Он всегда вернётся к тебе

Рекомендуется к прослушиванию: The Fray – Hold my hand

Четверг 16.30. Лука был в замешательстве. Когда он начал представляться, Томми перебил его и сказал, что знает, кто он и зачем здесь, чем немало удивили Лалльмана. Тогда он предложил младшему Гримо пойти в ближайшее заведение, выпить чай или кофе и познакомиться поближе. Лука заметил тревожное сомнение, отразившееся на лице парня после его предложения, поэтому, чтобы лишний раз не пугать подростка, он кивнул в сторону кафетерия, расположенного через дорогу от лицея. Он подумал, что в знакомом помещении Томми почувствует себя в безопасности и немного раскрепостится, но ошибся. Когда они вошли в кафетерий, миловидная официантка, увидев Томеральда, подбежала, и, не сдержав лучезарной улыбки, воскликнула: — Томми! Я так рада тебя видеть! Где ты пропадал? Лука отметил для себя то, как побледнело лицо подростка при внезапном появлении Адалин, имя которой Лалльман прочитал на бейдже. — Слишком много домашних заданий в последнее время, – чуть ли не прошептал в ответ Томми враз охрипшим голосом. — Понятно, – улыбка погасла на лице девушки. Наступило неловкое молчание. Лука уже собирался вмешаться, но Адалин спасла ситуацию: — Выбирайте любой столик, а я пока пойду и скажу папе, что ты здесь! Вот он обрадуется! Лалльман не ожидал, что Томми так резко отреагирует и схватит девушку за локоть, останавливая. — Не нужно! – парень стушевался от резкости своего голоса и отпустил руку Адалин так же быстро, как и схватил её. — Я не один сегодня, – кивнул Томми в сторону Луки. – Обещаю, что забегу на днях и загляну к мсье Клемо. Адалин поджала губы, явно не веря в откровенную ложь парня, но приняла правила игры: — Хорошо, – смиренно согласилась она. — Но я передам ему, что ты снова назвал его по фамилии, и тебе за это здорово влетит, – шутливо пригрозила девушка. Смешинки заплясали в зелёных глазах Адалин, и Лука впервые увидел, как улыбка появляется на лице Томеральда Гримо. Улыбающийся парень выглядел при этом настолько живым, настоящим и красивым, что Лалльман непроизвольно засмотрелся на Томми. — Что же вы стоите? Присаживайтесь! Я принесу вам меню. Когда Адалин удалилась, хмурое выражение завладело лицом подростка. Томми выбрал самый неприметный столик в тёмном углу и двинулся к нему, не оглядываясь и не спрашивая у Луки, где бы тот хотел разместиться. Девушка не заставила себя долго ждать и принесла меню буквально через минуту. Томми даже не открыл его, попросив Адалин принести ему чашку с чёрным чаем без сахара. Лука предложил подростку выбрать что–нибудь из еды или десерта, но Томми категорично отказался. И тогда Лалльман понял, что младший Гримо даже близко не настроен на доверительное и непринуждённое общение. Он заказал то же, что и Томми, чтобы не смущать того ещё больше, и вернул меню Адалин. Когда девушка отошла на приличное расстояние, Лука озвучил вопрос, который хотел задать ещё на улице: — Откуда ты меня знаешь? Томми поднял на него свои карие глаза и ответил: — Жорис говорил мне о тебе. Лалльман непроизвольно вздрогнул, услышав, с каким холодом младший произнёс имя старшего. — Я думал, вы так и не увиделись ..., – Лука запнулся, но Томми «помог» ему с этим. — Перед его смертью? Не нужно со мной нежничать, я уже не маленький, – зло огрызнулся подросток. — Я не нежничаю, – мягко возразил Лука. – Пытаюсь быть тактичным. Это разные вещи. — Говоришь прям как Жорис, – Томми как будто выплюнул эти слова, а потом и вовсе скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула и отвернулся, уставившись в окно. Снова наступила неловкая пауза. Лука предполагал, что разговор будет не из лёгких, но даже и подумать не мог, насколько тяжело ему будет общаться с подростком. Адалин принесла их заказ, бросая мимолётные взгляды на нахохлившегося Томми, пока выставляла с подноса чашки на стол. С надеждой в голосе девушка спросила: — Желаете что–нибудь ещё? – и спрашивала она явно не у Луки. Томми даже не повернул голову в сторону девушки. Лука улыбнулся ей и ответил: — Нет, спасибо. Адалин как–то разом сникла и быстрым шагом удалилась. Дождавшись, когда девушка скроется за дверью кухни, Лука озвучил свои догадки вслух: — Она к тебе явно неравнодушна. Томми резко повернул голову в его сторону