BEWARE

Весь вечер вплоть до девяти часов они проводят внизу. Чонгук всё отчётливее и отчётливее ощущает нарастающее волнение. От него наверняка ожидают хоть что-то, а он даже не уверен, что именно умеет. Определённо лучше слышит и видит. Стал немного быстрее. Ну, собственно, на этом всё. Ему интересно, станут ли обучать каким-то боевым приёмам, потому что тогда он, по крайней мере, сможет похвастать своими знаниями тхэквондо, сохранившимися со старшей школы. Обо всех деталях беседы с лидером рассказывают Сокджин и Чимин. Старший часто вставляет какие-то дерзкие и забавные замечания, о которых Чонгук поначалу волнуется — вдруг остальные примут это за оскорбление. Но Хосок и Тэхён наоборот смеются над ними во весь голос. Про саму историю обращения окружающим узнать толком не дают, хоть Хосок и задаёт много неудобных вопросов. Разговоры помогают отвлечься от беспокойства, но ненадолго. Вскоре Чонгук начинает плохо концентрироваться на предметах обсуждения и совсем замолкает. Полностью погрузиться в мысли ему не дают возможности: вампиры вокруг подходят познакомиться, расспрашивают обо всём подряд и желают удачи. Хосок раз пять за вечер рассказывает о том, как они с Тэхёном встретили эту троицу в подворотне, многие моменты весьма приукрасив, но Чонгука это только веселит. Чимина и Сокджина тоже не обделяют вниманием, и если по Джину легко понять, что его это нервирует, Чимин, напротив, очень учтиво общается со всеми и показывает лучшие манеры. Хотя ему тоже не по себе. Чонгук это замечает лишь только по той причине, что прожил с ним много лет. Новые имена и лица перемешались в голове и оставили кашу, так что, похоже, знакомиться со всеми придётся снова и по отдельности. Без пяти девять Чонгук стоит у двери в спальню, куда их отвёл Тэхён. — Надеюсь, тебе не сильно уебут, — выражает свою глубочайшую любовь Сокджин, чмокнув его в губы. — Удачи, — с волнением произносит Чимин, обняв Чонгука с таким видом, будто провожает его на войну. Оставив мягкий поцелуй вслед за старшим, он добавляет: — Вообще да, я тоже на это надеюсь. Тэхён неловко отводит взгляд, покачиваясь из стороны в сторону в ожидании, когда Чонгука можно будет вести к выходу на крышу. Поднимаются они с ним вплоть до шестого, последнего этажа, и уходят вглубь коридора. В конце оказывается ещё одна лесенка, металлическая, с обшарпанными перекладинами. Она устремляется вверх к железному люку, который Чонгук нетерпеливо разглядывает, запрокинув голову. Хочется уже поскорее начать, чтобы всё поскорее и кончилось. — Вот, — важно объявляет Тэхён. — Потом расскажешь, как всё прошло! И он оставляет Чонгука одного в пустом коридоре. Чон цепляется за холодную металлическую перекладинку и целеустремлённо забирается наверх, выползая на крышу через люк. Обычная широкая площадка с бордюром по краям, только ужасно запущенная, как и всё на этой богом забытой улице. Под ногами трещины и ямки, кое-где на глаза попадаются обломки неясного происхождения. А встречает его сгорбленная спина и чёрная макушка. Холодный осенний ветер сразу взлохмачивает Чонгуку волосы и заставляет неуютно поёжиться. По тёмному небу плавают низкие тучи, а неподалёку горят огни ночного города. — О, ты не опоздал, — сонно отзывается Юнги, поворачиваясь к нему. Под его глазами темнеют синяки. — А Намджун-хёна не будет? — удивляется Чонгук, осознав, что на крыше они с Юнги одни. Старший хмыкает. — У Джуна дела. У меня, вообще-то, тоже, но вот ты свалился на нас, и надо с этим что-то решать. Чонгук недовольно скашивает рот. Он и так прекрасно помнит, что стал обузой для всех вокруг, напоминания об этом не нужны. Юнги подходит к нему ближе и засовывает руки в карманы куртки. Опять этот пронизывающий взгляд. — А что, не рад меня видеть? — Я такого не говорил, — бормочет Чонгук, отводя глаза в сторону. — Тебе необязательно что-то говорить, чтобы я узнал, о чём ты думаешь, — многозначительно поднимает брови Юнги, приняв более расслабленную позу. — Вот сейчас ты думаешь, как хорошо было бы валяться под одеялом с твоими людьми вместо того, чтобы торчать на холоде с этим стрёмным мелким вампиром. — Что?.. — Телепатия, Чонгук, — прерывает его Юнги, — это одна из наших способностей. Не все ей обладают, не все умеют с ней справляться. И мне интересно, есть ли она у тебя. Так все те разы чувство, будто в его сознание вторгались, возникало неспроста. Получается, Намджун и Юнги действительно владеют подобным. Что ж, не слишком здорово, учитывая, что Юнги теперь знает, что Чонгук считает его мелким и стрёмным. — Как же нам это узнать? — спрашивает Чон, стараясь как можно меньше думать. Юнги внимательно смотрит ему в глаза. Только сейчас Чонгук замечает, что радужки у вампира не серые, а красноватые. — Ты блокировал меня несколько секунд, а потом перестал, — сонно сообщает Юнги, шмыгнув носом. — Ты лучше работаешь под давлением. — Я... я не знаю... — Это не вопрос, — кивает сам себе старший, выудив необходимую информацию. — Что ж, пока что телепатию мы трогать не будем, если она вообще у тебя имеется. Сосредоточимся на первостепенных вещах. Послушно кивнув и решив не спорить, Чонгук немного выпрямился, готовый к тренировке. Как бы ему ни хотелось знать, есть ли в нём скрытый дар к чтению чужих мыслей, есть вещи и важнее, раз так говорит Юнги. Мысли упрямо утекают к другой его ипостаси, которая уже умеет залезать к людям в головы. Так бы он точно узнал, винят ли его Чимин и Сокджин. — Некоторые владеют искусством гипноза, подчинения своим прихотям. Но это точно не твой случай, — продолжает тихо и монотонно вещать Юнги. Он выглядит так, будто засыпает на ходу, и выдаёт большой зевок. Как же сложно не пялиться на клыки каждый раз, как он открывает рот. Выглядят слишком устрашающе. — Почему? — немного