по нему в отместку зубами. Элиотт вздрогнул и вскрикнул: — Ай, больно же! — И поделом тебе. Разве я виноват, что ты засасываешь меня, как пылесос? — Скажи ещё, что тебе не нравится. — Конечно нравится, просто… Ооо… Этот самый пылесос слишком быстро переключился на режим «максимальная скорость». Глаза Луки непроизвольно закатились в удовольствии, а губы приоткрылись в аккуратной букве «о». Когда к поступательным движениями лохматой головы добавились длинные пальцы, Лалльман совсем потерял ощущение реальности и времени. Ещё минута, и он бы феерично кончил, однако чуткий Элиотт не дал ему этого сделать, пережав основание перевозбуждённого члена прямо перед долгожданной разрядкой. Лука, изведённый и измочаленный, прошептал куда–то в область паховой складки Демори: — Ты изверг, знаешь это? — Я просто обожаю, когда ты покрываешься бисеринками пота, пока я тебе отсасываю. Вспомнив, что уже принимал душ, Лука простонал: — Мыть меня будешь сам. — И тогда мы точно не попадём в зал суда, – вторил ему Элиотт, явно издеваясь. Его голова лежала на бедре Лалльмана, пока он ласкал пальцами тугие стенки дырочки, погружая в неё пальцы медленно, и точно в таком же темпе вынимая их обратно. Лука от этой сладкой пытки чуть не словил второй оргазм, сжимаясь внутри. Почувствовав это, Демори цокнул языком, резко вынимая пальцы. — Ты очень чувствительный сегодня. Спустившись поцелуями с внутренней стороны бедра до паховой складки Элиотта, подрагивающий от ярких ощущений парень прошептал: — А ты чертовски сексуальный в этой позе. И вытворяешь своим языком и пальцами просто фантастические вещи. Я… Лука запнулся, когда язык Демори очертил края его немного приоткрытого ануса. Это было так приятно, что парень совершенно забыл, что хотел сказать. — Продолжай. Зато Элиотт, кажется, следил за каждым его словом, движением, вдохом, взглядом и стоном. — Я хочу тоже… — Малыш? Любимый не сразу понял, к чему он клонит, но, когда Лука раздвинул цепкими пальцами половинки Демори в стороны, то слова закончились не только у него. — Хочу ласкать тебя там. Можно? Затянутые пеленой, сотканной из откровенной похоти и какого–то звериного желания, синие глаза наткнулись на широко распахнутые серые, внимательно наблюдая за тем, как ступор в них сменяется немым согласием. И Лалльман чуть не кончил в третий раз от вседозволенности. Он облизнул пересохшие губы, натянул пальцами кожу так, чтобы сморщенный вход хотя бы немного приоткрылся, и прикоснулся к нему языком. — Лукаааа, – почти неслышно. Увлажнив вход, Лалльман ощутил, как тело под ним напряглось и вздрогнуло. Он попросил: — Расслабься и доверься мне. Больно не будет. — Я знаю, – Элиотт прикрыл глаза ресницами и, откинув голову назад, признался. – Это так… Не дождавшись окончания предложения, Лука продолжил за него: — Ново? Да, он ещё не делал этого с любимым. — Необычно? Пару раз провалившись внутрь юрким кончиком языка, Лалльман усмехнулся: — Не то, но явно что–то на «н»… — Невероятно, – пальцы на руках Элиотта, которыми он вцепился в своего мальчика, подрагивали, а на ногах поджимались от неизведанных ранее ощущений. Приятных ощущений. Чертовски приятных. И Лука продолжил ласкать никем до этого не тронутую дырочку языком и надрачивать колом стоящий член. Демори только через пару минут смог присоединиться к любимому, наслаждаясь совершенно новой для себя формой близости. Он мог бы часами наблюдать за тем, как Лука ласкает его там, как отдаётся этому полностью, как вздрагивает от каждого его несдержанного стона. Осознав, что долго не продержится, Элиотт снова погрузил средний палец в манящую глубину и нащупал потайное местечко своего мальчика. Надавливающие и поглаживающие движения привели к тому, что Лука сменил своё положение, обхватив губами истекающий естественной смазкой член Демори. И тот проделал то же самое с любимым. Ритмичные движения подвели обоих к самому краю. Лука, почувствовав тянущий узел внизу живота, ускорился, но Элиотт, кажется, немного отставал от него. И тогда он решился на ещё одну вольность, облизав палец и приставив его к сморщенному входу Демори. Любимый простонал что–то невразумительное, но его член изо рта не выпустил, и тогда Лука надавил на звёздочку ануса, впервые так глубоко раскрывая его для себя. И только для себя. От осознания этого, внутри всё сжалось, приготовившись к долгожданному выбросу, поэтому Лалльман насадился ртом на член, стараясь заглотить его как можно глубже. От приятных надавливающих ощущений внизу Элиотт зашёлся протяжным стоном, а когда ощутил, что Лука проник внутрь на целую фалангу, начал изливаться в глотку своего мальчика. И любимый сделал то же самое, кончая следом. Они оба полностью отдались моменту, наслаждаясь особенным для них оргазмом, пойманным в одно и то же время и приправленным желанием доставить друг другу максимальное удовольствие. Чтобы продлить незабываемые ощущения, парни ласкали друг друга ртами, высасывая досуха и до судорог в коленках. Первым остановился Элиотт, и выдохнув полной грудью: — Вау, – откинулся головой на мятую простынь. Лука, вытянув затёкшую ногу, что–то тихо простонал и уставился в потолок абсолютно поплывшим взглядом. Они пребывали в объятиях неги ещё долго, а потом Элиотт дотянулся рукой до смартфона и немного испуганно произнёс: — Любимый, ты только не волнуйся, но на часах без пятнадцати восемь. Подскочив с постели со словами: — Так и знал, что опоздаем, – Лука потянул ухмыляющегося Элиотта в душ. Демори ничего не ответил на это, так как Лука оказался прав – после такого забега он действительно потерял дар речи.