и ответил: — Это не твоё дело. — Томми, послушай… — Ты не имеешь права меня так называть! Так меня звали только родные мне люди, но они все мертвы. Лука смотрел в карие глаза, просверливающие в нем дыры, и видел в них лишь злость и боль. — Знаешь, мне тоже не хватает его, – прошептал он подростку. Томми снова отвернулся, стараясь незаметно смахнуть слезинку, прочертившую левую щеку. — Ты ведь так просто не отстанешь, да? — Я не собираюсь докучать или надоедать тебе, – Лука держался, как мог. — Лишь хочу выполнить обещание, которое дал человеку, спасшему меня от самого себя. Томми усмехнулся и спросил: — Будешь приглядывать за мной? Лука подался вперёд с интересом. — Так ты виделся с ним? Подросток склонил голову на бок и ответил, продолжая избегать прямого контакта глаз с незнакомым для себя человеком: — Всего один раз. За день до того, как узнал, что мой старший брат покончил жизнь самоубийством. — Он не сказал мне о том, что вы виделись, – с вселенской грустью в голосе произнёс Лука. — Жорис много чего держал в тайне. То, что ты прожил с ним в одной палате больше года, не даёт тебе никаких гарантий в том, что ты всё знал. Мой старший брат был и остаётся для меня самой большой загадкой. Парни снова замолчали, но ненадолго. — Я просто хотел убедиться, что у тебя всё хорошо, – Лука не понимал, почему в его голосе было столько вины. Томеральд посмотрел на него пустым взглядом и спросил: — А тебе не кажется, что ты выполняешь чужую роль? Лука хотел возразить ему, но не успел. Гневные слова полились рекой: — Это он должен был следить за мной. Быть рядом в самые трудные минуты моей жизни, а не прятаться, как трус, в стенах психушки. Играть в «лучшего старшего брата» со мной, а не с тобой. Защищать после всего, что натворил. Это Жорис должен был приходить ко мне и спрашивать «всё ли у меня в порядке» и убеждаться, что я не стал жертвой насилия в очередной раз. Не ты! Лалльман почувствовал, как внутри зарождается нечто ему неподвластное. — Кто–то посмел… — Нет, – слишком быстро перебил Луку Томми, заранее зная, о чём тот его спросит. — Дядя со мной хорошо обращается. Но этого недостаточно. Рано или поздно органы опеки придут за мной, и он ничего не сможет сделать. И кто знает, может тогда всё повторится вновь? — Я не допущу, чтобы с тобой случилось что–то плохое. Томми рассмеялся. — Ты ничего не сможешь сделать, Лука. Ты мне никто. Тебя не станут слушать. Всего бы этого дерьма не было, если бы только Жорис был жив. Лука понимал его злость. Когда–то и его она переполняла с той же неконтролируемой силой. Сейчас же в душе Лалльмана остались лишь пепел от костра и неугасаемая боль. — Он защищал тебя. — А меня он спросил? Мне нужен был брат, а не защитник. Теперь у меня вообще никого нет. Я никому не нужен в этом грёбаном мире. — У тебя есть я, – Лука очень опечалился, когда увидел едкую улыбку на лице подростка в ответ на его слова, но не подал виду. Дверь в кафетерий резко открылась, и какой–то громила крикнул на всё помещение: — Эй, Гримо, тебя ищет Гай. Дверь захлопнулась, и Томми прошептал: — Чёрт, – начав после этого активно копаться в карманах. — Ну что ж, ты убедился, что у меня все просто отлично? Подросток не дал Луке ответить на свой вопрос, выкладывая из кармана мятую купюру и поднимаясь из–за стола. — Можешь считать свой долг выполненным. Громила снова открыл дверь и крикнул ещё громче: — Ты глухой? Давай пошевеливайся. Гай не любит ждать. Лука посмотрел на лицо Томми, пытаясь понять, напуган тот или же нет. Он не мог не спросить: — У тебя проблемы со старшеклассниками? — Нет! Чёрт возьми, не вмешивайся, Лука! Ты ничего обо мне не знаешь! — Так дай мне шанс узнать тебя получше. Томми замотал головой в отрицании. — Вот, держи, – сказал Лука, протягивая лист. Подросток уставился на бумагу так, будто она его сейчас укусит. — Что это? — Адрес моего кампуса и номер телефона. Возьми. — Мне это не нужно. Лука подошёл к парню и, сложив вдвое листок, положил его в карман куртки Томми. Младший открыл рот в попытке возразить, но Лука опередил его: — Замолчи и послушай. Ты прав, я тебе никто. И я никогда не смогу заменить тебе Жориса. Даже пытаться не буду. Но я дал чёртово обещание, и сдержу его. Поэтому если однажды тебе понадобится моя помощь, то будешь