***
«Привал» случился прямо в гостиной, где слуги уже подали горячительные напитки и успокаивающие чаи для всех, также из принесенных пледов устроили своеобразную «постель», где положили бессознательных Брэйка, Аду, Алису и Ванессу, а сами уселись рядышком: кто-то даже закутался в плед. Оскар выпил залпом два стакана крепкого алкоголя, пытаясь как-то принять реальность, но это вообще никак не спасало. Оз тоже потянулся за стаканом крепкого напитка и протянул еще один Гилберту, который не проронил ни слова и тоже за раз резко осушил свой стакан, и с непривычки сильно обжёг горло, отчего закашлялся и вытер рукавом плаща губы. — Может, отложим разговор? Кажется, не все еще могут говорить об этом, — зашелестел севший девичий голос, который некогда был таким звонким и мелодичным. — Предлагаю не разъезжаться и остаться здесь вместе. Места всем хватит, — предложил тихий, почти неслышный голос Оза. — Согласен. Сомневаюсь, что кто-то захочет оставаться наедине со своими мыслями, — подхватил Элиот, незаметно придвинувшись ближе к Озу, держа в дрожащих руках чашку горячего чая. Ни у кого не было возражений, на том и порешили. Оскар посидел еще немного с ребятней и ушел писать отчет для Пандоры. В такой момент было тяжко думать о работе, но организация не будет ждать. Раздражение и злоба вскипели где-то на дне души, однако срываться он не хотел, чтобы не причинить кому-то еще большую боль или обиду. День неуклонно шел к закату, напоминая, что после сегодня наступит все же завтрашний день. Однако же для кого-то он и вовсе никогда не настанет.***
Озу не спалось. За окном слышались раскаты грома, рев молний и шум, уже не такого успокаивающего как раньше, дождя. И также услышал неумолимый и раздражающий для неспавшего организма шум, что доносился совсем неподалеку. Блондин проследил за тем, как высокая фигура встает с самодельной постели на полу и идет к выходу, скрываясь за дверью. Безариус оглядел спальное место и тоже устремился вслед за вышедшим силуэтом. В коридоре было очень темно и лишь изредка сверкающая молния освещала дорогу. Оз, подходил к большому окну, возле которого и нашел сбежавшего. Им оказался Брэйк, который как-то отстраненно смотрел через окно на штормовую ночь. — Тебе тоже не спится? — с легкой грустной улыбкой тихо поинтересовался юноша. — В отличие от тебя, я хорошо поспал, — хрипло ответил тот. Вновь повисла тишина и оба думали о чем-то своем, смотря в несчастное, мокрое от дождя, окно. — Я так понимаю, все закончилось благополучно? — тихий, почти охрипший голос Брэйка заставил Безариуса выплыть из своих невеселых мыслей и посмотреть на все такое же статное и точеное бледное лицо. — Если ты это называешь благополучием, то тогда да. — Я знал, что так случится. — Не самое время говорить об этом, Брэйк. Это все еще слишком тяжело. Прошло всего несколько часов, а я уже думаю о том, что Гарри вот-вот ворвется, закатится веселым смехом и будет как и раньше, спорить с тобой до хрипоты. Я уже скучаю. — И меня почему-то тоже не отпускает это противное чувство, — бормочет беловолосый, прислоняясь плечом к раме окна, попутно скрещивая руки на груди. — Почему-то мне подумалось, что проснувшись, я посмотрю в сторону и увижу ее спящей неподалеку. Послышался горький смешок. — Даже ты смог к ней привыкнуть, Брэйк. Гарри не оставила никого равнодушным своим отсутствием. Каждому теперь кажется, что чего-то не хватает. Очень и очень важного. Но я был очень рад повстречать такую смелую и отважную девушку. Которая, несмотря на свои страхи, пожертвовала многим ради других, включая и своей свободой. Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не смог также отплатить ей за все… Меня тронули ее слова о том, что она тогда ответила Джеку. Эту правду трудно принять, хотя я толком ничего и не вспомнил из прошлого. — Меня всегда удивляла эта ее черта — пытаться всем помочь и понять. И до последнего считаю, что именно это свело ее в могилу, — также бесстрастно сообщает мужчина, немного морщась. От такого резкого заявления Оза передергивает. Не слишком было приятно услышать такое именно сейчас. — Почему ты так уверен, что Гарри больше не вернется? — белесая бровь саркастично поднялась вверх, а рубиновый глаз в темноте казался еще более дьявольским. — А