Love, Wei

Состояние, в котором границы реального и воображаемого начинают размываться: оно вырастает внутри грудной клетки как сорняк, единственной задачей которого является осквернение той благодатной почвы, в которой ему посчастливилось поселиться. Практически как в картонном блокбастере, окружающие звуки начинают деградировать в голове Усока до состояния монотонного раздражающего звона, постепенно в ответ нарастающего до такого предела, что перспектива разрыва барабанных перепонок начинает казаться скорее благодатью, нежели чем реальной угрозой. Он совершенно не понимает куда идет и что делает, он оказывается в потоке людей, и этот факт просто не дает ему возможности хоть как-то прийти в себя. В такой ситуации решиться на отчаянный шаг оказывается намного легче, чем это могло бы показаться, и уже через пару мгновений в его руке оказывается канцелярский нож… с помощью которого ему удается привести себя в чувства на короткое мгновение. И ему нужно воспользоваться этим мгновением сполна. Усок оглянулся по сторонам и осознал, что находится уже внутри станции, недалеко от турникетов. Это значит, что он каким-то образом умудрился пройти весь тот огромный лестничный пролет у него за спиной. Впрочем, сейчас было не самое подходящее время оглядываться назад и строить догадки, и поэтому он встал лицом к ряду пропускных машин, не позволяя себе тянуться обратно даже на физическом уровне. Вэй, конечно же, пропал у него из виду, но Усок прекрасно понимал, что с этого тонущего корабля особо никуда не денешься, и поэтому практически уверенно, лишь слегка пошатываясь и зажимая рану на руке, он направился в сторону пропускных устройств. Каким-то чудесным образом он отыскал проездной в своей сумке буквально сразу, радуясь уже тому, что она все еще была при нем, и впервые за долгое время поблагодарил свое место работы за то, что оно предоставляет им бесплатные проездные. А учитывая то, что он, при всей кажущейся в его случае бесполезности, сумел-таки ему пригодиться, то Усок не удивится, если и правда скоро начнет верить в бога. Ну или как минимум в призраков. Турникет пропускает его вперед с коротким звоном, и как только он оказывается по ту сторону невидимого барьера, то получает удар в плечо от одного особого торопящегося куда-то пассажира, который чуть не сбивает его с ног. Его физическое равновесие оказывается столь же шатким, сколь и его психическое, и он, постаравшись выровнять себя по некоей невидимой внутренней струне, аккуратно, словно нашкодивший ребенок оглядывается на порез на своей ладони. Он понимает, ясно и четко, что выиграл себе лишь совсем немного времени, и ему надо действовать быстро. Он находит в себе скрытые силы и дергается вперед, отчаянно сжимая в руках сумку и держась за нее, как за последний оплот стабильности, но в потоке людей, вечером, в час пик, уже ничего не поможет ему оставаться невтянутым в самое сердце бушующего урагана. Ему нужно осмотреться и выловить взглядом Вэя, восстановить ту разорванную нить, что вела его все это время в нужном направлении, но он оказывается совершенно не в состоянии поднять голову. Словно на нее сверху давит невидимая, но крепкая рука. Не высовывайся. Усок идет за потоком, в окружении белой блузки, серой кофты и пары черных штанов, и совершенно не понимает, что он собирается делать дальше, когда попадет на платформу. Он уже, должно быть, уехал, это все бессмысленно! Однако ни это осознание, ни возможность развернуться и пойти в обратную сторону не спасают его от всенепременно надвигающегося кошмара. Собственные шаги кажутся ему вестниками приближающейся беды, а фоновый шум складывается в один назойливый зов смерти. Он чуть ли не каменеет от того, насколько фатальным ему видится его ближайшее будущее. Когда вскоре он оказывается на платформе, то его словно подхватывает невидимый и несуществующий ветер, который вертит им из стороны в сторону как отмершим и опавшим осенним листом. Вот только это все без толку. Где-то на четвертом круге Усок понимает, что