знать, где и как меня найти. Томми ничего не ответил, опустив взгляд в пол. — И забери деньги, плачу сегодня я. Подросток буркнул в ответ: — Я в состоянии сам за себя заплатить, – и двинулся в сторону выхода. Лука через окно увидел, что на улице Томми уже поджидала толпа старшекурсников, среди которых был тот самый парень, который во дворе школы бросил ему маленький пакетик с белым веществом. Не нужно было особого ума, чтобы догадаться, что именно было в пакетике. — И Томеральд, – окликнул он младшего, заставляя обернуться. — Даю тебе ровно неделю на то, чтобы завязать с дурью. — Не понимаю, о чём ты, – прикинулся дурачком тот. — Хочешь сказать, что это не наркотики ты сейчас прячешь у себя в карманах? Томми закатил глаза и сказал: — Да пошёл ты! Подросток снова развернулся и почти вышел за дверь, когда услышал: — Если ты думаешь, что я шучу, то очень ошибаешься. Ровно неделя, Томеральд! Младший же показал Луке средний палец и вышел навстречу к своим «друзьям». Суббота 10.10. Доктор Шанц с интересом рассматривал слишком задумчивого парня, сидящего перед ним неподвижно вот уже десять минут и уже по привычке укутавшегося в клетчатый плед. — Вас что–то беспокоит, Лука? – всё же озвучил психиатр свой вопрос, нарушив тишину. Парень загадочно посмотрел на доктора и спросил: — С подростками всегда бывает так тяжело? Психиатр рассмеялся, а после ответил на вопрос: — Всегда. Даже если подросток кажется взрослым не по годам и достаточно здравомыслящим, рано или поздно всплывут проблемы. Вот как с моей дочерью, например. Ей пятнадцать, и она у меня умница, красавица и отличница. Но её угораздило влюбиться в самого непорядочного и сомнительного парня школы. И никакие из моих уговоров на неё больше не действуют. Она безответно влюблена, и теперь мне приходится каждый вечер слушать, как она плачет у себя в комнате из–за неразделённой любви. А хуже всего то, что я ничем не могу ей помочь, кроме как выслушать и морально поддержать. Но она на протяжении двух последних недель продолжает избегать разговоров со мной. Наверное, боится, что я буду осуждать её. — Я не знал, что у Вас есть дочь, – удивился Лука. — Вообще–то две. И один сын. Но он живёт не в Париже. — Вау! Да Вы – отец года. — Если бы! Сын не разговаривает со мной вот уже пять лет, и я до сих пор не виделся с моей внучкой. Не спрашивайте, почему. Там очень длинная и печальная история. Средняя дочь входит в самое крупное сообщество феминисток Парижа и напрочь отказывается выходить замуж. У меня есть подозрения, что ей нравятся девушки, но она всячески это скрывает. А у младшей сейчас переходный возраст со всеми сопутствующими трагедиями. Так что до отца года я точно не дотягиваю. — Если честно, то я был бы не против послушать Вашу историю с сыном, – признался Лука. — Тогда предлагаю обмен. Вы мне историю своих взаимоотношениях с отцом, а после я расскажу Вам о своих с сыном, договорились? Лука на секунду засомневался. Ему казалось, что его отношения с отцом предельно ясны, и тут не о чем разговаривать. О чём он и сказал доктору Шанцу: — Мы с отцом не общаемся. Думаю, мне больше нечего Вам рассказать. Но доктор Шанц знал, что это не так. — Как зовут Вашего отца? — Марсель. Марсель Лалльман. — Красивое имя. — Да. Мне оно тоже когда–то нравилось. Психиатр заметил, как горько прозвучало последнее предложение. — Опишите мне Вашего отца в трёх словах. Лука задумался. — Я не знаю. — Подумайте, Лука, я Вас не тороплю. — Трёх слов будет слишком мало, чтобы описать всё, что я о нём думаю. — Хорошо. Тогда давайте установим вехи. Вспомните, каким он был до развода с Вашей матерью. Лука погрузился в воспоминания. — Он был добрым и любящим отцом. Одно из воспоминаний заставило синие глаза Луки засиять. — А ещё он был очень щедрым. На мой пятый День рождения он привёл меня в магазин и сказал выбирать всё, что я захочу. В тот день мы накупили столько игрушек, что еле смогли унести их домой. Мама была в таком шоке, Вы бы видели её лицо! Доктор Шанц больше всего в своей работе ненавидел то, что своими вопросами ему приходилось портить вот такие вот моменты маленького счастья. — Когда всё изменилось, Лука? — Мне было четырнадцать, когда родители развелись. Отец работал в то время в консалтинговой компании своего друга, почти каждый