Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: Adam Lambert – I’m Feeling Good

Четверг 18:38. Элиотт не захотел оставаться в больнице, и Лука отвёз парня в кампус. По дороге домой они немного повздорили, но Лалльману всё же удалось уговорить любимого провести остаток дня в кровати. Несмотря на то, что Демори принимал все лекарства чуть ли не по часам и чувствовал себя намного лучше, чем ожидалось, по понятным на то причинам, ведь Лука теперь был рядом с ним, живой и невредимый, врачи настоятельно рекомендовали соблюдать постельный режим ещё несколько дней. И Лалльман был абсолютно согласен с ними. Он настоятельно делал вид, что не замечает, насколько ослаблен Элиотт после одного из самых тяжёлых эпизодов в его жизни, так как чрезмерная забота по этому поводу с его стороны парня только лишь раздражала и злила. А Демори, в свою очередь, тщательно пытался скрыть своё настоящее состояние, так как не хотел проводить ещё одну ночь в больничной койке. Лука, конечно же, предложил остаться в больнице и немного побыть под наблюдением врачей, однако Элиотт ничего даже слушать не хотел об этом. В итоге Лалльман смирился с решением любимого и стребовал с врачей справку. А когда Демори уснул в его кровати, отправился к Розье, ведь вчера была та самая среда, которая обязывала их выступить с презентацией по проекту, и нужно было договориться с принципиальным преподавателем о новой дате, если они не хотели вылететь из университета. Лука не ожидал, что задержится в Сорбонне до самого вечера, сначала побывав в кабинете Розье, потом у ректора, а в довершении наткнувшись на журналистов, вынюхивающих пикантные подробности по делу Донована, успевшего снова нашуметь в газетах. Парню не оставалось ничего другого, как спасаться бегством. Он выбежал на улицу и застегнул пальто на все пуговицы. Снег мягкими хлопьями падал с тяжёлых облаков, укутывая всё вокруг в белый саван. Лалльман вдохнул в себя морозный воздух и поёжился. Было не холодно, но он умудрялся замерзать в абсолютно любую погоду. Парень улыбнулся, подумав, что было бы непозволительно хорошо утянуть Элиотта в какой–нибудь парк на прогулку и наблюдать, как снежинки теряются в его лохматых волосах пшеничного цвета, а потом смахивать их ладонями и целовать немного замёрзшие губы, хранящие вкус ароматного глинтвейна. Пообещав себе выбраться с любимым хоть куда–нибудь в скором времени, Лука отправился за едой. Демори наверняка был жутко голодным, а готовить самому совершенно не хотелось. Возлагать большие надежды на Элиотта тем более не стоило, иначе они точно переночевали бы в больнице, поэтому Лалльман опустошил ближайшую забегаловку с фастфудом, накупив кучу вредной еды и напитков, и поспешил обратно. Туда, где его ждали с нетерпением. Элиотт проснулся за полчаса до возвращения любимого, и валялся в кровати, дожидаясь его и лениво просматривая социальные сети на предмет интересных новостей. Статьи о Доноване он упорно игнорировал, позволяя себе хотя бы сегодня не вспоминать о том жутком кошмаре, который им с Лукой пришлось пережить. Услышав звук открывающейся двери, парень соскочил с постели и отправился встречать своего мальчика. Лалльман уже успел сгрузить еду на стол, и теперь с опаской смотрел на Демори, уверенно приближающегося к нему. Когда расстояние между ними сократилось вдвое, Лука запротестовал: — Нет, стой! Но Элиотт полностью проигнорировал предупреждение и обнял парня, зарываясь носом в мягкий шарф на его шее и вдыхая холодный уличный воздух, сохранившийся в складках ткани. Лука буркнул: — Я же холодный. — О, да, – выдохнул Демори в ответ. И Лалльману ничего не оставалось, как обнять своё чудо, тёплое ото сна и ластящееся к нему, как самый настоящий кот. Как же он его любил! Хихикнув, Лука спросил: — Тебе удобно? Ведь Демори пришлось немного наклониться вперёд, выгнув дугой острые лопатки и плечи. Вместо ответа его мягко укусили за мочку уха, и Лука шутливо оттолкнул от себя парня с чересчур