Грехи за семью печатями

Италия. Чампино. Два года спустя.       Нужно двигаться дальше. Я больше не могу сидеть на одном месте. В первую очередь следует сменить одежду, меня могли заметить по дороге в Чампино и передать ориентировки.       От раскаленного асфальта пышило жаром, из подворотен несло помоями и нечистотами. Грязная помята одежда с огромными прорехами выдавала в моей сгорбившейся фигуре беспризорника, сбежавшего из сиротского дома. Я старалась не поднимать голову, чтобы никто не смог запомнить моего лица или узнать в нем пропавшую из пансионата при Соборе Святого Петра сироту. Даю голову на отсечение, что весь Ватикан стоит на ушах из-за этой истории с пропавшей послушницей. Одна вещь, которая меня крайне интересовала – как они преподнесли это публике, не могли же служители сказать правду. Наверняка по их словам я была нерадивой ученицей, которая не хотела служить богу и работать на благо католической церкви, из-за чего и сбежал.       Уже три ночи я прячусь в Чампино, избегая любых контактов с людьми. Спина не перестает гореть, а майка, пропитанная кровью, прилипла к коже и с каждым неловким движением ткань натягивается вместе с гниющей кожей и мне приходится сдерживать себя, чтобы не закричать от ужасной боли. Выданные в церкви туфли пришлось выбросить в первый же день побега, чтобы не выдать себя на улицах Ватикана. Там каждый считал своим долгом таращиться в спину измученного забитого ребенка.       Только добравшись до Чампино, мне удалось хоть немного обновить одежду с целью конспирации. Поверх прилипшей майки я нацепила дырявую синтетическую кофту, а синюю юбку удалось сменить на вытянутые мужские беговые шорты. И только кровоточащие босые ноги выдавали во мне беглянку.       Ранним утром, когда город еще спал крепким сном, а послушники церкви готовились к побудке, я скорым суетливым шагом добралась до чудесного самобытного ресторана. Кованые металлические столики на летней веранде уже ждали своих первых посетителей к раннему завтраку. Ресторан еще не открылся, но я поспешила поскорее убраться, чтобы не привлечь лишнего внимания.       Я завернула за угол заведения и наткнулась на невысокие металлические ворота. Оглянувшись по сторонам, я дернула калитку на себя. Дверь оказалась не запертой и на глаза мне тут же попались два мусорных бака во дворе. Возле одного из баков две крысы дрались за кусок чего-то съестного. Глядя на это зрелище, я даже бровью не повела, ведь еще несколько дней назад я могла быть той, кто был вынужден сражаться за еду с крысами. Тихо притворив дверь, я пробралась на задний двор ресторана, куда, по всей видимости, выбрасывали мусор. Я не была дикаркой в городе, но все же многое упустила за это время, что находилась под опекой церкви.       Лишь завидев меня, крысы разбежались в сторону, бросив недоеденный огрызок яблока. Я вовсе не обращала внимания на запах доносившийся из мусорных баков, я была слишком голодна, чтобы брезговать объедками.       Один бак оказался пустым, а вот подняв крышку второго, я обнаружила остатки непонятной красной рыбы и кучку подгнивших томатов. Просунув руку немного глубже, я нащупала нечто твердое и шершавое. Это нечто оказалось зачерствевшим кусочком хлеба. Я и не заметила, как быстро проглотила добытую пищу, а в голову вновь лезли дурные мысли – быть пойманной. Нужно уходить вечером, когда немного стемнеет.       Чтобы не мучиться в поисках убежища, я решила остаться здесь и спрятаться в пустом баке. Я отодвинула крышку и запрыгнула внутрь. На удивление пахло здесь сносно, тогда я стянул с себя кофту, и постелила ее на дно бака, затем легла поверх кофты и потянула крышку вперед, чтобы укрыться от случайных глаз.       Каждый раз, когда я закрываю глаза, у меня обостряется слух и будто бы включается шестое чувство. Я уже и не помню той ночи, когда могла себе позволить крепко заснуть. Последние несколько лет я только и делала, что томилась в напряженном ожидании, когда они придут за мной в следующий раз.       