вот почему, — тонкие длинные пальцы зачесали назад челку, что скрывала уродливый дефект на левом глазу, но к большому удивлению и даже шоку, Оз увидел не зияющую пустотой глазницу, а полноценный глаз. Блондин словно прирос к месту, все еще потрясенный увиденным. — Она обещала мне, когда я еще был отравлен, что вернет мне глаз, и что нужно набраться терпения. Но этого никак не ожидал, когда очнулся. Ощущения слишком странные, и я уже отвык от полноценного зрения. А ты ничего не заметил? Кажется после того, как бездна перестала существовать, моя печать контрактора исчезла. И словно дышать стало легче. Эта девчонка не только спасла нас, но еще и отобрала силой все грехи. Оз распахнул свою рубашку и посмотрел на то место, где должна была быть печать, но там было все чисто. Тогда-то юноша и почувствовал, как внутри него все оборвалось и та маленькая, тлеющая надежда в укромном месте угасла, оставляя после себя лёгкую серую дымку и холод внутри. По его щекам начали скатываться слезы. Как давно же он так не плакал. Очень давно. И даже почти позабыл о том, как нужно плакать. Зарксис сочувствующе похлопал по плечу мальчика, все также продолжал молчать. Ему казалось, что можно обойтись и без слов. Во всяком случае, Гарри бы точно это оценила. … оценила… И больше никогда не сможет этого сделать.***
Утро заявило о себе очень нагло и бесцеремонно, ослепляя своими лучами разморенных чаем и алкоголем спящих. Оз, который так и не заснул после трудного разговора с Брэйком, принялся будить спящих сурков, что так лениво и сладко спали. И Безариус охотно завидовал их способности уснуть после тяжелого происшествия. Зарксис после сразу ушел к себе в спальню, отмахнувшись тем, что не любит много народу. Хотя он и добрался до своей постели, но тоже не сомкнул глаз, в сотый раз проматывая различные, хорошо врезавшиеся в память разговоры с Гарри. И чаще всего в памяти всплывали лишь ругань и споры, но никак не счастливые моменты, которые также имели место быть в его воспоминаниях. Он вспоминал, как в тот момент выглядела девушка: растрепанная, красная от злобы, взлохмаченная, а голос почти срывался — именно так он видел Лаусон, когда у них случались стычки. И почему-то ни одно по-настоящему красивое и счастливое воспоминание не посетило Брэйка. А должно ли было? Он вроде бы и не старался что-то эдакое запоминать, но почему-то кошки на душе все также продолжали скребсти. Хотя он и не особо что-то почувствовал, когда понял, что все самое страшное уже прошло. Куда более его удивило то, что он до сих пор остался жив. Не то, чтобы Брэйк собирался записываться в суицидники, но и понимал, что не сможет продолжать так жить, не ответив за совершенное зло. Помотав головой, таким способом прогоняя тучные мысли, экс-шляпник поднялся с кровати и решил пройтись, чтобы немного освежить забитую голову. Ноги сами по себе привели его к той самой комнате, где поселился маленький бесенок, что так часто крутился возле него. Чуть дернув за ручку, беловолосый понял, что она не была закрыта. По всей видимости, никто из слуг так и не закрыл ее. Мужчина плавной походкой направился внутрь, оглядывая комнату: все было на месте, никаких изменений, разве что незаправленная постель говорила о том, что все что произошло — было несомненной правдой. На глаза ему попалось нечто знакомое, в кожаном переплете. Подойдя к столу, Зарксис смахнул в сторону закрывавшие листы и обомлел, когда понял, что то, что лежало перед ним на столе — было его дневником. Он уже и позабыть о нем успел, так как не видел в нем надобности после смерти Шелли. Брэйк аккуратно взял его в руки и раскрыл рандомную страницу — там лежали полузасохшие маленькие цветы, которые Гарри собирала не так давно, если судить по этому гербарию. Вместе с ними были прописаны различные фразы: где-то было написано с любовным уклоном, а где-то с грустным. Одна из таких фраз очень позабавила мужчину: «Я спрячу это, может быть, навсегда». Чаще всего это казались никак несвязанные с друг другом слова. И чувствовалось, что это просто порыв души, девушка писала там все, что хотела. «Не правда ли эти цветы прекрасны?» «Сегодня такая чудесная погода для того, чтобы быть счастливым!» «…Мне очень грустно…» Каждая мысль была в сопровождении с разным