игривым настроением. — Дай мне хотя бы раздеться. Он потянулся к шарфу, но его руки аккуратно отвели в стороны с возмущённым возгласом. Лалльман замер на месте и со смешинками в глазах принялся наблюдать, как Элиотт, состроив серьёзную мордашку, начал покачивать бёдрами и медленно снимать с него сначала шарф, а потом и пальто, напевая «You can leave your hat on». Сначала голос парня был тихим, скорее даже, мурлыкающим себе под нос, а потом, нарастая, стал настолько громким, что Луке стало жалко соседей. Однако, его переживания быстро смыло волной лёгкого возбуждения, когда о него потёрлось соблазнительное тело, изгибаясь, словно он был шестом. — Смерти моей хочешь? Для Лалльмана ещё никто и никогда так не танцевал, да ещё и под живое исполнение мирового хита! Элиотт прошёлся большим пальцем по его нижней губе и, запнувшись, закончил своё шикарное выступление со словами: — Я сейчас! Только смартфон возьму и вернусь! Никуда не уходи, хочу включить эту песню! Но Лука не отпустил Демори, схватив парня за руку и притянув к себе. Он впился в манящие губы страстным поцелуем и пил Элиотта, пока тот не издал еле слышный стон. — Кажется, это ты хочешь моей, – прошептал он, когда Лалльман перестал терзать его губы. – Противозаконно так целоваться, знаешь ли. — Кто бы говорил, – тихо вторил ему Лука, толкая к столу. Они чуть не уронили еду на пол, продолжая ласкать друг друга языками, губами и шальными прикосновениями. Через бог знает сколько времени Элиотт со смехом в голосе простонал: — Я, кажется, сел на соус. Лука, не прерывая поцелуев, которыми усыпал так удобно выгнувшуюся для него шею, многообещающе шепнул: — Не переживай. Я слижу его с тебя. Издав сложный для интерпретации звук, Демори протяжно простонал: — Лука, остановись. Ладони Лалльмана переместились под футболкой ещё ниже, поглаживая большими пальцами кубики пресса на чувствительной коже живота. — Не могу. Полурык, полустон донёсся до его ушей, и парень усмехнулся, вернув Элиотту должок за укус, потянув губами его мочку уха на себя. — Хочу, чтобы тебе было хорошо. Пальцы нырнули под резинку спортивных штанов. — Тогда продолжай. Выдохом. Демори закрыл глаза, наслаждаясь, а буквально через секунду жалобно захныкал, когда услышал звук входящего звонка своего смартфона из спальни. — Не буду брать трубку. Лука оставил на его щеке звучный поцелуй и сказал: — Иди. Я пока достану еду из пакетов. Нам нужно поесть, пока она совсем не остыла. Элиотт с недовольным видом скрылся в спальне, а Лалльман остался наедине с пакетами. Парень был прав: соус действительно растёкся, но им повезло – большая его часть осталась внутри упаковки. Через пару минут отсутствия Демори вернулся и принялся помогать Луке с сервировкой стола. — Тео звонил. Передавал большой привет и спрашивал, удалось ли тебе договориться с Розье. Лука улыбнулся, кивнув, и достал из навесного шкафчика две тарелки и кружки. — Удивишься, но да. Он дал нам неделю. Мсье Дюбуа любезно согласился выделить для нас пятнадцать минут из своей лекции в следующую среду. Так что время ещё есть. Элиотт тихо выругался, вымазав пальцы в соусе. — Он спрашивал о… Лука понял, не принуждая своего парня заканчивать предложение. Его насмешило то, как Демори безуспешно попытался достать одной рукой упакованные в защитную плёнку салфетки. Лалльман подошёл к любимому, помог справиться с выскальзывающей из рук упаковкой, а потом засунул испачкавшиеся пальцы в рот. Смакуя их по очереди, медленно и с явным удовольствием на лице, при этом глядя застывшему истуканом Элиотту прямо в голодные глаза. Когда Демори достаточно шумно сглотнул, Лука с громким чавкающим звуком выпустил его пальцы из плена своего рта и сказал: — Я же обещал слизать его с тебя. Элиотт завис взглядом на влажных губах, которые Лука принялся облизывать языком. — Мы же хотели сначала поужинать. — Разве? Притянув к себе своего мальчика, Демори начал укачивать его в своих крепких руках, нашептывая в