Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: The Irrepressibles – In the Shirt

Суббота 23:24. Лука хотел бы не ощущать на себе этих пальцев, коснувшихся щеки, а потом по скуле перебравшихся на шею и не вызвавших внутри ничего, кроме онемения; этих рук, вцепившихся в верёвки на ногах и разрезавших их острым ножом, не оставивших после себя ничего, кроме страха; этой физически ощутимой, липкой ухмылки на своём теле, когда чужие ладони улеглись на слабо сопротивляющиеся бёдра, не породившей вслед за собой ничего, кроме омерзения. Он хотел бы. Но монстр продолжал истязать его наяву. Парень поклялся не думать об Элиотте сейчас, когда так холодно, страшно и мерзко. Не вспоминать! Только не о нём: самом светлом, чистом, добром и прекрасном, что у него есть. Донован мог забрать его себе целиком и полностью. Проникнуть под каждую клеточку дрожащего и ослабевшего тела, ломать его, издеваться над ним, с упоением ждать, когда Лука начнёт стенать, заходиться в рыданиях или умолять остановиться, медленно, изощрённо и с садистским удовольствием убивать его. Но Лалльман дал себе клятву: подонок и пальцем не коснётся его мыслей, воспоминаний и чувств к Элиотту. Он не даст забрать Доновану самое драгоценное – любовь к Демори. Присвоить её себе своими грязными и умытыми в чужой, невинной крови пальцами. Как какой–то трофей. Нет в смерти ничего достойного. Лука начал понимать это, когда ублюдок схватился за пояс джинсов и снова потянул их вниз вместе с нижним бельём. Но это подстегнуло парня защищать сокровенное от разверзнувшегося под ним ада до конца. Пока хватит сил и вдохов. Лалльман посильнее стиснул зубы и нашептывал еле слышно: — Нет. – пропуском удара сердца. – Нет. – судорожным вдохом. – Нет. Обречённым согласием со своей страшной участью. Навязчивые мысли продолжали лезть в голову. Элиотт. Как он? Что с ним? Сможет ли любимый жить дальше без него? Не попадётся ли в коварные лапы Донована? Лука готов был кричать. В последний раз, ограждая себя от этого разрушительного потока из чувств и эмоций. Парень сделал вдох и приготовился, но его крик внезапно потонул в громогласном звуке выбитой двери. В комнату ворвались и закричали: — Стоять на месте. Это полиция. Лука не мог видеть людей в форме за своей спиной, но явно ощутил рывок тяжёлого и душного тела в сторону, который позволил его грудной клетке расправиться и сделать глубокий, полноценный вдох. Раздался оглушительный выстрел, и парень непроизвольно вздрогнул, прижав голову к подушке, пытаясь спрятаться. Он краем глаза увидел, как раненый в ногу Донован осел на пол и закричал от боли. Вой мужчины не принёс ему облегчения. Лука смотрел на него полными слёз глазами и не испытывал ровным счётом ничего. До ушей парня донеслось: — Пять, три, ноль, приём, говорит пять, три, ноль. Произвели задержание. Ответьте. Рация зашипела в ответ, выплёвывая еле различимые слова, а Лалльман почувствовал резкую дурноту. Его начало тошнить, и, если бы не офицер полиции, который подхватил его голову и помог склонить её над краем кровати, то парень испытал бы ещё большее чувство омерзения. Когда желудок опустошился, а спина перестала заходиться в судорогах, Лука ощутил осторожное похлопывание по спине и услышал вопрос: — Ну как ты, парень? Новый спазм был самым лучшим ответом. — Луи, немедленно вызови врача! Адриан, оцепить здесь всё! Доложили Деко о случившемся? Тогда пошевеливайтесь! Громкий выкрик над самым ухом заставил Лалльмана зажмуриться и пережить острый припадок боли. — Всё хорошо, ты слышишь меня? Всё закончилось. После этого звук словно приглушили. Глаза начали слезиться, а голова просто разрывалась на части от малейшего движения непослушными конечностями. Его аккуратно уложили на кровать и разрезали верёвки на запястьях. Когда Лука повернул голову вправо, Донована уже не было в доме. Увидев набежавшую из–под Донована лужу крови, алой и тёмной, Лалльман снова почувствовал подступающую к горлу дурноту, а когда резко повернул голову