You know the dead can't hear you

Бывает такое, когда даже какая-нибудь жалкая вещица, невольно попавшаяся взору, тут же окунает посмотревшего в омут самых неприятных воспоминаний, связанных с ней, после чего хочется то ли взреветь от стыда, то ли вовсе выколоть себе глаза, чтобы подобного не повторилось никогда больше. Так вот, Олсон испытывал это самое чувство чуть ли не каждый чёртов раз, стоило ему только поднять веки при входе на свою треклятую кухню. И пусть горит тот вечер синим пламенем, но жгучие до боли картинки так и всплывали в сознании. А жгли они, как не сложно догадаться, по самому насущному. Смятение, иногда переходящее чуть ли не в жар и агонию, сопутствовало Рикки последние несколько дней. Пять, если быть точнее. И за это непривычно медленно тянущееся время парень бесчисленное количество раз бросился из крайности в крайность, то хватаясь за телефон, уже заранее проиграв предстоящий разговор, то выдирая себе волосы от подобных мыслей. Его точно околдовали, наложив чары безумной привязанности, но, вместе с тем, брюнет отвергал и эту версию. В конце концов, он просто сошёлся на мысли, что в край потерял рассудок, потому тут ничего и не попишешь, а прямая дорога ему вовсе не в мрачную квартирку в одном очень благополучном районе Скрэнтона, а в клинику для душевнобольных (в которой, к слову, Олсон и так должен был появляться чаще, чем в последние месяца, когда он упорно глушил свою паранойю регулярными передозировками, но речь не об этом). Навязчивые мысли сменились глубокими раздумьями о том, с чего вдруг ему вообще стало так необходимо вновь услышать голос мужчины, который больше пугал и отталкивал, нежели притягивал к себе. Наверное, также стоит напомнить, что Рикки по природе своей любил утопать в мрачных думах, так что это не единственное, что мешало ясности его рассудка. Проблемы будто толщенным коконом свились вокруг него, сковывая по рукам и ногам. Так и не произошедший диалог с его единственным другом встал на одном уровне (чуть ниже, по правде говоря) по значимости с необходимостью всё-таки сделать звонок недавно занесённому в контакты номеру. И теперь Олсон уже метался между тем, что стоило бы воплотить в жизнь первым делом. Логичнее, конечно, было бы сводить Винни в Krispy Kreme после вторничной смены, а там уже вывести приятеля на диалог и, возможно, выбить объяснение его холодности в последнее время. И Рикки уже одобрил и утвердил эту идею, но, правда, лишь у себя в голове. Всегда ведь проще всё в мыслях продумать заранее, чтобы в реальности дела пошли совершенно иначе. — Найдёшь сегодня для меня пару часиков? — брюнет игриво, как в старые добрые обычно делал только Мауро, бёдрами толкнул в бок коллегу. Почти полторы недели потребовалось для того, чтобы всё же собраться с собой и пойти навстречу. — А тот твой друг против не будет? — горько и ядовито, но, вместе с тем, с напыщенным безразличием спросил старший бариста. Глухой бы и то прочувствовал этот осколок ревности, брошенный точно в цель. Олсон замер на месте, а и так натянутая улыбка, как по команде, слетела с лица. Череп копьём раскололо жгучее осознание, будто приятель лично ему так и открыл свою душу. Это была точно не та причина, по которой, как казалось юноше, Винни мог бы его игнорировать. Что уж там, он даже не предполагал подобного. Мысль о том, что единственный друг мог приревновать его к какому-то незнакомцу звучала глупо и сумбурно. Так и хотелось встать посреди зала и, как положено по законам жанра глупых мелодрам прошлого века, закричать во всё горло: "— Вздор!" и броситься обвинять приятеля в недоверии и опрометчивости. Но это мог бы сделать кто угодно, но точно не Рикки, который скорее до крови прикусит собственный язык, чем станет как-то открыто возражать. Да и не был он уверен вовсе, но отчего-то эти догадки казались абсолютной правдой. — Ты о чём? — проглотив всё возмущение разом, младший бариста вновь принял свойственный себе безучастный вид, уже не говоря с таким энтузиазмом, как то было в начале диалога. — Я думал, ты в курсе, что ты мой единственный... друг, — Олсон искренне не любил это слово и пытался его избегать, однажды до силы обжегшись. Но сейчас это было то самое, что просто бесспорно необходимо услышать кучерявому парнишке за прилавком, чтобы хоть капельку тепла разлить в его сердце. И пусть, быть может, это не совсем то, что ему хотелось бы, но всяко лучше привычных формулировок брюнета. Мауро удивлённо повёл бровью и хмыкнул себе под нос. Наглой ложью было бы утверждать, что визит странного мужчины, просящего адрес его коллеги (да что уж, гораздо больше, чем просто коллеги!), вовсе не смутил парня. Винни, казалось, никогда не был настолько опустошен и расстроен, как после личного согласия Олсона дать его