В поисках тебя.

Прошёл уже месяц с тех пор, как я стал ухаживать за королевским отпрыском. Признаться, это не столько хлопотно, сколько утомительно. Почему? Изо дня в день одно и то же. Крики, слёзы, суета… И это я не о младенце, нет. О матери его. Её Высочество доставляет хлопот куда больше, чем её чадо. Юной (и по моим наблюдениям не состоятельной) Королеве совсем недавно стукнуло двадцать, и весь груз полномочий лёг на её хрупкие плечи. Но нет, это её ни сколько не заботит, ведь для этого существует деятельная помощница, готовая разделаться со всеми делами в два счёта. А удел особ голубых кровей – развлечения, ведь жизнь так коротка и зачем её попусту тратить? Вот и развлекает она себя, как может, быстро перебегая из комнаты в комнату, шурша по полу дорогими платьями и тут же скидывая их перед очередным кавалером. Мне мерзко, противно и тошно. Нравственность? Во мне? К счастью, нет. Атмосфера раздражает. Идиотские игрища в пышных одеждах чья вообще прихоть? Этой румяной девчонке ничего в жизни не надо, чем меньше забот, тем лучше. Смеётся, радуется, всем счастья желает, а сама что делает? Чёрт, вот если бы не это платье, я бы сам ей мозги на место поставил. Ан нет, барышням негоже такими делами заниматься. Вот и приходится малыша на руках качать. А мать его что? Отчего это всё? Душа у неё пустая, не обласканная любовью. А она её дарить всем пытается и ведь… верят все. Народ её любит, на руках носить готов. Ту, которая о них заботится. Ту, которая в счастье их купает. Ту, чья улыбка им жизнь освещает. Она – символ, всего лишь рисунок. Поэтому и живёт так припеваючи. Единственное, что её печалит, что отец её ребёнка куда-то исчез. Любит она его, оказывается. А что к другим тогда лезет? Я был возмущён, но позже узнал, что до определённого времени Её Величество обязана обзавестись тремя наследниками. Позже нельзя – кровь становится хуже. У меня тут же возник адекватный вопрос: а где же ещё два ребёнка? Те, что были претендентами на трон. Ответ был скомкан, но я узнал правду. Был ошарашен. Как всё-таки судьба любит играть с человеческими жизнями, переплетать их, а потом рвать связи. Резко, сильно, беспощадно. До хруста, до боли, до конца. Сбрасывать с горы вниз по наклонной. Ломать человека, унижать его. Чудно. Как не парадоксально, но оказывается, что здесь, в мире с повсеместным презиранием мужчин, был правитель оного пола. Так уж случилось, что его мать смогла забеременеть лишь однажды, и ничего не оставалось, как посадить юношу на трон. Со временем он вырос, возмужал и настал его черёд оставить наследников. Король был влюблён в одну из своих многочисленных служанок и мечтал, чтобы эта девушка родила ему ребёнка, который впоследствии стал бы правителем. Он тайно встречался с возлюбленной, в то время как свита подыскивала подходящую кандидатуру для необходимого процесса. Служанка не верила, что Король мог полюбить её, ведь вокруг было столько статных особ. Он долго упрашивал её, пытался доказать свои чувства, убеждал, что её ждёт светлая старость а её детей счастливое будущее. Наконец, она согласилась. После оповещения о том, что Король уже сделал свой выбор, кто будет матерью его первого ребёнка, приближённые были очень рассержены, ведь они уже нашли чудесную девушку. Без лишних разговоров было решено заставить правителя завести второго ребёнка от этой женщины. С тяжёлым сердцем мужчина выполнил указания и тут же поспешил к любимой. Он застал девушку всю в слезах – она узнала об измене. Она понимала, что нельзя принимать всё так близко к сердцу и её обязанность – выносить ребёнка, но не могла простить предательства. Она держала в руке нож, готовая в любой момент нанести себе смертельный удар. Мужчина вовремя остановил её и объяснился. Девушке ничего не оставалось, как принять