Everyone needs AU

      Маринетт Дюпен-Чен отчаянно спешила. Из-за дорожных работ она два часа простояла в пробке на трассе возле Лиона. Женщина надавила на педаль газа, и стрелка спидометра подскочила до отметки 120 миль/час. Бешеная скорость, для новенькой белой Audi Coupe это был не предел, но замедлиться Маринетт не могла — и так уже опаздывала на десять минут.       Путь лежал в Карпантра — городок в окрестностях Авиньона, на юге Франции. Именно там, в семистах километрах от Парижа, находится человек, который способен ей помочь. И если догадка верна, она вздохнет с облегчением. Три года поисков наконец-то подошли к концу…       В Карпантра она перепрограммировала навигатор и задала маршрут до Ле-Барру, а именно — до аббатства Сен-Мадлен дю Барру. Через полчаса машина подъехала к величественному зданию в романском стиле. Еще издалека Маринетт завидела у ворот фигуру в черно-белых одеждах и мысленно чертыхнулась. Вот только упреков за опоздание не хватало! Монахи всегда были себе на уме, вдруг он откажет в помощи? Маринетт мотнула головой. Нет, нельзя отступать. Только не сейчас!       Припарковавшись у ворот, женщина взяла сумочку, глубоко вдохнула, выдохнула, а затем вышла из машины.       — Прошу прощения, аббат Бернье, — она включила сигнализацию и направилась к пожилому мужчине. — Меня задержали дорожные работы в Лионе.       — Как же, как же, наслышан, — аббат учтиво кивнул. — Даст Бог, городские службы управятся раньше положенного срока. Иначе зимой и аббатству, и лионцам придется туго.       Маринетт замерла на расстоянии вытянутой руки, не зная, как правильно поприветствовать духовное лицо. Однако настоятель сам разрешил затруднение.       — Приветствую вас в Сен-Мадлен дю Барру, — почти торжественно произнес он, протягивая руку с массивным перстнем, украшенным христианской символикой.       — Для меня это честь, — ответила Маринетт, осторожно беря ее в ладони, целуя перстень и прикладываясь к печати лбом.       — Аминь, — аббат улыбнулся и убрал руку. — Давайте не будем стоять на жаре. Солнце в это время суток поистине беспощадно.       Маринетт кивнула и прошла за настоятелем в небольшую калитку. Они очутились в просторном помещении храма, украшенном мозаичной росписью. Наверное, здесь проходили богослужения.       — Что же привело вас в монастырь, дитя мое? — мужчина неспешно двигался вдоль ряда скамеек. — Парижане нечасто прибывают к нам.       — Я ищу хорошего знакомого, месье аббат, — Маринетт едва сдерживала волнение. — В ответном письме вы сообщили, что знаете, где он.       — Именно так, дитя, — настоятель остановился и слегка улыбнулся. — Этот человек находится в стенах аббатства.       Сердце пустилось вскачь. Маринетт едва не выронила из рук сумочку.       — Слава Богу, живой! — она тяжело опустилась на ближайшую лавочку. Неужели наконец-то повезло?       — Живой, здоровый, причем во всех смыслах. Если вспомнить, каким он пришел в монастырь, я бы не побоялся сказать, что душа способна родиться вновь, и…       — Мне нужно его увидеть! — Маринетт устремила на аббата полный надежды взгляд. — Пожалуйста, это очень важно!       — Могу я полюбопытствовать, с какой целью? Мне неизвестно, чтобы он поддерживал связь с друзьями или родственниками.       Маринетт ожидала вопроса о цели, но уже заранее решила, что скажет только правду.       — Если возможно… я хотела бы забрать вашего послушника в Париж.       Как она и рассчитывала — аббат пришел в крайнее замешательство. Однако не прошло и минуты, как он вновь улыбнулся и, прикрыв глаза, молитвенно сложил руки.       — Спасибо, Отец Небесный, что внял молитвам раба Твоего, — благоговейно промолвил он, а затем открыл глаза. — Вы не пугайтесь, дитя мое. Стены Сен-Мадлен уже много лет являются оплотом мира и спокойствия. Просто…       — Вы тоже считаете… что ему здесь не место? — робко спросила Маринетт и получила утвердительный кивок.       — Не скрою, я был бы счастлив видеть его духовным братом. Месье Агрест легко бы продвинулся в церковной иерархии. Но путь священнослужителя не принесет ему вожделенный душевный покой.       