Драконы никогда не забудут

— Казни — быть, Старк! — Королевский кулак с треском пришёлся по узористому столу из чистого клёна, решительно обозначая всю серьёзность королевских намерений. Великий мейстер Пицель, крякнув, подпрыгнул на своём обитом бархатом кресле, лорд Ренли недобро дёрнул уголком рта. — Мне класть на любое неудовольствие Ланнистеров и, особенности, на возмущения этого лживого подонка Тайвина — пусть засунет своё возмущение себе поглубже в задницу и не вынимает его оттуда, пока я сижу на престоле. — Роберт поднял указательный палец вверх, точно септон, готовящийся к вечерней молитве. — Ну а если же ихней Свет Запада не явится на суд из своего гадюшника, прихватив с собой братца и весь винегрет из ланнистерских псов в придачу — я, клянусь Семерыми, обрушу весь Кастерли-Рок Ланнистерам на головы. Эддард Старк неторопливо разгладил кожу на смятой карте, разложенной на обширном столе заседаний, вернул на места сдвинутые львиные, волчьи и оленьи фигуры. — Мы дали Ланнистеру два дня на размышления, добавив туда срок, за который ворон преодолеет расстояние от Утёса до столицы. — Проговорил Нед уверенно. — Тайвин Ланнистер — умный человек, ему не составит труда оценить нынешнюю ситуацию. Мы всё ещё можем покончить со всем этим меньшей кровью. — Как это вы там сказали, милорд: «меньшей кровью»? — ядовито протянул лорд Ренли. На сегодняшнем Малом Совете брат короля предпочёл скромность богатству: на нём был простой светло-зелёный камзол без парчи и бархата, у сердца вставал на дыбы маленький венценосный олень. — Вы без герольда сумели раструбить о кровосмесительной связи дочери и сына Тайвина Ланнистера на всю страну, в доказательствах имея одну лишь только книгу. — Лорд Ренли фыркнул. — Неудивительно, что Ланнистер-старший рвёт и мечет у себя на Утёсе. Вепрь не пойман, песня не спета, а вот войне не миновать. — По вашим словам выходит, что покушение на короля следовало бы оставить незамеченным? — ехидно поинтересовался Мизинец, поглаживая свою остроконечную бородку. Ренли одарил Бейлиша взглядом, полного презрительного превосходства, со всей высоты своего лордства. — Преступников следовало бы казнить на площади Бейелора немедля: вот что предлагал вам я. С каждым днём мы даём Ланнистерам время, которое они уже — и я совершенно в этом уверен, — плодотворно использовали. До какого предательства мы тянем с казнью теперь? Мизинец тонко улыбнулся и, склонив голову на бок, хитро поглядел на Неда. — И всё же, милорды, даже при всей доказанности вины королевы и королевского виночерпия, кое-кому этот… неприятный инцидент в целом может всё же показаться весьма… весьма неправдоподобным. Лорд Ренли в гневе обернулся на него. — Если вы намекаете на Тайвина Ланнистера… — Я имею в виду Тайвина Ланнистера. — Отвечал Мизинец учтиво, однако под учтивостью его скрывалась желчь. — А также о его брате, чей сын совершил покушение на короля. Лорд Старк может продолжать наивно полагать, что Хранитель Западных земель оставит своих детей, а также родных внуков на поругание. Остаётся один выход — казнь. Нед нахмурился. — Вы говорите о детях. — О бастардах, — неприязненно исправил лорд Ренли. — У нашего государя шестнадцать бастардов, — проговорил Эддард Старк сурово. — Их вы прикажете умертвить тоже? Если бы глаза Роберта умели превращать людей в пепел, Нед обратился в него немедля. — Ты вообще на чьей стороне, Старк? — глаза Роберта налились кровью. — Ты предлагаешь мне оставить в живых подстилку Цареубийцы и трёх её ублюдков? Эта поганая сука Серсея ставила мне рога пятнадцать лет! — Я говорю тебе не о Серсее, но о детях, Роберт. — Где-то мы это уже слышали, — с холодным намёком напомнил всем лорд Ренли. Нед не обращал на выпады лорда Ренли никакого внимания, что, по всей видимости, ещё больше раздражало его. — Сколько у нас кораблей? — вопросил меж брат короля. — Пять сотен, если брать в расчёт лишь силы Королевской Гавани и Штормового Предела, — встрял Мизинец, не дав Неду произнести и слова. — Наши корабельщики трудятся каждый день, как и плотники, торговцы и капитаны… Сегодня на воду спустятся «Король Роберт», «лорд Ренли» и «Станнис» — прекрасные корабли, готовые к плаванию и ждущие исключительно вашего указа, ваше величество. — Таким образом, мы сможем разгромить всю ту малость, что выйдет из Ланниспорта. — С довольством заключил лорд Ренли. — У Ланнистеров нету столь большого флота. — Но есть армия, — заметил Эддард. — Наша армия больше в три раза, — с беспечностью отрезал брат короля, махнув рукой. Неду не требовалось понять, что все в Малом Совете