это, как данность. Вскоре, родился мальчик. Приближенные вновь были рассержены. «Вот что значит выбрать женщину из недостойного класса! Она родила мальчишку!», - кричали они, указывая на заплаканную мать, прижимавшую к груди неразумное дитя. Король встал на их защиту, ссылаясь на то, что вскоре появится ещё один ребёнок. Так и произошло. Женщина, выбранная приближенными, родила милую девочку, которая тут же получила имя Тамара. В высших кругах её тут же окрестили новой правительницей, не смотря на протест Короля. Он был возмущен тем, что его первенец, сын, не может стать правителем. Любимая утешала его, говоря, что таковы порядки и их не изменишь. Тогда у Короля промелькнула мысль. «Изменишь», - сказал он. – «Он будет править этим государством, если останется единственным наследником», - ударив кулаком по столу, сказал он. Женщина упала ему в ноги и со слезами на глазах стала упрашивать его не делать этого. «Это грех!», - кричала она. – «Не надо, она ведь просто ребёнок, не надо!» Мужчина поднял её с колен и прижал к себе. В ту ночь зародилась новая жизнь. Король был уверен, что в этот раз родится девочка. Так и случилось. Чудесное голубоглазое дитя появилось на свет. Окружение вновь негодовало. Не бывало такого раньше, чтобы у правителей были дети от одной и той же женщины. Поэтому и эта девочка не была принята окружением. Все почитали юную малышку с румяными щеками и вьющимися розовыми волосами. Дети стали расти вместе. Мальчик проявлял лидерские качества, он командовал сёстрами в их ненастоящих походах и штурмах крепости. Малышкам не очень нравились такие игры, поэтому они предпочитали покинуть брата и оставаться наедине, играя в куклы. Вскоре к ним присоединилась ещё одна девочка – дочка главной советницы Короля. Она была ровесницей с мальчишкой, поэтому нередко они играли вместе. Дети росли, а отец был не спокоен. Он хотел, чтобы сын стал во главе. Но этому не суждено было случиться. Был поднят мятеж, и Король был убит вместе со своей возлюбленной. Их отравили и сожгли тела. Теперь ничто не мешало приближенным почитать юную наследницу с рубиновыми глазами. Дети продолжали жить и воспитываться вместе, но предпочтение в образовании и развитии отдавалось Тамаре. Однако брат с сестрой не отставали от девочки – неспроста Король полюбил их мать – они были очень одарёнными детьми. Тамара была более легкомысленной и ветреной, чем хозяйственная Пилика или увлечённый Трей. Когда Тамаре исполнилось тринадцать (а именно в этом возрасте её короновали на трон), брат с сестрой стали абсолютно не интересны. Их намеревались оставить у королевского двора в память о великом отце, но произошло непредвиденное. Мальчишка настолько сблизился с дочерью советницы Анной, что когда той настало время уходить, он проклял её и заперся у себя в комнате. Через день он одумался и решил пробиваться в тронную залу, в тот момент, когда проходила церемония. Он ворвался туда, где и был схвачен. Его высекли, а затем отправили гнить в темнице на первом ярусе, заранее зная, что он уже никогда оттуда не выберется и подохнет в скором времени. Сестра была отлучена от двора и переведена в отсек В, где ей была поручена самая грязная работа. Однако её хозяйственные качества не улетучились со временем, и там она развивала их ещё больше и в скором времени оказалась во главе обслуживающего персонала. Однако в высшем свете пустили слух о том, что королевские дети, не выдержав смерти обоих родителей, покончили с собой. Поэтому всеми любимая Принцесса Тамара стала единственной законной наследницей. Не знаю, но после того, как я узнал подлинную историю этих ребят, мне захотелось что-то сделать для них. Господи, какой я стал сентиментальный. Ужасно. - Бутылочка пуста, - услышал я рядом скрипучий голос. Кинул взгляд в