день задерживался допоздна. Мама стала его упрашивать поменять работу на более спокойную. Отец не соглашался. Со временем её уговоры переросли в каждодневные ругань и скандалы. Ни один выходной день не обходился без выяснения отношений. А позже выяснилось, что отец не выдержал давления со стороны мамы и изменил ей с секретаршей. Это было всего один раз, но его измены оказалось достаточно, чтобы окончательно разрушить нашу семью. — Отец ушёл от Вашей матери к ней? — Нет. После бракоразводного процесса он уволился из компании друга и основал свою. Долгое время отец оставался один. Собственный бизнес отнимал всё его свободное время, насколько я знаю. Мы понятия не имели, что у него кто–то появился, пока мама не заболела и в момент припадка не наткнулась на его «новое увлечение». — Вы его осуждаете? Лука устало потёр глаза. — Тяжело любить того, кто променял тебя на работу, а потом и на новую семью. Вы не знаете, но у него теперь есть новый сын. Правда, не родной. Но кого это волнует, если он просто образец для подражания? — Вы с ним знакомы лично? — К сожалению, да. — Расскажете мне? — А у меня есть выбор? – усмехнулся Лука. — Выбор есть всегда. Вы можете скрывать свои чувства по отношению к отцу, которые и дальше будут преследовать и угнетать Вас, а можете поделиться со мной, и тогда, есть небольшой, но всё же шанс, что Вам станет легче. Лука помолчал несколько секунд, а потом удивил доктора Шанца: — Всё не так просто. В истории нашего знакомства с Робертом отчасти замешан Элиотт. — Роберт, это… — Новый я, да. Психиатр задумался. Через несколько секунд молчания он сказал: — Лука, мы можем отложить этот разговор. Моя задача в том, чтобы Вы сами хотели рассказывать мне о себе, а не силой принуждать Вас делать это, Вы же понимаете? Лука ничего не ответил, лишь кивнул. — Тогда мы откладываем этот разговор до лучших времён? Доктор Шанц уже собрался делать соответствующую пометку в своих записях, которые исправно вёл каждый сеанс, когда Лука остановил его: — Нет. Парень при этом выглядел испуганным и взволнованным. — Я ведь не какой–то там трудный подросток, который хочет спрятаться от своих же проблем. Лука попытался улыбнуться, но у него это плохо получилось. — Все мы глубоко внутри трудные подростки, мсье Лалльман, – философски изрёк Доктор Шанц. – Начинайте, когда будете готовы. Парень посильнее укутался в плед и обнял себя руками, как будто пытаясь защититься от невидимых ударов. — Помните, я рассказывал Вам о том, что отец сам предложил мне оплатить обучение в университете, когда узнал, что есть шанс на мою выписку из Шато де Гарш? Он очень удивился, когда узнал, что я выбрал архитектуру в качестве своей будущей специализации, и долго пытался отговорить меня, потому что абсолютно не верил в то, что я смогу сдать вступительные экзамены в такой престижный университет, как Сорбонна. Всё усложнялось ещё и тем, что я пропустил летний период экзаменов, пребывая здесь, и ему пришлось подключить все свои связи, чтобы для меня их провели отдельно. Не знаю, как он это провернул. Наверное, использовал смерть матери как предлог. На этот раз Лука погрузился в неприятные воспоминания, потому что лицо его исказилось: — Вы бы видели, с каким выражением лица он сообщал мне радостные новости, ведь ему позвонили в первую очередь, чтобы сообщить, что я на отлично сдал все экзамены. В последний раз я видел отца таким довольным только тогда, когда он вернулся под утро и разбудил нас с мамой восторженными криками о том, что они всё–таки заключили контракт с японцами на совместный проект. Но мне было настолько тошно, что я молча покинул его квартиру. Вы спрашивали, какими бы тремя словами я описал его? Так вот, первое из них – это лицемерный. Я никогда не прощу ему то, что он не приложил даже малейших усилий, чтобы поверить в меня и как–то поддержать, а потом чуть ли не прыгал от радости, хлопая в ладоши и поздравляя меня с поступлением в Сорбонну. Лука, замолчал, переживая не самые приятные воспоминания. — Из–за возни с документами я пропустил несколько первых дней обучения. И в тот день как обычно торопился в Сорбонну, чтобы хоть как–то ускорить процесс. И когда до входа в университет оставалось всего–то преодолеть один пешеходный переход, я увидел Элиотта. Сначала, я подумал, что