были против королевского суда и приезда лорда Тайвина, настаивая на быстрой, победоносной войне и удару по Утёсу Кастерли. Далее лорд Ренли оглядел собравшихся и усмехнулся с тонким выражением презрением на губах и на лице: — Добавьте туда силы моего брата Станниса — и получите ещё десять. — Хайгарден пока не дал нам своего согласия, — сказал Нед, пытаясь урезонить брата короля. — Мы не можем надеяться на численное превосходство, если не заручимся поддержкой Мейса Тирелла, милорды. — И что же мы будем делать в том случае, если Мейс её нам не предоставит? — лорд Ренли сжал губы, чтобы не кривиться от злости и долгих разглагольствований. — Неужто ждать приезда Ланнистеров? Лорд Эддард, безусловно, имеет большое влияние на нашего государя и желает вершить всё по заветам чести, однако… однако, что вы рассчитываете делать, если Ланнистер изволит отсиживаться у себя в замке на скалах? Роберт ударил кулаком по столу. — Если Ланнистер не явится в Королевскую Гавань, я лично снесу ему и его брату их золотоволосые башки. Фигуры снова подпрыгнули, повлекли за собой карту. Нед в который раз расставил их по местам. — Участь Серсеи и Ланселя будет решать королевский суд, а мы не те люди, что позволят свершиться беззаконию в королевстве. Кроме того, без всяких сомнений, лорд Тайвин и сир Киван не оставят своих детей и внуков — подобный их поступок усомнит уверенность западных лордов во власти львов с Утёса. — К слову о детях! — воскликнул лорд Ренли, кажется, совсем не слушая Неда. — О детях Ланнистерши. Если участь Серсеи и Ланселя очевидна, то что мы решим насчет плодов кровосмесительной связи? — Их следует казнить, — с лёгкостью вынес приговор Мизинец, даже бровью не поведя. — Я вынужден согласиться с лордом Петиром, — пошаркал великий мейстер. — Мальчики… мальчики могут быть опасны для дальнейшего правления нашего государя. — Вы говорите об убийстве детей, — процедил Нед грозно. — А вы то же самое говорили нам о девчонке Таргариенов, — отмахнулся от Неда лорд Ренли, точно от докучающему ему бедняка на улицах Королевской Гавани. — Довольно с нас пустых бахвальств, милорды — нужно показать стране твёрдую королевскую руку. Все сановники — кроме Неда и Роберта — согласно закивали, поддерживая это общее решение. — Итак, — подвёл итог лорд Ренли. — Если большая часть согласна, нам нужно решить, что это будет. — Яд? — вяло предположил Мизинец. — Но яд — оружие труса… — внезапно усомнился лорд Ренли. — Вы смеете обсуждать подобное, исходя из того, что считается оружием труса, а что — нет? — Нед уже собирался подняться, пока король молчал, хмурый, как туча, чтобы заглянуть каждому из этих людей в глаза и спросить: смогут ли они самолично совершить такой низкий поступок? — С меня довольно, милорды. Лорд Ренли демонстративно закатил глаза. — Милорд Эддард… — Пошли вы все вон, проклятые! — вдруг взревел король, в испепеляющей ярости метнув початый штоф с борским золотым в стену. Металл ударился о мёрзлый камень с заливистым звоном, точно от удара колокола в Септе Бейелора, запачкав и ковёр, и пол алыми брызгами. — Кроме тебя, Нед! Ты останься. Все немедленно поспешили выйти. Мейстер Пицель, подобострастно улыбаясь и кланяясь в пол, с удивительной для старика быстротой собрал все документы и бумаги, необходимые для заседания, при этом заискивающе улыбаясь перед Робертом и Недом; Мизинец сузил глаза, с любопытством склонил голову на бок в преддверии ссоры меж королём и его десницей — верно, сожалея, что не станет её свидетелем. На последок только лорд Ренли неудовлетворительно просверлил Неда взглядом — в этом его взгляде его не читалось ничего, помимо колкой неприязни. Вскоре массивные двери из твёрдого дуба захлопнулись; Нед с Робертом остались одни. Когда это произошло, Роберт расслабился и сел свободнее, будто избавился от непомерного груза, отяжеляющего спину плечи, и откинулся на спинку стула. — Здесь нечего больше обсуждать ни с тобой, ни с теми болванами, — наконец устало молвил король, обращаясь только к Неду. — Я прикажу отрубить голову и Серсее, и этому идиоту Ланселю, а Кивану Ланнистеру и его братцу скоту Тайвину велю сложить с себя полномочия Хранителя Запада, если он не захочет разделить судьбу своей дочурки и сбежавшего сынка. Песенка Ланнистеров спета — и, если они вздумают противостоять мне, я не оставлю на их сраном Утёсе камне на камне, клянусь Семерыми. Нед, однако, не повиновался королевской воле — оставить Роберта одного, — и остался. — Поговорить ещё есть о чём, государь, — сказал Нед смело. — Если ты снова заведёшь разговор о детях