разочарованно спрашивает Чонгук. — Этим обладают очень немногие, в новом поколении носители такого дара вряд ли есть. А ещё ты слишком считаешься с другими, чтобы подчинять кого-то себе. — О... а вы владеете этим, хён? Юнги самодовольно ухмыляется. — Мне это не нужно. Но забавно, что ты такое предположил. Чонгук смотрит на него, немного сбитый с толку. Юнги не позволяет ему начать атаку расспросами и быстро переводит тему: — Какие изменения в себе ты уже заметил, Чонгук? — Оу, я... я стал лучше видеть и гораздо лучше слышать. У меня теперь реакция быстрее. — Да, верно, — соглашается Юнги. — Мы лучше людей по любому физическому параметру. Но на этом сюрпризы не заканчиваются. Вампир вынимает руку из кармана и протягивает её Чонгуку. — Я хочу проверить кое-что. Дай мне свою руку, пожалуйста. Чонгук колеблется, но всё равно опускает левое запястье в крепкую хватку. У него появляется дурное предчувствие. — Послушай. Знаю, как это прозвучит. Но я собираюсь тебя укусить. — Что?! — Чонгук, выслушай, пожалуйста. С тобой ничего не случится, это абсолютно безопасно. Будет больно, врать не стану, но мне важно знать, как быстро проходит твоя регенерация, чтобы понимать, откуда стоит отталкиваться. С тобой всё будет в порядке. Доверься мне. Юнги доверять не особо хочется, когда он крепко сжимает запястье Чонгука и не даёт ему сдвинуться с места. — А без этого никак? — стонет он. Юнги недовольно хмурится, и Чон сразу же закатывает глаза. — Ну ладно, ладно. Без дальнейших промедлений Юнги задирает рукав толстовки и подносит ко рту предплечье Чонгука, обнажив острые клыки. Он кидает на младшего предупреждающий взгляд и вонзает зубы в кожу. Острая боль пронзает всю руку, от пальцев до плеча, и Чонгук давится вскриком, дёрнувшись в сторону. Юнги отстраняется, вытирая покрасневшие губы тыльной стороной ладони и сплёвывая кровь на пол. Чонгук никак не может вырваться из его хватки, хоть и отчаянно пытается. При малейшем движении руку сводит чудовищной болью. Но она постепенно угасает. Открыв зажмуренные глаза, Чон смотрит на свою рану: Юнги откусил от него чуть ли не целый кусок. Однако окровавленное увечье на глазах начинает затягиваться, как в ускоренной видеосъёмке. Новые мышцы и кожа постепенно возникают как будто из ниоткуда. Старший следит за процессом несколько минут, ровно до тех пор, пока он полностью не завершается. Проводит большим пальцем по абсолютно здоровой коже с лёгким нажимом. Чонгук вздрагивает — через него, подобно электрошоку, проходит дрожь. Зажившая рана всё ещё побаливает. Юнги отпускает его руку. — Медленно, — тихо говорит он. — Наверное, все твои силы были брошены на моментальное заживление раны на шее, поэтому никаких других способностей до сих пор не проявилось, и регенерация не развивается. Когда ты в последний раз ел? — Не знаю, чуть больше недели назад? — агрессивным тоном отвечает Чонгук, прижимая к груди уже полностью зажившую руку, как своё самое ценное сокровище. — Тебе надо поесть. Сегодня же, — строго говорит Юнги. — Если завтра ты придёшь сюда, не восполнив свои силы, то всё будет впустую, понял? — Мне нужно будет ещё раз подставлять вам свою руку? — возмущённо восклицает Чонгук. — Ничего себе медленно! Да она же затянулась за считанные секунды. — За две минуты и восемь секунд, это медленно, — твёрдо настаивает на своём Юнги. — Рана была не такая глубокая. Для подобного укуса это слишком долго. Тебе нужно уметь заживлять гораздо более серьёзные увечья в случае необходимости. — Как?! Я понятия не имею, как я это сделал! Глубоко вдохнув морозный воздух, Юнги хватает его за плечи и удерживает на одном месте. — Чонгук, успокойся. Смотри на меня.       Он даже не успевает понять, что происходит, так быстро Юнги впивается в свою же руку и с омерзением на лице отдирает от неё плоть. Кровь чуть не проливается прямо на ботинки старшего, но он вовремя отставляет ногу. Вскрик гаснет ещё до того, как успевает вырваться наружу, поэтому Чонгук в немом шоке следит за тем, как за считанные секунды рука возвращается в первозданное состояние. Светлая кожа выглядит точно так же, как и до регенерации. Здоровая, чистая. — Ого, что-то я сегодня не в форме, — удивлённо замечает Юнги, покрутив руку перед глазами и внимательно ощупав её. — Даже двадцать секунд для меня долго. Но это для меня. Тебе научиться бы всё делать хотя бы за минуту. Ну как, болит всё ещё? Чонгук вздрагивает, совершенно забыв про собственное увечье. Он шевелит пальцами и разгибает локоть. Работает, как прежде, и никаких следов. Никакой боли. — Н-нет... — Вот и хорошо. Видишь? Всё позади, — успокаивает его Юнги тихим размеренным голосом. — Тебе просто нужно время, чтобы понять, как всё работает. Никто не умеет этим управлять с самого начала. Но запомни, что ключ ко всему — это твоя способность концентрироваться. — Тогда не очень здорово, я с этим не лажу, — вздыхает Чонгук. — Придётся поладить, — заявляет Юнги, отпуская его и отходя на шаг назад. — С практикой достичь можно чего угодно. И я от тебя не отстану, пока не научу. Чонгук обречённо склоняет голову. — А вы каждый раз будете кусать меня? Юнги смеётся. Его смех, как и в прошлый раз, похож на клокотание какого-то животного, абсолютно нелепый звук. Это заставляет Чонгука слабо улыбнуться. — Нет, это нужно было сделать лишь один раз, чтобы проверить твою скорость, — заверяет его Юнги. — Тебе нужно тренировать концентрацию, но этим можно заниматься и по-другому. Например, с помощью твоего слуха. Когда ты только прошёл через лихорадку, как с ним обстояли дела? — Ох, тогда он сразу усилился и... не знаю, как будто все в мире звуки нахлынули. Я никак не мог их приглушить и переключиться на другие вещи. Всё время болела голова. — Как у тебя с этим