в противоположную сторону, потерял сознание. Воскресенье 11:27. Его разбудил звук настенных часов, который вторил ударам пульса в воспалённой голове. Медленно открыв глаза, парень покрутил ими в разные стороны и обнаружил себя в довольно светлой палате больницы. Сил хватило лишь на то, чтобы немного повернуть голову в бок и увидеть Тео, Аннабэль, Яна и Томми, свернувшихся в позе эмбриона и спящих на всех свободных поверхностях около его кровати. Элиотта среди них Лука не нашёл. Этого хватило, чтобы сердце провалилось в желудок, а губы произнесли хриплое: — Где он? Не сумев никого разбудить, Лука сглотнул, ощущая сухость на языке, и, сдерживая накатившие слёзы, повторил попытку более громким голосом: — Где Элиотт? Все проснулись как по команде «подъём», уставившись на Луку испуганными глазами. Ян с Тео переглянулись, и Казас кивнул Ришару, давая тем самым немое разрешение. Лалльман сразу же перевёл взгляд на Теодора и замер в ожидании. Лучший друг его парня поднялся из кресла и подошёл к кровати Луки со словами: — Он жив. И Лалльман испытал что–то сродни падению, только вверх. Он не смог сдержать своих всхлипов, отворачиваясь к стене и пряча от друзей свежие дорожки слёз. Аннабэль тут же бросилась к нему и приобняла, нашептывая: — Всё хорошо. Тебе нужно успокоиться, и ты сможешь увидеться с ним. Лука догадывался о том, что услышит следующим, но всё равно поднял на девушку покрасневшие глаза с блеснувшей на дне зрачков надеждой. Аннабэль потупила взгляд. Все в этой комнате понимали, что правду от Лалльмана скрывать не стоит несмотря на его состояние. Только не сейчас! — После случившегося его накрыло. Мы не смогли ничего сделать. Элиотт в палате этажом ниже и ещё пока не очнулся. Девушка с благодарностью посмотрела на Теодора. Фабри прижалась губами к виску зашедшегося в горьких рыданиях парня и сжала его в крепких объятиях, позволяя поделиться с ними всем тем, что накопилось внутри. Выплеснуть. Освободиться. Уже через пять минут Лука, наотрез отказываясь оставаться в кровати, умолял врача отвести его к Элиотту. Даже детектив Деко, который появился в палате сразу же, как только узнал о пробуждении парня, не смог остановить его. Когда Лука увидел неестественно побледневшее лицо Элиотта с тёмными кругами вокруг впалых глазниц, то сразу же забрался к нему на кровать и вплёл свои пальцы в спутанные волосы, нашептывая: — Я здесь, Элиотт. Пожалуйста, очнись. Я живой. Ну же! Вернись ко мне, прошу. Картина двух измождённых и переживших сущий ад парней рвала души всем присутствующим, и Аннабэль, не выдержав, вывела всех в коридор, давая Луке возможность побыть с Элиоттом наедине. Парень уснул в больничной койке любимого, прижимаясь к нему и согревая своим телом прохладную, словно выцветшую кожу. Воскресенье 17:54. Лука наотрез отказался оставлять Демори одного, и тогда санитар принёс ему ужин прямо в палату. Однако, парень даже не притронулся к еде, залпом осушив только лишь стакан воды. Он выглядел как призрак, почти такой же прозрачный и отчаявшийся, навеки потерявший свой покой. Детектив Деко настоял на разговоре, и Лалльман, на удивление, не отказал ему. Парень перебрался с кровати в кресло и принялся последовательно восстанавливать из памяти события вчерашнего вечера. Он говорил отстранённо и с небольшими паузами, позволяя себе делать глубокие вдохи и попеременно бросать взволнованные взгляды на неподвижного Элиотта. Когда Лука закончил, детектив задал ещё несколько уточняющих вопросов, а затем произнёс нечто странное: — Патруль, который нашёл вас, получил наводку от неизвестного нам парня, позвонившего в участок. Он сообщил, что видел, как Донован тащил тебя в дом. Парень сказал, что ты кричал и отбивался, поэтому он решил перестраховаться и сообщить в полицию. — Это не так! – удивлённо возразил Лука. – Я был в отключке, когда этот мерзкий и подлый ублюдок затаскивал меня в дом! — Значит, кто–то ещё знал о твоём похищении или стал его невольным свидетелем, – Деко не