Серсеи… — Роберт с чувством сплюнул на ковёр, отороченный дорогой мирийской тканью и карминовыми винными узорами. — Шлюха Цареубийцы и её ублюдки не заслуживают милосердия. — Король поднялся. Голос его не выражал ничего — только стальную решительность. — Ты оставишь детей в живых, Роберт, — Нед тоже встал из-за стола. С карты Вестероса, изукрашенной красками всех Великих домов королевства, его искоса сверлили рубиновые бусинки глаз львов Ланнистеров. — Ты смеешь мне приказывать, Старк? — Роберт потемнел от гнева. — Уж не забыл ли ты, что говоришь с королём? — Я не забыл, светлейший, — учтиво отвечал Нед. — Однако теперь я и в самом деле узнаю лишь короля, а не человека, прославившегося на всю страну своей храбростью и благочестием. У Роберта хватило стыда покраснеть. — Ты уже уговорил меня оставить жизнь девчонке Таргариенов. Не смей просить от меня большего. — Это невинные души, Роберт, — с укором объяснил Нед. — Ты столько лет растил их, как своих. — Как своих! — взревел Роберт, что твой мамонт. — Поганых ублюдков Цареубийцы! Роберт в дикой ярости смёл со стола все приборы: блюда, позолоченные чаши, дорогие штофы. Он мог бы позволить себе подобный всплеск бешенства ещё при всём Малом Совете — что не раз случалось и за долго до этого чётного по счёту заседания, однако сдержался, обличённый скопившимся в нём запечатлённым гневом и неутолимой злобой. — Никакой пощады! — ярился король. — Никакой пощады для детей этой ланнистерской шлюхи! Что ты предлагаешь мне сделать ещё, Нед — может отпустить и её, и её любовничка прочь?! Да не бывать этому! Нед уклонился от летящего в него меха с вином. — Подобным решением ты покоробишь веру людей в честность своего правления Роберт, — отвечал Эддард. Роберт рвал и метал, круша вещи и мебель перед собой, однако Нед не боялся войти в королевскую немилость. — Джоффри, Мирцелла, Томмен… Они не должны пострадать из-за опрометчивых поступков своей матери и отца. Прошу тебя, светлейший, не будь тем королём, которым боялся стать. — Ты смеешь сравнивать меня с Эйерисом?! — прорычал Роберт Неду в лицо через стол. Напоминание о последнем Таргариенском короле только сильнее распалило его, точно огонь сухое сено. — Я не сравниваю тебя ни с кем, Роберт. Народ, — (и я тоже, хотел было добавить Нед), — ждёт от тебя справедливых поступков. Поступков, достойных короля. — Короля-дуралея. — Роберт в исступлении осел на стул из красного дерева, закрыл лицо руками. — Справедливого короля, что пощадит безвинных детей, — исправил его Нед в холодном спокойствии, непоколебимый, как скала. — Довольно крови, довольно бедствий, наполнивших наше королевство. В синих глазах Роберта Эддарду увиделась не только истинно баратеоновское своенравнее, но и боль. — И что ты же предлагаешь сделать с ублюдками Цареубийцы, Старк? — спросил Роберт жёстко. —Неужто простить и отпустить? — Роберт захохотал собственной, как ему казалось, остроумной шутке, придерживая руками объёмный живот, и потянулся к последней оставленной на столе чаше. — Отослать их на Север, государь, как Теона Грейджоя после неудачного восстания его отца. Мальчики получат достойное образование, — прервал его Нед. — И не будут наследовать никаких земель. После их можно отдать на обучение септонам, как того требует закон со времён Эйегона III. — Септоны-кровосмесители, — Роберт отсалютовал ему чашей. — Прекрасная идея, Нед. — Всё ещё можно отправить их в Цитадель, государь. — Мои советники считают по-другому, Старк. — В таком случае, не буду отговаривать вас от их советов, государь, — проговорил Нед с поклоном. — Когда я смогу снять с себя полномочия королевского десницы? Когда вы назначите на этот пост лорда Ренли? Роберт усмехнулся. — Не будь ты до сих пор моим десницей, я бы давно приказал казнить тебя, Нед. — Сочту за честь, что, в таком случае, вы сохранили мне жизнь, ваше величество, — Эддард впервые за долгое время искренне и тепло улыбнулся. Роберт обессиленно закинул руку в заляпанном борским вином и кушаньями дублете на поколоченную государем же спинку стула. — Я подумаю насчёт твоего предложения об её детях, Старк. — Нехотя сказал Роберт спустя долгое мгновение. За окнами смеркалось, но в душе Неда взошло солнце. — Однако, если слова моего братца придутся мне по душе больше твоих — большего просить не смей, — повторил король. — А теперь поди вон — я более не хочу видеть никого из вас. Уходя, Нед поклонился вновь. Двор, несмотря на поздний вечерний час лисы, был неспокоен и бурлил, точно крутая горная река. Красный Замок насчитывал в себе порядка двухсот лордов и леди, новопомазанных