видом цветка, что создавало какую-то романтично-горькую атмосферу. Тихий смешок неосознанно вырвался из груди и тут же он поймал себя на мысли, что никогда за Гарри подобного не замечал. Она всегда была дебоширкой, наглой и упертой, а вместе с тем жутко доставучей и наивной в какой-то степени. Он видел в ней все эмоции, что та когда-либо испытывала к нему. Но он никогда не задумывался о том, что в ней может быть такая тонкая натура. «Я тоже девушка, и не всесильный дракон!» — эхом отдалось в голове беловолосого, вспомнив тот разговор «по душам». Это было правдой. Чем больше он проводил времени с Лаусон, тем больше он видел, что та, которая притворяется сильной, готова была сдаться и расплакаться как ребенок. Брэйк снова перевернул страницу в дневнике. «Мне всегда хотелось, чтобы был хоть кто-то виноват. Даже если этот кто-то — я.» Беловолосый вздохнул, засунул дневник в свой широкий рукав и вышел, тихонько закрывая за собой дверь. — Как же раздражает…***
Прошло еще несколько дней, и ребята более менее пришли в себя, хотя и выглядели очень подавленно. Лучше всех пока что держались Безариус, Зарксис и два старших Найтрея. Рассевшись в круг, Ванесса прокашлялась, и приготовилась говорить. — Арри рассказала мне о своем «сне». Все те ужасы, что она успела повидать. Так, как половину вы уже знаете, а именно о Элиоте и мне, то не буду медлить и буду двигаться дальше, но перед этим у меня есть вопрос: никто не возражает, если я буду озвучивать трагичные события, что происходили у того или иного человека? Не хотелось бы выставить что-то личное напоказ. В ответ все покачали головой, что означало, что никто не был против. И девушка начала пересказ. В определенно грустных моментах она попыталась взять себя в руки и не выдать дрожь в голосе, но иногда проскальзывали истеричные нотки, которые никак нельзя было скрыть. Ванесса рассказывала по отдельности истории про каждого человека. Оз после рассказа о своей персоне витал где-то в прострации, Гилберт неосознанно приложил ладонь к руке, которая у него отсутствовала в «недо-будущем», Оскар серьезно задумался, держа в руках свои очки, а после душераздирающей истории о Брэйке, Зарксис был полон эмоций, как никогда раньше; вместе с ним с такими же эмоциями сидели Шерон и Лиам, которые никак не ожидали такого возможного для них конца. После длительного монолога все присутствующие немного посидели и стали разъезжаться по домам. Из гостей остались старшие Найтреи, Безариус и Алиса, что так и не издала ни звука за все это время. — Час от часу не легче, — пробормотал Лиам, закрывая лицо ладонями, искренне надеясь, что так его головная боль быстрее пройдет. — И Гарри носила это в своем сердце так долго, без возможности преодолеть страх и рассказать нам, — подхватил черноволосый, сидя рядом с таким же тучным и хмурым братом. — Кажется, у нас нет другого выхода, как устроить по… — Нет! — резко и громко выкрикнула Рейнсворт, едва сдерживая свои слезы. — Заткнись, Брэйк. Помолчи, не смей этого говорить! Я отказываюсь верить в то, что Гарри мертва! — Госпожа Шерон, — нарочито твердым голосом продолжает мужчина, — мы не можем делать вид, что ничего не случилось. Гарриет Лаусон умерла несколько часов назад, и этого не изменить. — Тебе хоть иногда знакома тактичность, Брэйк? Я могла смириться с любым твоим жестким решением, потому что это казалось правильным, но сейчас ты продолжаешь говорить жестокие вещи, хотя я попросила тебя молчать?! — рыжеволосая поднялась с места и выплюнула со злости, — такое ощущение, что для тебя это в порядке вещей — терять друзей. Прощу меня простить, я удаляюсь, — девушка поспешно встала с насидевшего места и вышла из гостиной, громко хлопнув дверью. Алиса подняла взгляд на экс-шляпника и тихим голосом сказала: — Ты правда переборщил. Я тоже пойду, — вскоре еще одна маленькая женская фигурка исчезла в дверном проеме. Зарксис шумно вздохнул и прикрыл глаза. — А что я должен еще чувствовать? — внезапно тихо спросил он. — Брэйк, постарайся понять малышку Шерон. Сейчас все очень эмоциональны и неустойчивы. Мы еле как собрались, чтобы вновь вернуться к тому, чего так хотели забыть. Но я согласен с твоей идеей. Только вот лучше вместо этого устроить чаепитие в честь Гарри. Мне кажется, так