Аббат мгновение собирался с мыслями, а после продолжил:       — Я был его духовником долгие годы и достаточно осведомлен о причинах, которые привели его в стены обители. Возможно, другому человеку я не открылся бы. Но раз приехали именно вы… думаю, вам и месье Агресту есть что обсудить. Пойдемте, я провожу.       От потрясения Маринетт не сразу сообразила, что аббат удаляется. Кое-как придя в себя, она вскочила на ноги и направилась следом.       — Вы сказали, что были бы счастливы видеть его духовным братом? — спросила Маринетт, поравнявшись с мужчиной. — То есть он… уже…       — Нет, он послушник, хоть и не оставляет надежды пройти обряд новициата и стать полноправным монахом Ордена святого Доминика. Именно поэтому я так радовался вашему приезду. Еще немного, и вы бы опоздали.       Они покинули храм через боковую дверь и очутились во внутреннем дворике. Посреди ровно подстриженной лужайки виднелись несколько розовых кустов и небольшой каменный колодец. Несколько мужчин в темном облачении увлеченно о чем-то беседовали возле него.       — Габриэль, будь добр, подойди.       Маринетт вынырнула из своих мыслей. Она крепко сжала сумочку и, едва дыша, наблюдала, как один из монахов поднялся и поспешил к гостям. И чем ближе он подходил, тем сильнее сжималось сердце, а заготовленные слова таяли, словно мороженое на солнце. Да, это тот, кого она так долго искала — Габриэль Агрест, в прошлом знаменитый дизайнер, владелец собственного модного дома, почти миллиардер и по совместительству злодей, много лет назад наводивший ужас на Париж.       — Вы хотели меня видеть? — спросил он, приблизившись к аббату, но ненароком скользнул взглядом по Маринетт и мертвенно побледнел.       — Хотел, — кивнул головой аббат Бернье. — Мадемуазель Дюпен-Чен пожелала встретиться. Я не мог отказать в просьбе.       — Встречи запрещены правилами, — нашелся Агрест. — Я дал понять, что не желаю общаться с внешним миром.       — Знаю, хоть и не до конца принимаю это решение. Однако обстоятельства складываются так, что я вынужден настаивать на вашей беседе. Можешь считать это испытанием на пути к званию новициата.       Маринетт не знала, кто такие новициаты, но чувствовала, что плану это слово добра не сулит. Агрест же, наоборот, несколько воодушевился.       — Хорошо. Я согласен, — на лице модельера неожиданно промелькнула уверенность.       — Славно, сын мой. Можешь отвести мадемуазель в келью. Гостям заходить туда правилами не запрещено.       Агрест учтиво поклонился аббату, а после развернулся и двинулся по коридору. Маринетт на секунду замешкалась, но взяла себя в руки и поспешила следом. Вскоре они очутились возле небольшой комнаты.       — Зачем вы здесь? — только и спросил Агрест, открывая дверь и пропуская Маринетт внутрь.       — Мне надо кое-что с вами обсудить, — она робко осмотрела пристанище бывшего модельера.       Обстановка в келье была спартанской, но, кажется, Агреста устраивало. Единственный украшением в комнате служили огромные напольные пяльцы, на которых была закреплена одежда с незаконченной вышивкой. Увидев заинтересованный взгляд, Агрест тихо выдохнул:       — Это далматика. Для Его Святейшества.... Не смог отказать.       «Или не удержался» — подумала Маринетт, с восхищением разглядывая работу издалека. Она не раз видела коллекции модного дома Gabrielle, украшенные золотой нитью, но даже представить себе не могла, что Агрест приложил к вышивке руку.       — Великолепно, — тихо пробормотала она, втайне радуясь. Раз Агрест все еще заинтересован, значит, еще есть шанс.       — Давайте не будем затягивать. Какое дело вы хотели обсудить?       Маринетт на мгновение растерялась.       — Даже не знаю, с чего начать, — замялась она, а потом затараторила: — Недавно видела круизную коллекцию от Gabrielle. Критики в восторге, они пророчат фурор показу осень-зима. Я восхищаюсь людьми, которые работают в модном доме...       — Я уже давно не интересуюсь тем, что там происходит, — прервал Агрест. — Все решения принимает Натали Санкёр.       — Знаю-знаю. Просто... ваш уход... Вместе с вами из модного дома как будто пропала жизнь. Всё вроде по-прежнему, однако... — Маринетт обернулась к мужчине и грустно улыбнулась. — Продукция Gabrielle прекрасна, но бездушна.       — Вряд ли критики заметили это, как вы назвали, «бездушие», — пожал плечами Агрест. — В любом случае меня эти перипетии больше не касаются.       Он на мгновение замолчал, а после подозрительно посмотрел на Маринетт.       — Простите, но я не верю, будто вы проехали семьсот километров, чтобы сообщить мне последние новости. Я более пяти лет не слежу за внешним миром. Признавайтесь, что вам нужно?       Тон из спокойного стал властным и жестким. Именно таким Маринетт запомнила этот голос еще в коллеже. И оказалась совершенно не готова к перемене.       — Я... нет, конечно, не ради новостей! — женщина расправила плечи, напоминая себе, что сдаваться нельзя. — Я хочу, чтобы вы вернулись в директорат модного дома Gabrielle.       Агрест мертвенно побледнел. Маринетт едва сдерживая волнение, пока одна эмоция на лице модельера сменяла другую. Наконец он мотнул головой, отмахиваясь от назойливых мыслей, и сжал руку в кулак.       — Мне кажется, я выразился ясно. Я не слежу за мирской жизнью. И у меня нет причин возвращаться. Мое место среди духовных братьев.       — Почему вы решили, что нет? — Маринетт поджала губы, но снова призвала себя к спокойствию. — Верно, бизнесом управляет Натали. Особняк вы оставили Адриану, а затем тайно уехали из Парижа…       — Чтобы ни один человек меня не нашел, — перебил Агрест. — Не знаю, как вы меня выследили, однако уже не важно. Мой ответ — нет.       Маринетт серьезно занервничала.       — Но я… я приложила столько усилий. Неужели вы тверды в решении? Неужели… вы считаете, что теперь достойны , — она обвела рукой пространство кельи, — крошечной клетки?!       — В Париже мне не было места, вам прекрасно известно. Этот город принес мне огромное горе и разочарование. Собственный сын отказался меня выслушать. Я потерял все, что мне дорого, даже смысл существования, — ответил Агрест, разводя руками. – Теперь мой дом здесь. Монахи помогли мне осознать ошибки и вспомнить, зачем я живу.       Он оглядел Маринетт с ног до головы и неожиданно усмехнулся.       — Не знаю, что вы себе мните, но жизнь не всегда такая, как хочется. Деньги не всемогущи. Думаете решить любое затруднение пачкой банкнот, а я отвечу: «Надеющиеся на силы свои и хвалящиеся множеством богатства своего человек никак не искупит брата своего и не даст Богу выкупа за него. Дорога цена искупления души их, и не будет того вовек, чтобы остался кто жить навсегда и не увидел могилы».       Маринетт с трудом удержала себя в руках. Агрест воспринял визит в штыки, так теперь еще и насмехается! Ее вкус нахваливает весь парижский бомонд. Классический костюм от Шанель мятного цвета, купленный специально для поездки, — вершина блеска, призванная напомнить Агресту о былом величии. Только бывший модельер и в простой черной сутане растоптал достоинство Дюпен-Чен, и даже непонятно, чем возразить!       Плотно сомкнув губы, Маринетт медленно вдохнула и выдохнула. Она прекрасно понимала, что будет нелегко, ведь бывший владелец Gabrielle не простой человек. Но поведение собеседника выходило далеко за привычные рамки.       — Вы даже на пороге пострига меряете ценности в деньгах, месье Агрест. Семь лет прошло, а вы ни капельки не изменились, — процедила Маринетт сквозь зубы.       — Не вам судить, — Агрест обиженно поджал губы. — Я навсегда закрыл двери в прошлое.       Он отвернулся и сделал небрежный жест рукой.       — В разговоре нет смысла. Мое имя давно забыто. Оставьте меня.       Маринетт поперхнулась. Он выставлял ее вон?! После трудных испытаний споткнуться и упасть возле финишной прямой?!       — Ну конечно, слышать только себя! Это же так легко! — саркастично отозвалась Маринетт, уже не сдерживаясь. — Очнитесь наконец, месье Агрест! Вернуться в прошлое невозможно. Но поставить крест на деле всей жизни?! Простите, но это бред!       — Вы меня оскорбляете?! — вмиг ощетинился Агрест, резко оборачиваясь и сжимая ладонь в кулак так, что побелели костяшки пальцев.       — Взываю к благоразумию! Это — жизнь?! Вы стремились вышивать в четырех стенах папское облачение?! Поверьте, будет лучше вернуться в дом моды!       — Я сам решу, что для меня лучше! — в тон ответил Агрест, даже не скрывая презрения. — Пусть я был злодеем, но гордости не потерял! Я не позволю унижать себя, а если проигрываю, то с достоинством! Хотите потешить геройское эго, будьте добры, найдите другую жертву! А с меня хватит! Убирайтесь!       Маринетт будто окатили несколькими галлонами ледяной воды. Она представляла разговор совсем иначе. Вместо сломленного, но не потерявшего надежду мужчины Маринетт наткнулась на эгоистичного гордеца, начитавшегося религиозной литературы и возомнившего мученичеством искупить грехи прошлого. Совесть мягко шептала, что нужно остановиться и уменьшить напряжение, однако Маринетт уже не могла. Попранное эго требовало отмщения, и она поддалась на зов.       — Ну конечно! — воскликнула Маринетт, отпуская на свободу накопленный гнев. — «Я, я, я!» Только «я» и интересует! А вы никогда не задумывались, что происходит с другими людьми? Нет?! А я расскажу!       Она шагнула к Агресту, взглянула с ненавистью, и мужчина неожиданно растерялся.       — Да будет вам известно, месье Великий Злодей: не все одной мерой меряется. Когда вы убежали с поджатым хвостом, вы свалили ответственность на плечи Натали и даже не задумались, вынесет ли женщина эту тяжесть! Работая НА вас, она ещё жила, но работая ЗА вас, напрочь подорвала здоровье! Если не жалко сотрудников, вспомните, как кичились, что создали бизнес с нуля. Как вы можете говорить о гордости, если бросили Gabrielle на растерзание волкам?!       — Вы забываетесь! — вставил Агрест, но эта реплика ушла в воздух.       — Думаете, дизайнеры Натали выстоят против армии дельцов, которых интересует только нажива?! – бушевала Дюпен-Чен. — Да как бы не так! Натали готовилась сдаться, когда я придумала скопировать ваш стиль. Я упросила провести последний модный показ! И знаете, что? Получилось! Я ночами не спала, совмещала учебу в университете и работу. Спасала компанию. Натали хотела сохранить модный дом. Она беспокоилась! Без конца твердила, что вы вернетесь! Когда Адриан выставил особняк на торги, потому что устал от призраков прошлого, я влезла в огромные долги, но выкупила чертов дом, у Натали не было на это денег. Она умоляла сберечь обстановку, и я пошла навстречу! Она даже часть дохода от продажи перевела на личный счет в надежде, что деньги понадобятся!       Маринетт едва перевела дух и сразу продолжила, не дав Агресту в этот раз вставить ни слова:       — Когда конкуренты довели Натали до инфаркта, она передала главенство мне, сопливой девчонке. Я впряглась в ярмо, даже толком не отдохнув после дипломного проекта! Я едва представляла, как вообще вести бизнес! Я три года доказывала Синдикату моды и кредиторам, что пока люди преданы вашему имени, величие Gabrielle никогда не померкнет! Но нет! Вы эгоистичный баран и не видите дальше кончика носа! Вы думаете, что осуждаемы за Бражника? Даже ЛедиБаг и Кота Нуара забыли. Думаете, парижане помнят про ваше маленькое «хобби»?! Откройте глаза! Оглянитесь вокруг! Вы говорите, что знаете, как лучше! Но это «лучше» причиняет боль окружающим! Думаете, другим легко? Думаете, мы искали вас, потому что маемся от безделья? И сейчас вы меня даже слушать не хотите, чёрствый, бесчувственный чурбан!       Маринетт судорожно всхлипнула, а по ее щекам полились слезы.       — Раз вы такая самовлюбленная скотина, будь по-вашему! Не хотите по-хорошему — пошло оно тогда все к чертовой матери! Я завтра же выставлю на продажу ваш дом моды, и отдам его по первому же запросу, не торгуясь! И ваш особняк тоже! Зачем вообще что-то сохранять ради вас, когда вам это не нужно вовсе?!       