глаза меня обманывают. Мало ли, вдруг я всё же свихнулся окончательно и слишком рано покинул стены лечебницы? Но когда я проморгался, то Элиотт никуда не исчез. Он неотрывно смотрел в экран своего смартфона и двигался в сторону проезжей части, не замечая этого. А дальше всё было как в лучших голливудских фильмах. Из–за поворота выскочила машина, Элиотт оказался на проезжей части, мой окрик потонул в окрике его друга, на которого он всё же обратил внимание, но было уже поздно. Мне ничего не оставалось, как броситься к нему и буквально снести собой этого невнимательного идиота с дороги. — Он не узнал Вас? – удивился доктор Шанц. — Элиотт потерял сознание до того, как увидел меня, потому что сильно ушибся головой об асфальт при падении. По крайней мере, я так думал. Смягчить падение, мне, к сожалению, не удалось, так как счёт шёл на секунды. Я убедился в том, что его друг о нём позаботиться, и сбежал. Уже будучи в своей комнате кампуса, понял, что меня трясёт, и я ничего не могу с этим сделать. Осознание того, что я совершенно случайно нашёл его там, где предполагал найти меньше всего, накрыло с такой силой, что я не заметил, как за окном стемнело. До этого мне не приходилось испытывать столько эмоций разом, и я попросту не справлялся с ними. Вот тогда–то меня и посетила мысль о том, что нужно сменить университет на другой, пока не поздно. — И Вы обратились с этой просьбой к отцу? — Да. Я в тот же вечер примчался к нему, не предупредив о своём появлении. Мне было жизненно необходимо избежать следующей встречи с Элиоттом. Любыми способами. Я был не готов ко всему этому. Мне так хотелось найти его, и когда это произошло, я впал в ступор. До сих пор удивляюсь тому, как я умудрился спасти его в тот день, ведь я просто врос в землю, увидев его. Наверное, сработали инстинкты. — Как отреагировал отец на Ваше появление? — У него в тот вечер был ужин с новой семьёй. Когда я влетел в квартиру со словами «нам нужно срочно поговорить», он несколько секунд был в замешательстве, а потом предложил отужинать вместе с ними. Тогда–то он и познакомил меня с Николь и Робертом. Поначалу, я хотел отказаться от ужина и настоять на разговоре с ним в другой комнате, но отец, как всегда, остался равнодушным к моим просьбам, абсолютно не замечая моего ужасного состояния. Поэтому, вторым словом будет – безразличный. Да, именно такой. Он стал абсолютно безразличным ко всему, что было связано со мной или мамой после развода. Единственное, что он сказал мне перед тем, как мы вошли в гостиную, было «постарайся быть с ними милым». — Весь вечер я не мог спокойно усидеть на стуле, заставляя себя принимать участие в разговорах, вежливо отвечать на вопросы, и не натянуто улыбаться. Помимо того, что внутри меня зарождалась неконтролируемая злость к его новоиспечённой семье просто за сам факт их существования, так ещё и мысли об Элиотте никак не уходили из моей головы. И вот, эти пытки закончились, и я вежливо предложил Николь с уборкой стола, чтобы этот ужасный ужин поскорее закончился. Под предлогом того, что нам, мальчикам, нужно подружиться, она отправила вместо себя Роберта. На кухне мы упорно молчали ровно до того момента, пока тарелка не выпала из моих ходуном ходящих рук, рассыпавшись осколками по кафелю. И тогда Роберт сказал то, что спровоцировало меня. Лука хрустнул пальцами, заламывая их. — Он сказал, цитирую, что мне пора уже успокоиться, иначе любой из нашего окружения догадается о том, что я лечился в психушке, а это может здорово навредить репутации семьи и его начинающей карьере юриста. И я не удержался. — Что Вы сделали, Лука? Парень усмехнулся. — Разбил гадёнышу нос. — Что было дальше? — Много криков, ругани и разбирательств. Отец выволок меня из кухни в свой кабинет и стал ругать за несносное поведение. Я в ответ обвинил его в том, что будь он хоть чуточку внимательней, то всего этого можно было бы избежать. В итоге, когда он приказал мне выкладывать, зачем я здесь и проваливать на все четыре стороны, я всё же набрался смелости попросить его снова подключить свои золотые связи и перевести меня в другой университет, хотя и подозревал, что после испорченного вечера это совершенно провальная затея. Отец был не просто зол – сам дьявол вселился в него! Он наорал на меня и