grrrlz

Укай смотрит на то, как Ямагучи выигрывает уже пятую подачу подряд, и даже не думает попросить её быть полегче с командой первогодок-второгодок. Теперь, когда Тадако капитанша, когда Кагеяма и Хината наконец-то стали пытаться говорить о чём-то кроме волейбола, когда Тсукишима... ну, не особо изменилась, лишь ещё подросла — третьегодки могут и вчетвером обыграть кого угодно. И Кейшин очень хочет, чтобы девочка, которая раньше была так не уверена в себе, сейчас красиво сияла и гордилась собой. — Я так рада, что ты не ушла после первого года, — заглядывает в спортзал Такеда-сенсей. — Угу, — бормочет Укай и отворачивается, пытаясь делать вид, что полностью сосредоточена на тренировке Карасуно. — Куда ж вас бросить, особенно когда столько новеньких пришло. Итсу садится на скамейку рядом. Укай немного нервничает. Вот на её первом году ничего этого не было бы — неловкости, нервов и желания украдкой поглядывать — и Укай из прошлого бы насмешливо курила в лицо настоящей. Но всё меняется. Старая жизнь сменяется новой, когда они отмечают с Такедой у неё дома начало нового учебного года — второго для Кейшин — и с алкоголем горло греет весна и ожидание перемен. Такеда, будучи учительницей, к смене годов, к выпуску и к новичкам привыкла, а вот для Укай это становится неожиданностью, и она пьёт больше обычного, когда не видит на церемонии бывших третьегодок. Хотя Итсу тоже переживает: девочки стали уже родными, и с ними она действительно многое пережила. Впрочем, вроде как никто из них не уехал из Мияги, поэтому они обещали иногда заходить проверять, как идут дела. — Мне страшно, что я не смогу так же гореть за новых Карасуно, как за старых, — признаётся Укай и сама себя одёргивает: не хочет быть слабой перед Такедой. — Ты хорошая и ты их примешь, — убеждает её Итсу. — Я плохая, я всего лишь продавщица в магазине, которая случайно попала в лучшее приключение, но зачем-то осталась, хотя ей уже пора. — Глупая! — Такеда с громким стуком ставит на стол стакан. — Во-первых, нынешние второгодки и третьегодки — всё ещё твои старички. Во-вторых, это приключение продолжается, и ты нам всем нужна в нём, особенно мне. И ты мне нравишься, поэтому я не хочу тебя так просто отпускать. Налей мне ещё пива, пожалуйста, — она пододвигает свой стакан. Укай машинально исполняет её просьбу, а потом повторяет: — Я тебе нравлюсь. — Смотри какие смешные пенные усы сделаю. — Что значит, что я тебе нравлюсь? — То и значит, что хочу усы оставить на тебе. Такеда тянется через весь стол и чмокает Кейшин. — Вот так ты мне нравишься. — А. — Очень хочется спать теперь, — вздыхает Итсу и перебирается на диван. Укай медленно покрывается красными пятнами, осознавая, что случилось, а потом долго лежит в кровати и смотрит, как растворяется в темноте потолок и приглашает её слиться с вечным тоже. Такеда сейчас бы шептала какое-нибудь хокку, но она храпит в соседней комнате. Итсу на самом деле очень смелая — Укай всегда восхищается. Без её способности сделать первый шаг, уверенный, немного безрассудный, вызывающий уважение своей дерзостью, ни черта бы в этом мире не сложилось: не было бы тренерши Укай, не случился бы тренировочный с Нэкомой и потом токийский лагерь, не осталась бы Кейшин на второй год, не попробовали бы они встречаться. Хотя это Укай предлагает — чувствует, что сама должна сделать первый шаг хоть когда-то. Такеда немного думает. — Слово попробовать кажется страшным, — честно признаётся она. — Я ведь не молодею и могу превратиться в старушку в один день. — Ты ещё молодая, тебе до старости далеко! — возражает Укай. Итсу грустно улыбается и соглашается. Они пробуют эти отношения уже год — ходят на свидания, разговаривают, целуются — один раз даже в школе в учебное время! И Укай знает, что от неё ждут чёткого ответа, но она всё никак не может подобрать подходящий момент: она очень хочет удивить, по-хорошему смутить Такеду, показать ей, что она тоже много думала об их отношениях и плавно они стали такой важной частью жизни, что она не сможет их отпустить. Год кажется очень долгим для принятия решения, но взрослая жизнь бросает их в такую кутерьму событий, что время пролетает незаметно. Укай учится работать с новенькими и с повзрослевшими старенькими, Такеда пытается справиться с нахлынувшим раздражением, когда ученики абсолютно неверно, с противоречиями тексту трактуют произведение. Ей обидно за авторов, даже если она их не любит, что их мысль не прочитывается, и не потому, что автор плох, а потому что читают его невнимательно — лишь для галочки на уроке. Впрочем, ей удаётся придумать такие задания, которые мотивируют учеников читать вдумчивее, и гордится своей находкой — Укай заботливо целует её в лоб и рассказывает