prism

      Диван, на которым им предстоит ночевать, старый и тесный, даже в разобранном состоянии, но Чонгук позволяет себе предположить, что в быту это компенсируется тем, что старший спит здесь один. Они залазят на него вместе с ноутбуком, и он скачивает им двоим фильм — Мстители. Перед этим, конечно же, уточняет у Юнги, не смотрел ли он его прежде, но тот трясёт головой и пожимает плечами, мол, нет, не смотрел.       На экране — кровь, пот и слёзы целого штата специалистов по компьютерной графике: всё ярко, взрывается, во все стороны наперегонки с ядерными ракетами летают стрелы Хоукая, а мир наводняют орды стрёмных, как сны перерубившегося в Варкрафт задрота, существ. В общем, событий много, и они происходят неимоверно быстро; Чонгук скашивает глаза, чтобы посмотреть за реакцией Юнги, и, неожиданно для себя, снова ловит на собственном лице его взгляд. Старший ничего не делает, просто смотрит, а ладони внезапно становятся липкими, и в воздухе опять ощущается напряжение, причину которого Чонгук не может понять. Это раздражает. «Хён, тебе не интересно?» — спрашивает он с плохо скрытой досадой. «Интересно» — звучит вслед за этим ответ.       — Фильм хороший, — уверяет его старший уже после титров. За окном вспыхивают фары пролетающих мимо автомобилей, а на часах уже почти полпервого ночи, но ни один из них не выглядит так, будто он хочет лечь спать. — Хотя конфликту, по-моему, недостаёт остроты.       — В смысле?       — Сложно объяснить, — он вздыхает и чешет под бровью. Его взгляд больше не вызывает вопросов: теперь там ясно читается мыслительный процесс. — Ты смотрел «Хранители»? Там тоже про супергероев, но он другой. Сильно другой.       И несмотря на то, что время позднее, а Юнги вроде как даже особенно не настаивает, Чонгуку хочется его посмотреть. Фильм тянется два с половиной часа, режиссёрская версия, и где-то ближе к финалу, когда щелчок пальцев Манхэттена разносит на кровавые пятна принципиального Роршаха, младший цыкает, долбит кулаком по кнопке пробела для паузы и, откинувшись на подушку, возмущённо стонет и закрывает глаза.       — Блин, хён, у меня после таких фильмов мозги кипят. Ненавижу, когда всё оказывается не таким, каким кажется.       — Ты про план Озимандии? — догадывается Юнги. Он переворачивается на бок, и приподнимает корпус на локте, слишком довольный эмоциями, которые видит у него на лице.       — Да! — возмущение Чонгука, кажется, можно черпать вёдрами. — Он… мудила, он обманул всех, он подставил своего друга, он… блин, и как Доктор Манхэттен вообще его типа простил? — прерывистый вздох, во время которого он ерзает затылком по мятой подушке и с усилием давит себе предплечьем на глазницы. — Бедный Роршах. Он был таким классным. Это несправедливо, пиздец.       — Ну, просто Озимандия поступал так, как он считал, будет лучше для всех, и поступал правильно, и Манхэттен понял это. А Роршах был слишком… принципиальным, — слова заставляют младшего отнять руку от лица и поднять брови, выражая недоумение. Юнги подавляет вздох и, хлопнув крышкой ноутбука, отодвигает его к спинке дивана. Следующую его фразу нарушает зевок. — В конце концов… это просто фильм.       — Но тебе же он нравится, — простынь шуршит, когда Чонгук пожимает плечами. Он отпихивает в сторону одеяло и поворачивается на бок. — Почему, кстати?       — Нравится. Не знаю, просто он поднимает важные проблемы, и мне интересно, как разные люди для себя их решают. Ты читал «Уходящие из Омеласа»?       В комнате темно, но никому здесь не нужны лампочки, чтобы понять, что Чонгук улыбается.       — Давай спать, хён. Три часа ночи уже.       Он засыпает, не зная, что Юнги долго ещё всматривается в подсвеченный уличным фонарём профиль. Они так близко, что соприкасаются углами локтей. «Дерьмо». Впервые за месяцы, чье-то дыхание заглушает ему ревущий за окном полуночный Сеул.