Грехи за семью печатями

Флоренция. Наши дни.       Даже во дворе собственного дома мне не позволялось сполна насладиться одиночеством. Каждый мой шаг не мог ускользнуть от цепких глаз мужчин в камуфляже, что занимались обеспечением безопасности для нашей семьи. Всегда одной из самых навязчивых идей отца была безопасность. Буквально во всем он видел угрозу: угрозу жизни, угрозу утечки информации – он был мнительным, но именно эта «черта» каждый раз позволяла ему выйти сухим из воды. Отец не был человеком, который вел честный бизнес и мирные людские дела. Об этом он дал понять еще в первую нашу встречу. Но я никогда не возьмусь осуждать человека, который подарил счастливую жизнь бежавшей сироте. Каждый день я благодарила бога, что на моем пути появился Балтассарэ.       По периметру нашей усадьбы имелись четыре смотровые площадки. На этих площадках посменно находились вооруженные автоматами люди, облаченные в бронежилеты. Также весь участок патрулировали «солдаты» с собаками. На каждом углу висели камеры видеонаблюдения, датчики движения и фиксации теплового излучения. Весь этот антураж напоминал съемочную площадку дорогущего боевика.       Отец запрещал долго находиться на улице в дневное время из-за угрозы нападения с воздуха. Но, со временем мы обзавелись техникой, изучающей воздушное пространство на предмет летательных объектов, и после моя жизнь стала чуточку краше.       Балтассарэ как и обещал, все это время занимался моим образованием, если это моно так назвать. Мужчина не скупился на лучших педагогов и тренеров. И каждый день это на шаг приближало меня к мести. Я воспитывалась в строгости, в лучших традициях итальянской мафии. Методы воспитания отца напоминали армейскую муштровку, я была его бойцом-новобранцем.       К моменту совершеннолетия я могла в одиночку провернуть небольшую военную операцию. Балтассарэ не пытался вырастить во мне кровожадного убийцу, он лишь дал подспорье и выбор, которой я сделала сама. Все эти годы мною двигала месть и единственная причина, по которой я по сей день находилась под крылом своего «крестного отца» - возможность отомстить.       О существовании «внебрачного ребенка» Иганнамортэ знают многие: те, кому наша семья стоит поперек горла и те, кто помогают отцу в «семейных» делах. Но не всем достоверно известно, откуда именно я свалилась на голову Балтассарэ. Отец предпочитал держать в тайне и пол горячо любимого отпрыска. Это ему неплохо удавалось, ведь обучение горячо любимого дитя проходило на дому, а в город я выезжала всегда под охраной и в разном амплуа. Самым же любимым развлечением для меня было – наряжаться в одного из охранников и следить за псевдо наследником.       Ранний подъем был абсолютно привычной для меня вещью. Я старалась проснуться до рассвета, чтобы насладиться ложным одиночеством. В «утреннем» сумраке я выбиралась из дома, прихватив с собой полотенце. Каждый, казалось было, уже привык к моим ранним побудкам, и охрана без задней мысли позволяла выйти во двор.       Журчание небольшого фигурного фонтана было единственным звуком на улице в столь ранний час, не считая пыхтения сторожевых псов. Я сделала еще несколько шагов вниз по ступенькам и замерла в восхищении. С трудом можно было разглядеть что-то вокруг, и только вдалеке брезжили фонари со смотровых площадок.       Уже знакомой дорожкой, по вымощенной камнем тропинке, я направилась к своему излюбленному месту. Чуть впереди на земле выделился темный прямоугольник, переливающийся в слабом свете уходящей луны. Вокруг раскинулись пышные деревца и мелкие колючие кустарники. Со стороны дома тянуло приятным цветочным ароматом. Отец любил гулять среди благоухающих клумб поздним вечером. Тогда же он все больше рассказывал о себе и нашей многочисленной семье, с каждым разом раскрывая все новые тайны клана Инганнамортэ.       Достигнув «своего» места, первым делом я скинула домашние тапки и стянула с себя ночную рубашку, босой ногой нащупала переключатель на плитке и сдвинула тумблер. Дно бассейна вспыхнуло мягким фиолетовым светом. Не стесняемая собственной наготой я спустила к ступням шелковые шорты вместе с бельем. Еще немного насладившись воображаемым одиночеством и свободой тела, я шагнула к краю бассейна. Вытянувшись словно струна, я не думая прыгнула в фиолетовую мглу. Вода подхватила напрягшееся тело, и я разрезала водную гладь, близясь к противоположному краю бассейна.       Когда в плечах появилась тяжесть, а ноги почти что сводило судорогой, я остановилась перевести дыхание. Спиной приникла к влажной стенке бассейна, распластав руки вдоль бортика. Я смотрела вниз, в самую глубину фиолетовой бездны. А в голове вновь возникали вопросы, на которые так хотелось получить ответы. Каждый день я пыталась вспомнить раннее детство, когда еще только попала в сиротский дом. Я хотела знать, кто мои родители и отчего они так поступили. Хотя я точно знала, человеческая сущность не способно хранить столь ранние воспоминания, я продолжала терзать себя навязчивыми идеями вспомнить. — Синьорина Инганнамортэ, Вам лучше пройти в дом. — на противоположной стороне бассейна возникла широкоплечая мужская фигура с автоматом за спиной.       