рыцарей и бессчётное количество слуг, но все они — лорды, леди, рыцари, — высыпали под кровли Кухонного Замка, когда на небе уже начали собираться звёзды, обсуждая слухи о недавно произошедших событиях. Нед возвращался в свои покои в Башне Десницы, минуя эти пёстрые стайки придворных и их тихий шёпот, которым они сопровождали его путь. «Думают, не свихнулся ли я», — думал Нед, проталкиваясь меж густое людское скопище. И в самом деле, кто из ныне живущих в добром здравии и уме осмелится бросить вызов золотым львам с Утёса Кастерли? Когда Нед поднялся по узкой крутой лестнице и вошёл внутрь Башни Десницы, внутреннее убранство комнат потрясло его — в отличие от первых дней приезда, теперь здесь было пусто и одиноко, точно на далёкой снежной равнине: все вещи — большинство удобных кресел, подсвечников, даже столиков из крепкого ясеня, привезённых им с Севера, его личная Гвардия отнесла на корабли, которые должны были отвезти Сансу и Арью в Риверран на «Быстрокрылой», ближе к матери. Двумя днями ранее Кейтилин вороном прислала письмо, что успешно добралась до Речных Земель и встретилась с отцом и братьями; письмо её было пронизано любовью и томительной тоской; она ждала, когда он, Нед, вернётся в Винтерфелл и воссоединиться с ней и их детьми. Эддард много раз перечитывал письмо — он вспоминал жену с распущенными рыжими волосами, разметавшимся по нагой груди, с мягкой кожей, пахнувшей ароматной лавандой. Нед так скучал по ней. По Кейтилин, по сыновьям и… Мысли его снова коснулись дочерей, Нед помрачнел. Он не видел Сансу и Арью с самого дня королевской охоты, когда Роберт, только-только вернувшись, вмиг отрезвевший и разъярённый, ворвался в покои королевы. Роберт бушевал страшно. Он проклинал Серсею и дом Ланнистеров, клялся, что расправится с ней немедля; потребовалось много времени, чтобы успокоить Роберта и отвести его в королевские покои. Серсею, бледную и окаменевшую, незамедлительно заточили в подземелья Твердыне Мейегора. Роберт, после напившийся ещё сильнее, требовал сиюминутную казнь на площади Бейелора Святого, однако Нед и королевские сановники, исключая лорда Ренли, настояли на королевском суде. «Если убить леди Ланнистер, случится война», — сказал тогда Малому Совету Нед. «Война будет, — уверил его лорд Варис, пожав полными плечами. От него веяло благовониями и морской солью, Нед закашлялся. — Единственное, о чём стоит задуматься, когда же она случится, милорд». Сегодня король направил юркого лорда Вариса осмотреть королевский порт со строящимися там кораблями — оттого евнуха не было на Малом Совете. Пожалуй, прежде Нед никогда не чувствовал себя в столице таким потерянным — он не видел, но знал, что дородный евнух поддержал бы слова Петира, Пицеля и лорда Ренли. Нед и подумать не мог, что на Юге взрослые и учёные мужи могут серьёзно обсуждать казнь невинных детей. «Смог бы он сам расправиться с маленьким принцем Томменом, Мирцеллой и Джоффри, если так решит король?» — думал Нед, снимая стоптанные сапоги и ложась на холодную застеленную постель. Его же собственные дети… Санса горько плакала, когда двор заполонила городская стража и личная охрана Роберта, отыскивая по всем закоулкам дворца солдат Ланнистеров и домашнюю гвардию королевы, Арья молотила кулачками в дверь, требуя немедленно выпустить её и не причинять боль Сирио. Бедняжки полагали, что в городе началось восстание. К вечеру всё успокоилось, но на сердце Неда легче не стало. Он рассказал дочерям, что произошло на королевской охоте, ничего не тая и не скрывая, однако дочери восприняли и свежие вести, и новость об их отъезде по-разному. Санса выглядела опустошённой и шокированной, не переставала плакать и прижимала шёлковый платок, подаренный ей принцем Джоффри, к груди и сердцу; Арья же хотела знать все подробности. Нед отказал ей. Никто не мог знать, как будут развиваться события в дальнейшем, и Нед не хотел тревожить и без того беспокойный детский рассудок. Эддард приставил к детям септу и с головой окунулся в королевские заседания — их прошло не менее четырёх, пока они не расставили по местам всё нужное. Думы о том, что Серсея расскажет об их встрече в Богороще не волновали Неда — он знал, что ответить и перед королём, и перед Малым Советом. Нед не знал лишь, как чувствуют себя Санса и Арья — за королевскими приготовлениями к войне у него совсем не было времени посетить их обеих. Нед ночевал в Малом зале и просыпался там же, среди бумаг, документов и писем, которые требовалось отослать Великим лордам Вестероса. У него просто не было времени… Утром ему следует