пригрозил оставить без денег вовсе. Сказал, что если я не хочу скитаться по улицам Парижа, то даже думать забуду о том, чтобы оставить стены святой Сорбонны. На мои уговоры выслушать меня, он гневно отреагировал, дав отцовский совет на тему того, чтобы я уже наконец повзрослел, перестал позорить его и брался за ум. Наступила пауза. — И что Вы сделали, Лука? — Я? – на лице парня отразилась самодовольная улыбка. Доктор Шанц понял, глядя на неё, что Лука ни о чем из всего вышесказанного не пожалел ни на секунду. — Назвал его бессердечным козлом и сказал, что его деньги мне даром не сдались. И добавил, что лучше я буду побираться по улицам Парижа, чем ещё хоть раз сяду за один стол с его чокнутой семейкой, а потом покинул их преисполненное чрезмерной гордостью и самолюбованием гнёздышко. Так что он лицемерный, бессердечный, безразличный ко всему козёл. Вот, как бы я описал моего отца в трёх словах! — Но Вы до сих пор обучаетесь в Сорбонне, не так ли? — Да. Отец, видимо, испугавшись, что я отчислюсь самостоятельно, оплатил обучение за весь первый курс. И деканат отказал мне в отчислении, хотя на самом деле эти ленивые задницы просто не захотели возиться с обратным переводом денег. — Лука, если честно, то я Вас не понимаю. Вы бы могли несмотря на все ограничения забрать документы, устроиться на работу, поднакопить денег и на следующий год побороться за гранты в других учебных заведениях. Почему Вы так просто поддались обстоятельствам? На Вас это не похоже! — Вы правы. А Вы неплохо успели изучить меня за всё это время, доктор Шанц! — Я Ваш лечащий врач как никак. — Вот бы всем докторам Ваши способности и порядочность, – с горьким сожалением в голосе произнёс Лука. И психиатр сразу понял, что его пациент имел в виду Донована. — Дело в том, что я не удержался и решил убедиться лично, что с Элиоттом всё в порядке. Я пришёл в больницу с намерением узнать у дежурных медсестёр, как у него дела и всё ли обошлось. Всё–таки удар был достаточно сильным. А потом сухого ответа медсестры мне стало мало, и я решил увидеть его хотя бы на секунду. Тогда–то я и понял, что погряз в Элиотте. Он как наркотик. Нельзя просто так взять и слезть с него. Выбросить из головы. Забыть. Он повсюду: в лёгких, сердце, душе, подсознании. Какая–то грёбаная зависимость. Когда я оказался возле его палаты, то невольно подслушал его разговор с другом. Оказывается, перед тем как потерять сознание, он видел меня. И, кажется, даже узнал, хотя я и изменился немного внешне. Лука застыл на месте. Его красивые глаза стали стеклянными и пустыми. — И всё оказалось напрасным. Ссора с отцом, мои метания, попытки сбежать от Элиотта при первой же возможности. Там, в коридоре больницы я понял, что можно бегать бесконечно от чего и кого угодно, но от самого себя я убежать не смогу. Он всегда будет нужен мне больше, чем я ему. Элиотт Демори внезапно появился в моей жизни, и исчез так же, но вот я так поступить с ним не смогу, понимаете? Доктор Шанц всё понимал. Он приготовил им чай, а потом сказал: — Теперь моя очередь рассказывать грустную историю, не так ли? И Лука почувствовал, как огромный камень свалился с его плеч в этой маленькой комнате сегодня. Воскресенье 18:03. Лука не находил себе места. Утром Томми сбросил ему сообщение о том, что им нужно срочно поговорить, и что он будет у него к шести вечера. Из–за этого парень никак не мог сосредоточиться на домашних заданиях, которых было просто нескончаемо много – первокурсников нагружали по полной, не давая свободно выдохнуть. Поэтому, когда часы показали шесть вечера, Лука уже был на взводе. Томми опаздывал, и Лалльману это не нравилось. Он очень плохо знал мальчишку, но уже переживал за него всей душой. Стук в дверь заставил его подскочить со стула со скоростью света. Открыв дверь, Лука увидел подростка, который слишком очевидно избегал яркого света. Схватив Томми за толстовку, старший втащил его в комнату, прижал к стене и резко стянул капюшон. Лалльман дождался, когда глаза подростка привыкнут к яркому освещению, перестанут жмуриться и слезиться, а потом всмотрелся в зрачки младшего, чтобы убедиться в том, что они неестественно расширены. — Ты под кайфом, – констатировал состояние подростка Лука. Его догадку подтверждали потные ладони парня, которыми он вцепился