номер этому наглецу. Сказать по секрету, он даже прослезился вечером в душе, прижавшись к холодному кафелю лбом, попутно шепча такое родное имя. Почему-то юноша чувствовал себя обманутым и променяным, будто его Рикки вдруг нашёл себе свежую кровь, а про своего верного приятеля и позабыл вовсе, ведь и не пытался он до этого самого момента заговорить прежде. А всё это после того безрассудно брошенного на прощанье поцелуя в щеку, которому, клянусь, брюнет и не предал бы значения, будь они девушками — такими же подругами. Но они не были. Ровно как и не были чем-то большим, чем просто друзьями. Возможно, конечно, лучшими, но и это вряд ли давало повод для душевных терзаний, наполненных детской жаждой полного обладания, обычно светлого и счастливого кучерявого юноши. — На самом деле, у меня были планы, — Мауро повернулся лицом к своему собеседнику, облокачиваясь на столешницу, — Но ты можешь составить мне компанию. Порубимся в плойку у меня, что скажешь? — Винни как-то неожиданно вновь вернул блеск на своё лицо, словно и не было той обиды и бойкота длиной почти в три недели. Олсон радушно улыбнулся в ответ и кивнул, в мыслях просчитывая следующие шаги. Осталось только задать один очень волнующий вопрос, в надобности чего парень уже успел окончательно засомневаться. *** Тёплый и такой уютный. Это подошло бы под описание нескольких вещей одновременно: вечер, плед и Мауро под боком. Рикки определённо не хотел рушить сложившуюся идиллию, потому настойчиво продолжал оттягивать время для, как ему казалось, серьёзного разговора. Скорее всего, он не был бы таковым, не относись к этому так сам Олсон. Но как он мог иначе, когда это касалось их хрупкой (к слову, с недавнего времени) дружбы, которой, как нельзя было бы сказать с первого взгляда, юноша всё-таки дорожил. — Я вот никак понять не могу, Винни, — брюнет отложил свой джойстик в сторону после очередного проигранного раунда в файтинге, — ну, знаешь, ты всё время подмечаешь моё состояние, следишь, когда мне становится хуже, — старший бариста заинтересованно перевёл на него свой взгляд, пытаясь поудобнее расположиться на диване, — а я ведь никогда не видел подобного в тебе. Да, ты вообще у нас на позитиве вечно, но... Как бы прискорбно мне не было, ты изменился. Два прозрачно-голубых осколка морозили ледники в душе Мауро, пристально сверля в нём дыру. Увидеть настолько сосредоточенный и осмысленный взгляд у парня, что уже который год усердно прячет глаза то за волосами, то просто пялясь в пол, можно считать за восьмоё чудо света. Конечно, историческим или культурным достоянием они вряд ли могли похвастаться, но зато Винни на крови мог поклясться, что отрекся бы от всех пирамид и водопадов, лишь не прятал их больше скупой обладатель. — И я не психолог, ты знаешь, но, я ведь вижу, что это что-то, что связано со мной. — Рикки смутился от своих слов, что уже должны были сорваться с языка, но на которые он так и не решился, будучи слишком неуверенным, — И, чёрт бы тебя побрал, не делай такое лицо, чувак! Мы оба знаем, что я имею в виду. И в этом Олсон был на все сто процентов прав. Сидящий напротив него парень даже не пытался скрыть румянец на щеках и испуганный вид. Мауро, казалось, вот-вот сорвётся с места и сбежит из собственного дома, словно пристыженный за воровство подросток. Но он сидел, то ли пытаясь сымитировать полное непонимание, то ли действительно пребывая в минутном шоке. — Я... я в порядке, забей, — Винни прикусил нижнюю губу и отвернул голову к экрану телевизора так, чтобы за пушистыми волосами приятель не смог разглядеть едва дрожащие от чувств мышцы лица. — В семье проблемы, знаешь, на личном тоже не очень. Но не переживай, ты тут ни при чём. Не понимаю, о чём ты, — разом выдал кучерявый парнишка, то и дело всё время своего монолога мотая головой, будто отрицая свои же слова. Рикки обречённо вздохнул, закрывая усталые веки. Не хотелось спорить, он вновь проиграл по всем фронтам. Видимо, такова его стезя по жизни — не доводить дела до конца. Да и, с другой стороны, очевидно, он в очередной раз что-то себе придумал, возомнил о себе слишком великое, так что теперь пристыженным чувствовал себя он. Весь вечер его тешила лишь мысль о том, что второе своё дело он всё же попробует хотя бы начать правильно, чтобы не повторять предыдущих ошибок. И пусть грабли Олсон безумно любил, а они, в свою очередь, — единственные, кто отвечал ему взаимностью, мечталось верить в удачу. — Всё ты знаешь, — вместо прощания прошептал брюнет на ухо своему приятелю. И даже когда Рикки исчез с горизонта, растерянный старший бариста так и стоял замерев, потирая горящую дыханием друга шею. Быть может, не стоило так глупо уходить от вопросов. *** Приподнятое настроение, которое так редко посещало унылую