сейчас? — Нормально, наверное. Я могу услышать многие вещи, если захочу. Но они больше не смешиваются в один поток. Юнги кивает с довольным видом. Он немного отступает назад и чихает, зажмурившись. — Это хорошо. Пойдём сядем, — предлагает он, шмыгнув носом. "Будьте здоровы", — думает про себя Чонгук, неуверенный в том, стоит ли сказать это вслух. Юнги ненароком ловит его мысли и фыркает в ответ. Вместе они отходят к самому краю крыши, опускаются на каменный бордюр, Чонгук свешивает ноги с края и бросает взгляд вниз, на запущенный сад. Сверху он кажется не таким уж и страшным, скорее больше одиноким и печальным. — Если я упаду отсюда, я выживу? — спрашивает он. Старший вампир отрывается от созерцания ночного города и закатывает глаза. — Чонгук. Соберись. — Ладно. — Посмотри туда. Мы немного далековато от проезжей дороги, где сейчас очень много людей, но это необходимая предосторожность. Я хочу, чтобы ты сконцентрировался на той дороге и услышал человека с низким басом, который стоит в пробке и жалуется на сломанный обогреватель. И процитировал мне его слова. — Что? Но там же так много людей, — неуверенно лепечет Чонгук, оборачиваясь к огонькам. Несмотря на поздний час, улица кипит жизнью. Он случайно ловит звонок телефона где-то там. — Диапазон звуков, которые ты стал слышать, гораздо шире, чем раньше, поэтому их нужно уметь характеризовать и группировать, — поясняет Юнги, подобрав под себя ноги и усевшись по-турецки. — Давай подумаем об этом на примере чего-то простого. Если бы перед тобой разложили много разноцветных фигур и попросили среди них выбрать красные кубы, по какому принципу ты бы стал их выбирать? — Ну, я же вижу, что это куб, — тянет Чонгук, ощущая себя невероятно тупым, раз Юнги приводит для него такие примеры. — На что ты ориентируешься? — На форму? — И на цвет. То есть на заданные признаки, Чонгук. Со звуками в широком радиусе всё работает точно так же. Когда тебе нужно найти определённый голос, подумай о том, какой он, представь его, если знаешь, как звучит. И взгляни на все потоки в общем. Я задал тебе определённые параметры: низкий бас, пробка, упоминание обогревателя. Рядом должен быть звук двигателя. Попробуй. Чонгук усердно представляет мужчину, разговаривающим низким голосом по телефону с женой. Он сидит в машине. Двигатель. Чонгук быстро перебирает звуки по порядку, вслушивается в обрывки фраз, непонятные гудения, жужжания, лай, скрежет, скрип, клацанье. Голоса один за другим проносятся сквозь его голову. Он не услышал никого, кто говорил бы басом. Почему-то Чонгук случайно концентрируется больше на дыхании Юнги. — Не прослушивай их один за другим. Взгляни на всё, как на единый поток. Перестань их разъединять. Усердно зажмуриваясь, Чонгук позволяет всему шуму влиться в его сознание. Так много всего! Он совершенно теряется, подхваченный потоком чужого, незнакомого. Голова снова начинает гудеть, пульсирует в висках. — Не получается! — в отчаянии восклицает он. Юнги слегка тормошит его за плечо, и он открывает глаза. — Эй. Не расстраивайся. Это сложно, но над этим надо просто работать, и всё. Давай тогда попробуем кое-что полегче. Скажи мне, про что сейчас говорят твои люди в вашей спальне. Чонгук представляет себе голоса Чимина и Сокджина. Их он знает слишком хорошо и моментально цепляется за нить, которая приводит его в комнату тремя этажами ниже. Чонгук судорожно втягивает носом воздух, расплываясь в широкой улыбке. — Они вспоминают, как мы ходили пускать фейерверки на Новый год! Джин-хён тогда бросил петарду в мусорный бак, а Чимин его долго шпынял по этому поводу. Это случайное воспоминание наполнило его счастьем до краёв. Юнги не может противиться заразительной радости и сам мягко улыбается. — Расскажи, как ты их нашёл. — Я отлично знаю их голоса, так что я их просто вспомнил и сразу поймал. Вот. — Тебе не нужно позволять всем этим звукам проникать в твоё сознание, нужно взглянуть на них со стороны. Заблокируй себя от внешних воздействий, так же, как когда ты пытался отгородиться от меня, чтобы я не лез в твои мысли. И посмотри на общий поток звуков, не внедряясь в него. Чонгук концентрируется сначала на том, чтобы отгородиться от мира, воображает, что они с Юнги сидят в большом пузыре. А затем думает о нужном голосе. Младший резко разворачивается всем телом к Юнги. — Поверить не могу, он до сих пор жалуется! "Нет, Чжина, мы не будем покупать новый! Эти гниды совсем зажрались столько брать за обогреватель!", — изображает Чонгук услышанный голос, опустившись на несколько октав. — Молодец, — Юнги ерошит ему волосы, отчего Чонгук смущённо смеётся и переплетает пальцы. Они тренируются ещё около получаса. Юнги заставляет его искать голоса по конкретным наводкам, и у Чонгука не всегда получается, потому что блокировка своего сознания изматывает, и, время от времени, он случайно захлёбывается в океане окружающих звуков. Какие-то голоса он ищет за считанные секунды, на какие-то тратит по пять минут. Но в целом, суть он уловил, и всё дело осталось только за практикой. — А есть такая штука со зрением? — спрашивает Чонгук, когда Юнги объявляет, что на сегодня с них хватит, и лениво потягивается. — Типа, какая-нибудь супер дальнозоркость? Юнги хмыкает, неуклюже встав с бордюра и отряхнув пятую точку от пыли. — Тут никаких подвохов нет. Ты просто видишь чётче, а темнота для тебя совсем не помеха. Но по такому же принципу, как со слухом, можно выслеживать ауры знакомых тебе вампиров, если они молчат. Мне интересно попробовать это с тобой завтра. — О-о, звучит круто! Я уже знаю, про что вы. У всех здесь такие разные ауры. Ваши с Намджун-хёном сильно отличаются, — воодушевлённо говорит Чонгук и поднимается вслед за ним. Юнги как-то странно смотрит на него секунду-другую, а