Выкрикнув последнее слово своей обличительной речи, Маринетт вдруг выронила из рук сумочку, а затем спрятала лицо в ладонях и окончательно разрыдалась. Она не верила, что все вот так закончилось. Каждый день Маринетт убеждала себя, что все будет хорошо и что все воздастся ей сторицей. Вот только тот, ради кого все это делалось, враз обесценил ее потуги и втоптал в грязь не только все ее труды. С таким же успехом Агрест мог бы хлопнуть дверью перед носом Маринетт или же дать ей увесистую пощечину за дерзость. Она все могла стерпеть ради достижения цели, порой не гнушалась самыми жесткими мерами в борьбе с конкурентами, но оказалась абсолютно бессильна перед человеком, которого когда-то считала своим кумиром и на чью помощь так уповала последние три года…       Боль и обида так сильно душили Маринетт, что она не сразу осознала — Агрест подошел к ней почти вплотную и осторожно приобнял за плечи.       — Это правда? — осторожно поинтересовался он.       Она не ответила, лишь зарыдала еще сильнее. Руки мужчины скользнули на талию, и Маринетт прижало к Агресту всем телом.       — Вы ведь… не лжете, правда? — вновь спросил он дрогнувшим голосом, но она просто не в состоянии была ответить.       Наплевав на приличия, Маринетт отняла ладони от лица, прижалась щекой к черной сутане и крепко стиснула пальцами тонкую шерсть. Плакала долго, судорожно хватая ртом воздух и не в силах остановиться. Уж слишком многое выходило со слезами: гнев, ярость, обида, а еще страх и усталость. А следом подступало спасительное безразличие.       Ноги Маринетт подкосились. Очевидно, Агрест почувствовал, что женщина ослабла, и подтолкнул ее в сторону. Ноги натолкнулись на твердую поверхность, и Маринетт тяжело плюхнулась на что-то жесткое, кажется, матрас. Мужчина отошел, но уже через несколько мгновений вернулся и сунул в руки стакан воды. Маринетт залпом осушила содержимое, вернула стакан, а затем вцепилась в покрывало и уставилась под ноги.       — Вы действительно сохранили… и модный дом, и особняк… все ради меня?       Она не сразу поняла, откуда доносился его голос. И лишь робкое прикосновение к бедру заставило Маринетт вздрогнуть и сместить взгляд влево. Агрест уселся рядом с ней, но на полу и так проникновенно заглядывал в ее глаза, что она растерялась.       — Знаю, звучит глупо, но я верила, что вы вернетесь, — пробормотала Маринетт, осторожно вытирая тыльной стороной ладони слезы. — Адриан часто ругал меня за надежду, говорил, что вы ее не заслуживаете, но… разве забыть легко? Да, прошлое будет преследовать нас, но это не повод сбегать на край света и прятаться от мира за каменными стенами!       Ответа не последовало, да и она, собственно, не ждала от бывшего модельера слов. Уж кто-кто, а Габриэль Агрест никогда не славился способностью оправдываться. Даже если был в корне не прав.       — Зацикленность на прошлом — благовидный, а потому очень популярный предлог связать себя по рукам и ногам, — он опустил взгляд.       — Тогда почему вы себя съедаете?! — вновь вспылила Маринетт. — Где непоколебимая воля, от которой конкуренты зло скрежетали зубами? Где искра, которой вы зажигали последователей? Где вера в победу и стремление преодолеть любые преграды?! Неужели вы растеряли кураж в перерывах между молебнами, чтением Библии и вышиванием ряс?!       Она спешно взяла его ладонь в свои и крепко сжала, заставляя Агреста поднять взгляд.       — Скажите, ну что вам нужно? Одобрение? Одобрение получите с лихвой, как только выпустите первую коллекцию после долгого перерыва. Денег? Я удвою, нет, утрою гонорар. Особняк в целости и сохранности… ну, почти. Я заняла спальню, но освобожу ее по первому требованию! Спасения от одиночества? Я заставлю Адриана поговорить.       Мужчина снова потупился, а Маринетт испугалась, что окончательно испортила дело. Однако внутренний голос упрямо твердил, что Агрест просто обязан внять просьбам.       — Мало? — прямо спросила она и, не дождавшись ответа, горячо затараторила: — Хорошо, я верну бизнес. Я передам права, и вы снова станете единоличным владельцем Gabrielle. Вы получите любые блага! Слава, деньги, женщины… Хотите, снаряжу почетный эскорт? Хоть девушек, хоть парней! Хотите… хотите, сама…       — Остановитесь, — внезапно попросил Агрест, накрывая ее ладони другой рукой и поднимая взгляд. — Я… Предложения правда очень лестны, но…       Он колебался. Маринетт видела, как тень сомнения на лице мешалась со странным волнением. И обрадовалась, когда увидела в глазах Агреста возбужденный блеск.       — Прошло уже столько лет. Вряд ли я… гармонично впишусь в современный ритм жизни.       — Не так уж много изменилось, — Маринетт улыбнулась. — Обещаю, что первое время не буду давить и подробно отчитаюсь за период, что вы отсутствовали.       Она не знала, как еще выразить чувства. Точнее, знала, но способ был слишком рискованным. Внутренний голос требовал полностью раскрыть карты, и Маринетт неожиданно сдалась. Она перехватила мужские ладони, а затем поднесла к губам и мягко поцеловала.       — Пожалуйста! — тихо умоляла Маринетт, прижимая их к груди. — Вы нужны нам! Мне нужны! И Адриану, хоть самодовольный кошак отказывается признать очевидное! Обещаю, жизнь наладится. Она станет, как прежде, нет, даже лучше, чем была! Только вернитесь!       Она сама не знала, зачем говорила сейчас все то, что надеялась удержать в своем сердце. Агрест был последней надеждой, путеводной ниточкой для заплутавшего в лабиринте. Однако модельер не спешил ответить, а она не хотела его отпускать.       — Если хоть один человек выскажется против… — Агрест запнулся, не зная, как выразить мысли.       — Вас ждут. И если хоть один сотрудник возразит, лично раскатаю по асфальту без помощи талисмана, – истово заверила Маринетт и неожиданно услышала смешок.       — Узнаю прежнюю ЛедиБаг, — Агрест мягко вытащил ладони, поднялся с пола и уселся на постель.       — Значит… значит, вы вернетесь? — выразила робкую надежду Маринетт.       — Признаться честно, я сам хотел много раз… но не решался. Искал повода.       — И теперь он представился! — почти возликовала она, вновь беря мужчину за руку. — Пожалуйста! Еще не поздно исправить положение! Вы начнете заново!       Их взгляды встретились, и Маринетт не скрывала мольбу. Она чувствовала второе дыхание и уже настраивалась на второй раунд. И едва сдержала эмоции, когда Агрест сжал ее ладонь и улыбнулся лучезарной улыбкой, которой она восхищалась много лет назад.       — Хорошо. Я прибуду в Париж и вернусь в модный дом Gabrielle.       Маринетт с трудом затолкала поглубже рвущиеся наружу радостные вопли, чтобы не переполошить аббатство.       — Но придется переговорить с настоятелем. Не думаю, что он задержит меня. Если получится... мы уедем сегодня.       — Д-да, — просипела она, но тут же подобралась. — Конечно. Я подожду столько, сколько нужно…       Пока Агрест разговаривал с аббатом Бернье, Маринетт сидела, как на иголках. И едва не прыгала от радости, когда настоятель благословил бывшего послушника и отпустил с миром. Лишь на улице, под палящим южным солнцем, Маринетт дала волю чувствам. Не раздумывая ни секунды, она повисла у Агреста на шее, осыпая его поцелуями и словами благодарности. И поразилась, что мужчина не высказался о манерах, а обнял ее в ответ. А когда она на мгновение замешкалась, сам приник к ее губам и мягко поцеловал, будто тоже выплескивал рвущиеся наружу эмоции…       Всю обратную дорогу до Парижа Маринетт расписывала Агресту счастливое безоблачное будущее. Он деликатно возражал, что в модном бизнесе невозможно почивать на лаврах, однако Маринетт уже предвкушала, как на следующее утро объявит счастливую новость о возвращении Агреста Натали и совету директоров. В голове крутилась пафосная фраза про воссиявшее солнце из знаменитого фильма, но женщина оставила цитату при себе.       Миссия увенчалась успехом, и Маринетт не жалко было потраченных нервов. Она чувствовала, что Агрест воздаст ей сторицей, с головой окунувшись в любимое дело. Или… возможно… другим способом. Маринетт, конечно, удивилась, когда мужчина ответил лаской на ласку, вот только внутренний голос шептал, что это не просто вспышка эмоций. Впрочем, даже если и просто?.. Она отыскала для Агреста смысл жизни, значит, легко вернет и желание быть любимым.