Я кинула мимолетный взгляд на мужчину и, обратившись к глубине, все же поплыла в его сторону. Без капли стеснения я показалась перед привыкшим взглядом охранника в неглиже, а тот по обыкновению отвернул голову в сторону и зашагал в предрассветные сумерки. Подхватив с земли полотенце, я промокнула тело и вновь облачилась в ночной костюм. ***       Прохладный воздух кондиционера освежал разгоряченное после тренировки тело. Топ и шорты насквозь промокли, а аромат от меня исходил на добрый десяток километров. Стянув с плеч тонкую черную футболку, я вытерла влагу с лица и потянулась к бутылке чистой воды.       Окна столовой выходят на залитое полуденным солнцем сицилийское патио. Мелкие кустарники и невысокие пальмы с широкими листьями, а также выложенный белым камнем очаг для костра, придавали этому месту особую романтику. Но дальше, за всей этой красотой, взору открывалась лишь шершавая кирпичная стена в несколько метров высотой с колючей проволокой поверху.       Я вновь перевела взгляд на гранитную поверхность тумбы, в попытке сосредоточиться. — Эрминия, дорогая! — на пороге возник отец.       Его чуткий взор обвел мою понурую сгорбившуюся фигуру, и взгляд его смягчился. Кустистые брови нависли над агатовыми глазами, а уголках глаз сгрудились старческие морщинки, на смену привычной темной бороде пришла легкая небритость. — Милая, ты мне сегодня нужна в городе, — отец двинулся ко мне, — Будь готова к четырем, идет? — я согласно кивнула и отхлебнула воды.       Отец еще немного задержался в столовой и пошел прочь, но на полпути его крупная фигура замерла и, обернувшись через плечо, он учтиво бросил. — И прими душ, дорогая. — Да, папа. — Отлично.— мужчина еще немного потоптался на месте, будто желая что-то добавить, но так и не решившись озвучить свои мысли, спешно покинул столовую.       Я смогла полюбить свой дом в первый же день, как только очутилась здесь. Отец часто говорил, дом – это не место, где ты живешь, а состояние души, когда ты чувствуешь покой. А моя душа приобретает покой лишь в этом месте. Балтассарэ дал мне защиту, сумел вернуть доверие забитому брошенному ребенку, он был единственным человеком, которого я когда-либо любила.       Едва видимой синевой под смуглой кожей петляли тонкие ветви вен. Моя плоть и кровь… Кто они, мои родители? Чья кровь бежит в моих венах? Придет день, и я отыщу свою семью.       Из открытых окон валил жар разогретой жгучим итальянским солнцем земли. Наш дом был единственным строением в округе. Соседи - лишние глаза. Меня радовало такое уединение, но иной раз так хотелось заглянуть к соседям на чай с лимонным пирогом, пригласить девчонок на вечеринку у бассейна или до самого утра лежать под открытым небом с симпатичным парнем из соседней усадьбы.       Из небольшого темного комода я выудила поношенную мужскую толстовку и тренировочное трико. Моя весьма пухлая фигура с легкостью скрывалась за такими нарядами. И вот я уже не девчонка с миловидной мордашкой, а пухлый неразговорчивый пацаненок.       Комната всегда была для меня своего рода убежищем, где я с легкостью могла спрятаться от прошлых кошмаров, спрятаться от окружающего мира и себя самой. Ведь главным своим врагом для себя навсегда останусь я сама. Маленькое помещение, где с трудом умещались кровать, комод и кресло больше смахивало на меблированный карцер. Здесь не было ничего, что могло бы рассказать о личности хозяина. На стенах не было плакатов любимых групп или постеров с киноактеров, я не коллекционировала музыкальные пластинки и не читала бумажных книг. А мое единственное хобби – безумное желание мести.       Облаченная в мальчишеский костюм, я сбежала по белой мраморной лестнице. У подножья ожидал отец. Неизменный черный смокинг выгодно подчеркивал статную мужскую фигуру. Прожитые годы пошли ему лишь на пользу. Казалось, Балтассарэ с каждым годом лишь приобретал большую уверенность в себе и в своем деле. — Эрминия, — отец в свойственной ему манере качнул головой, — Ты вовремя, — он перевел взгляд на наручные часы, дабы удостовериться в точности своих слов. — Могу ли я пройтись по городу в этот раз? Ведь в прошлый мне так и не удалось. — тогда все пошло немного не по плану и за нами увязался хвост. — Милая, не думаю, что тебе стоит это делать. Безопаснее будет остаться в машине, пока я не закончу дела. Затем мы поедем в ресторан, где для нас закрыли, целую веранду. Там не будет лишних глаз, и ты сможешь прогуляться среди цветов. Ты же помнишь, чего нам стоила прошлая поездка. Нас чуть было не рассекретили. Да и человека, с которым у меня сегодня встреча едва ли можно назвать порядочным. Я бы никогда не позволил тебе поехать со мной, но так как оба мы всегда сдерживаем свои обещания, я никак не могу расстроить свою любимую дочь.       