порозовевшее ухо: — Если мы не поедим сейчас, я утащу тебя в кровать и съем там. — Звучит заманчиво. Их флирт прервал громко урчащий желудок Лалльмана. — Но сначала я покормлю тебя. — Буду есть только с твоих рук, так и знай! Подмигнув своему мальчику, Элиотт схватил огромный бургер и стал водить им перед носом Луки. Лалльман, пытаясь отхватить кусок побольше, пару раз промахнулся, хватая губами воздух, а потом вцепился в запястье Демори своей ладонью, удерживая на месте, и сделал ещё одну попытку, на этот раз удачную. Серые глаза с удовольствием наблюдали за тем, как Лука увлечённо жевал оттяпанный кусочек. Элиотт надкусил бургер следом, а потом снова поднёс руку с едой к губам своего мальчика. Когда Лалльман впился в сочный мясистый бок во второй раз, то услышал нечто, заставившее парня тут же поперхнувшись: — Ты можешь шире, я знаю. Наигранно возмутившись, Лука прожёг синими лазерами дыру в Демори, бросив шутливо: — Извращенец! — Только когда дело касается тебя. Его мальчик приподнял правую бровь в напускном осуждении и схватил картошку фри, окуная её в сырный соус и обсасывая губами. На этот раз пришла очередь Элиотта давиться едой. Смеясь, он спросил: — Мы ужинаем или пытаемся соблазнить друг друга? — Это ты мне скажи! — Хорошо. Давай поговорим о чём–нибудь серьёзном. Лука попытался успокоить разбушевавшееся волнение внутри и вспомнил о последнем вопросе любимого. — Мы говорили о Розье. Он был на удивление галантен. Сказал, что ему очень жаль по поводу случившегося и спросил, хватит ли нам недели, чтобы подготовить презентацию. И я решил, что да. Надеюсь, ты не против? Демори промычал «нет» с набитым ртом. — Мсье Дюран до сих пор пребывает в полнейшем шоке. Долго приносил извинения и взял с меня обещание не сообщать никому, что это я – последняя жертва Донована во избежание ещё большего скандала. Как никак, репутация Сорбонны знатно пошатнулась после того, как он взял на работу психолога с секретом в виде садистских наклонностей. Однако, Алекс успел всё сделать за меня! Паршивец разболтал журналистам, что это я напал на Донована, и они сложили два и два. Думаю, в скором времени мои фотографии будут украшать первые полосы газет по соседству с этим ублюдком. Крайнее недовольство отразилось на красивом лице Элиотта. Он спросил взволнованно: — Может, обратимся к детективу Деко? Он же может посодействовать и приструнить жёлтую прессу? Парень в отрицании помотал головой. — Пусть это будет моей последней жертвой. Ради Жориса. — Лука… — Я справлюсь, окей? – перебил своего парня Лалльман, но, увидев толику сомнений в любимых серых глазах, поспешил успокоить Элиотта. – Всё хорошо, правда! В конце концов, ублюдок не успел мне навредить так, как остальным, и это главное. Демори вздрогнул. Как и в первый раз, когда услышал об этом лично от Луки. Каждый раз признания такого рода били по нервам не хуже хлыста, порождая внутри неконтролируемое желание схватить Лалльмана, скрыться с ним в недрах кровати и никуда не отпускать. — А ещё Деко звонил мне. Тот парень так и не объявился! — Почему тебя это тревожит? — Не знаю, – честно признался Лука. – Вдруг он как–то связан с Донованом, и нам до сих пор угрожает опасность, а мы даже не знаем об этом? Как представлю, что этот парень – ещё одна жертва, пытавшаяся, как и я, засадить подонка за решётку, или хуже – его подражатель, и становится не по себе. Элиотт нахмурился. — Ты так думаешь? — А зачем ещё ему нужно было лгать полиции про то, что я кричал и сопротивлялся, пока Донован тащил меня в дом? Не вижу никаких обоснованных причин для этого. — Хоть бы он объявился, – буркнул Демори, расстроенно посмотрев на значительно уменьшившийся в размерах бургер в своих руках. Ещё немного времени потратив на разговоры, обсуждая намерение доктора Шанца снять Луку с учёта в Шато–де–Гарш и освободить парня от необходимости посещать сеансы психотерапии, радуясь за Тео и Анну, которые не отлипали друг от друга ни на минуту, и