окончательно потерял Вэя, а вместе с ним и себя заодно. Его приступ панической атаки перестает пугать его, и он смиряется с неизбежностью своей скорой кончины. Сколько он уже не дышит? Минуты две, наверное. Звуки начинают постепенно покидать его голову, а картинка в глазах становится все более и более размытой. Еще чуть-чуть, и его тело благополучно встретится с полом, который выложен негостеприимным камнем, и Усок практически расстраивается из-за того, что ему будет крайне неудобно здесь лежать. Но это все, конечно же, не имеет значения. Он проиграл ему. Проиграл Вэю еще в тот момент, когда получил то злополучное первое письмо. Когда решил не идти в полицию, когда в тот, самый первый момент по-настоящему испугался его. Ну, что же, такова его судьба, и он готов это признать, и готов сдаться, вот только… Игра не была бы настолько интересной, если бы ее можно было так просто закончить, верно? Практически в последний момент перед падением он чувствует, как сзади к нему прижимается чье-то тело, и некая рука начинает поддерживать его поперек груди. Вторая же рука незнакомца закрывает ему глаза, плотно, но нежно. Усок мгновенно приходит в себя, так, словно и не было в помине этих последних минут его слабости, словно бы еще секунду назад он стоял посреди площади и никуда оттуда не уходил. Он чувствует, как незнакомец наклоняется к нему и тихо, прямо на ухо, шепчет слова, как успокаивающую мантру. - Т-ш-ш, тише, тише. Я помогу тебе. Я выведу тебя. . Я помогу тебе. . Я выведу тебя. . Вэй Он не знает, откуда ему сразу же и доподлинно становится известно, что это он. Возможно, ему об этом говорят руки, которые крепко, но аккуратно удерживают его от падения. Возможно, это голос, нашептывающий ему слова утешения. Может быть, это какое-то божественное проведение, судьба… Но они встретились. Вот таким вот образом. Сломанный робот и преследующий его призрак. Усок и Вэй. Усок и… … КТО? Резкий порыв, образовавшийся вокруг этого ключевого вопроса, запустил в нем некий защитный механизм, и он с огромной, как ему показалось, силой вцепился в ладони его преследователя, стараясь отодрать их от себя и одновременно пытаясь выбраться из кольца его рук. И следующие минуты стали идти толчками и рывками, и стремлением освободиться, и остановиться он смог лишь в тот момент, когда почувствовал под своими ногтями кровь. - А ты любишь посопротивляться, да? – усмехнулся ему на ухо Вэй, облачая свой комментарий в очень снисходительный тон. Это словно ударило Усока по голове, и он понял, что прямо сейчас его держат в заложниках, ведут не ясно куда, и огромная толпа людей вокруг ничего с этим не делает. Что, в принципе, очень ожидаемо. Однако, тот факт, что рассчитывать в этой борьбе придется только лишь на себя, заставляет его усмирить свой перемешанный со страхом гнев и задать себе такой тон поведения, который не будет злить Вэя. Политика невмешательства в собственную судьбу. Усок то и дело ощущает, как хватка на его теле становится то сильнее, то слабее, как его поворачивают и ведут, словно овцу на заклание, а ему остается лишь перебирать ногами и стараться не думать ни о чем. И несмотря на то, что сейчас настал тот самый наилучший момент, чтобы узнать, кто же такой Вэй на самом деле, Усок, находясь в его руках, даже и не думает предпринимать подобных попыток. Он знает, что это убьет его. Они с Вэем словно возвращаются по его следам, он явно ведет его обратно, и с каждым новым шагом навстречу выходу, Усок все больше и больше обретает силы снова существовать. Он возвращается из ада, из потустороннего мира, в который имел неосторожность шагнуть, преследуя сбежавшего оттуда черта. До конца этого пути, до финальной точки остается совсем немного, и все чувства Усока напрягаются и нашептывают в его голову одни и те же слова, словно очередную мантру. Не дергайся. Но какое-то одно чувство так не делает. Какая-то капелька в его душе продолжает сопротивляться, и в тот момент, когда их крошечная делегация заступает на эскалатор, несущийся