проведать дочерей. Сменив собою час сокола, час ястреба заботливо окутал небо над Королевской Гаванью тёмной вуалью, однако Эддарду Старку не удавалось выспаться ни прошлой, ни сегодняшней ночью. В столице Неду не редко приходилось просыпаться от кошмаров, однако в последние дни сны его сделались особенно нехорошие: Эддарду виделась Лианна на окровавленном ложе, Лианна в окружении синих лепестков зимних роз. «Обещай мне, Нед, — едва слышно шептала сестра, сжимая его запястье мёртвыми бледными пальцами, и мольба Лианны навеки легла нерушимой клятвой в сердце Неда. — Прошу, обещай мне, милый брат». «Обещай мне», — дважды ударило в сердце Эддарда Старка, однако теперь он не узнавал в этих словах слабый голос своей умирающей сестры: в трогательных речах Лианны Неду чудился звонкий голос принца Томмена, играющего с дворцовыми кошками в Малом зале; то были переливчатые напевы принцессы Мирцеллы, заплетающей Сансе волосы в две тяжёлые огненно-рыжие косы и непритворно восхищающейся их красотой. Это был смех юного принца Джоффри, мальчишки самовлюблённого и нервного, но от того не менее задорного и беспечного в своей наивной детской беззаботности. «Это всего лишь дети, — думал Нед, лёжа на своей постели в Башне Десницы, просторной и невыносимо одинокой. На языке Неда горчило, мысли были тоскливы и хмуры. — Не им расплачиваться за грехи своей матери и отца». Беспокойный летний ветер ударился об оконные ставни чёрными птичьими крыльями, Нед заворочался на постели, кулаком взбил осевшую пуховую подушку. Без Кейтилин кровать казалась ему излишне широкой, а ноша на сердце непосильно тяжёлой. Пролежав с закрытыми глазами ещё некоторое время, Нед с неохотой встал и подошёл к окну. Со времени самого Эйегона-Завоевателя Башня Десницы была и по сей день оставалась самой высокой постройкой в Красном Замке: она взмывала своими шпилями глубоко ввысь, казалось, накрепко врастая в небо, точно гигантский вьюн из сказки старой Нэн. Двор отсюда был как на ладони: Эддард мог видеть стелющейся по земле мерцающий тёплый свет, исходящий из окон лордов и леди, пару-тройку слуг, выносивших остатки еды после вечерней королевской трапезы. Жизнь вокруг Неда словно остановилась, с надлежащей покорностью отдавая своё законное место всесильной царице-ночи. Эта самая царица сейчас была прямёхонько перед и рядом с Недом, однако мысль, отчаянно стучащая в висках сотней ударов Кузнеца, ударяющего своим молотом по раскалённой добела наковальне, рвалась наружу, никак не давая ему столь желанного покоя. Нед что есть силы пытался отвлечься от душевных терзаний, уверяя и себя, и разум, что поступил так, как того требовал закон и как поступил бы каждый, кто оказался на его месте, верный нелёгкой ноше чести и своему долгу, однако рой тягостных дум по-прежнему терзал его рассудок. «Тот, кто выносит приговор, сам должен занести меч, — напомнил внутренней голос Неду и заговорил вновь, нарастая, подобно шуму волн в бушующий шторм: — Иначе поступить нельзя». Поэтому, в этот поздний час, ведомый неожиданным душевным порывом и зовущим гласом совести, Нед быстро оделся, засунул кинжал за пояс, натянул сапоги и спустился по ступеням башни Десницы тихо и мягко, словно призрак. Эддард остановился у подножия широкой лестницы Кухонного Замка, оставив за собой Тронный зал и Гульбище предателя. Острый ночной холод ударил ему в глаза, в грудь, Нед задохнулся. Впереди, за головокружительно узким мостиком щерилась стальными пиками Твердыня Мейегора — этой ночью возле неё нёс караул сир Меррин Трант, с щетиной грязно-рыжего цвета и в своём неизменном белоснежном одеянии Королевского Гвардейца, однако он обратил внимания на Неда не больше, чем несколько караульных на стенах. «Плохо, что караульных так мало, — подумал Нед. — Никто не знает, что может свершиться этой ночью». Его обеспокоенность была вызвана солдатами Ланнистеров, что до сих пор сновали по Королевской Гавани, точно сорная трава. В городе их всё ещё оставалось около двух тысяч; эти самые две тысячи, несомненно, представляли угрозу не только для жителей, но для королевской четы в целом. Золотые Плащи, расставленные в городе волей Роберта, стерегли порядок в Королевской Гавани денно и нощно, пока ланнистерские солдаты нетерпеливо ждали решения суда для королевы и мальчика, запертые в кабаках, перинных домах и пабах. Некоторые из них всё же смогли провести стражу: сняв свою ало-золотую броню и обменяв её на пару серебряных монет, они вышли в город как жители Королевской Гавани, вооружённые и жаждущие крови, а потому требовалось расставить караульных