потом отворачивается и направляется к люку. — Потому что мы с ним старше и опытнее, — поясняет он. — У нас другие особенности. И было бы очень неплохо, если б ты полностью овладел этим делом, так ты всегда сможешь нас найти. Они спускаются по той же лестнице. Чонгук в последний раз бросает взгляд на дома и огни города, на тяжёлое небо. И прыгает вниз, пошатываясь. Юнги, закрыв люк, прыгает сразу после него, приземляется враскорячку, но зато полностью бесшумно. Не такой уж он, оказывается, и страшный. — Завтра в то же время. И поесть не забудь, — кряхтит Юнги напоследок и, хлопнув Чонгука по спине, скрывается на лестнице, ведущей на нижние этажи. Младший смотрит вслед ушедшему вампиру и немного медлит. Он решает прислушаться ещё раз. Его голова болит после многочисленных вторжений, но он быстро находит голоса, которые искал. — Не знаю. Что-нибудь придумаем, — говорит внизу Сокджин. — Всегда же придумывали. — Наверное, — раздаётся голос Чимина. — Хоть бы город и правда оказался просветлённый, а то не нравится мне перспектива всё время сидеть на одном месте. Здорово было бы снова на работу пойти. — Ага, только, пожалуйста, на какую-нибудь нормальную. Или чтоб хотя бы начальник был не таким уёбком, как твой прежний. — И то верно. Я... давно думаю заняться танцами, но не знаю. — Давай! У тебя наверняка будет отпадно получаться, ты же такой гибкий и подвижный, все дела. Это будет, как жизнь с чистого листа. Думаешь, мне стоит опять идти барменом? — Если тебе это нравится, то почему нет? Я-то работал в офисе только потому, что меня устроили. Мне ни разу это не нравилось. — Хах, да. Я знаю. Чонгук трясёт головой, стараясь выкинуть голоса из головы. Он не знает, что думать. На него снова нахлынула вина за то, что он отнял у них свободную жизнь и работу. Из-за него теперь они вынуждены сидеть здесь, даже не зная, куда их увезут. Чонгуку не хочется оставлять прежнюю жизнь позади. Ему нравилось ходить в свой университет, ему нравилось монтировать клипы и играть в видеоигры по вечерам, ему нравилось жить вместе с ними беззаботной жизнью. На кой чёрт ему нужно всё это вампирское дерьмо? Он обречённо съезжает вниз по стене и оседает на пол, прижав колени к груди. Он опять чувствует себя сломленным. Почему как только кажется, что всё налаживается, он снова разбит? Чонгук думает о родителях. Он не звонил им почти месяц. Они дико за него переживают, и он это знает. Что он им скажет? Чонгук сжимается до маленького комочка на полу и сидит ещё какое-то время, вслушиваясь исключительно в звук биения своего сердца. Это уже становится какой-то привычкой. То, насколько легко он сдаётся в последнее время, просто поразительно. Это совсем на него не похоже. Чонгук привык быть настойчивым, добиваться поставленных целей. Теперь же он убивается каждый день по несколько раз. С трудом тащится за Чимином и Сокджином, а не ведёт их за собой, как это часто бывало. Они даже легче всё это перенесли, а от Чонгука ни осталось ничего. Просто пустота внутри и что-то гниющее, разлагающееся. Как болезнь. Оно сжирает все силы, а противиться и не хочется совсем. Рядом раздаётся скрип, Чонгук резко оборачивается в поисках его источника. Из-за двери метрах в пяти дальше по коридору показалась Хёна, держащая в руках поднос с медицинскими принадлежностями. Она улыбается кому-то в комнате и негромко говорит: — Да, не волнуйся. Постарайся заснуть, ладно? Грациозно повернувшись и захлопнув дверь своим бедром, она резко останавливается и встречается взглядом с Чонгуком. Тот дёргается и неловко меняет позу, стараясь не казаться таким уж подавленным, но это, очевидно, не работает, потому что Хёна сразу же подходит к нему мелкими быстрыми шажками. — Ой, а что это наш новый малыш сидит весь опечаленный в тёмном противном коридоре? — она покачивается взад-вперёд в кедах. Взгляд Чонгука приковывается к использованным бинтам, испачканным кровью. В голове всплывает воспоминание о том, как такой же бинт он видел в мусорной корзине у себя дома. — Я просто... эм... присел отдохнуть. М-мы занимались с Юнги-хёном. — Этот старый обормот тебя обидел, что ли?! — восклицает женщина, вскинув брови. — Слушай, он с новенькими всё время весь из себя такой неприступный и суровый, но ты дай ему время, он на самом деле та ещё душка. Хотя, если он действительно сказал что-то дурное, пойду-ка я с ним поговорю! — Нет-нет! — Чонгук испуганно машет руками. — Всё было здорово, хён хороший. Ну, разве что укусил меня. — Ах, точно! — Хёна заливается смехом, бутылочки и скляночки на её подносе опасно подрагивают. — Всё время забываю об этом. Так чего ты тогда расселся? Разве твои люди тебя не ждут? Чонгук жалобно смотрит на красивое лицо над собой и со вздохом утыкается носом в колени, обвив их руками. Внутри всё болезненно саднит. — Ох, милый. Хёна ставит поднос на пол и садится рядом с ним, подобрав под себя ноги. Чонгук чувствует прикосновение тёплой руки к спине и немного вздрагивает. — Ты из-за них и беспокоишься, да? — Просто я всё испортил. Озвучить ей свои мысли оказывается проще, чем он ожидал. Тем не менее, смотреть на её лицо, наполненное сожалением, совершенно не хочется. Хёна заботливо гладит его по спине, Чонгук смотрит на её тень на старом паркете сквозь щель между своими коленями. — Ты ничего не портил, дорогой. Менять свою жизнь всегда сложно. Но перемены — это не всегда к худшему. Ты же не знаешь, что тебя ждёт впереди. Может быть, там ещё большее счастье? — По-моему, там сплошной кошмар. — Ты не можешь знать наверняка, даже если очень захочешь. Да, это всё по-новому, чертовски непривычно и требует жертв. Но главное, что твои красавчики всё равно с тобой. Её голос звучит успокаивающе. Чонгук быстро моргает, вспоминая, как когда-то похожим образом