Everyone needs AU

      Тикки по праву слыла самой сдержанной квами среди собратьев. Духи Талисманов завидовали умению оставаться спокойной при любых обстоятельствах. Однако все в этой жизни переменчиво, и даже у самой невозмутимой личности нашелся предел…       — Маринетт, выслушай меня, пожалуйста, — однажды вечером устало попросила Тикки, сильно, впрочем, сомневаясь, что разговор закончится иначе, чем предыдущие.       — А? Что? — встрепенулась Маринетт, отвлекшись от шитья. — Ты что-то сказала, Тикки? Извини, я задумалась.       — Я просто тебя позвала, — чуть смягчилась квами, услышав виноватые нотки в голосе подопечной, — но я думаю, ты знаешь, о чем я хочу поговорить.       На секунду воцарилось молчание, а затем послышался тяжелый вздох.       — Тикки, мы обсуждали уже тысячу раз. Я от него не избавлюсь, — тихо, но твердо ответила Маринетт.       — Ну, почему сразу избавляться? — Тикки покачала головой. — Ты сама говорила, что животные в неволе — это неправильно.       — Габи не животное, он насекомое.       — Тем более. Наверняка это экспонат какой-нибудь энтомологической выставки. Случайно оказался на свободе и…       — И правильно сделал, — закончила за нее Маринетт. — Не представляю, как можно держать в стеклянном ящике такую красоту. Правда, Габи?       Она потянулась рукой к волосам, и через миг на ладони очутился крупный белый мотылек. Тельце насекомого покрывал светлый пушок, и благодаря шубке, а также огромным глазам и ярким мохнатым усикам оно изрядно смахивало на плюшевую игрушку. Маринетт опустила руку на уровень лица.       — Ну разве не прелесть? — умилилась она.       Мотылек затрепетал, а Тикки едва сдержала рвотный позыв. «Знала бы ты, кто это, мигом бы раздавила одним из своих толстенных справочников», — подумала квами, но озвучить мысль не решилась.       — Хорошо. Признаю, этот перуанский бабочко-шпиц…       — Венесуэльский пуделевый мотылек, — снова поправила Маринетт, состроив хмурую мордашку.       —… довольно милый, — продолжила квами как ни в чем не бывало. — Но я все равно считаю, что ему здесь не место. Ты сама говорила, что это насекомое из теплых широт и европейский климат может ему повредить. Ты же не хочешь, чтобы он погиб?       — Не хочу, — согласилась Маринетт и осторожно погладила мотылька между крыльев. — Но я так сильно привязалась, Тикки. Мама с папой никогда не разрешали мне завести питомца, из-за пекарни. А тут такое чудо, да еще и неприхотливое…       — А если он тоскует по собратьям? Ты не думала, что ему, может быть, одиноко?       — Вот еще глупости! — возмутилась Маринетт, сажая насекомое обратно на голову. — Нам очень весело вместе! А твоя ревность, Тикки, не уместна!       — Я не ревную! — повысила голос квами, не зная, обидеться или попробовать оправдаться.       — Ревнуешь, еще как! Тебе должно быть стыдно, Тикки! Я отношусь к вам одинаково хорошо, поэтому не третируй Габи… И вообще, уже поздно, пора ложиться спать, — сказала Маринетт, откладывая шитье и поднимаясь со своего места.       «Перестать ревновать? Не третировать?! Да эта тварь настолько самодостаточна, что Плагг сдох бы от зависти!» — возмущалась Дух талисмана. Все время, пока Маринетт готовилась ко сну, Тикки, обиженно пыхтя, испепеляла ненавистного соперника взглядом. Будь ее воля, уже давно уронила на него свою любимую алую подушку, да еще попрыгала сверху. Однако квами знала, что без «симпапуси Габи» Маринетт будет страдать сильнее, чем после отказа Адриана, поэтому скрепя сердце терпела приживалу.       