на улицах, на площадях и у ворот, — только это могло бы уберечь и город, и замок от бессмысленной и беспощадной резни. За этими размышлениями Нед сам не заметил, как пересёк ров и оказался за внутренним ограждением Твердыни — там, где сам Мейегор Жестокий приказал основать подземелья, имеющие за собой гнилую репутацию и не представляющие для своих обителей ничего, кроме запаха пота и пустой безнадёжности. Здесь, перед массивной кованой решёткой, Неда встретили два стражника, но, ничего не сказав, только хмуро поклонились королевскому деснице, измотанные переживаниями и ночным караулом. Подземелья под Твердыней Мейегора являли собой длинные низкие чертоги, наполненные вездесущем мраком и тишиной. По ледяным каменным стенам, будто изворотливые лозы растений, вились белёсые узоры селитры. Роберт настаивал на заключении королевы и её детей в каменном мешке, однако Нед отговорил короля, несколько смягчив его решение. Серсея с детьми ожидала суда в одной из тюремных камер Твердыни Мейегора; Лансель — здесь же, ярусом ниже, в зловонной камере, кишащей крысами, пропахшей мочой и другими нечистотами. «Он ведь ещё так молод, — с грустью осознал Нед, не свойственной для северянина, оплакивающего ребёнка из враждебного дома. — Если бы он не решил последовать за королевой, ничего этого не произошло. Он всё ещё мог жениться, завести детей и стать полноправным хозяином Ланниспорта». Нед прошёл дальше, вниз по узкой замызганной лестнице — прямо и вниз, прямо и вниз. На нижних ярусах потолок стал заметно понижаться; камеры сделались теснее. Эддард снял факел со стены, освещая себе путь, точно проводник, ведущий за собой людей. Королева должна была располагаться темнице в самом лоне Твердыне Мейегора во тьме, что правила в подземельях, как и ночь, единоличной царицей; однако Эддард и вовсе бы не заметил королеву в этой всепоглощающей черноте — если бы не золото волос. Серсея, однако, с поразительной чуткостью тоже уловила его присутствие — но виду не подала. — Дети спят, — злобно шикнула во мрак королева, не оборачиваясь. Будто бы в подтверждение слов Ланнистерши, принцесса Мирцелла сонно заворочалась на коленях матери, пальцами порывисто сжала длинную материнскую юбку. Серсея нежно чмокнула дочь в светловолосую макушку, удостоверилась, что Мирцелла успокоилась, и только после этого вздёрнула голову к Неду, так и не изволив подняться. — Явились поглядеть на плоды своих трудов, лорд Старк? — ядовито вопросила королева, не дожидаясь, пока Эддард заговорит сам. Зелёные глаза Серсеи невидимо, но ощутимо впились в Неда двумя огранёнными изумрудами. — Я пришёл поговорить, но не притязаться с вами, миледи. Серсея язвительно фыркнула. — И о чём же вы хотите со мной поговорить, лорд Старк? Неужто о тех куропатках, что наш государь изволил поднести к себе на стол сегодня? — О ваших детях, — отвечал Нед спокойно. Стараясь не создавать лишнего шума, Эддард прошёл к одной из пустующих камер, вставил факел в пологий факельный остов, закрепил его. Здесь огонь разгорелся сильнее; весело потрескивая, он отвоевал у мрака пять или шесть футов. Этого было достаточно, чтобы Нед мог разглядеть лицо королевы пристальней: свет лёг на золотые волосы Ланнистерши, сбежал вниз, по холщовым рукавам платья. С мгновение Серсея щурилась, привыкая к свету, а затем вздёрнула голову кверху. — Золото, даже запачканное, всегда остаётся золотом, — надменно произнесла королева. — Золото — благородный металл, — не согласился Нед с несвойственной ему жесткостью в голосе. — Вы же отнюдь не можете похвастаться этим качеством, миледи. Серсея тихонько рассмеялась. Эддард предполагал, что она немедленно вспыхнет от этих слов, подобно факелу на стене, однако королева выглядела более, чем развеселившейся. — Отчего же нет, милорд? — Серсея провела пальцами по светлым волосам дочери, отливающими червонным золотом под неясным дрожащим светом. — Мой дом — самый богатый дом Вестероса, и вам, северной стали, вряд ли известны благородные металлы. — Вы убили Джона Аррена, — проговорил Нед сурово. — Не вам говорить о благородстве. — Экий вы всё же глупец, лорд Старк, — усмехнулась королева, не думая скрывать своего злорадства. — Неужели вы думаете, что я бы не избавилась от этого всюду сующего свой нос старикашки ранее, если бы могла? — Более вас на это подлое убийство осмелиться некому, миледи. Джон Аррен был уважаемым человеком; никто не желал ему зла ни в Долине, ни при дворе. — Неужто так хорошо знаете двор и его перипетии? — хихикнула, точно маленькая девочка, королева. — В таком случае вы действительно дурак, да ещё больший, чем я предполагала ранее, милорд. Нед свёл брови к переносице. — Я пришел говорить с вами не о... — ...