его гладила по спине мама, если он получал плохую оценку в школе или ссорился со своим давно забытым другом. — Вы виделись со своими родителями после того, как... после обращения? — внезапно спрашивает Чонгук, сильнее сжимаясь в комочек. Рука на его спине замирает. — Да. Но мы не встречались несколько лет после того, как я стала вампиром, — её голос подрагивает. — Тогда было очень неспокойное время, и я не хотела подвергать их опасности, но мы снова смогли увидеться через десять лет. Они счастливо приняли меня такой, какая я есть. Чонгук думает о том, как может не увидеть мать в течение десяти лет. Его пальцы дрожат. — Сейчас куда проще, дорогой, — настаивает Хёна. — Мне крайне не повезло, а тебя быстро нашли и защитили. К тому же, у тебя получилось сохранить связь с уже знакомыми людьми. — Они из-за меня лишились нормальной жизни, работы и перспектив. И теперь тоже в опасности. — Эй, посмотри на меня. Он не смеет противиться словам старшей и неохотно поднимает голову. Хёна опечаленно дует губки и смотрит на него, склонив голову на бок. Рука ложится ему на щёку. — Это они лишили себя всего этого, а не ты. Потому что выбрали пойти с тобой. Вполне могли бы бросить тебя, знаешь ли. Не каждый станет возиться со всеми этими проблемами ради кого-то. Значит, ты им очень дорог. И тут нет твоей вины, малыш. Чонгук шумно шмыгает носом и опускает взгляд. — Да, наверное. — Не наверное, а точно! — обиженно поправляет Хёна и поднимается на ноги, подтягивая свои сползшие широкие штаны. — Мне бы надо уже двигать булками, на самом деле. Я бы с радостью тебя выслушала, но сейчас немного занята. Если тебе нужно будет с кем-то поговорить, то найди меня, ладно? И не сидите на полу, молодой человек, а то простудитесь! — грозно добавляет она, схватывает с пола поднос и живо сбегает по лестнице вниз, улыбнувшись напоследок. Чон сидит, напряжённо глядя ей вслед. Голова гудит от назойливых мыслей, но, в основном, он мусолит только одну. "Если уж я доверился со своими проблемами незнакомке, а не им, то со мной явно что-то не так". У них не принято не обсуждать проблемы и умалчивать о каких-то вещах, которые вызывают беспокойство. Чонгук чувствует, что и так уже получил заботы свыше меры и наваливать на них новую кучу его личных кошмаров будет просто жестоко. Они заслужили лучшего. А не это всё. И сами же переживают. Сами испытывают стресс не легче его, заставлять их тратить силы на утешение в такое время — не выход. Тяжёлый вздох. Разве этим поможешь делу? Какой от этого толк? Какой смысл позволять этому уничтожать себя и дальше? Нужно собраться, хотя бы на время, нужно быть сильным. Они обязательно справятся. И Чонгук справится. Надо сосредоточиться на том, как им втроём добиться счастья. Нуна права, возможно, впереди действительно что-то стоящее. Может, город, в который они уедут, и правда будет безопасен. Они смогут снова снять квартиру втроём. Ходить на работу. Может, Чонгук даже не будет заканчивать институт и сразу пойдёт на работу вместе с ними. Будут просыпаться по утрам, второпях собираться и всё равно опаздывать, потому что он захочет целоваться, а они не смогут отказать. Как-нибудь они приспособятся жить. Он будет ездить в Пусан раз в полгода, чтобы обнять своих родителей и рассказать об успешном продвижении в карьере. Вроде звучит здорово, но поперёк горла встаёт ком. Всё внутри болит. Каким же нереальным это кажется. Чонгук неспеша спускается в их спальню, просидев на полу ещё около десяти минут, воображая свою идеальную жизнь. В реальности Сокджин лежит на коленях у Чимина, Пак играет с его волосами. Тихо что-то обсуждают, Чонгук не вслушивается. Увидев его, они сразу засыпают вопросами о том, как всё прошло. Чонгук не отвечает и просто падает на кровать рядом с ними, сбросив по дороге кроссовки. — Всё так плохо? — беспокойно спрашивает его Чимин, опуская свободную руку и на его голову тоже. — Нет, просто устал, — сообщает Чонгук в одеяло, и очень надеется, что они не разобрали его слов. — Кто там тебя доканывал? Хочешь пойду разберусь? — сразу же суетится Сокджин, и это вызывает у Чонгука улыбку. — Юнги-хён. — А-а, так и знал, что этому мелкому засранцу нельзя доверять. Видели его ехидную рожу? Да кошмар, лишь бы людей принижать, — заводит своё Джин. Нет ни одного человека, который бы любил возмущаться больше, чем он. Неважно, от чистого сердца или наигранно. Он настолько похоже это делает, что Чонгук даже перестал различать. — Он, на самом деле, классный. Мне так кажется, — неуверенно отзывается младший, быстро успокаиваясь от прикосновений Чимина. — Он тренировал меня концентрироваться, различать звуки на большом расстоянии. У меня стало получаться, представляете? По крайней мере, учитель из него хороший. — Хоть это хорошо, — вздыхает Чимин. — Ещё бы у тебя не получилось! Ты же во всём молодец. О том, что Юнги укусил его за руку, Чонгук благоразумно решает умолчать. — Кстати... он сказал, чтобы, ну... чтобы я поел сегодня. Рука у него в волосах замирает на пару секунд, но затем продолжает играть с тёмными локонами, накручивая их на пальцы. — Если нужно, то конечно, — тихо говорит Чимин. — Тэхён мне тоже сказал, что нужно есть примерно раз в неделю, и лучше с этим не тянуть, — продолжает объясняться Чонгук, радуясь тому, что не видит сейчас их лиц. — Эй, Гу-Гу, если тебе надо, то мы всё сделаем, ладно? — уверяет его Сокджин. Чонгук поднимается и садится на кровати, глядя на них. Оба выглядят немного взволнованно. Он внезапно тоже начинает беспокоиться. Его ладони потеют. — Н-нам стоит сделать это прямо сейчас? — неуверенно спрашивает он. Чимин пожимает плечами: — Всё, что касается твоего вампиризма, это твои решения, Чонгук. — Да, мы же не знаем, хочешь ты есть или нет, — кивает Сокджин. — Но