спрашивал. Друзья, которым Лалльман позволил присутствовать при разговоре с детективом, переглянулись, недоумевая. — Вы подозреваете кого–то из нас? – в шоке спросила Аннабэль. — Не думаю, – с задумчивостью в голосе ответил мужчина. Между его бровей залегла складка, выдавая скрупулёзный мыслительный процесс. — Мне, конечно, придётся проверить каждого из вас по протоколу, но это всего лишь формальности. Будем считать, что нам повезло, и это был случайный прохожий. Спустя секунду он добавил: — А может и нет. У кого–нибудь есть предположения на этот счёт? На минуту воцарилась тишина, которую Лука нарушил, вспомнив некоторые детали: — Донован говорил, что подкупил парней из грузоперевозочной компании для своего алиби. Может, кто–то из них знал о моём похищении и решил не марать руки ещё больше? Детектив Деко кивнул головой, соглашаясь. — Думаю, стоит проверить и их. С этого и начну. Мужчина поднялся на ноги, беглым взглядом окинул Демори и попрощался со всеми, бросив напоследок: — Желаю вам обоим скорейшего выздоровления. Если появятся новости по делу Донована, я дам знать. Лука устало посмотрел на детектива и тихо сказал: — Спасибо. За всё. Когда за мужчиной закрылась дверь, парень откинул голову на спинку кресла, в котором сидел всё это время в нешуточном напряжении, и посмотрел на Элиотта, чья кожа, кажется, побледнела ещё больше. Сказав: — Томми, поживи пока у Яна. Хочу дождаться, когда эту мразь засадят за решётку, и лично убедиться в том, что никому из нас ничего больше не угрожает. Подросток замер в нерешительности, так как хотел подойти к Луке и обнять парня, но Казас остановил его, мягко придержав за плечо. Заключив Гримо младшего в объятия, Ян шепнул: — Не сейчас, малыш. Идём. Ему нужно время. С грустью в глазах кивнув темнокожему парню, Томми удалился следом за ним. Аннабэль с осторожностью обратилась к Луке: — Тебе что–нибудь нужно? Но парень ничего не ответил. Он даже не услышал вопрос, витая в своих мрачных и тягостных мыслях. Дождавшись, когда друзья покинут палату, Лалльман поднялся на пока ещё ватные после всего пережитого ноги и снова залез на кровать к Демори, почти с головой укрыв их обоих одеялом. Прижавшись губами к уху любимого, Лалльман стал звать его: — Элиотт, я здесь. С тобой. Ты не одинок. Слышишь? Ты больше не одинок. Глотая слёзы и вязкую слюну, Лука сильнее вжался в родное тело, желая срастись с ним и стать единым целым. Проникнуть в голову Демори и вернуть его себе обратно из лабиринтов беспощадного недуга. — Люблю тебя. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. Я так люблю тебя! Но парень в его руках не подавал никаких признаков сознательных реакций. — Прости меня, это я во всём виноват! Умоляю, ты только вернись! И я всё исправлю, обещаю! Мы сделаем это вместе. Так ведь? Скажи «да», ну пожалуйста… Как в бреду Лука нашептывал слова любви и сбивчивых извинений смыслу своей жизни, но Элиотт так и не очнулся в тот день. Вторник 09:32. Прошло два дня, и Лалльмана выписали из больницы. Он побывал в кампусе всего один раз, чтобы привести себя в порядок и переодеться в собственную, более удобную одежду. Парень на минуту завис возле шкафа, выуживая оттуда футболку Демори и ныряя в неё с головой. Лука окунулся в запах родного тела, почти затёртого ароматом так полюбившегося ему парфюма Элиотта, сохранившегося на приятной по ощущениям ткани, и почувствовал секундное облегчение. Его не было всего час, но за время вынужденного отсутствия ситуация, к сожалению, не изменилась. Эпизод был настолько сильным, что никак не хотел освобождать из своего плена сознание Элиотта. Сколько бы Лука ни разговаривал с ним, ни звал его, ни плакал и ни упрашивал, тихонько лёжа рядом и согревая теплом собственного дыхания, всё было тщетным. Демори погрузился в тёмные воды депрессивной фазы и не желал выбираться на поверхность. Врачи разводили руками. Все необходимые препараты уже давно были введены внутривенно, и оставалось только то, что Лалльман ненавидел