вверх, то его руки непроизвольно начинают сжиматься вновь, оставляя на руках противника еще более глубокие следы. Усок спиной начинает чувствовать, как от этого напрягается Вэй, как ему неприятно, и это ненамного, но все же облегчает его собственные страдания. Они почти выбрались, и он даже боится думать в сторону того, что должно сейчас произойти. … Но самая соль шутки заключается в том, что ничего не происходит. Вэй просто выводит его наружу, и Усок оказывается столь ошеломлен произошедшим, что на мгновение теряет связь с реальностью, и этого мгновения хватает для того, чтобы тот снова смог раствориться в толпе. Так, словно его здесь никогда не было. А, собственно, был ли он? … Усоку требуется минут пять, чтобы прийти в себя, распрямиться, окончательно смахнуть слезы с уголков глаз и щек, и направиться на автобусную остановку. Что бы с ним ни произошло, а домой ехать все равно придется. И в данный момент… даже как-то хочется. Он попытался снова заглянуть в себя и понять, какая часть его желает попасть домой для того, чтобы отдохнуть и позволить себе перезагрузиться, а какая часть желает снова найти письмо. Потому как, если говорить откровенно, после такого Вэй просто обязан ему написать. Иначе, это будет совсем неучтиво. Дом встречает его своей сухостью и однообразностью, и Усоку кажется, словно все его содержимое в один момент побледнело на один тон. На полу лежало письмо, но он сделал перед самим собой вид, что не заметил его, и устремился прямиком в душ в надежде смыть с себя хотя бы каплю этого назойливого ощущения постоянно присутствия его рук на своем теле. Пара метров, щелчки дверей, и вот Усок уже стоит, весь окутанный ощущением водного покрова на коже, и ему кажется, что в какой-то момент, еще очень давно, его жизнь перестала иметь всякий смысл. Впрочем, эта мысль не сильно долго задерживается в его словно опухшей голове, ее смывает в сток вместе с грязью с его насквозь пропитавшейся потом кожи. Смывает туда, где ей самое место. Чересчур горячая температура воды и ощущение мнимой безопасности медленно, но верно выкачивает из него остатки сил, появившиеся в результате резкого укола адреналина, и он сползает на пол и несколько минут просто сидит, ни о чем не думая и, кажется, уже толком ничего не чувствуя. Возможно, это длилось всего мгновение, но там, в глубинах подземелья, он признал свое поражение и сдался. И тот факт, что он все еще жив, означает лишь то, что Вэй захотел поиграть с ним чуточку подольше. Усок на каком-то животном уровне сопротивляется этой мысли, его инстинкты бунтуют против заключений его пораженного вирусом разума, но рациональная составляющая его личности практически всегда довлела над его чувствами. Кроме, конечно же, самых важных и значимых моментов. С улыбкой на лице он вспоминал наставление своей мамы, которое она любила повторять с поразительной частотой, о том, что думать надо головой, а не жопой. Что ж, мама, видимо, родительские наставления действуют лишь до тех пор, пока родители оплачивают твою крышу над головой. Усок, при всей своей ненависти к любым воспоминаниям из детства, иногда все же позволял подобным мыслям занимать пьедестал почета в его воображении, но заведомо добавляя в них очень много сахара, словно в чересчур горький кофе. Джинхек. Он продолжал высиживать самого себя на полу дешевой комнаты, и ему казалось, что грязь на его теле продолжала расти экстенсивно, все больше и больше выделяясь из его собственных размышлений. Душ откровенно не помогал. Выйдя из ванной комнаты и даже не потрудившись толком вытереться, Усок первым делом включил весь доступный ему свет в квартире, но даже так все выглядело и ощущалось, будто у реальности резко выкрутили яркость в обратную сторону. Тем не менее, он не придал этому особого значения, потому как по сравнению с тем, какие невероятные «приключения» происходили с ним до этого, свет казался уже какой-то незначительной и совершенно не стоящей внимания мелочью. Письмо никуда не делось, и он решил