не о золоте и не о дураках, я знаю, — Серсея снова поцеловала дочь в макушку, переложив её голову на ветхое сено. — Что будет с моими детьми? — Голос Серсеи поднялся, возвращая былую властность. — Ваших детей отправят воспитанниками на Север, так же, как и Теона Грейджоя много лет назад. После ваши сыновья будут отосланы в Цитадель, а дочь выдадут замуж за одного из северных знаменосцев, — ответил Нед, все ещё обдумывая прошлые слова Ланнистерши. Всё существо Серсеи было пропитано ложью, однако в сердце Неда всё же заронилось беспокойство. Но кто, кроме Серсеи, мог отважиться на убийство?.. — Выходит, вы смогли уговорить его, — молвила Ланнистерша меж тем с облегчением. — Это было непросто, — Нед покачал головой. Он совсем не хотел обманывать её в такой час, однако Серсее было необязательно знать, что Роберт ещё не вынес окончательного решения касательно судьбы её и Джейме детей. Нед был уверен, что сможет убедить и короля, и, если приложит все свои силы, Малый Совет. — Роберт согласился даровать вашим детям жизнь, но с вами... Серсея медленно поднялась, зашуршав непышной юбкой. — Так что же будет со мной, лорд Старк? — Вы предстанете перед Богами, как того требует закон, миледи, — отвечал Нед, в этом не смея лгать ей. — Ваша жизнь будет отдана на решение Верховному Септону и королю. На губах Ланнистерши вновь засквозила усмешка, свойственная вору в последние мгновения жизни. — Выходит, я предстану не перед судом, а перед королевским палачом. — Суд ещё может разрешить вам отправиться в Молчаливые сёстры. — Вы предлагаете мне загубить себе жизнь среди немытых щёлок? — Серсея полоснула его очередной усмешкой. — Ну уж нет. Роберт всегда был упрямым скотом, — в голосе Ланнистерши проскользнули странные нотки человека, довольного совершённому другим опрометчивым поступком. — Упрямым и трусливым скотом. Он никогда не мог... не смел признавать собственные ошибки. Когда я была беременна нашим первым ребёнком, он ввалился ко мне пьяный, что твой конюх, и влез, насквозь пропахший шлюхами и вином. Он оставил мне синяки везде, где только мог... везде, где меня касались его руки. «Это не я, миледи, — сказал он мне тогда на утро. — Это вино». Вино! — Серсея запрокинула голову, едва слышно засмеялась. — После, через день, я обратилась к Джейме. Он нашёл старуху, что дала мне лунный чай — и я с удовольствием избавилась от его семени во мне. Но вы, милорд... вы не Роберт. А я уж тем более. — Вы хотели убить своего короля, — весомо напомнил ей Нед. — Роберт никогда не был королём, — оборвала его Серсея. Позади неё побеспокоено зашевелись две другие златовласые головы — принца Томмена и юного принца Джоффри, — потревоженные их разговором. По коже Неда пробежали мурашки. — За него правил либо старик Аррен, либо вы, лорд Старк. Нед не отвечал. — Мой отец и дядя скоро придут сюда с армией, — встряхнув золотым водопадом волос, продолжила Ланнистерша высокомерно. — Вы, Роберт, его двое моложавых братцев можете сопротивляться сколько захотите, но со всей силой Утёса Кастерли вам не противостоять не удастся. — Утёс Кастерли силён, без сомнений, однако ваш отец — не меньший предатель, чем вы, миледи. Вопреки указам нашего государя он разорял Речные Земли, его люди убивали мужчин, женщин и детей. Боги не позволят одержать вашему отцу победу одним лишь золотом и кровью. Королева поглядела на него с холодной улыбкой — такой же, как и у её брата — режущей, точно нож. — Подумайте хорошенько, милорд, — проговорила она тихо. К чести её, ныне Серсея говорила правдиво. — Подумайте, чью сторону вы действительно хотите поддержать в этой войне. Поверьте... ведь вы ещё не совершили ничего из того... из того, за что можно даровать королевское помилование. — Победа в войне зависит не от вашего отца, миледи. Роберт — законный король, и сломить его правление — не под власть лорду Тайвину. Улыбка королевы из студёной обратилась в сладкую: — Но под власть вам, милорд. Нед дёрнулся. — Вы предлагаете мне измену. Серсея прошла несколько вперёд, шурша смятыми туфлями по сену, и через решётку стиснула его руку. — Я предлагаю вам свободу, лорд Старк, — мягко пообещала королева. — Я предлагаю вам победу в войне. Буду честна с вами, милорд: мой отец всегда относился с уважением к людям, преклонившим перед ним колено. Он позволит вам убраться в ваш унылый северный край вместе с женушкой и детьми — и сохранит за вами титул Хранителя Севера. Склоните колени перед моим