в запястья Лалльмана, пытаясь отпихнуть от себя, а также бисеринки пота, покрывавшие шею и виски. — Нет, – слишком громко возразил ему Томми. Лука направил на младшего Гримо свой самый агрессивный взгляд, принуждая сознаться сразу же. — То есть, да. Да, я немного употребляю. Но я завязал, клянусь. Просто не отпускает с прошлого раза. Слишком качественная дурь попалась. Лука отпустил пацана, спросив ехидным голосом. — И ты здесь, дай угадаю, чтобы попросить у меня денег на новую дозу? Это так ты оценил моё предложение о помощи? — Нет, – воскликнул Томми испуганным голосом. – Пожалуйста, выслушай, Лука. Мне больше не к кому идти. Лалльман закатил глаза и кивнул в сторону кресла, проронив: — У тебя одна попытка, убеди меня в том, что я не прав. Томми уселся в кресло, и его прорвало. — Я не употреблял раньше. Однажды, Жорис застукал меня за раскуриванием травки, и мне так влетело. Ты не представляешь! — Ну почему же, представляю, – усмехнулся Лука, вспоминая, каким Жорис может быть в гневе. — Это было до того… – в этот раз Томми тоже запнулся. — Ты понял. Я поклялся ему никогда больше не употреблять наркотики, но сорвался, когда узнал, что он… Вот чёрт! — Эй, успокойся. Ты же не на суде. Хочешь воды? — Да. Да, было бы здорово, – улыбнулся Томми на предложение Луки. Он продолжил только после того, как опустошил за раз полный стакан. — Это было только пару раз. И ничего серьезного на самом деле, так, лёгкая дурь. Но Гай сказал, что если я и дальше хочу получать её бесплатно, то мне придётся немного на них поработать. Я тогда не думал, не осознавал… — Гай – этот тот амбал? — Да, один из них. Лука, клянусь, я захотел бросить всё это, как ты мне и сказал, но Гай не дал мне сделать этого. Он просит втрое больше за каждую дурь, которая досталась мне бесплатно. У дяди нет таких денег. И если он узнает, то сдаст меня в органы опеки, и тогда Донован доберётся до меня… — Что??? Лука был просто в шоке. — При чём здесь Донован? — А ты не знаешь? – шёпотом спросил подросток. — Что я должен знать? Когда Томми испуганно вжался в кресло, то Лука поумерил пыл и стал уговаривать его мягким голосом: — Томеральд, пожалуйста, не нужно меня бояться. Я – не Донован. Ты можешь мне объяснить, при чём здесь этот ублюдок? Лука понимал, что подросток, скорее всего, из газет узнал о том, что бывшего психиатра Жориса обвиняют в причастности к его смерти, но не догадывался даже, что младший Гримо боится его до дрожи в коленках. — Помнишь, я сказал, что мы виделись с Жорисом за день до его смерти? Лука лишь кивнул в ответ. — Мой брат вел себя очень странно в тот день. Жорис сказал, что у нас очень мало времени, и что очень важно, чтобы я хорошо запомнил то, что он мне скажет. И первое, что он сказал, это обращаться к тебе, если у меня будут хотя бы малейшие проблемы. Он очень подробно описал мне твою внешность, вот почему я сразу узнал тебя, когда ты ко мне подошёл. — А второе, о чём Жорис меня попросил, это бежать со всех ног, если я встречу человека, который представится Донованом. И ни в коем случае не верить ему, даже если этот человек скажет, что Жорис в беде, и мне нужно пойти с ним, чтобы помочь брату. Дальше – хуже. Он говорил слишком быстро и шёпотом, чтобы охрана нас не услышала, но я понял, что этот самый Донован имеет связи в органах опеки. И мне нужно вести себя хорошо, чтобы не попасть туда, иначе мне не избежать того, что захотел со мной сделать отчим. Лука, пожалуйста, мне страшно. Томми не усидел в кресле и бросился в объятия Лалльмана. Лука прижал к себе дрожащее тело и прошептал: — Эй, успокойся. Малыш, я с тобой. Всё будет хорошо, обещаю. Сколько денег ты задолжал Гаю? — Триста евро, – услышал Лука сквозь всхлипы. — Всего–то? Марсель, чтобы лишний раз не видеться с сыном, стал каждый месяц отправлять тысячу евро на его карточку, поэтому Лука не испытывал трудностей с наличкой на руках. Хотя каждый раз, когда снимал деньги, клялся себе, что вернёт отцу всё до цента, лишь бы не быть потом обязанным ему всю оставшуюся жизнь. — У дяди точно нет таких денег. Он итак сводит концы с концами. А больше мне не у кого просить о помощи. — Хорошо, я дам их тебе, слышишь? Только не плачь, пожалуйста. Томми отстранился от парня, вытирая рукавом слёзы. Усадив подростка обратно в