больше всего на свете, когда дело касалось Элиотта, а именно ждать. Вернувшись из кампуса в палату, парень по традиции пристроился под боком любимого и зарылся носом в привычную для его прохладного с улицы носа ложбинку. Прислушавшись к размеренному дыханию, Лука не удержался и принялся маленькими, медленными и тягучими поцелуями покрывать молочную кожу шеи любимого. Он хотел дотянуться поцелуем до губ, которые потрескались и покрылись сухой корочкой, но не успел этого сделать, так как его отвлёк звук открывающейся двери. Тео вошёл внутрь и кивнул Лалльману в приветствии, а когда парень поднялся с кровати, заключил в крепкие объятия. — Ну как вы тут? – с грустью и нотками тоски в голосе спросил Ришар. Лука поджал губы и опустил взгляд синих глаз на носки своих кроссовок, которыми он водил по полу. — Без изменений. Он не просыпается, Тео, и я чертовски переживаю! Услышав совершенно расстроенный голос Лалльмана, Ришар уложил ладони на его плечи и легонько встряхнул, пытаясь приободрить. — Лука, посмотри на меня, – завладев вниманием парня, Тео продолжил. – Так уже было однажды, и он смог пережить это. Элиотт скоро поправится и вернётся к тебе, вот увидишь! Лалльман потянул Теодора к располагающим для таких разговоров креслам, попросив: — Расскажи мне. И Ришар погрузился в воспоминания. — Это был день нашего знакомства. Я решил отдохнуть с друзьями в новом клубе, и наткнулся там на Элиотта. Не знаю, почему, но я не смог пройти мимо и проигнорировать его состояние. Вот он только что рисовал каких–то непонятных мне тогда ежей и енотов на салфетках, которых я мельком заметил, отправившись за выпивкой для себя и моих друзей, а буквально через секунду полез на барную стойку бить морду зарвавшемуся бармену. Драками в клубах никого не удивишь, так ведь? Но когда я увидел его глаза, то, кажется, остолбенел от страха. Они были какими–то нечеловеческими что ли. Совершенно пустыми и безжизненными. Элиотт в тот вечер выглядел как человек, которому абсолютно нечего было терять. Тео перевёл взгляд на Луку, внимательно слушающего его и впитывающего в себя каждое слово. — Он мне не рассказывал такие подробности. — И не удивительно! Для тебя он всегда хотел казаться лучше, хотя этого и не требовалось. Мои родители – не психотерапевты, конечно, но всё же догадались, что с ним. Мы оставили его у нас на всё то время, пока он пребывал в бессознательном состоянии. Думаю, это защитная реакция его организма на самые тяжёлые потрясения, с которыми ему нелегко справляться в одиночку, поэтому наберись терпения, Лука. В прошлый раз понадобилось три дня. Правда, тогда он хотя бы знал, что ты жив. Лалльман опустил голову вниз, посмотрев на свои сцепленные вместе пальцы, покоящиеся на коленях. — Ты бы им гордился! Он долгое время отказывался принимать подавители. Но как только я завёл речь о тебе, он почти сразу же согласился. До этих событий они здорово помогали сдерживать его эпизоды. Ради тебя Элиотт действительно готов на многое. Лалльман посмотрел на любимого, укутанного им же в одеяло и плед по самый нос, потому что ему постоянно казалось, что Демори замерзает в стенах больницы без его тепла, и тихо проронил: — Как и я ради него. Посидев в недолгой и уютной для них обоих тишине, Ришар предложил: — Аннабэль пошла за кофе. Не хочешь спуститься со мной вниз и присоединиться к ней? Лука, не раздумывая, ответил: — Нет, спасибо. Хочу быть здесь. — Когда он проснётся? – с улыбкой на лице спросил Ришар. — Когда он проснётся, – вернул улыбку Лалльман. Когда Тео вышел за дверь, парень замер, в неверии прикоснувшись кончиками пальцев к своим щекам. Лука улыбнулся впервые после тех жутких событий. Он смог пересилить свой страх, а значит, сможет дождаться и Элиотта. Среда 10:14. Луке пришлось встретиться с доктором Шанцем и детективом Деко. Последний сообщил ему новость о том, что им лично был проведён допрос рабочих из грузоперевозочной компании, и они признались в получении взятки от Донована. Но ни один из