brother, let me be your fortress

Дин просыпается с мыслью о том, что лучше бы его в рай отослали. Скукотень жуткая, но здесь не легче. Полные сорок лет в аду дают лишь желание утопиться или умереть ещё как-нибудь: отдать жизнь за что-нибудь, например, Михаилу или ещё кому-нибудь, но главное — не чувствовать ничего, так, чтобы упокоиться навечно и не париться ни о чём. Спящий на соседнем сидении Сэм, тихий и радостный живому брату, не видит ничего, что происходит за окном, пока его мозг создаёт ему какие-нибудь более уютные места в жизни. Может быть, он даже вспоминает школу. Старший Винчестер думает, что это, скорее всего, вообще не его дело. Перед глазами кровь, крики и слёзы. Сначала его, потом чужие. Желание слушать Metallica как-то отпадает само, а красующийся айпод полетел на задние сидения, пылиться и умирать вместе с моральными принципами Дина. Руки чешутся избить кого-нибудь и послушать чужие болезненные стоны и мольбы, в то время как другая сторона, более осознанная, заставляет его крепче сжать руль. На лобовое стекло падает хвойная ветка, принуждая Дина дёрнуться. Пара сосен за ними падает прямо на шоссе. Дин смотрит в зеркала заднего вида и не понимает, что происходит, но он останавливает машину за миг перед тем, как дерево падает перед капотом. В ушах нарастает гул. Сэм просыпается с громким всхрапом. — Дин, что… Сэм смотрит сначала на деревья спереди, а потом на закрывшего уши брата. У того из ушей течёт кровь, а стёкла в машине лопаются. Сэм закрывает голову, но понимает, что Дин не обращает на это внимания. — Дин, что с тобой? Он трясёт брата, а тот только громко дышит и не отвечает. Дин задыхается от отвратительного звона в ушах, который в какой-то миг просто затихает. Винчестеру отдалённо слышатся голоса душ, пытаемых всего лишь полгода назад им самим. — Уже который раз, — шепчет Дин, затылком бьётся об обивку сидения и позволяет крови течь из ушей. Сэм вытирает её своими собственными руками, после чего догадывается вытащить салфетки. — Что это было? — Не знаю, — отвечает Дин и смотрит в потолок. Сэм обеспокоенно хмурит брови. Старший смеётся. — Устал я, Сэмми. Вот и всё. Дин хочет проснуться и поцеловать свою маму в щёку, после чего пойти на какую-нибудь обычную весёлую работу. Может, чинить машины. Что угодно, но не вспоминать ад и утаивать дерьмо от брата, хлопающего ресницами и не понимающего, почему у Дина глаза тёмные и уставшие. Но Дин каждый раз просыпается, проживает день, как в последний раз, и идёт дальше. — Сорок лет, — шепчет Дин. Сэм молчит и не знает, как помочь, вот только здесь делать нечего.