планируя встречу с Томми в ближайшие дни, парни прикончили половину купленной еды и перебрались на диван. Лалльман поёжился, и Элиотт сразу же обратил на это внимание: — Ты всё ещё не согрелся? — Я изменился внешне, но не внутренне. Так что эта особенность моего тела ещё со мной. Демори призадумался, а потом повалил Луку на диван, придавив своим телом. — Мсье Лалльман, – спросил он, напустив в голос бархатных и соблазнительных ноток. – Не хотите ли Вы принять со мной согревающую ванну? Синие глаза наполнились смешинками и огоньками вечернего света. — Никак не могу отказаться от столь заманчивого предложения, мсье Демори! Оставив поцелуй на любимой родинке в ямочке на шее, Элиотт укутал Луку в плед, подоткнув края под подрагивающее от холода тело, и шепнул: — Жди меня здесь. Лалльман успел задремать, пока Демори орудовал в ванной комнате. Ощутив на скулах приятные и еле ощутимые поцелуи, он тихонечко застонал и потянулся, просыпаясь. Услышав: — Идём, моя сладость. Лука захныкал, как ребёнок, жалобно протянул: — Останься здесь, со мной. Элиотт забрёл губами за аккуратное ухо, облизывая излюбленное местечко, отдающее солоноватым привкусом на языке. — Хочу помыть тебя. Всего. Особенно твои волосы, – шёпотом признался парень. — Говорю же, извращенец. За свою дерзость Лалльман был наказан щекоткой, подкинувшей его вверх и заставившей соскочить с дивана, спасаясь бегством. Демори загнал любимого в ванную комнату и начал сдирать с него одежду, а потом и с себя. Когда с ней было покончено, Элиотт придержал своего мальчика за руку и сказал с улыбкой на губах: — Сначала я, а то мы не поместимся. Лука закатил глаза, за что и получил звонкий шлепок по упругим ягодицам. — Ну держись, гигант! Парень залез в ванну, не дожидаясь, пока вода перестанет волнообразно покачиваться после погружения Демори, тем самым, расплескав её и спровоцировав маленький потоп. Увидев на полу лужи, парни начали смеяться, шутливо переругиваться, мучить друг друга щекоткой и ласкать интимные места жаждущими прикосновениями. Они с трудом успокоились и уместились в тесной ванне. Лалльман со вздохом облегчения откинул голову на плечо Элиотта, с удобством разместившегося за его спиной, и пригрозил: — Убирать всё это будешь ты! Элиотт повёл кончиком носа по завитку жемчужной ушной раковины своего мальчика и томно спросил: — Ты уверен? Но Лука не был. Почувствовав, как горячие ладони, создающие чёткий контраст с водой, омывающей его продрогшее тело, заскользили по его рукам и перебрались на плечи, разминая и надавливая именно так, как больше всего хотелось, парень простонал: — Ты – просто чудо. Демори не стал спорить и принялся делать расслабляющий массаж, снимая накопившееся напряжение точными прикосновениями пальцев к уставшим, затвердевшим мышцам. Любимый в его руках млел, запрокидывал голову с еле слышными стонами и пребывал в полной неге, отдавая себя во власть крепких и умелых рук Элиотта. — Здесь не больно? Порхающие пальцы прошлись вдоль позвонков на шее, и Лука пробормотал: — Немного. Обхватив шею обеими ладонями, Демори стал легонько надавливать на неё, массируя позвонки и мышцы большими пальцами в круговых и поглаживающих движениях, и Лалльман поплыл окончательно. — Ты превращаешь меня в желе, – пожаловался он. К пальцам добавились поцелуи. — Вкусное… И язык. — Сладкое… Опалив горячим дыханием нежную кожу под линией роста волос, тем самым запустив по телу Луки толпы мурашек, Элиотт прикусил выпирающий позвонок, зализав следом покрасневшее место укуса, и прошептал: — Моё. Никому не отдам. Когда Лалльман полностью расслабился в его руках, пребывая на границе между полудрёмой и райским блаженством, Демори распустил потемневшие волосы и распределил по ним ароматный ментоловый шампунь, втирая его в кончики волос и выбивая из своего мальчика умопомрачительные звуки и стоны. — Признайся, ты мечтал об этом. Лука, с затуманенными глазами и взбитой смешными клубочками пеной на голове, повернулся