сторону говорящего – да, она, кто же ещё. Знакомьтесь, Кино, гувернантка королевских отпрысков. Не завидую я им, честно. - Конечно, - отозвался я, уложив ребёнка в кроватку. - И кто тебя только сюда пустил, - пробормотала она, склонившись над ребёнком. Я промолчал. Так и подмывало что-нибудь ответить, но эта прозорливая бабка точно бы догадалась, чем дело пахнет. - Тебе лет-то сколько? – вновь спросила она. Почему вновь? Она каждый день меня об этом спрашивает. - Двадцать три, - повторил я. - А дети где? - Нет ещё. - И не будет. Шикарный разговор. Спасибо. Я сел на стул около стены. Пожилая женщина развернулась на пятках и посмотрела на меня. Её глаза были мутно-серыми, ужасно светлыми, почти бесцветными. Она моргала редко, чаще всего смотрела куда-то сквозь, не мигая. Вот так и сейчас она на меня уставилась. Взгляд, пробирающий до костей. Душу на изнанку выворачивающий. А я поглубже свою истинную личину прятал, за девчонкой милой скрываясь. Получилось, наверное. Она смотреть перестала. Она хотела было что-то сказать, но дверь со скрипом приоткрылась и в комнату вошла Анна. Женщина тут же выпрямилась и почтительно склонила голову в знак приветствия. Девушка поздоровалась с ней вслух, подошла к кроватке, что-то сказала ребёнку и пошла к двери на противоположном конце комнаты, жестом указав идти за ней. Я поднялся со стула и последовал за ней. Это странно, но по крепости поползли слухи о том, что Анна, девушка, никогда никого близко не подпускавшая, стала общаться с новой, непонятно откуда взявшейся служанкой. Новости были тревожными, ведь кто знает, что может придти в голову строгой особе, взявшей под своё крыло служанку. Мнения сходились на том, что служанка (то есть я) станет гувернанткой следующих поколений королевской семьи. Анна не была обыкновенной девушкой. Она не была такой, какой я помнил её в прошлой жизни. Она была другой. Слишком холодной и официальной, закрытой и пугающей. Я слышал, что все служанки в ярусе В терпеть её не могли. Да это и не удивительно, ведь там заправляла всем Пилика. Но дело было не только в этом. Говорят, однажды она жестоко наказала двух девушек, занимавшихся любовью в одной из комнат, порученных им для уборки. Поначалу я был ошарашен не столько наказанием, сколько самим фактом содеянного девушками. Однако, как позже выяснилось, это нормальное распространенное явление в этом мире. И для Анны был первичным тот факт, что они не выполнили свою работу. Девушки были высечены, их провели по городу нагими, истекающими кровью и в конце концов изгнали из города, не оставив ни одежды, ни денег. Говорят, их нашли через месяц в ущелье, куда их загнали койоты. С тех пор не было ни единого случая непослушания. - Мейка, - посмотрев на меня, произнесла Анна. - Да? – отозвался я, ожидая, что же она скажет. - У меня есть поручение, касающееся только тебя. Не хочу огласки, шума тоже не хочу, - она тяжело вздохнула. Я видел, что слова давались ей нелегко. - Объявился отец Нино. Я не хочу, чтобы Тамара вновь занималась им. Не хочу этот шум, не хочу, чтобы они вдвоём трогали и занимались ребёнком. - Что мне нужно делать? - Не подпускай его к девочке. Если придёт - зови меня, - убрав чёлку с глаз, попросила она. Знаете, я стал замечать, что с первой нашей встречи она стала разговаривать со мной по-другому. Совсем иначе, не так, как она говорит с прислугой или Тамарой. Более откровенно, что ли. С чего бы это? Доверяет? Не глупая же она. Тут что-то другое… - Хорошо, - улыбнувшись, ответил я, не сводя с неё взгляд. Ловил каждое движение, вколачивал в сердце, запоминал. Невыносимо. Готов поспорить, что был, как мальчишка. С пунцовыми щеками, бегающими глазами и стучащим, да что уж там, колотящим в груди сердцем. Она со мной невообразимое что-то делает, делала, всегда