Подопечная позвала ее, как только устроилась на постели. Вначале Тикки обрадовалась, но, заметив на краю большой подушки мотылька, мгновенно передумала. Пробормотав что-то вроде: «Я еще не доела печенье», — квами упорхнула обратно к коробке со сладостями. Маринетт тяжело вздохнула, а потом погасила свет. Выждав некоторое время, Тикки включила настольную лампу и, схватив лапками лакомство, принялась усиленно жевать, надеясь отвлечься от грустных мыслей…       Еще два месяца назад, успокаивая громко плачущую Маринетт и уверяя, что на Адриане свет клином не сошелся, что девушке всего семнадцать, настоящая любовь где-то совсем рядом и вот-вот свалится, как снег на голову, Тикки не думала, что высшие силы внимательно прислушиваются. Раннее утро началось с громкого визга мадам Сабин. Сбежавшиеся члены семьи застали ее на кухне. До смерти перепуганная женщина готовилась ударить скалкой огромного мотылька, непонятно как попавшего на кухню и замершего на столе.       Квами хватило взгляда, чтобы понять - это человек, попавший в магическую ловушку. Более того, их заклятый враг. Бражник. Громкое эхо магии Нурру только укрепило решимость Тикки, вот только она не успела шепнуть подопечной: «Не вмешивайся, пусть бьет». Маринетт с громким: «Мама, стой!» — буквально вырвала мотылька из лап смерти.       Далее последовал весьма напряженный диалог: девушка загорелась желанием оставить незваного гостя, однако мама-энтомофоб ей всячески препятствовала. Квами отчаянно сигналила из-за спин родителей, что это очень плохая идея, но тут вступил Тома Дюпен. Не вынеся умоляющую мордашку дочери, он сдался. Маринетт разрешили оставить мотылька на двух условиях: он должен быть не ядовитым и жить подальше от мамы.       Казалось, радостный визг было слышно в соседних кварталах. Клятвенно заверив, что питомец не вызовет беспокойства, Маринетт почти торжественно отнесла мотылька в свою комнату. Установив благодаря «Google-поиску» семейство и род чешуекрылого и убедившись, что оно не опасно, девушка задумалась над кличкой. И лучшее, что она изобрела, это наречь белоснежное, чуть надменное насекомое в честь своего кумира Габриэля Агреста. Тикки не понимала, откуда такая безумная — и, как позже выяснилось, правильная! — идея пришла ее подопечной в голову, однако решение Дюпен-Чен было твердым. Для удобства она сократила имя до «Габи», и с этой самой поры квами открыто воевала с чужаком за внимание подруги…       Странные вибрации магии прервали мысли Тикки. Похоже, началось... Квами полетела к лестнице. Мотылек сидел на одной из ступеней, как-то странно подергиваясь. Дух Талисмана замерла чуть в стороне, ожидая, пока превращение не закончится. Тусклое фиолетовое сияние рассеялось, и миру явился владелец Камня Мотылька.       — Прекрати прожигать меня взглядом, глупое создание! — процедил Габриэль, поднимаясь на ноги и медленно сходя по ступеням.       Тикки мгновенно рассвирепела.       — Еще неизвестно, кто из нас глупый! Только полный идиот растратил бы силы квами и угодил в магическую ловушку! — зашипела она, поглядывая в сторону спящей Маринетт. Еще не хватало разбудить ее.       — Можно подумать, твоя хозяйка не без греха, — закатил глаза Габриэль.       — Маринетт мне не хозяйка! Она мой друг! — отчеканила квами. Мужчина уселся на стул Дюпен-Чен и потянулся до хруста в суставах.       — Еще несколько недель в облике мотылька, и я забуду, каково быть человеком, — пожаловался он, вот только Тикки не вошла в его положение.       — Да вы и не торопитесь обратно, — брезгливо заметила она.       — Если бы я превращался по собственной воле, ноги бы моей уже не было в этом доме, — в тон ответил Габриэль и расслабленно откинулся на спинку.       — Так я и поверила! Думаете, я не вижу, как вы пожираете взглядом талисман? Небось спите и видите, как бы прибрать к рукам! — повысила голос квами, но быстро осеклась и еле слышно пробормотала: – Надо было уронить на вас учебник по истории Франции.       