лицом к Элиотту, оставил на его губах нежный поцелуй и выдохнул: — Каждый божий день. А потом резко ушёл под воду, смывая с себя шампунь. Вынырнув, парень собрал волосы в пучок и потянулся к мочалке, желая доставить Демори такое же удовольствие. Он вспенил гель для душа, распространив повсюду приятный запах кедра и бергамота, и начал водить полужёсткой рукавицей по рельефному телу. Для этого парню пришлось развернуться всем корпусом и встать на колени между широко расставленных ног Элиотта. Прикусив нижнюю губу, Лука сначала прошёлся по скулам, внимательно проследив глазами за тем, чтобы мочалка не порвалась от их остроты, спустился на нежную кожу шеи, так и напрашивающейся на то, чтобы её пометили и разукрасили засосами самых ярких цветов, а потом принялся натирать по очереди руки, увитые набухшими дорожками тёмно–зелёных вен. Когда рука опустилась на грудь, парень не выдержал прямого взгляда серых глаз, в буквальном смысле поедающих его, и подался вперёд, присваивая себе очередной поцелуй. Немного пощекотав чувствительные соски, рукавица нырнула под воду, лаская кубики пресса, напрягшиеся под настойчивыми прикосновениями. Элиотт сделал громкий вдох и откинул голову на бортик ванны, чуть–чуть съехав вниз. Лалльман, ощутив уткнувшееся в его колени возбуждение, смочил рукавицу водой и с особым старанием смыл всю пену с соблазнительного тела, а потом уложил ладонь на внутреннюю часть бедра, не скрытую под водой. Он проследил глазами за движениями собственной руки, облизав нижнюю губу. Дыхание Демори участилось, и Лука позволил себе нырнуть ладонью под воду, продолжая ласкать бедро парня. Соблазнённый видом разомлевшего под ним парня, Лалльман вцепился поцелуем–укусом в заходящуюся под учащённым пульсом сонную артерию и принялся усыпать молочную кожу шеи своими метками. Почувствовав соприкосновение своей возбуждённой плоти с такой же, налитой и горячей, Лука издал стон, остановив ладонь в миллиметре от неё. Элиотт в нетерпении повёл бёдрами вперёд, напрашиваясь, и Лалльман совсем убрал руку с паховой мышцы, снимая рукавицу. — Зачем ты дразнишь меня? Демори дрожал всем телом, мечтая о том, чтоб его мальчик прикоснулся к нему там. — Для этого. И Лука нырнул под воду, сразу же обхватывая губами ставшую шёлковой головку и всасывая её в себя. Элиотт, не ожидавший от любимого такой прыти, сделал судорожный вдох, вцепившись в бортики ванны побелевшими пальцами, и простонал: — Господь Всемогущий, что же ты делаешь? Ощущения были немного другими. Более тягучими, что ли. Поласкав языком приоткрывшуюся дырочку на кончике, Лука вынырнул на поверхность, сверкая потемневшими глазами. Демори посмотрел на своего мальчика так, словно увидел его впервые. Он притянул Лалльмана за талию к себе и спросил: — Ну и кто из нас двоих теперь извращенец? Любимый ответил вопросом на вопрос: — Понравилось? — Сумасшедший. Лука поиграл бровями и вернул фразочку Элиотта: — Только когда дело касается тебя. А потом снова ушёл с головой под воду, доводя Демори до исступления. Парень не мог слышать стоны и вздохи любимого, зато ощущал ртом то, как натягивалась возбуждённая плоть, твердели мышцы под ладонями и подрагивали бёдра, пытаясь оставаться на месте, а не вколачиваться в узкое горло. Лука несколько раз появлялся на поверхности, глубоко вдыхал воздух и нырял обратно, чтобы продолжать свои «подводные приключения». Когда он вдоволь насладился своим умением высасывать душу из Демори, парень поднялся на ноги, огляделся по сторонам и потянулся за лосьоном для тела. Не сводя с любимого потемневших глаз, Лука увлажнил им пальцы, повернулся к Элиотту спиной, изящно прогнулся, утыкаясь левой ладонью в стену, чтобы не потерять равновесие, и завёл правую за спину. Пошире расставив ноги, насколько это позволяли бортики ванны, парень принялся наглаживать туго сжатое колечко. Лалльман не видел лица Демори, но был уверен, что его маленькая импровизация пришлась любимому очень даже по душе. От