рабочих, вовлечённых в это дело, понятия не имел о планируемом мужчиной похищении, ссылаясь на то, что мерзавец их неправильно информировал о конечной цели такого прикрытия. Вопрос о том, кто же так вовремя подоспел Лалльману на помощь, оставался открытым ровно до тех пор, пока доктор Шанц не сообщил дату, назначенную суд. В первый день зимы всем им нужно было явиться в храм правосудия и поставить окончательную точку во всех их мучениях, отправив подонка за решётку. Психиатр добавил, что Ребекка также порадует их своим присутствием. После этих новостей на Луку напала тихая печаль, ведь Жорис не сможет прийти и победно усмехнуться в лицо этому монстру. Зато это сможет сделать Томми. Парень улыбнулся, с теплом в груди вспоминая, как хрустнули его рёбра, когда Гримо младший смог, наконец, добраться до него. Он тоже безумно скучал по маленькому сорванцу и пообещал себе проводить с подростком как можно больше времени в скором будущем. Но по Элиотту он скучал больше всего. Лука знал, что рано или поздно любимый вернётся к нему, однако неприятное чувство, поселившееся глубоко внутри, продолжало навевать на него хандру и полную апатию. Дав доктору Шанцу обещание не искать приключений на пятую точку и стараться больше не попадаться маньякам–убийцам на глаза, Лалльман вернулся в палату. Парень настолько погрузился в свои мысли о том, кто же мог помочь ему в тот проклятый вечер, что не сразу увидел открытые глаза Демори, наблюдающие за ним, как за восьмым чудом света. Лука освободил руки от стаканчика с кофе и повернулся в сторону кровати, чтобы по привычке запрыгнуть в неё, но застыл, не веря своим глазам: — Элиотт, – вырвалось само собой из непослушных губ. А когда в серых радужках заиграл дневной свет, Лука бросился к кровати, не сдерживая полного радости крика: — Ты очнулся! Демори не дал себя обнять, хватаясь за ладони Луки и останавливая его страшным до жути вопросом: — Как? Ты… Я умер? Синие глаза заблестели, наполнившись непрошеными слезами. Лалльман тут же нахмурился и помотал в отрицании головой: — Нет, родной. Мне просто очень повезло. Полиция подоспела вовремя, и меня спасли. Элиотт не сразу осознал услышанное и не переставал трогать Лалльмана за всё, что попадалось под его немного замёрзшие ладони: острые скулы, пушистые ресницы на веках, морщинку между бровей, влажную нижнюю губу. Судорожное и тяжёлое дыхание Демори заставляло Луку трепетать всем телом. Парень увидел подозрительный блеск в любимых серых глазах и снова замотал головой из стороны в сторону: — Не надо, прошу. Я живой. Здесь. С тобой. Теперь всё будет хорошо. Он нам больше не угрожает. Вот, чувствуешь? Лука взял в руки холодную ладонь Элиотта и прижал к месту, где его сердце заходилось в глухих и частых ударах. Демори неверяще замер, прислушиваясь. Несколько слезинок сорвались с его ресниц, а потом он свёл брови вместе, обхватил Лалльмана за талию, подтягивая к себе на колени, и прошептал слёзно: — Спасибо, Господи, спасибо. Живой. Ты живой. Дай же мне посмотреть на тебя! Немного отодвинув назад ёрзающее на коленях тело, Элиотт пробежался сканирующим взглядом по Луке целиком, словно ощупывая того на наличие каких-либо видимых повреждений, и притянул обратно, впиваясь в губы живительным поцелуем. Подхватив своего мальчика под бёдра и усадив на себя полностью, Демори прервал их ласку на мгновение и произнёс священную клятву: — Я не смогу без тебя, Лука. И не собираюсь жить в мире, где тебя нет. Лалльман посмотрел на любимого немного поплывшим взглядом и накрыл ладошками горячие после поцелуя губы. — Тшш… Не говори так. Всё позади. — Лука, – Элиотт не мог надышаться своим мальчиком. — Лука. – на повторе. – Лукаааа… Демори прижал к себе податливое тело и зарылся носом в волосы Лалльмана, выдыхая: — Мой. Только мой. Оставив россыпь поцелуев на скуле и ключицах синеглазого, Элиотт прошептал еле слышно: — Живой. И все самые жуткие страхи, терзавшие его, разбились о слово, подарившее им ещё один шанс на двоих.