взяться за него не дробя, отчасти потому, что его нервы, натянутые до предела, рисковали попросту лопнуть от напряжения как тот самый воздушный шарик в толпе на улице. Он подошел к нему с низко опущенной головой, выглядя при этом смирившимся с наказанием ребенком, с него продолжали стекать капли воды, чертя своеобразный контур его передвижений по квартире. Вода капала и на конверт, что совершенно не беспокоило обычно крайне дотошного в таких делах Усока, и он упал на свой излюбленный диван и разорвал внешнюю оболочку послания безо всяких церемоний. «Дорогой Усок, . . . .» И после этих, уже почти приевшихся ему слов шло четыре страницы абсолютной пустоты. Усок, не поверив своим глазам, активно перебирал их, переворачивая с одной стороны на другую, но даже спустя пару минут на них не появилось ровным счетом ничего. Он вздохнул, вложив в это действие волну отчаяния, подступившую к горлу, откинул голову назад и опустил руки. Почему это все происходит? Он играет с ним, как с котенком. Нет. Он играет с ним так, как играют со слабохарактерными людьми, которые ничего не могут сделать в ответ. Он и не мог, он мог лишь лежать вот так, не до конца обсохнув снаружи и полностью высохнув изнутри. И, каким бы странным это не казалось, он ощущал себя до боли спокойно, будучи вот таким. Но Вэй не был бы собой, если бы позволил ему расслабиться хоть на секунду подольше. Завибрировал его телефон, на что Усок резко повернул голову, выныривая из своего эмоционального пузыря. Он оставил его в сумке на входе, и идти за ним не хотелось, но он пошел, поразительно быстро, стараясь сохранять баланс собственных эмоций и тела. Содержимое сумки было вывернуто наружу, и покопавшись слега в ее вещевых внутренностях, он извлек телефон и провел пальцем вправо по экрану, даже не удосужившись посмотреть, кто звонит. - Да? 0-\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\\-0000\\\\\\\\\\-00000000000000000000\\\\\\\\\\\\\ Какое-то время в трубке было слышно только слабое дыхание, довольно сильные фоновые помехи и странное шипение, как от белого шума в телевизоре. Усок поджал губы и опустил голову вниз, ощущая дикое давление от нахлынувших эмоций, но быстро пришел в себя, как он уже успел научиться, распрямился, сжал телефон в руке и начал с открытой атаки. - Что тебе надо? - В четверг… спустя восемьдесят минут… шел сильный дождь, чиркнула зажигалка… старые кроссовки были в руках… над трупом птицы летали мухи… у больших гаражей… - ДА ЧТО ТЫ ВООБЩЕ НЕСЕШЬ? Этот отчаянный крик на мгновение оглушил его самого, причем до такой степени, что он не сразу понял, что звонок давно уже был сброшен. Телефон полетел в стену, а сам Усок упал на колени, сжал голову двумя руками, едва ли не вырывая свои волосы с корнем, и застыл. Ему за сегодня хватило ощущений буквально на две жизни вперед. Завтра должен быть выходной. Он успокоится. Позвонит Джэсопу… И все будет хорошо. С трудом и со скрипом, он поднимается и бредет в полубессознательном состоянии до кровати, на которую валится, пытаясь усиленно выкинуть из головы навязчивую идею о том, что прямо сейчас за его спиной кто-то стоит и пронзительно смотрит на него… *** Утро встретило его ярким солнечным светом, который был столь надоедливым, что его буквально можно было ощутить у себя под кожей. Усок недовольно перевернулся сначала на один бок, затем на спину, а впоследствии на живот, спрятав при этом голову под подушку. Он был столь упорен в своих попытках избежать этого природного раздражителя, что ему в конце концов самому это надоело. Он резко поднялся, ощущая из-за этого легкую дезориентацию, оглянулся вокруг и совсем чуть-чуть улыбнулся. Его квартира показалась ему такой уютной, даже несмотря на все пылинки, витающие в воздухе, которые оказались проявлены из-за света Солнца. Он поднялся и отправился на кухню, чтобы сделать себе завтрак, и в этот же момент понял, что даже не сможет вспомнить, когда он в последний раз ел утром, да и когда он в последний раз вообще так хорошо себя чувствовал