отцом, лорд Старк, и войне — конец. Нед уверенно отстранил её руки. — Вы знаете мой ответ и без того, миледи, — проговорил Нед и спешным движением оправил плащ. — Я никогда не предам государя и его власть. — Холод и темнота разъедали глаза, однако слова Ланнистерши с лёгкостью оживили в воспоминаниях Неда призрак Винтерфелла; Санса и Арья смотрели на него в трепетном ожидании, ласковые руки Кейтилин звали к себе в постель. — Я понимаю ваше положение, кузена и детей; потому я не доложу об этом разговоре ни Верховному септону, ни Роберту. Доброй ночи, миледи. Нед развернулся, намереваясь уйти. — Что ж, ваша воля, — дикой львицей оскалилась Ланнистерша ему вслед — точно так же, как и пару вечеров назад в Богороще. — Однако, могу ли я попросить вас об услуге, милорд десница? — Тонкий, грациозно-изогнутый стан Серсеи выплыл к Неду, отпущенный мрачными пальцами тьмы. Даже в тюремной робе она оставалась красивой: грубая ткань не скрывала её изящный стан: высокую грудь и округлые бёдра — ни дать, ни взять — Матерь, взирающая на него со своего холодного мраморного пьедестала. — Что вы хотите от меня, миледи? — спросил Нед. — Самую малость, что вы можете дать мне, — сказала Серсея. — Игрушку моей дочери. У того кукольника, что обычно делал ей их. У вас ведь тоже есть дети, лорд Старк, — с необычной грустью, что Нед прежде не слышал в её речах, проговорила королева. Эддард удивился ласке и любви, играющей в её голосе. — Прошу, не лишайте мою дочь последних мгновений радости, проведённых с её родной матерью. «Санса тоже любит играть в куклы», — подумал Эддард отстранённо. Арья всегда предпочитала забавы с мечом этому «глупому сестринскому занятию», как она считала — Нед никогда не останавливал младшую дочь в размышлениях, в отличие от жены — однако Санса любила проводить время игрушечными дамами и леди. Санса долго расчёсывала своим куклам волосы и нянчилась с ними, точно с собственными детьми, давала различные имена. Эддард помнил некоторые из них: «Артур», «Люсия», «Беатрис»... Через силу заставив себя прогнать режущие душу воспоминания, Нед помедлил некоторое время, а потом сказал: — Я поговорю с кукольником и лично прослежу, чтобы мои люди принесли вам игрушки для Мирцеллы. — Ваше милосердие вас погубит, — яд вился на пухлых устах Ланнистерши, застывал в её злых, наполненных желчью словах. — Милосердие никогда не бывает ошибкой, миледи, — сказал Нед. Теперь он был уверен в этом, как никто другой. Пьянящее сладостью и теплом утро встречало его пением птиц и ясным небом. Нед завтракал с Робертом в королевской приёмной, что была больше зала заседаний Малого Совета, но по-прежнему окружённая мягкими тканями и дорогой мебелью; в воздухе витал запах свежих яиц и молока, что король предпочитал на завтрак. Этим утром Роберт не выглядел куда менее пасмурным, чем вчера, напротив: он сиял радостью, точно победил одной из битв — с Утёса Кастерли пару часами ранее, в час жаворонка, пришло ответное письмо. — Как же! — довольно говорил Роберт, потрясая вилкой с наколотой на неё обжаренной лакомой гренкой, точно мечом. Полное лицо его горело яркой краской, густые брови в возбуждении тряслись. — Поганец понял, что со мной шутки плохи. Верно, он, испугавшись за жизнь дочурки, уже едет к нам снимать с себя полномочия — скорее бы! Ты же не вскрывал письмо, Нед? Прочитаем его на Малом Совете. Нед лишь несмело улыбался и согласно кивал головой. Несмотря на недурную погоду и ранний час сердце Неда было неспокойно. Что-то должно было случиться, думал он, вестимо, что-то плохое — Эддард не сомневался в этом, — но так и не мог понять, что должно было омрачить его покой. Нед старался не придавать этому кислому чувству особого значения — он очень устал за последние дни, и в нём говорила обычная тревожность, — ничего из того, чему бы следовало придавать особое значение. Поэтому Нед молча слушал Роберта, изредка заедая неудачные королевские шутки сочными кусками свинины. Здесь в дверь постучали. В королевскую приёмную вошёл юноша, одетый в простую хлопковую рубашку и коричневые бриджи, лет двадцати с виду, угловатый и несуразный, с потерянным выражением лица. Испуганный и трясущийся, он всем телом жался к двери, стараясь сделаться меньше, чем был на самом деле. Роберт обернулся к нему. — Кто же встаёт в такую рань кроме нас, Нед? — Роберт дружески хлопнул Эддарда по плечу. — Отчего ты не спишь, юноша? Слуга нервно улыбнулся, струсил, заикнулся, а потом сказал: — Да как же можно спать, государь... — промямлил он, белый, точно гашеная известь. — Ланнистеры ведь... Ланнистеры сбежали.