взамен, как ей надоели семейные ссоры в её магазине. Они обмениваются этой взрослой усталостью — и ещё объятиями, “давай я приготовлю нам ужин — ох, спасибо, а я сделаю тебе неуклюжий, но нежный массаж”, совместными походами по магазином и громким смехом, неприличным вообще-то для таких, как они. Кейшин знает, что Итсу ей нравится; в её чувстве меньше импульсивности и энергии, оно тихое, словно сразу пришло к ней старым, родным и домашним, но это не делает его слабее. Нужно только найти для него правильные место и время. Такеда расспрашивает что-то о новеньких. Раньше было так приятно объяснять ей термины, приёмы, правила и видеть, как её глаза горят, — теперь она всё сама знает не хуже. Итсу умная девочка, куда умнее Кейшин, хитрее и где-то сложнее, она читает книги, которые Укай бросает после первой главы, и, когда волнуется, говорит метафорами — Укай их расшифровывает, но не всегда мгновенно. Её пугает, что Такеда может встретить кого-то не такого простого и наивного, как Кейшин, но гораздо более решительного. После очередного очка, которое получают третьегодки — Укай сбивается со счёта, — Тсукишима спрашивает: — А мы летние каникулы здесь начнём или всё-таки дома? Она не становится менее вредной — напротив, теперь преимущество возраста позволяет ей дерзить и младшим, только вот их она трогает лишь в том случае, если они ведут себя неправильно. — Ох, простите, — спохватывается Укай. Она действительно их задерживает. — Конечно, идите по домам, хорошо отдохните, тренировки начнём чуть раньше, чем учёбу. Девочки кивают и расходятся. — Останься, пожалуйста, — просит она Такеду. — Ага. Она снимает очки и кладёт голову на колени Кейшин. Та мягко гладит её по волосам. Укай из прошлого такие вольности бы себе не позволила. Она всё время стеснялась того, какие сильные чувства в ней вызывает простое прикосновение, но со временем поняла, что в нём нет ничего плохого и что можно наслаждаться почти невесомой близостью. — Прости, — вдруг говорит Итсу. — За что? Укай замирает. Очень страшно услышать что-то вроде "я устала от этих половинчатых чувств, давай всё закончим". То, что они пережили трагичность юности, значит, что они могут позволить себе потратить больше времени на размышления, не кидаясь в чувства мгновенно. Взрослая жизнь кажется очень долгой — но прямо сейчас Кейшин думает, что она заканчивается. — Я так эгоистично затянула тебя в эту работу, и ты ведь думала об уходе, а я уговорила тебя остаться. Мне просто хотелось, чтобы ты была рядом, и мои желания для меня оказались важнее твоих. — А сейчас не хочется быть рядом? Итсу краснеет и шепчет: — Очень хочется, — она всегда как будто чувствительнее без очков и больше смущается. — Но ты не то из моего сообщения вытащила. — Всё то. Если бы мне не хотелось — я бы ушла, а так я действительно сомневалась, выбирала, и ты мне помогла этот выбор сделать. Никогда не извиняйся за то, что ты появилась в моей жизни и осталась надолго. Я бы хотела — до совместной старости. Итсу ошарашенно молчит, пока Кейшин давит в себе желание закурить — не в спортзале же. А потом Такеда тянет Укай к себе — целует. Курить хочется сильнее — или вовсе бросить. — Значит, всё-таки наше попробуем стало чем-то большим? — осторожно спрашивает Итсу. — Переезжай ко мне, — выпаливает Кейшин и отвешивает себе мысленный подзатыльник. Вовсе не так это должно звучать. И не здесь. — Вот так сразу? — Давай поживём вместе на летних каникулах, — исправляется Такеда. — Это ведь вообще всё прояснит между нами, так что я надеюсь, что действительно сразу и навсегда. Здесь и сейчас, этими словами — всё ведь правильно. И каждый момент — подходящий. Это урок трагичной юности, о котором выжившей взрослой Укай стоит помнить. — Я перееду к тебе, — сразу заявляет Итсу. — И буду бездельничать. — Зато отдохнёшь от всего. — А можно я буду готовить, но не мыть посуду хотя бы несколько дней? — стонет она. — Можно, — разрешает Укай, — но за каждый помытый мной предмет с тебя поцелуй. — А сколько надо поцеловать, чтобы мы приняли ванну вместе? Укай дёргает коленями и краснеет, Такеда прячет смущение за смехом. Взрослые, да, только вот юность растекается и по настоящему, и по будущей старости. — Это я потом решу, — строго отвечает Кейшин. Итсу улыбается, зная, что это будут лучшие каникулы — а потом случатся следующие и будут ещё лучше. А впрочем, к чёрту мысли о будущем, они с Кейшин существуют только в этом моменте — и растворяются в вечере, полном сигаретного дыма, шуток про учениц, ощущения праздника, приятного волнения, потому что будут — её руки всегда рядом, их одежда вместе, споры из-за чашек, одновременное пробуждение, старые поцелуи, новые прикосновения — и всегда общая дорога домой.