Мужчина поперхнулся.       — Никогда бы не подумал, что у такой доброй девушки такая зловредная квами, - заключил он. — Ты точно на стороне добра?       — Уж будьте уверены! Я пять тысяч лет сражалась за силы света, и простою еще столько же!       Габриэль на мгновение задумался, а затем ехидно осклабился.       — Кажется, мне придется послать моей престарелой бабушке огромный букет и длинное письмо с извинениями. Я всегда считал ее эталоном занудства, а теперь кубок переходит к новой чемпионке.       Тикки удивленно раскрыла рот, а после побагровела от гнева.       — Ну все! С меня хватит!       Она презрительно фыркнула и пулей понеслась к окну-люку.       — Я лечу к Великому хранителю, и плевать, что нарушаю все правила! Клянусь, к утру ноги вашей не то что в этом доме, на этом свете не будет!       Ловко выскользнув на улицу, Тикки мгновение поколебалась, а потом собралась с духом и устремилась к дому мастера Фу. Раздражение мешалось с гневом и обидой, и квами впервые позавидовала разрушительным способностям Плагга. Ей безумно хотелось сломать что-нибудь. Или кого-нибудь. Где-то на краю сознания билась мысль, что оставить беззащитную девушку рядом с врагом было безответственно, вот только попранное эго требовало отмщения. В пекарне TS останется только один: или она, или Габриэль Агрест…

***

      Глядя вслед квами, Габриэль покачал головой. Откуда столько ревности в таком маленьком существе? «Пять тысяч лет, а ведет себя, словно чопорная мамаша, которой не понравился новый парень дочери», — мелькнуло в голове, однако Габриэль отмахнулся от мысли. Он здесь не за тем, чтобы подбивать клинья к сопливой девчонке. Главная задача — набраться сил, восстановить магию Нурру, а затем ударить по врагам и наконец победить… Мужчина поднялся со стула и направился в глубь комнаты, чтобы прилечь на кушетку. Краем глаза уловив отражение в напольном зеркале, Габриэль замер и, обернувшись, пристально рассмотрел себя.       Вид у него был не из лучших, даром что магия пособляла в насущных потребностях. Он создавал последнего акуму глубокой ночью. Эмоции жертвы были настолько сильными, что заставили модельера подскочить на постели. Спросонья решив, что нельзя упустить такую ценную добычу, Агрест превратился прямо в пижаме. Мужчина тяжело вздохнул и поблагодарил высшие силы, что еще ни разу не попался Маринетт в человеческом обличьи. Возможно, растрепанные волосы, отсутствие очков и белые домашние штаны с заниженной талией девушка еще пережила бы, но вот бледно-розовую футболку с надписью: «F!ck f!cking glamour»… Маринетт определенно нашла бы странным, что ее кумир — он не переставал удивлялся количеству ее дифирамбов в свой адрес — так отзывается о стиле, который сам же и продвигает…       Вдруг послышался тихий всхлип. Габриэль вздрогнул и посмотрел наверх. Движения и шорохов слышно не было, зато всхлипы становились все отчетливее. Мужчина судорожно сглотнул, но затем потихоньку поднялся по лестнице. Пригнувшись, чтобы не удариться о низкий потолок, он близоруко сощурился и всмотрелся в лицо Маринетт. Та спала на боку, спиной к нему, и слезы текли из ее глаз сплошным потоком. Габриэль осторожно присел на край постели и робко провел рукой по темным волосам. Придется хоть немного успокоить Маринетт, иначе, не дай бог, сбежится весь дом, а лишние свидетели ему не нужны.       Благодаря Талисману Мотылька он прекрасно понимал причину — девушка снова плакала из-за Адриана. Габриэлю, к слову, было ее ни капельки не жаль. Его любовь к Эмили была настоящим чувством, а Маринетт придумала идеальный образ и страдала от крушения собственных иллюзий. Адриан же сходил с ума по ЛедиБаг — ее собственному идеальному Я… Получался довольно жестокий жизненный каламбур.       