сразу по пробуждению. У него ничего не болело, его душу не трогало никакое переживание, погода была прекрасной, а на часах красовались гордые три часа дня. Значит вот таким и будет последний день его жизни?.. В процессе своей мелкой кухонной суеты он начал постепенно приходить в себя, осознавать все вчерашние события, и по мере того, как это снисходило на него, то его душу начал сжимать в своей крепкой руке внезапно подкравшийся со спины страх. Залитая чашка с чаем осталась стоять нетронутой. Усок, приняв сам для себя какое-то неясное решение, прошагал до коридора и поднял с пола телефон, который даже после нескольких активных попыток к воскрешению, в виде обычной и экстренной кнопки перезагрузки, так и не удосужился включиться. Усок с ироничной грустью подумал о том, что именно это ты и получаешь, когда имеешь неосторожность сорваться и бросить свое почти единственное средство связи в стену! Конечно, у него был ноутбук, а дома был интернет, но от интернета толку сейчас было мало, потому как он не сидел в соцсетях по весьма очевидным причинам. Вскрыв свое пострадавшее от вспышки гнева хозяина устройство, он аккуратно изъял сим-карту и сложил ее в кармашек сумки, валявшейся неподалеку. Ему всего лишь нужен новый телефон, и тогда он сможет ему позвонить и, наконец, попросить помощи. Потому что жить дальше в таком режиме уже действительно больше не имело смысла. Мысленно для себя все решив, Усок отправился заниматься всей своей утренней рутиной с самого начала, потому что у него, наконец-то, появился к этому стимул, появилась четкая цель, ему нужно было пойти и купить телефон, чтобы позвонить Джэсопу. Он поможет ему, помог в прошлый раз, а значит, поможет и сейчас. По завершении приготовлений он критично осмотрел себя в зеркало и решил, что выглядел на все восемь из десяти. А может и все девять, ведь он сегодня даже выспался. Вэй наверняка бы оценил. На выходе он поскидывал в сумку все, что валялось на полу, не особо разбирая вещи на нужные и ненужные, сейчас для этого был неподходящий момент. На лестничной клетке он столкнулся со своим соседом и пожелал ему доброго утра, приправив это лучезарной улыбкой. А тот даже имел наглость в ответ смутиться, что, впрочем, слегка его позабавило. Но на этом все. . . . Когда он вышел на улицу и пошел по своему стандартному утреннему маршруту, то нормально функционировать сразу стало в разы сложнее. Каждый проходящий человек виделся ему то как в замедленной съемке, словно его зажевало, то как резко дергающееся в его сторону изображение. Это пугало до неприятного сильно. Усок начал свою стандартную процедуру дыхательной техники и поблагодарил судьбу за то, что он вообще еще может дышать. Но с каждым шагом он все больше и больше погружался в мысль о том, что в таком состоянии никакой Джэсоп ему уже не поможет. Это ведь не была обычная депрессия, так?.. Усок усмехнулся сам себе и детально вспомнил его последний разговор с ним, со своим лучшим другом, который в одночасье стал для него чужим человеком. Нет, Джэсоп ему уже точно не поможет. Он продолжал идти, аккуратно посматривая по сторонам, стараясь не напороться на лишние неприятности, как вдруг его взгляд упал на кофейню, и наметки нового плана сами собой начали выстраиваться в его голове. Он обещал себе, что никогда не станет это делать. Но за всю свою жизнь он нарушил уже столько обещаний перед самим собой и перед другими, что это, последнее, уже точно не будет иметь никакого значения. Через пару минут он уже был на пороге и, увлеченный каким-то диким и странным желанием, открывал дверь, прислушиваясь к знакомому пригласительному звону. Вот только он не увидел того, что ожидал там увидеть. В кафе было до безумного пусто для выходного дня, от силы пять-шесть посетителей, и два баристы. Девушка с повязкой на руке и парень, сидящий на стуле вдалеке. Та самая парочка, про которою ему рассказывал Джинхек. Ноги сами принесли его к барной стойке, но он совершенно не понимал, почему вообще не ушел в тот момент, когда