grrrlz

Кётани бьёт по стене — кулаком рядом с щекой Яхабы. Шигеру не перестаёт смеяться, и это злит и смущает Кенто ещё больше. — "Как благородный рыцарь", ой не могу, — хохочет Яхаба. — Ну хватит уже, — рычит Кётани. — Ты похожа на щенка. — Я тебя сейчас ударю. — И я в ответ укушу, ты же знаешь. На секунду в смешливых глазах Яхабы что-то мелькает, страшное, опасное, угрожающее, и Кенто хочется вжаться в стену. Но Шигеру снова смеётся, и Кётани очень хочет забыть быть осторожной с ней — потому что Яхаба этого и добивается. — Лишь бы Иваизуми-семпай не увидела, — вздыхает Кётани. — Потому что это она — благородный рыцарь, который должен носить тебя на руках как принцессу? — с хитрым прищуром спрашивает Яхаба. — Нет! — заливается краской Кётани. — И как будто бы ты не хотела бы, чтобы Иваизуми-семпай заметила тебя и позаботилась бы о тебе. — Может быть, — пожимает плечами Яхаба. — Но это я хочу заботиться о тебе. — Я тебя укушу. — А я в ответ ударю. Обе дикие и агрессивные — никогда не дрались друг с другом, только обещали. — Да вряд ли она видела, — успокаивает Яхаба. — У этой газеты небольшой тираж. Вчера Кётани спасла девушку от приставаний пьяной компании — та оказалась журналисткой и написала в качестве благодарности статью. Кенто вообще не думала кого-то спасать, у неё было просто отвратительное настроение, хотелось кого-то поцарапать — и чтобы поцарапали её. Так что девушка была лишь поводом — Кётани не собиралась быть хорошей. Если бы её волчье чутьё звало бы на соседнюю улицу, то она бы послушала его и прошла мимо этой компании, но волчий клык, царапающий внутри сердца, задевал особые струны злости. Может, если бы девушки не было, драка бы всё равно случилась. В статье Кенто называют благородным рыцарем, героиней, возносят ей почести. Кётани совсем не такая. Слава о ней ходит дурная, но верная. Сейджо — это плохие девочки (кроме Киндаичи, конечно, она милый цветок среди шипастых веток). И Кётани ещё не так плоха: она со своими оскалами и нахмуренными бровями довольно предсказуема, а вот Яхаба, манипуляторша без слабых мест, — вот она настоящее чудовище. Кенто с опаской подбирается к спортзалу. Яхаба может высмеивать её сколько угодно, но репутацию плохой девочки очень не хочется рушить из-за дурацкой статьи. Она осторожно заходит в раздевалку. — Оо, вот и наш рыцарь! — сразу приветствует её Ойкава. Кётани хмурится и делает шаг назад, надеясь громко хлопнуть дверью и уйти, но упирается в ухмыляющуюся Яхабу, которая нежно придерживает её за плечи. — Это тебе медалька за героизм, — подходит к ней Иваизуми и даёт шоколадку-медальон, а потом растрёпывает её волосы. Кётани краснеет — у Яхабы что-то сжимается. Она не ревнует: если бы Иваизуми потрепала по голове её, то она бы тоже краснела — а Яхабу очень сложно смутить. Просто хочется, чтобы румянец на щеках — и из-за неё тоже. Поэтому она не убирает руки с плеч Кенто, словно показывает всем — прежде всего ей и себе — что они связаны. Кётани идёт по школьному коридору и чувствует: они все смеются над ней. Слухи распространяются так быстро — покусать бы всем глотки, чтобы заткнулись навсегда. Её не волнуют насмешки, они всегда были. Над пирсингом в брови и бритой головой, над драчливостью и угрюмостью и даже над командой — “рассадником лесбийства”. Иваизуми и Маттсун на такие замечания показывают средний палец, пока Ойкава и Макки переглядываются и уже знают грязные секреты всех — они никому их не расскажут, но от таких переглядываний и оскалов люди как-то затихают. Слава у Сейджо дурная, это точно. Вот Нэкома — котишки с когтями, Карасуно — воронята, летящие на асфальт, Фукуродани — ведьмы, на совиные перья накладывающие проклятия да точным выстрелом из лука посылающие их во врагов. И Сейджо — непонятный сорняк где-то на отшибе, шипастый и без цветов. Ни одна из них ни на что бы не променяла такое, и если быть шипами — то самыми острыми и ядовитыми, разнося со свалки на окраине ядовитость и наглость прямо в центр. Но когда третьегодки уйдут, скалиться на всех будет Кётани, знать секреты — Яхаба, и чёрт знает, получится ли у них. Кётани по коридору идёт как по минному полю, на которое ей плевать, — она уставшая и обозлённая, но быстрая. Не хочется накануне соревнований лезть в драку. Кто-то из параллели задевает её плечом и говорит: — Ну и сколько ты заплатила за статью, героиня херова? Кенто очень долго на него смотрит — таким злым пронзительным взглядом, и его улыбка пропадает с лица, словно Кётани её сцарапала своими короткими ногтями. Она даже тянется рукой, чтобы и правда проехаться по его лицу — “вот столько каждому мудаку из той компании” — и пнуть бы его просто так, но в конце коридора появляется учительница, и её мягкая походка словно говорит “ещё одна такая выходка — будешь отстранена”, поэтому Кётани разворачивается и уходит в тишине. Она идёт в зал, хотя сегодня у них выходной, и с грохотом пинает скамейку в раздевалке, а потом садится в самый угол, вжимается в стену и закрывает глаза. Не плачет — к чёрту — но сглатывает чувство обиды. Получается плохо — какой-то ком в горле мешает — и Кётани вписывается ногтями в собственные ладони. Кто-то кладёт голову на её колени — а она даже не слышала, что кто-то зашёл. — Не нужны мне твои нежности, — не открывая глаз, Кенто узнаёт Шигеру. — А мне твои очень нужны. Яхаба сначала берёт в свои руки ладони Кётани, гладит по царапинкам. — Я не… — Чшш. Кенто слушается и замолкает. — Я знаю, что ты не переживаешь и что ты сильнее, чем они все. Кётани кивает, мол, так и есть. Яхаба касается кончиками пальцев её губ. — Когда-нибудь я тебя поцелую, и это будет на первой полосе во всех газетах. Кётани неотрывно смотрит на неё несколько секунд — растерянность сменяется на что-то новое — не злость, и Шигеру, готовая к взрыву, немного успокаивается. — Нет уж. Давай об этом никому не расскажем, — спокойно говорит Кенто. Яхаба широко раскрывает глаза — между её шипами появляются бутоны — и смеётся. Школьный звонок где-то вдалеке сообщает, что они прогуляют уроки; временное укрытие в чужих прикосновениях грозится стать постоянным, но ни Кётани, ни Яхаба не собираются этому сопротивляться.