для всех будет куда легче принять это. Тем более, Ванесса сказала, что Гарри хотела бы, чтобы мы после победы над бездной устроили праздник. Она уже знала, что ее с нами не будет. Так что лучше прислушаться к ее словам. Ей было бы приятно. — Думаю, тут все согласны, — встрял Винсент. — И, мистер шляпник, можно мне поговорить с вами наедине? Мне кажется, что пара советов вам не помешает. — Винс, мне кажется это не самая лу… — хотел встрять Гил, но его перебили. — Хорошо, я согласен. Лишь бы поскорей закрыть эту тему. Сплошная головная боль. Прошу за мной, — холодно скомандовал пепельноволосый и направился в первое попавшееся знакомое помещение, а за ним послушно шел блондин, смотря на напряженную спину экс-шляпника. Они оказались внутри маленькой, но уютной комнатке, где Шерон часто проводила время за рисованием. Когда дверь закрылась, мужчина с вызовом посмотрел на Найтрея. Если бы он знал, что в будущем вот так будет стоять рядом с ним то, скорее всего, он бы покрутил пальцем у виска. Как все же загадочно бывают переплетены обстоятельства… — Ты не подумай, я не собираюсь отпускать шутки. Только не в сторону этой милой леди, — блондин прошелся рукой по столу, затрагивая художественные принадлежности и незаконченный наполовину портрет. Брэйк все еще молчал. — Ты сказал, что не знаешь, что должен чувствовать, так? До возвращения в реальный мир я чувствовал тоже самое. Госпожа Ада жутко доставучая, когда может. И тогда она сказала, что все прощает мне. И я, доселе ни разу не испытывая на себе ничью любовь, был ошарашен ее словами. И тогда внутри меня будто что-то шевельнулось. Конечно, я пытался отрицать, но те ростки, что стали расцветать внутри меня, было уже не заглушить. И тогда я подумал: «а что если в этом и заключается счастье»? Я пытаюсь сказать… может быть, ты что-то испытывал к Гарри, где-то в глубинах своего сердца? Из-за этого ты можешь быть в замешательстве и не понимать, что должен почувствовать. Беловолосый ненадолго затих. Ему претило то, что ему кто-то раздает советы, но все же постарался не злиться и выслушать их. — Это абсолютно невозможно. Ни у меня, ни у нее нет ничего такого. — Почему ты так уверен? Неужели тебе не вспомнилось ничего такого о ней? — В голове сразу всплыли моменты наших «ссор», так что нет, у меня нет каких-то счастливых воспоминаний. Я просто знал ее как друга? У меня их не так-то много, так что не совсем понимаю, как это воспринять. — Зато я помогу тебе начать: в день, когда я позвал ее на свидание со мной, я хотел развести ее, как-то унизить, но вместо этого она оказалась хорошим собеседником. И это меня удивило. Ты бы видел ее, когда она смотрела на закат; ее взгляд был таким грустным, словно то, чего она хочет, совсем недостижимо для нее. Также слышал от брата, что она заботилась о тебе, когда у тебя был отравлен организм. Считаешь, что не будь ей до тебя дела, она бы стала с тобой нянчиться? Если так посудить, то вы всегда были приклеены к друг другу. Если ты и отрицаешь свои чувства, то хотя бы за Гарри не ручайся. Она, может быть, была влюблена в тебя, но хорошо это скрывала, потому что любовь — слишком непозволительная роскошь для нее. Это все, что я хотел сказать. Я задумался над рассказом Гарри, что меня ждало бы счастье, не отринь я его. Я хочу хоть раз за свои двадцать три года довериться другому человеку. Но если ты к этому не готов и прошлые чувства тебя тяготят, то видимо, не стоит ворошить этот улей. Бывай, — парень на прощанье помахал рукой и вышел, закрыв плотно дверь. — Прошлые чувства, говоришь… Мне слишком страшно кого-то полюбить снова… Не хочу больше чувствовать беспросветную тьму в душе после очередной потери. Но… Тонкие длинные пальцы очертили недописанную картину, на которой была изображена Гарри: небрежная сидящая поза на стуле, бесстрастно-задумчивый взгляд, устремленный в покрытое местами инеем, окно. Судя по всему, Шерон так и не смогла закончить полноценную картину, связи с обстоятельствами. Проводя кончиками пальцев по шершавой поверхности, стараясь не испортить искусную работу, в его голове внезапно пронеслось: «У нее всегда были такие выразительные серые глаза?»***