Маринетт всхлипнула громче, с силой сжала подушку, но не проснулась. Спала она на редкость крепко, и Габриэль отчаянно завидовал этому умению — его уже от природы чуткому сну мешала способность к эмпатии. Агрест осторожно прилег и повернулся набок, готовясь вздремнуть, вот только Маринетт словно почувствовала человеческое присутствие. Через мгновение она уже обнимала одной рукой опешившего мужчину и заливала слезами футболку.       Габриэль ненавидел вторжения в личное пространство, однако попытка высвободиться была чревата последствиями. Выбрав из двух зол меньшее, он сам несмело приобнял Маринетт. Однако прикосновение девушку не успокоило.       — Пожалуйста, не заставляй меня это делать.       Слова прозвучали настолько тихо, что их с трудом можно было разобрать даже под покровом ночи. Да и не собирался Габриэль так уж усердно успокаивать Маринетт, которая в плане интеллекта частенько скатывалась до уровня пятилетнего ребенка, а логикой щеголяла такой, что могла бы быть героиней анекдотов из «Твиттера». Вот только копошащаяся совесть напомнила, что этой девушке он обязан самым дорогим — жизнью и короткое утешение лишь малая доля благодарности, которую он мог бы принести. От невольно промелькнувших воспоминаний у Габриэля по спине пробежали мурашки. Да уж, умереть подобным способом… даже врагу не пожелаешь.       — Только потому, что ты спасла меня от удара скалкой, — наконец сторговался мужчина сам с собой.       Габриэль крепче прижал к себе Маринетт и осторожно коснулся губами лба.       — Все хорошо. Я с тобой.       Девушка шумно вздохнула и неожиданно заворочалась. Габриэль испугался, что Дюпен-Чен вот-вот проснется, но, похоже, ей было просто неудобно. Агрест ослабил хватку, позволяя Маринетт устроиться так, как ей нравилось. Вот только вместо того, чтобы отвернуться, она примостила голову на плече мужчины и в довершение обхватила ногу своими, лишая возможности сбежать.       Габриэлю расклад не понравился, однако что-то не позволило спихнуть нахалку. Сказать честно, он не помнил, когда к нему последний раз так доверчиво прижимались и крепко обнимали. Габриэль мог бы оставить без внимания и хрупкий облик, и миловидное, хоть и припухшее от слез, личико, грозной, казалось бы, защитницы Парижа. Однако не доброту, которой Маринетт окружила его, даже не зная, что приютила врага. Не заботу — от вида насекомого любая другая женщина закономерно грохнулась бы в обморок. И не то, как яро Дюпен-Чен защищала его от нападок собственной квами…       Тело Габриэля неожиданно содрогнулось, и его медленно окутало волной магии. У Нурру опять не получилось освободиться, а значит, придется провести еще один день в теле насекомого. Мужчине бы отодвинуться, чтобы ненароком не погибнуть под весом Маринетт, но вместо этого он приобнял свою спасительницу, чтобы еще хоть немного насладиться теплом, наполнившим сердце после долгих лет затишья.       Возможно, после решающей битвы он сохранит этой во всех отношениях странной девушке жизнь. И, если достигнет с ней соглашения и получит желанный Камень, может быть, возьмет ее под крыло и откроет ей двери в мир модной индустрии. Возможно, он лично промоет мозги Адриану, чтобы тот по-новому взглянул на одноклассницу... или выгодно пристроит Дюпен-Чен сыну какого-нибудь бизнес-партнера. Но это будет потом. Пока Агрест хотел просто лежать и обнимать Маринетт — к слову, давно успокоившуюся и мирно посапывающую на крепком плече, — не задумываясь о последствиях. Пока есть эти крохи душевного тепла, остальной мир неважен.