поглаживаний он перешёл к мягким и неторопливым надавливаниям, проталкивая вперёд поочередно фаланги среднего и указательного пальцев. Было немного неудобно, но чертовски приятно, особенно от тяжёлого и физически ощутимого на себе взгляда, которым Элиотт вовсю втрахивал его в стену. За спиной послышался всплеск воды. — Прогнись ещё немного. И Лука послушно выполнил просьбу, озвученную немного хриплым голосом. Он не видел, что делал Демори за его спиной, но, судя по шуму воды, ласкал себя и наслаждался открывшимся видом. Расслабив непослушные мышцы, Лалльман смог протолкнуть палец ещё глубже, поступательными движениями разрабатывая канал. С губ Элиотта сорвался тихий стон, и Лука больше не смог сопротивляться похоти, разгоревшейся ярким пламенем внутри него. Он начал бесстыдно и похотливо двигать бёдрами, насаживаясь на собственные пальцы и еле сдерживая собственные стоны, так и рвущиеся наружу. Когда наступило желание вобрать в себя больше, Лука потянулся к колечку третьим пальцем, но его остановило мягкое прикосновение прохладных губ к ладони, беззастенчиво ласкающей промежность. — Дай мне…, – услышал Лука тихую просьбу и кивнул головой в согласии. Почувствовав, как влажный палец Элиотта проталкивается внутрь поверх его двух, Лалльман уткнулся лбом в ладонь и подался навстречу. Чёрт! Это было великолепно! Вот так вот раскрываться. Полностью отдаваться. Сжиматься от сводящего с ума ощущения наполненности и принадлежности. Контраст между своими пальцами и пальцем Демори был настолько разительным, что Лука не смог удержать сладкого, протяжного стона, когда сделал очередной толчок назад. Ощутив на ягодице сначала россыпь поцелуев, а потом бросающий в дрожь укус, парень закатил глаза, почти до боли сокращая мышцы внутри. — Не зажимайся, – Элиотт оставил хлёсткий удар ладони на выпяченной попке Луки и добавил к пальцам язык. — Ах, – выдохнул парень. – Не могу. Так хорошооо… Демори ещё немного поласкал кончиком языка края раскрывшейся дырочки, так правильно принимающей сейчас сразу три пальца, поднялся с колен, обхватил своего мальчика за талию и потянул на себя, заставив тем самым громко охнуть, так как пальцы вошли ещё глубже. — А вот так? – бархатным голосом спросил он. Плавно сменив угол проникновения, Элиотт насладился новыми звуками, обласкавшими его уши. Пальцы входили и выходили с пошлыми и чавкающими звуками, заводя обоих ещё больше. Лалльман, растеряв последние связные мысли, простонал: — Элиотт, я хочу… Демори, не услышав последних слов, потонувших в гортанных звуках, наклонился вперёд, зарываясь носом в местечко за ухом и спрашивая: — Чего ты хочешь, любимый? Парень в его руках вздрогнул от накрывшей его предоргазменной волны и стал быстрее подаваться бёдрами назад. — Ненасытный, – Элиотт вытащил свой палец, вызывая этим действием из груди Луки возмущённый стон. — Какой же ты ненасытный. Его ладонь переместилась на член, мокрый от скопившейся и растёкшейся практически по всей длине естественной смазки и подрагивающий от любого толчка или прикосновения, лаская и выдаивая, подталкивая к краю. — Скажешь мне, чего ты хочешь, м? – новый укус за мочку уха заставил Луку немедленно признаться в своих желаниях. — Тебя! О, как же я хочу тебя! Внутри. Элиотт, пожалуйста. Горячечный шёпот немного отрезвил Демори. Парень замер, теряясь в сомнениях. Совсем недавно его мальчику пришлось пережить такое, что могло навсегда отбить желание заниматься любовью. В голову Элиотта прокрались непрошеные мысли о том, что Лука может пожалеть об их близости, когда пелена страсти спадёт с безумно красивых глаз. Или хуже, и любовь всей его жизни испытает отвращение в процессе соития, и тогда настоящей катастрофы уже не избежать. То, что происходило сейчас между ними, уже казалось Демори чем–то за гранью дозволенного. Ему нужно было удостовериться в том, что с Лукой всё в порядке. И он хочет насладиться происходящим, а не забыться и сбежать от кошмаров прошлого. В