если этот гном говорит, чтоб ты нас покусал, то ему, наверное, виднее. — Да, верно... Может, стоит... попробовать? Н-ну, сейчас. — А ты знаешь, как это делать? — настороженно уточняет Чимин. Его рука неподвижно лежит на макушке Джина. Чонгук не уверен, но ему слишком неловко спрашивать. Он надеется, что разберётся по ходу. Понимает, что это неправильно, но не может заставить себя. Особенно сейчас. — Тэхён мне объяснил. Думаю, я справлюсь. Сокджин тоже садится рядом с ним. Все втроём переглядываются. — Окей. Тебе нужны мы оба? — спрашивает он. — Наверное, надо начать с кого-то одного, да? А там как пойдёт. — Обожаю "как пойдёт". — Давайте со мной сначала, — предлагает Чимин, перемещаясь на простынях ближе к Чонгуку. — Я думаю, всё будет в порядке. Я готов попробовать. Выглядит он весьма уверенно, и ни Чонгук, ни Сокджин не решаются спорить с ним. Вампир коротко кивает, ощущая дрожь во всём теле. Чимин резко пододвигается к нему ещё ближе, так, что их колени соприкасаются. Сокджин немного роется в шкафу и достаёт оттуда бинты с перекисью, сразу же садится обратно, выжидающе глядя на них. Пак стягивает с себя майку и откладывает её на подушки. За таким жестом обычно следуют другие действия. Что-то внутри щекотит от осознания того, насколько это похоже на их первый раз втроём, отчего Чонгук борется с неуместным желанием улыбнуться. Столько же суеты и нервов. — Так, ладно. Тэхён сказал, что лучше кусать куда-то сюда, — дико дрожащим голосом говорит Чонгук, оглаживая место выше ключиц, где шея переходит в плечи. Чимин замирает и едва дышит. Мышцы под пальцами напряжённые. Сокджин настороженно наблюдает за ними, сев поближе. Чонгук склоняется над обозначенным участком кожи. От страха он медлит, стараясь точно прицелиться. — Так... так... сейчас... — бормочет он себе под нос. Он касается клыками кожи, по которой бегут мурашки. Просто опускает их туда, где собирается кусать, но не решается ничего предпринимать. Руки, которыми он удерживает Чимина за шею с обратной стороны, и плечо, неконтролируемо трясутся. Чонгук обдаёт горячим дыханием его кожу и чуть-чуть соскальзывает клыками в сторону. Пальцы сжимают чужое плечо сильнее. Его трясёт. Тело никак не может застыть на одном месте. — Да давай уже! — рыкает на него Чимин. Чонгука как будто ударили хлыстом, и он испуганно вонзает клыки в кожу. — Чёрт! Чёрт! — шипит Чимин рядом с его ухом. Вампир в панике припадает губами к ране, из которой проступает кровь, и в ту же секунду, как первая капля попадает ему на язык, рассудок помутняется. Он как будто пьянеет за долю секунды, но лучше. Чувство, лучше чего угодно на земле. Лучше любого алкоголя, лучше отменённых пар, лучше поцелуев с Сокджином и Чимином, лучше оргазма. Чонгук глотает кровь, и каждая клеточка его тела вибрирует от наслаждения. Абсолютная эйфория. Потеряв голову, он вжимается в укус, забирая из него всё до последней крупицы, и вылизывает языком не потому, что так нужно, а потому что хочется больше. — Чонгук? Что с тобой? — голос Чимина раздаётся откуда-то издалека. Хотя вот он, прямо перед ним. Весь полон крови. Голова громко гудит. Чонгук тяжело дышит сквозь стиснутые зубы, его руки всё ещё удерживают Чимина на месте. Что-то животное внутри него отчаянно рвётся наружу, и он на секунду поддаётся этому, снова тянется к желанной шее, на этот раз вонзая клыки так глубоко, как позволяет их длина. Чимин громко вскрикивает от боли, упираясь ему в грудь руками. Чонгук этого не чувствует. Кровь заполняет рот, и он тяжело стонет. Пить, пить, пить. Больше. Язык отчаянно собирает всё, что может, надавливая на глубокие следы, оставленные клыками. Сокджин обхватывает его сзади и оттаскивает в сторону, с трудом справляясь с брыкающимся вампиром. Он то и дело норовит зацепить руки клыками, яростно щёлкая челюстью. — Что за пиздец?! — в ужасе вопит Сокджин, прикладывая всю свою силу, чтобы удерживать непоседливого Чонгука на месте. — Подожди, пусть пьёт! — с перекошенным от боли лицом просит Чимин, потянувшись к ним. — Да за каким чёртом? Он же с катушек слетел! Чтобы ещё хуже стало? — Он не успокоится, пока не получит столько, сколько надо! Хосок же рассказывал нам. Отпусти. — Он тебя всего искусает! — Пускай. Сокджин несогласно морщит нос. — Эй. Эй, Чонгук. Давай со мной, ладно? Чонгук извивается в его руках в попытках укусить за что угодно. Сокджин ловко изворачивается, чтобы оказаться с ним лицом к лицу, и младший молниеносно вцепляется ему в шею. Джин громко матерится, вздрогнув от боли, а Чимин, замерев, пялится на них широко открытыми глазами. Младший всасывает кровь, сглатывает. Оставляет ещё один укус с другой стороны, поцарапав клыком кадык Сокджина. Тот жалобно шипит в ожидании. Третий укус сделан уже не с таким энтузиазмом. Чонгук, внезапно замерев, в спокойном темпе вылизывает всю кровь и, мазнув влажными губами по коже, медленно отстраняется. Сокджин смотрит на него замученным взглядом в надежде, что это был последний раз. Чонгук, покачнувшись, садится на кровать, как ни в чём не бывало, и не шевелится. Чимин опасливо оглядывает его. Глаза закрыты. — Что нам теперь делать? — шепчет Сокджин. — Он закончил? — Я не знаю. Как будто заснул... Ты как? — Жить буду. А ты? — Нормально. Чимин ощупывает свою укушенную шею и с удивлением обнаруживает, что все ранки уже перестали кровоточить и затянулись тонкой корочкой. Сокджин сталкивается с тем же. — Ладно, Хоби говорил, что заживёт быстро, но я не думал, что настолько быстро, — озадаченно произносит Чимин. — Вау. Если бы он так не зверел и не отключался, то было бы очень даже терпимо, — шепчет Джин, всё ещё с опаской разглядывая лицо Чонгука в поисках хоть какой-то ответной реакции. — Было бы даже горячо, — бесстыдно заявляет Чимин. Старший