кресло, Лука порылся в карманах куртки и отдал младшему Гримо нужную сумму. — Но ты мне пообещаешь, что больше не станешь употреблять эту гадость и порвёшь все контакты с Гаем, ты меня понял? — Да, хорошо. — Вот и славно. Лука улыбнулся несчастному подростку и тот улыбнулся ему в ответ. — А теперь я приготовлю нам чай, и мы поговорим о твоих успехах в школе. Томми закатил глаза и усмехнулся: — А можно не отвечать на этот вопрос? — Нет. Правила в этой комнате задаю я. Так какие предметы тебе нравятся? Пока он наливал воду из–под крана, Томми осматривал комнату и перечислял любимые дисциплины: — Математика, физика, немного география. — Так ты у нас Шелдон Купер? — Нет, – рассмеялся подросток. – Просто неплохо получается, вот и всё. Никаких выдающихся талантов, если ты об этом. Лука стал копаться в навесном шкафчике, чтобы найти печенье. — А как дела с Адалин? — С ней всё сложно. Там долгая история, – Томми поднялся с кресла и стал бродить по комнате. Его внимание привлёк стол, усыпанный горой писем, одно из которых он взял в руки. Лука не заметил этого, поэтому продолжил свои расспросы: — Она очень милая. И почему мне кажется, что всё дело в тебе? Не услышав ответа на свой вопрос, Лука повернулся в сторону Томми. Увидев в руках подростка одно из писем, внутри парня всё похолодело. Скорее почувствовав, чем заметив на себе пристальный взгляд, Томми поднял руку с письмом и дрожащим голосом спросил у Луки: — Что это? — Ничего. Положи это на место. — Я спросил, что это, Лука? Но на самом деле младшему Гримо не нужен был его ответ. Он уже догадался обо всём и теперь ждал подтверждений своим догадкам. — Ты пишешь в судебные органы о том, что это Донован виноват в смерти Жориса? — Да. — Зачем? – Томеральд ничего не понимал. — Послушай, ты всё не так понял… — А что тут понимать? – закричал подросток. – Ты вмешиваешься в судебный процесс, пишешь о том, что Донован во всём виноват! А если его оправдают, и он узнает об этом? Лука был приятно удивлён тем, что Томми больше переживает за него, чем за то, что его письма могут повлиять на оправдательное решение судьи. — Что тогда, Лука? Он придёт за тобой! — Послушай, всё будет хорошо. Я разберусь с этим ясно? — Он найдёт тебя и убьёт, как сделал это с Жорисом. А потом наступит и моя очередь, не так ли? Карие глаза снова наполнились слезами. Томми швырнул письмо на стол и вылетел из комнаты. Лука бросился за ним и нагнал в коридоре, схватив за руку. — Томми, пожалуйста, послушай меня. — Не смей меня так называть! Я доверился тебе, Лука, – зарыдал парень. – Но ты ведь скоро покинешь меня, как и все они. И, выдернув руку, Томми сбежал от него. Лука обхватил руками голову, пытаясь успокоиться и трезво оценить сложившуюся ситуацию. Пообещав себе, что уже завтра отыщет подростка и всё ему объяснит, он развернулся, чтобы вернуться в свою комнату, но наткнулся на Алекса, подпирающего плечом стену и мерзко ухмыляющегося. — Не слишком ли молод для тебя твой любовничек, а, Лалльман? Его придурковатый однокурсник как всегда неправильно всё понял из разговора, конец которого услышал в коридоре, и Лука, чтобы лишний раз не раздувать конфликт, молча двинулся в сторону комнаты, но замер на месте, когда услышал: — Я попросил друзей моего отца, и они достали мне материалы о том, что ты действительно был в психушке, Лалльман. Но это ещё не все, не так ли? Как ты думаешь отреагирует весь наш университет на новость о том, что ты ещё и к маленьким мальчикам тяготеешь? В психушке ты уже бывал. Как насчёт того, чтобы отмотать тюремный срок за педофилию, м? Лука сорвался с места и впечатал Алекса в стену. — Слышишь ты, дерьма кусок, можешь называть меня психом сколько угодно, мне плевать! Но не смей даже заикаться о том, что я домогался или домогаюсь Томми. Ты нихрена не знаешь! Услышу ещё хоть слово об этом, и ты снова не досчитаешься зубов, подонок. — Что, правда глаза колет? Кажется, Арно говорил только на языке кулаков и насилия, чем Лука и воспользовался. Сплёвывая кровь на пол, Алекс прошипел: — Я позабочусь, Лалльман, чтобы о твоём маленьком секрете завтра трубил весь университет. Будь уверен, тебе так просто это с рук не сойдёт. Последнее, что увидел Алекс перед тем, как потерять сознание, это летящий в его сторону окровавленный кулак Луки.