этот самый момент Лалльман, не выдержав возникшую заминку, повернул голову и посмотрел на Элиотта затуманенными наслаждением и желанием глазами, игриво спрашивая: — Решил помучить меня? А когда увидел любимого, раздираемого на части сомнениями, аккуратно вытащил пальцы и обернулся всем телом, ловя убегающий взгляд серых глаз в свой плен. — Знаю, о чём ты подумал, – Лука обнял своего заботливого во всех смыслах парня, уткнулся в его лоб своим и продолжил. – Мне больше не страшно. Что мне сделать, чтобы доказать это? Но сомнения никак не хотели покидать Элиотта, и Лалльман улыбнулся: — Клятва, поцелуй, минет? Выбирай. Демори провёл подушечкой большого пальца по прикушенной нижней губе Луки, высвобождая её из плена, и толкнулся немного вперёд так, чтобы там, внизу, они снова соприкоснулись до звёзд под веками. Увидев, с каким наслаждением его мальчик закатывает глаза и тяжело выдыхает, он прошептал: — Мне нужно, чтобы ты повернулся и закинул одну ногу на бортик ванны. Лука распахнул глаза, в которых горело синее пламя. Он ещё немного поласкал немигающим взглядом поджарое тело своего парня, вес которого в скором времени желал ощутить на себе, и развернулся к Демори спиной, снова изгибаясь и опираясь о кафель обеими ладонями. Элиотт, подойдя сзади, подхватил любимого ладонью под бедро и помог закинуть ногу на бортик ванны и полностью раскрыться для него. Подушечкой большого пальца, касавшейся влажной нижней губы Лалльмана, парень огладил приоткрывшиеся и сморщенные края дырочки по кругу несколько раз, надавливая и проваливаясь внутрь. Лука под ним поёрзал и чуть не зарычал от нетерпения. Элиотт подавил улыбку и схватил лосьон, щедро поливая вязкой жидкостью свой подрагивающий от возбуждения член. Он не сразу вошёл внутрь, дразня своего мальчика проезжающимся по ложбинке членом раз за разом, желая выбить из Лалльмана просящие стоны. Но парень в его руках подозрительно притих, и Демори пришлось наклониться немного в бок, чтобы увидеть, как вытянулись в тонкую ниточку плотно сжатые губы любимого. — Попроси меня, – в наказание ударив пару раз по сочным ягодицам набухшим стволом, он повторил. – Я хочу слышать, как ты просишь меня, Лука. — Скажи это, – и ещё удар. — Элиотт, возьми меня, – и ещё один. — Как пошло, – выдохнул Лалльман. И Демори, обхватив ладонью тонкую шею, потянул парня на себя, заставляя вплотную прижаться ложбинкой к истекающему смазкой члену. — Пошло, развратно, грязно… Только попроси, и я сделаю всё это с тобой. Лука застонал и прикусил ребро ладони, по инерции подаваясь назад. Элиотт цыкнул на прыткого парня и зафиксировал его положение ладонью на талии. — Я жду, – шепнул он на порозовевшее ухо. Это стало последней каплей для Лалльмана. — Элиотт, возьми меня, иначе я сделаю это саааааааа…ххх. Головка, горячая и налитая, с трудом протиснулась в тугой канал, заставляя Луку вздрогнуть всем телом и выдать себя громким стоном наслаждения. Он обожал это распирающее ощущение, немного жгучее и приносящее мимолётную боль, которая постепенно растворялась в чистейшем кайфе. Демори решил до конца насладиться их близостью, поэтому никуда не спешил и медленно, миллиметр за миллиметром, продвигался вглубь, вцепившись одной рукой в так соблазнительно выпирающую тазовую косточку Лалльмана и шумно вбирая в себя воздух. Когда Элиотт прижался бедрами к округлым ягодицам Луки, погрузившись на всю длину, у обоих слетели последние тормоза. Движение назад заставило синеглазого пробормотать: — Быстрее, прошу. А Демори отпустить шею своего мальчика и вернуть вторую ладонь на бедро. Он приподнял его ещё выше, удерживая в таком положении для того, чтобы видеть, как широко раскрываются слегка покрасневшие и натруженные края дырочки, буквально засасывая его внутрь. Элиотт мысленно застонал от развратной картины, представшей сейчас перед ним, и начал размеренно покачиваться в ритуальном танце, постепенно наращивая темп. Ох, и наслушался он сладких «ещё», томных «глубже», просящих «пожалуйста», пока не почувствовал, как вокруг его члена начинают сокращаться мышцы, зажимая, словно в тиски. Парень наклонился вперёд, проехавшись вздымающейся грудью по покрывшейся бисеринками пота спине, почти впечатал Луку в стену и наигранно зло спросил: — Я тебя просил не зажиматься? — Элиотт… — Так просил или нет? — Элиотт… — Хочешь кончить? — ДА, ЭЛИОТТ, ДА… Крик был лучшим ответом. Демори обхватил колом стоящий член Луки и, сделав парочку синхронных движений ладонью впереди и бёдрами сзади, отправил любимого за грань. То, как кончал его мальчик: громко, сладко, беззастенчиво, возбудило Элиотта ещё больше, и он, пару раз толкнувшись в заходящуюся в конвульсиях тесноту, излился внутрь. Лука не знал, сколько он простоял вот так: уткнувшись ладонями в стену, а головой в них, с Элиоттом, придавившим его всем своим шикарным телом, продолжающим впиваться пальцами в бедро и нанизывающим на себя в посторгазменной неге. Когда нога совсем затекла, Лалльман медленно опустил её вниз, а Демори принялся ласково поглаживать кожу на ней. Так они простояли ещё немного, восстанавливая дыхание. Достав опавший член, Элиотт пальцами поддел молочную жидкость, вытекающую из воспалённого отверстия, и размазал её по ягодицам Луки, признаваясь: — Это был самый восхитительный секс в моей жизни, мсье Лалльман. Его мальчик ничего не ответил, рассмеявшись в ответ. — Идём, я умою тебя. И Лука мысленно поблагодарил всех богов за то, что ему достался самый замечательный парень на свете. Четверг 20:00. Элиотт натянул излюбленную чёрную футболку и склонился над любимым, уютно укутавшимся в плед по самые уши и лениво развалившимся на диване. — Тебя обязательно это делать сейчас? – капризно надул губки и прохныкал Лука. Новый и немного брутальный образ его мальчика должен был с трудом восприниматься вкупе с таким вот детским поведением и вызывать, как минимум, удивление или ощущение неправильности происходящего. Но у Демори всё было иначе. Парень никак не мог унять трепет внутри и подавить желание снова наброситься на Лалльмана. Пообещав себе, что чуть позже обязательно затискает этого мило надувшегося ёжика, Элиотт оставил смачный поцелуй на припухших губах и ответил: — Не хочу завтра отходить от тебя ни на шаг. Я возьму всё необходимое и сразу же вернусь. Лука закатил глаза, и Демори пригрозил ему: — А вот за это, мсье Лалльман, Вы будете наказаны, как только я вернусь. — Обещаешь? — Обещаю. — Иди ко мне. Лука притянул любимого в объятия, оставил на его лице ровно три поцелуя и нехотя отпустил. Покинув ванную комнату и решив восполнить затраченную энергию едой, парни в процессе спокойной и размеренной беседы договорились не затягивать с презентацией для Розье и приступить к выполнению финальной части проекта завтра же, а для этого Демори нужны были его наброски, карандаши и ноутбук, до сих пор хранящиеся в его комнате. Когда за Элиоттом закрылась дверь, Лалльман со стоном встал с дивана и принялся искать свой непонятно куда затерявшийся смартфон. Утомительные поиски подзатянулись, и Лука начал немного нервничать. Стук в дверь отвлёк его от занимательного занятия ровно в тот момент, когда он наклонился, чтобы проверить наличие вредного гаджета под кроватью. Разогнувшись, Лалльман почувствовал истому и приятную усталость в каждой клеточке своего тела. Они оба постарались на славу сегодня! Стук повторился, и Лука заговорщицки улыбнулся. Элиотт явно что–то задумал, так и не сумев далеко уйти! На цыпочках подкравшись к двери и рванув её на себя со словами: — Попался! – Лалльман застыл, не веря своим глазам. Это не могло быть правдой! Услышав: — Привет, Лука, – парень вздрогнул, почувствовав, как к горлу подступает удушающий комок, отнимающий дар речи. Перед ним стоял человек, которого не могло быть в живых, но именно он в данную секунду смотрел на Лалльмана внимательным и немного испуганным взглядом карих глаз. За дверью находился не кто иной, как Жорис Гримо.