бросает на него колкий взгляд. — И потом меня осуждают за чрезмерную кинковость? В этих отношениях нет ни капли справедливости. — Жизнь вообще полна несправедливости, хён. Вдруг, слегка вздрогнув, Чонгук поднимает голову и с непонимающим выражением лица мигает своими огромными глазами. — Как ты? — сразу же подползает к нему Чимин. Чонгук озадаченно моргает. Глаза цепляются за следы на шее. Он чувствует себя так... хорошо. Наполнено и могущественно. И виновато. Он оборачивается к Сокджину, смотрит на три пары отметин на шее и растянутую футболку. — Да, ну ты выдал, — говорит Джин, потирая пораненную шею. Чонгук издаёт громкий стон и, согнувшись пополам, падает лицом в простыни, случайно смахнув бинты с кровати. Убирать ими лишнюю кровь не пришлось. Он сам всё убрал. Комнату сотрясает громогласное: "ПРОСТИТЕ!", Чимин и Сокджин удивлённо смотрят на его скорченную спину. Затем Чонгук снова разгибается, хватается руками за волосы и продолжает громко кричать: — Простите, я-я искусал вам все шеи! Простите, я причинил столько боли, я разрушил вашу жизнь, я лишил вас работы, я заставляю вас всё это делать, здесь находиться! Простите! Простите! Простите! — Эй, эй, прекрати извиняться, — ошарашенно просит Чимин и хватает его за руки, предотвращая дальнейшее выдирание волос. Чонгук громко всхлипывает. Он опять плачет, беспомощно и по-детски, завывая громче ураганного ветра. — Чонгук, всё в порядке, — заверяет его Сокджин, поглаживая сзади по шее. — Н-ничего не в порядке-е-е! — рыдает Чонгук, ощущая солёный вкус во рту, на этот раз не от крови. — Я-я! Я всё испортил! Из-за меня ничего не будет, как прежде! Лучше б-бы вы меня бросили и с-стали нормальной моногамной п-па-а-арой! Чимин прислоняет его голову к своей груди, Сокджин прижимается с объятиями с другой стороны. Чонгук громко хнычет. — В-вам приходится столько нянчиться со мной, я... я ребёнок, я хуже детсадовца и н-ничего не могу са-а-ам! Я беспомощный, и ужасный, и вообще! — Ну, Гуки, ты совсем не ужасный, — утешает его Чимин, усыпая макушку поцелуями. — Ты самый лучший на свете. — Я к-кусаю вам шеи! — не унимается Чонгук, но совершенно не сопротивляется прикосновениям. — Я ужасный монстр, который любит кровь!.. — Чонгуки, ты наш славный монстр, — бормочет Сокджин, прижимаясь щекой к его спине. — Самый славный. Вампир шмыгает носом и давится воздухом, пока слёзы одна за другой стекают с его лица. — Н-нет, неправда. Я н-не славный ни разу, я-я... я всё сломал. Мне стоило сбежать тогда от вас. Вам не с-стоило меня искать. И вообще. Вам плохо. Я у-устал видеть, как вам плохо, я хочу жить с вами дома, печь н-невкусное печенье по выходным и пить пиво во дворе-е-е... Сокджин вздыхает. Слёзы градом сыпятся на безвольные ладони. Чонгук не ожидал, что он сломается сразу же после попытки взять себя в руки. Это такой... провал. — Эй, эй, Гук, сейчас всё паршиво, но это не значит, что дальше будет хуже, — звонко шепчет Чимин, поставив подбородок ему на голову. Чонгук икает, вспомнив, как нуна говорила точно то же самое. — Да, вот увидишь, переедем на новое место и как заживём, — подхватывает Сокджин. — Ты ни в чём не виноват. Всё наладится, правда. И мы тебя очень любим. Я люблю тебя. — И я тоже тебя люблю, Гуки, — сразу же отзывается Чимин. Чонгук срывается на рваные вдохи, пытаясь успокоиться. Голова просто раскалывается на части, хотя всё остальное в его теле, наоборот, после всплеска адреналина радостно заявляет о полной функциональности. — Я не смогу у-увидеть маму и папу... — Сможешь. Мы что-нибудь придумаем. И вместе поедем в Пусан сразу, как всё уляжется, — заверяет его Чимин. Спорить сил нет. Чонгук пытается уцепиться за майку Чимина, чтобы повиснуть на нём, но пальцы скользят по голому торсу. Он забыл, что Пак сидит полуголый. С пораненной шеей. Слёзы новой волной падают из глаз, превращая комнату в неразборчивое месиво. Трясущимися руками Чонгук ощупывает место, куда вонзал свои клыки, и находит там четыре небольших точки, уже почти полностью заживших. — Уже и не болит, — отзывается Чимин. По голосу кажется, будто он улыбается, но Чонгук не может проверить, потому что взглядом ничего не разобрать. — Чимин вообще, похоже, кайфанул. Говорит, горячо было, аж встал, — с задиристой ноткой ехидничает Сокджин, фыркнув в спину Чонгуку. Его руки крепко сцепились замочком где-то в районе живота, обняв с двух сторон. — Так, хён. Не начинай мне тут. Не было такого! Чонгук глупо и сдавленно смеётся, совершенно не ожидавший подобного комментария. Он невольно вспоминает все те разы, когда ему казалось, будто Чимин с каким-то странным упоением спрашивал про донорство. — А я-я так и знал. Х-хён всё время т-трусил, а ты п-постоянно говорил об этом. — Ничего я не трусил, это самая обычная реакция! — взъерепенился Джин. — Когда тебе больно, это не сексуально! — Это немного сексуально, — возражает Чимин. Чонгук снова судорожно хихикает. — Блять, я ебал с вами встречаться, запомните этот день, как конец наших отношений, — провозглашает старший и упирается лбом Чонгуку между лопаток. — Ага, вот как у меня что-то такое, то сразу фу, а когда сам приносишь домой дикие игрушки, на которые спустил все наши последние деньги, — это супер? — Слушай, нормально же было, ты чего пиздишь? Если надумаешь врать, что тебе не понравилось, у меня как раз есть фотки твоего балдеющего ебала прямо в телефоне на такой случай. — Почему ты делаешь фотки моего лица во время секса?.. — А почему нет? Чонгук между ними заливается безудержным смехом, изредка прерываемым иканием. Дышать становится в разы сложнее, но на душе всё равно легче. — Почему м-мы говорим об этом сразу п-после того, как я рыдал из-за сложных и г-глубоких чувств? — с улыбкой спрашивает он, вытирая слёзы. Пальцы