понял, что все его надежды оказались до безумного тщетны. - Добро пожаловать к нам снова! – расщедрилась на яркую улыбку девушка, - уже готовы сделать заказ? Усок взглянул на нее, такую святящуюся изнутри, счастливую, влюбленную, и каким-то образом это помогло ему вынырнуть из пучин собственного эмоционального болота и начать делать то, что он очень хорошо научился делать за всю свою жизнь - обольщать. - Честно говоря, - начал он, слегка виновато улыбаясь, - я искал Джинхека. - А я так и подумала! – ответила ему бариста, слегка рассмеявшись, а Усок в свою очередь растянул свою улыбку ей в ответ и присел на стул, - он сегодня не работает, мы его выставили отдыхать, он нас очень долгое время подменял. - Да, он рассказывал про ваши неудачные падения. Они оба снова рассмеялись в ответ друг другу, и девушка продолжила свою мысль. - Позвоните ему, если что-то срочное, он не так давно ушел, наверняка еще не завалился спать, - она взяла со стойки стакан и начала его протирать, и Усок поразился тому, откуда у всех барменов берется эта одинаковая привычка. - Честно говоря, я не могу, - он снова крайне виновато и слегка с хитринкой улыбнулся и достал из сумки свой разбитый телефон. - Какой ужас – девушка ахнула в ответ на это действие, - это как вы так умудрились? - Поверьте – тоном, пропитанным горем и отчаяньем, начал свою реплику Усок, - вам лучше не знать. Но суть в том, что мы должны были увидеться вечером у него дома. Он написал мне смс с адресом, но теперь ее даже не прочитать… - Я ему сейчас позвоню, не переживайте – мгновенно нашлась она, но затем остановилась и задумалась, - простите, как ваше имя? - Усок. Ким Усок. - Хорошо, Усок-шши, я мигом! И на этом она резво ускакала куда-то в подсобное помещение и через какое-то время вышла обратно, держа у уха телефон своей здоровой рукой. Девушка снова подошла к стойке, время медленно шло, а разговор так и не начинался. В конце концов, выдав громкий вздох разочарования, она сдалась. - Видимо, я его недооценила, и он все-таки успел уснуть… - Что ж, простите, что отнял ваше время! – практически перебил ее Усок и активно засобирался на выход, словно бы сворачивая всю свою военную кампанию на полпути. - Погодите! – его собеседница даже вытянула руку, чтобы его остановить, - давайте я вам напишу его адрес. Он ведь наверняка будет вас ждать вечером, раз вы договорились. Дайте мне еще минуту. И на этом она снова ускакала по своему прежнему маршруту, даже не дав несостоявшемуся посетителю кофейни опомниться. А тот просто присел обратно на свой стул и, кажется, попросту не верил в возможность существования столь огромной удачи. Она вернулась с бумажкой, на которой красовался гордый адрес дома, что располагался буквально минутах в пятнадцати ходьбы, и Усок поблагодарил ее так искренне, от всего сердца, и даже пожал ей руку на прощание. Кажется, она осталась крайне довольна. *** Дом Джинхека практически ничем не отличался от его собственного. Те же лестницы, тот же второй этаж, только квартира поглубже зарывалась в недра коридора. Усок, вышагивая все те же стандартные доквартирные маршруты, откровенно не понимал, что сейчас творил, но при этом он чувствовал себя словно окрыленным, и одновременно с этим ему казалось, словно он медленно истекает кровью, и его время уже подбирается к финальной точке. На первый звонок никто не ответил. Тогда он стал жать на него сильнее и чаще, и вот он уже вроде как начал расслышивать какое-то шуршание-падение за дверью, но все еще продолжал с бараньим упорством жать на этот чертов звонок, будто он был виноват во всех его существующих и несуществующих проблемах. Джинхек открыл дверь, будучи практически голым, и на его лице тут же поселилось недопонимание, которое прямо на глазах Усока таяло и превращалось в тупое удивление. - Усок?.. – аккуратно начал он, словно боясь спугнуть свое мимолетное наваждение, - что ты здесь делаешь? Как ты меня наш… Но договорить ему не дали, заткнув долгим, голодным и очень чувственным поцелуем.