Через две недели подготовлений дом Рейнсворт послал пригласительные на чаепитие в честь их друга. Пусть и прошло не так много времени, но понемногу все стали приходить в себя. Шерон мало-помалу стала улыбаться и выглядеть как прежде, а Лиам как-то подозрительно постоянно околачивался вокруг нее, аки пчелка у цветка, стараясь всеми силами обустроить госпоже комфорт. Гилберт не так давно принял решение приютить вечножрущую Алису, которая в последнее время еще больше стала налегать на мясо, Оз и Элиот потихоньку сдружились; вернее Элиот стал менее агрессивен по отношению к блондину. К чаяпитию присоединились бабушка Шерон и герцог Барма, чему все обрадовались в какой-то степени, что компания стала больше. Оскар стал наверстывать упущенное, стараясь быть как можно чаще с детьми. Винсент до сих пор пытается сквозь кровавые слезы выслушивать о принципах казни, рассказы о том, как выглядит каждое орудие пыток и какое у них назначение. Тем не менее, время от времени все же интересуется в определенных местах и внимает то, что говорит ему Безариус. До любви, конечно, далековато, но начало неплохое, как казалось парню. Зато Оз и Оскар были не слишком рады такой компании Ады. Брэйк же сидел за столом с нетронутой чашкой горячего чая и рассеянно наблюдал за гостями. Сегодня он почему-то чувствовал себя здесь одиноким и лишним, хотя и старался не подавать виду, что ему смертельно скучно находиться вокруг воркующих голубков, особенно вон тех, — что в возрасте. Сомнительное удовольствие для глаз и ушей. И особенно для неподготовленных. Также, благодаря своей зоркости, он подмечал множество мелочей, что скопились за эти две недели: Шерон и Оз стали стремительно расти, вот только Озу это компенсировалось засчет того, что тот пропал на долгие десять лет в Бездне, а Шерон — за контракт с Эквейсом. Находящийся рядом слуга Элиота — Лео снова владел собой, так как вторая «привитая» душа рассеилась по странным стечениям обстоятельств. Баскервили тоже куда-то запропастились на дно, но оно и к лучшему. Винсент, на его удивление, стал куда лучше и не стал во время битвы крысятничать и проявил себя на стороне реализма, а не жалкой утопии. Свое же состояние достигало отметки «превосходно». У Брейка появилось полноценное зрение, к которому он все еще не привык, легкость и сохраненная молодость во всем теле. Хотя если учитывать время, что он также провел в Бездне, он должен был постепенно становиться сморщенной сливой, однако же цветет и пахнет, несмотря на все сомнения. После анализа других людей, он стал разбираться в словах девушки, которые она произнесла перед тем, как тот отключился. Он не помнил все, что Гарри ему наговорила, но ему не давало покоя то, что Лаусон может быть из другого мира, там, где стираются все границы между тысячами и более миров. Но еще более безумно становилось оттого, что разгадка всегда шныряла под его носом. Было вполне логично, что беловолосая была схожа цветом волос и глаз на Волю Бездны. Что имело место быть теории о том, что она и вправду была вытянута из своего мира. И вдруг в голове, точно рой пчел, копошились воспоминания о ней и ее поступках. И Брэйк все чаще и чаще замечал, что он и вправду волновался за нее иногда и притворялся, что для него это ничего никогда не значило. Определенно в какие-то моменты он улавливал, что внутри за нее растет беспокойство, но всегда отрекал это, как что-то ненормальное. Он давно забыл, что значит любить и не особо стремился к этому. Но Зарксис не стал скрывать то, что ему поначалу это надоедало, но со временем ему нравилось, что есть человек, который о нем заботится. Те тёплые и надёжные объятия, что отпугивали воображаемых подкроватных монстров, ее яростные попытки заставить его маленького есть полезную пищу… Все это дарило спокойствие и тепло, что экс-шляпник давно не ощущал по отношению к себе. И к слову, Брэйк больше не притрагивался к сладостям, отдав предпочтение нормальной еде. Вот только здесь положительной заслуги Лаусон не было, скорее наоборот, как только тот увидит что-то сладкое, то его сразу бросает в воспоминания о ней, чего он точно не хотел помнить, хотя бы в ближайшее время. Так и свихнуться можно. Хотел бы он и в самом деле, чтобы она была здесь… Противное чувство неправильности было раздавлено твердой выдержкой Брэйка, который назло себе взял конфету в рот и запил ее чаем.