делать будет. Хочется подбежать, обнять, целовать в закрытые, подрагивающие, как во сне, веки, в приоткрытые ядовитые губы, сжимать острые плечи, пшеничными волосами дышать… Я задумался, погрузившись в фантазии, и не заметил, как она рядом со мной оказалась. По-другому говорит, думаете? Верно. Смотрит? Снизу вверх. Моей она будет скоро, её тянет, я же чувствую. Я посмотрел на девушку, придирчиво окинувшую меня взглядом. Её тонкие пальцы потянулись к моей щеке. Я замер. Почувствовал, как кровь побежала по венам, как воздух содрогнулся от моего сердцебиения. Раз. Её рука пеленой нежности скользит по моей щеке. Мимолётно, не касаясь вообще, но для меня это всё. Два. Её тонкие холодные пальцы касаются моих волос, явно путаясь. Три. Движение резкое, неожиданное, но я запоминаю. Она убирает прядь волос мне за ухо и отстраняется. Четыре. Пусто. Вспоминаю раз, два, три. Сердце вновь стучит в привычном темпе. - Причёска растрепалась, - сухо говорит она, вновь смотря на меня. Я киваю, забыв слова. Да и сказать что-то боюсь, в горле давит, голос не выскользнет. Лишь опускаю взгляд, пытаясь отодвинуть прошлое. - Переплету. Садись давай, - она указывает на стул перед зеркалом и я покорно выполняю, не поднимая взгляд. Осознаю, что и для неё слова нелепые. Не хочет говорить слишком мягко – будет ужасно подозрительно и значит, будет что-то значить. А для неё слова ничего значить не должны. Расплетает меня, вытаскивает заколку. Ещё ту, что Пилика дала. Не понимает этого, поэтому в сторону быстро откладывает. Начинает расчёсывать меня, пальцы в волосах путаются. А я глаза закрываю, не могу иначе. Ловлю каждое движение тонких пальцев, растворяюсь в её движениях, ужасно хорошо себя чувствовать начинаю. Она откладывает гребень в сторону, разделяет волосы на несколько частей и что-то делать начинает. Мне неважно что, главное как она это делает. Быстро перебирает пальцами, вплетает прядь за прядью, изредка касается кожи головы, и я вздрагиваю, когда неосторожное касание током пронизывает меня, и она продолжает плести дальше, не замечая мои терзания. Я сжимаю трясущиеся руки в кулаки, комкаю платье – всё для того, чтобы не схватить её тонкое запястье. Она спускается ниже, подходит к завершению и не глядя пытается нащупать заколку, но ей это не удаётся и я подаю её ей. Она берёт её из моих рук, зацепившись теплом своих пальцев за мои, так нуждающиеся в ней, пальцы. Будто не замечая ничего вокруг, она завершает прическу и в последний раз касается моих волос, отпуская ажурную косу. Я делаю последний, самый глубокий вдох и пытаюсь успокоиться. Она не даёт мне сделать этого, просит встать – хочет посмотреть на свою работу. Я выполняю её просьбу. Она рассматривает меня, и я вижу в её глазах то, чего раньше не видел. Она ожила. Маленький росток жизни прорывается во мгле её бездонных глаз. Неужели поводом для этого послужила причёска? Но ведь… Не знает она, кто я на самом деле. И росток это никакая не любовь, а всего лишь человеческие отношения, о которых она так давно забыла. - Тебе нравится? – слишком весело спрашивает она, но осознаёт, что позволяет лишнего и к концу фразы её голос делается хриплым. - Конечно, - отвечаю я. Так, как обычно говорю. Истинным голосом. Пусть думает, что хочет. Она моргает. Не слышит или не понимает, не знаю. А я смотрю на то, как жизнь в ней вновь умирает, скрываясь под каменным саркофагом гордости и ответственности. И глаза ещё чернее становятся. Такими, как сажа. Как ночь беззвёздная. Беззвездная, она такая некрасивая. Не знаешь? Я покажу тебе, не бойся. Анна выпрямляется. Понимает неловкость момента и поспешно уходит, не кинув даже пресловутое «До встречи». А я остаюсь стоять в этой комнате с её воздухом, с её прикосновениями у меня в волосах, с её мыслями и чувствами… один.