душу, окончательно растворилось вместе с дымом после первой затяжки. Олсон и не знал, что теперь думать, мысленно хороня единственную дружбу. Не сказать, что такому социопату, как Рикки, это общение было жизненно необходимо, но, тем не менее, как бы он не скрывал это от всего окружающего мира, Мауро сумел привязать его к себе толстым канатом из поддержки, заботы и понимания, которых никогда прежде ему не доставалось в нужных количествах. Пустота улицы слабо подпевала огромной дыре внутри Олсона. И, нужно подметить, из этой песни рождались тоска и печаль, к которым уже не привыкать. Правда, после того внимания, которым юноша был окружён совсем недавно, это было как остриём по чуть зажившей ране. Он выудил телефон из глубокого кармана куртки, пару раз повертел небольшое устройство в руке, после чего всё же включил дисплей. Высветившийся сразу же после разблокировки контакт, который уже больше недели мозолил глаза парню, вновь, подобно всему наполнению его кухни, окунул в тот злосчастный день. Чёрт с ним. Рикки щелчком избавился от окурка, не глядя нажимая на кнопку вызова. Нечего было терять, хуже не станет, да и пора бы было уже прекратить обманывать себя. Ему просто нужно было сделать один дурацкий звонок и тогда, быть может, эти жалобно стонущие мысли в его голове наконец найдут своё логическое завершение. — Да? — хриплый голос отозвался на другом конце линии. Нервный, будто отвлеченный от чего-то важного, но вместе с тем с ноткой заинтересованности. Казалось бы, разве можно столько всего вычленить из одной фразы? А Олсон смог, ведь вслушивался внимательно, словно насыщаясь. — Кхм... Это Рикки, если помнишь, — неловкость с первых секунд пропитала разговор, отчего парню тут же захотелось сбросить вызов и выкинуть телефон в ближайшую урну, но он сразу одёрнул себя, возвращаясь к разговору, когда собеседник дал утвердительный ответ, — Как у тебя дела? Тихий смех и посторонний голос послышался на заднем фоне, но он быстро стих, стоило Крису наигранно прокашляться. — Не говори мне, что позвонил только потому что тебе интересно узнать, как у меня дела. Мне, конечно, было бы очень лестно, но это только если не учитывать то, на чём мы закончили нашу прошлую встречу, — Черулли говорил серьёзно, но не без присущей ему насмешливой нотки, из-за чего напряжение диалога чуть ослабло. — Мы могли бы встретиться? Честно, не знаю зачем, как и не знаю того, зачем вообще звоню, но почему-то думал, что стоило бы это сделать. — Надеюсь, что это ты не из чувства долга, — тёплый смешок раздался из динамика, — Я могу хоть сейчас приехать, — на заднем фоне раздались будто возмущённые возгласы, но были они мужские или же женские Рикки понять не смог, — А вообще, я заберу тебя завтра с работы, — мужчина сказал это так, что возразить не представлялось возможным. Да и не хотелось этого Олсону вовсе. Согласовав все тонкости завтрашней встречи, парень с облегчением завершил звонок. Теперь на одну мерзкую и навязчивую мысль стало в голове меньше, хотя она тут же и сменилась другой, более злостной и настырной. Думать о том, что кто-то не позволил Крису приехать к нему сегодня, не хотелось совершенно, хотя и не получилось вовсе. Он понимал, что не с чего размышлять о подобном, когда этот мрачный, но в своём роде привлекательный мужчина не являлся ему по сути больше, чем просто знакомым. *** Следующий же день тянулся дольше положенного по всем законам жанра. Да и коллеги на смене как назло тоже не оказалось, чтобы хоть как-то скрасить огромные промежутки скуки между варкой кофе. Олсон не любил общение, но именно его сейчас чертовски не хватало. Несколько лет назад он свил для себя неуютный домик из тревоги и страхов, в котором с удовольствием поселился, оградившись от травмирующего окружения. И такая монотонная жизнь в вакууме казалась более чем удовлетворительной, если бы однажды в неё всё же не решили бы влезть. Мауро прорубил небольшое окошко, запустив через него немного тепла и заботы, а теперь не было и этого, потому и стало чувство одиночества посещать слишком часто — оно нашло ту щель, сквозь которую было легко пробраться. — Скучаешь? — Рикки вздрогнул, когда вместе с неожиданно громким голосом, по голове его потрепала тёплая, большая рука. Он быстро отстранился, вздёргивая нос вверх, притом заранее зная, с кем встретится взглядом. Он вновь слишком погрузился в раздумья, что не услышал звон колокольчиков над дверью, но вот голос уж он точно не смог бы спутать. — Собирайся, у нас впереди долгий вечер, — губы Криса растянулись в такой привычной самодовольной улыбке, да так, что у Олсона мурашки по загривку пробижались. Быть может, конечно, дело было не только в по-дьявольски прекрасной улыбке, но этого бариста уж точно не признал бы даже самому себе.