Несколько черных авто петляли среди проселочных дорог. За ними столбом поднималась песчаная пыль, и еще некоторое время после можно было понять, что пару минут назад здесь пролегал путь автомобиля. За тонированными стеклами все казалось гораздо более мрачным, чем было на самом деле. Такой эффект я однажды сравнила со своей жизнью в пансионате и несколькими месяцами после. Даже некоторое время спустя, будучи в доме Балтассарэ казалось мне чем-то несколько преломленным через уродливую мрачную призму. Именно так я описывала свои чувства психотерапевту.       Загородные пейзажи не скоро сменились городскими. Я, припав с благоговением к окну, всматривалась в уютные итальянские улицы и красочные вывески заведений. Все они мелькали перед глазами пестрой вереницей, оставляя за собой тягостную грусть за неимением возможности влиться в нормальное общество. — Мы подъезжаем, — озвучил свои мысли отец, — Еще раз повторюсь. Не вздумай выходить из машины или входить внутрь. Жди меня здесь. Ни в коем случае не ведись на чьи-либо провокации. Если я не выйду или ты услышишь выстрелы, Альфео увезет вас подальше от этого места. — Отец, прошу, не говори так. Каждый раз после таких речей у меня сжимается сердце, и я вовсе не хочу тебя отпускать. Просто обещай, что ты вернешься. — я с мольбой смотрела в глаза мужчины. — Я не могу обещать, дочка. Не могу обещать и то, что не зависит лишь от меня. — Балатассарэ наклонился к моему лицу и запечатлел теплый отеческий поцелуй на лбу.       Я крепче прижалась к нему и растворилась в аромате его любимых кубинских сигар. Каждый раз, когда отец оставлял меня одну, минуты казались часами. Я молила бога о его благополучии, хотя и не особо верила в его существование. Иначе как можно объяснить попустительство господне на существование таких мест, как пансионат при Соборе Святого Петра.       Наш автомобиль стоял за несколько парковок от того места, куда отправился отец. От напряжения я то и дело вздрагивала крутила головой в разные стороны, вглядываясь в силуэты прохожих. — Альфео, мне нужно в туалет. — Не положено, синьорина Инганнамортэ. Протокол запрещает. — Альфео отвечал заученным текстом. — А про подмоченные сидения протокол ничего не говорит? —Альфео терзали сомнения. — Ну, давай же. В прошлый раз ничего такого не случилось. — подначивала его я.       Альфео зыркнул на меня через зеркало заднего вида и распахнул пассажирскую дверь. Мужчина обогнул автомобиль и позволил мне выбраться наружу. Неуверенным движением я сильнее натянула капюшон толстовки на лицо. Немного осмотревшись по сторонам, я двинулась следом за Альфео. Ничего не подозревая, водитель шел впереди, а я тем временем шмыгнула в подворотню и припустила бежать закоулками. Альфео поздно спохватился, ведь погони за спиной не слышалось. Стараясь не привлекать внимание, сливаясь с толпой прохожих я настигла стен того самого места. С наружи это был богато отделанный ресторан с кучей охраны и забитой дорогущими автомобилями парковкой. Неслышно я прокралась к черному входу, за поясом брюк нащупала оружие. Отец не одобрил бы такого поведения и столь легкомысленного поступка. Но по-другому я не могла быть уверена, что сегодня мы вернемся домой полным составом. Я слегка дернула дверь, но она не поддалась. Вдруг откуда не возьмись на голову мне прилетел кусок водостока. На этот шум за дверью отозвались мужские голоса и топот ног. Я поспешила ретироваться за мусорные баки. В замочной скважине заскребли ключом, затем дверь со скрипом отворилась и тишина. Не было ничего: ни топота ног, ни голосов или перешептываний, ровным счетом ничего.       Я точно знаю, что не успела бы убежать. И вовсе не испугалась, когда передо мной, откуда не возьмись, возникла пара начищенных ботинок. — Очень занимательно, — мужчина склонился надо мной и попытался заглянуть в лицо. Я, молча, поднялась на ноги, просчитывая свои дальнейшие действия. Без шума здесь не обойдется. — Откуда ты здесь? — парень протянул руки к моему капюшону, но я успела их перехватить и на секунду мое лицо попало под солнечный свет, лившийся с вечерней флорентийской улицы.       Мы оба замерли в удивлении. Наверняка она был уверен встретить бродягу или наркомана под черным капюшоном. Но и я не думала узнать в своем собеседнике миловидного юношу с печальным взглядом. — Эй, Стайлс, кто там? — из глубины подвала донесся утробный мужской крик. Парнишка толкнул меня на землю и кинулся обратно вниз. — Никого, отец. Бродячий кот уселся на ржавый водосток и отломил его.       Парень помедлил, но все, же скрылся за дверьми. Вновь в скважине забренчал ключ, а после лишь тишина и мое неровное дыхание.