Чимина моментально оказываются у него на щеках и гораздо быстрее убирают влагу. — Просто мы все тут озабоченные и кинковые, — уверенно отвечает Сокджин, прижимаясь губами к шее младшего. — И ты в первую очередь, — говорит Чимин. — Чем бог наградил, с тем и живём. Чимин прыскает и начинает хихикать. Его милый смех крайне заразителен, поэтому вскоре Чонгук и Джин начинают хохотать вместе с ним, завалившись на подушки. Вампир позволяет себе утонуть в этом моменте и просто смеётся, не сдерживаясь. Как же всё остальное сейчас незначительно для него. Чимин утыкается носом ему в шею и щекочет кожу, Сокджин крепко обвивает руки вокруг талии. Они долго лежат на кровати, как большой клубок трёх трясущихся от смеха тел, и никак не могут успокоиться. На глазах у Чонгука снова выступают слёзы. На этот раз не потому, что он разбит. И осознание этого кружит голову в ярком восторге. Постепенно смех сменяется тяжёлым дыханием и тихим иканием. Привычное тепло с двух сторон. И где-то ещё внутри. Там его давно не было. Отросшие волосы лезут в глаза, Чонгук пытается сдуть их, вызывая этим хихиканье у Чимина. Хорошо бы постричься уже. Окружённый теплотой, заботой и этой дурацкой любовью, Чонгук лениво зевает, широко открыв рот. Чимин, как обычно, пользуется возможностью и кладёт внутрь палец, который Чонгук сразу же пытается укусить, правда, неуспешно. Они с Сокджином делят эту дебильную привычку, с потрохами выдающую их, как прежних владельцев котов. Чимин хмыкает и целует кончик его носа. — Кролик, — безмятежно говорит он и поудобнее устраивается на подушке в нескольких сантиметрах от лица Чонгука. До сих пор пахнет дождём и немного потом. Так привычно уже ощущать это. — Оу, блин, он зевал? — доносится разочарованный голос Сокджина. — Ага. — Ну вот, вечно я пропускаю. Чонгук фыркает и поворачивается, чтобы поцеловать. Быстро находит его губы в полумраке при свете одной настольной лампы и нежно сталкивается с ними. Сокджин проскальзывает рукой между их телами и кладёт её на черноволосый затылок, направляя, как обычно любит это делать. Хён целуется всегда по-разному, и поэтому легко понять, в каком он настроении. Сейчас мягко, медленно и непринуждённо. Значит, доволен, может, даже счастлив. Чонгук вжимается в пухлые губы и вслушивается в то, как ускоряется биение его сердца. Прикосновения утягивают с головой куда-то в бездну. А в ней так хорошо. Отстраняется, чтобы встретиться губами с Чимином, который уже ждёт рядом. Тягуче, плавно, мокро. Больше любит с языком и глубоко. Любит сливаться воедино и терять вместе дыхание. В голове отчётливый стук трёх сердец. Как красиво они звучат вместе. Непохоже, зато уникально. Чонгук позволяет собой управлять и забывает обо всём вокруг. Чимин в последний раз сталкивается с ним языком и пропадает. На губах всё ещё остаётся призрачное ощущение чьего-то присутствия. Однако Чонгук слышит влажный звук над ухом и моментально открывает глаза. Они целуются. Всегда так прекрасно. У обоих губы идеально подходят для этого. Оба идеально красивы. У Сокджина раскиданы в беспорядке пряди на лбу, Чонгук убирает их с глаз невесомыми прикосновениями, вызвав с его стороны рваный вдох. Чимин не даёт ему останавливаться и властно целует дальше. Тоже тягуче и томно впивается губами, иногда Чонгук видит их языки, сплетающиеся в танце друг с другом, и сам перестаёт дышать. Узловатые пальцы Джина цепляются за шею Чимина, немного скользят, немного царапают. Они оба двигаются так гармонично. "Хочу. Хочу. Хочу", — пульсирует одно слово у Чонгука в голове. Единственное желание, которое его сейчас заботит: не только любоваться, но и быть частью этого. Он приподнимается на локтях и предупреждающе касается обоих. Когда они немного отрываются друг от друга, Чонгук плавно подаётся вперёд. Неуклюже, некрасиво и глупо, они целуются втроём. Сколько бы раз они ни пробовали, никогда не выходило так же комфортно и эстетично, как у двух людей, но это не мешало им пробовать снова, и снова, и снова. Просто потому, что им хотелось. И это ощущается гораздо интимнее, их личный ритуал. Чонгук ловит уголки их ртов, иногда попадает в чьи-то губы полностью и чувствует чужие совсем рядом, иногда сам утыкается в щёку и оставляет там влажный след. Он полностью теряется и забывает, с какой стороны кто. Пытается определить по ощущениям, но сам весь растворяется в нежных прикосновениях и тихих вздохах. Кто-то шепчет: "люблю". Чимин. — Люблю, — повторяет Чонгук, отстранившись от Сокджина и предоставив место Чимину. То же самое эхом доносится от старшего, прежде чем Чимин заглушит последние звуки и утопит их в себе. Втроём снова ложатся, Чонгук посередине, они целуют его кожу с двух сторон. Губы на щеке, губы на шее, губы на ухе, губы на плече. Везде, где можно. Он сбивчиво пытается отдавать им столько же, но не получается, потому что они крепко держат его на месте и не позволяют вертеться. Прижимаются в объятиях. Постепенно частота появления новых поцелуев уменьшается, а интенсивность спадает до невообразимой воздушности, щекотной, но приятной. Чонгук лежит с закрытыми глазами, готовый упасть в сон в любой момент. Сокджин и Чимин замирают, лежат в одной позе, целуют разве что там, куда им не нужно тянуться. Тело, задаренное любовью, горит в местах, где прикасаются их руки. Наверное, там на всю жизнь останутся ожоги. Надо же. Чонгуку кажется, что он слышит пусанское море. Знакомый шум побережья заполняет голову, хотя Чон вполне себе уверен, что даже Юнги и Намджун не способны слышать на сотни километров в округе. Наверное, нет смысла сейчас об этом беспокоиться, так что он просто слушает песню волн, как колыбельную, и медленно проваливается в сон. Воспоминание или нет — не так важно, потому что всё равно звучит, как дом.