prism

      — Можно остаться у тебя на ночёвку?       Вопрос настигает Юнги в момент, когда он пытается сварганить для них двоих ужин. Ну или, если вдаваться в детали, поздний обед. Чонгук сидит, развалившись на подлокотнике потрёпанного дивана, и лениво перебирает струны гитары, наблюдая, как его обтянутая майкой-алкоголичкой спина перемещается по тесной кухне: сначала хён режет купленную на их совместные средства свинину до порционных кусков, потом смешивает майонез с соевым соусом и, добавив приправ, мельчит массу в блендере. Монотонный визг миксера разбивается о задумчивое мычание, и Юнги, не отпуская кнопки, оборачивается через плечо.       — А мамка отпустит? — издёвка выгибает ему губы, и Чонгук фыркает.       — Не думаю, что её вообще это будет ебать, — старший оборачивается ещё раз и медленно поднимает брови, и в этом его жесте столько неодобрения, что становится неуютно. Неловко, точней. — Не надо так пялится на меня, окей? Мы поссорились. И я свалил из дома, — Чонгук опирается локтем на гитару и, тяжко вздохнув, умащивает щёку на кулаке. — Хотел переночевать у кого-нибудь, но из моих друзей только ты живешь без родителей.       — Ясно, — Юнги отворачивается и щёлкает переключателем на конфорке. Масло на сковородке начинает скворчать. — Почему вы поссорились?       — Успеваемость. И ещё… ей позвонили по поводу прогулов. Кстати… не помню, я уже спрашивал, почему ты живешь один?       — Это долгая история.       — Да? А у нас дохера времени, — Чонгук спихивает гитару с коленей, облокачивает её на диван, а сам разваливается поверху сидушки. Голени его ног оказываются закинутыми на подлокотник, босые ступни осторожно касаются упакованной в цветастые обои стены, и он улыбается. — Расскажи.       — Ладно. В общем, раньше тут жила моя бабушка, но она умерла год назад, и по завещанию квартира отошла нашей семье. Нам с отцом всегда было сложно ужиться вместе, так что мы все поговорили и решили, что будет лучше, если я съеду, — облезлые проплешины под большим пальцем ноги навевают какую-то ветошь, а где-то на периферии слышно, как Юнги вздыхает и вилка скрежещет о поверхность сковороды. — Конец.       Чонгук нарушает молчание первым.       — Знаешь, хён… не такая уж и долгая.       — Просто я опустил подробности, — он усмехается и падает задом на стул, вытирая руки о домашнее полотенце. — И вообще, — перепачканный в маринаде палец указывает в направлении Чонгука, и Юнги щурится, кое-как возвращая атмосферу прежнего раздолбайства. — Что-то ты дохера много умничаешь для мелкого.       Остаётся только поднять ладони в возмущённо-оборонительном жесте и рассмеяться.       — То, что я младше, не значит, что я тупей. Так можно остаться? — Останься, — Юнги пожимает плечами и достаёт из-за уха соломину сигареты. Щёлкает зажигалка, и пряные ароматы жареного мяса и маринада начинает перебивать едкий дым. — Из кровати у меня только диван правда, но ничего страшного, я могу и в кресле поспать. Окно открой, кстати.       — Разве он не раскладывается? — старший моргает немного непонимающе, и Чонгук хлопает рядом с собой по обтянутой тканью сидушке, приподнимаясь на правом локте. — Ну диван, в смысле.       — А, ну. Раскладывается.       — Ну так поспи со мной, в чём проблема-то?       Внезапно Юнги задерживается с ответом. Его взгляд, задумчивый и какой-то даже — что кажется несвойственным ему — немного растерянный, вперивается Чонгуку в глаза, будто в попытке найти там для себя что-то очень важное. Осевшую тишину разбивает только дыхание и шум вытяжки над щёлкающим на сковороде мясом. Звучит, как бред ёбнутого из стационара из дурки напротив, но на секунду Чонгуку кажется, что старший… смущён?       — Что такое, хён? Всё нормально? Тебе некомфортно спать в одной кровати с другими людьми? — Нет я... В смысле, я не знаю, я просто нечасто это делаю, в принципе, — Юнги глухо кашляет и машет рукой, разгоняя дым. — Но… всё в порядке, можем поспать вместе. Это же ты.       — Слушай, если ты не хочешь спать со мной, то это нормально, — произносит Чонгук вполголоса. Чужая неловкость перекидывается на него воздушно-капельным, как простуда или туберкулёз. Он садится прямее и обхватывает свои босые ступни ладонями. — Я тоже могу поспать в кресле.       Юнги тяжко вздыхает и, с нажимом проведя большим пальцем себе вдоль по челюсти, треплет волосы на затылке рукой.       — Да бля я… мне… не принципиально вообще, ладно? Ты гость, ты и решай, как тебе удобнее.       — Ладно. Тогда давай разложим диван.