С улицы доносился шум проезжающих автомобилей и разговоры прохожих. Пару раз кто-то выходил покурить на задний двор ресторана. Из своего укрытия я могла чувствовать запах сигаретного дыма.       Время шло, а меня так никто и не обнаружил. Я молила всевышнего, чтобы так оно и было. Я невыносимо желала убраться из этого отвратительного места и начать новую жизнь там, где меня никто не узнает. Там, где меня никогда не найдут.       Из крохотной щели бака, я выглядывала на чистое небо Италии. Солнце светило почти над моей головой, время близится к полудню. Вокруг копошились люди, радостно лаяли собаки и только я, грязная сирота, сидевшая в мусорном баке, мечтала испытать на себе хотя бы одну из тех радостей жизни, что для них была всего лишь обыденностью. Когда все вокруг затихло, а я позволила себе расслабиться и хоть немного насладиться одиночеством, но вдруг дверь ресторана с грохотом хлопнула, и раздался грубый мужской бас. —¡Diablo! — прокричал мужчина.       Собственно это все, что я поняла из его речи. Но он был не на шутку рассержен. Его голос вселял страх, от того я еще больше боялась, что он обнаружит меня. Притаившись на дне бака, я готовилась к худшему, в голову лезли такие повороты событий, что вариант быть убитой казался лучшим из них.       Он курит, это не были сигареты, что-то более терпкое и едкое. Каблуки его туфель отбивали четкий ритм, пока тот ходил из стороны в сторону, крича что-то в трубку на непонятном языке. Вдруг шаги стихли. Он остановился. Затем мужчина вновь двинулся и зашагал прямиком к мусорным бакам.       Зажав рот грязной рукой, я боялась вздохнуть лишний раз. От напряжения, сковавшего мое существо, мне казалось, что вот-вот я выдам себя непроизвольным шевелением.       Он подошел. По ощущениям мужчина стоял всего лишь в нескольких сантиметрах от меня. Я буквально прощалась с жизнью.       Дверца бака со скрипом отъехала назад, надо мной замаячила широкая мужская ладонь с солидными на вид часами. Я засмотрелась на недешевый аксессуар, как вдруг что-то обожгло мою икру. И даже моя рука, зажавшая рот, не смогла подавить этот жалобный писк.       Я не успела опомниться, как надо мной появилось заросшее бородой лицо. От ухоженного мужчины повеяло приятным ароматом.       В страхе быть убитой или возвращенной в пансионат, я закричала на итальянском. Я и не надеялась, что мужчина поймет хотя бы слово, сказанное мной, потому как его язык был мне неизвестен. — Прошу, не убивайте меня! Позвольте мне уйти! Умоляю, отпустите! — его недоумевающий взгляд прошелся по мне и остановился на лице. — Что ты здесь делаешь? — как ни в чем не бывало, спросил он на итальянском без всякого акцента. — Я забрела сюда поесть. Я сейчас же уйду. Только отпустите меня, синьор. — взмолилась я. — Выбирайся оттуда. — приказал мужчина с бородой. Недолго думая, я схватила свою кофту и принялась выбираться из бака. Все это время он стоял позади, а я ощущала на себя пристальный взгляд. — Ты обожглась? — я не ожидала таких вопросов от незнакомца. — Нет, все в порядке. Я могу уйти? — смысла бежать нет, ведь его широкая фигура отрезала мне путь к калитке. — Не лги мне, — он прищурился и кинул взгляд на мои ноги, — Ты голодна? — я не понимала к чему этот разговор и желала поскорее убраться отсюда. — Нет, синьор. — Я просил тебя не лгать мне. Вздернув нос и выпрямив спину, я гордо посмотрела ему в глаза. — Я никогда не лгу, синьор. Лгать – не в моих правилах. — мужчина усмехнулся, а в глазах его заплясали озорные искорки. — Не в твоих правилах говоришь? Тогда скажи-ка мне, как ты здесь очутилась? — казалось его забавляла сложившаяся ситуация и отпускать меня он совсем не собирался. — Я сбежала. — Продолжай. Я так не хотела говорить правду, только не сегодня. Я никогда не хотела вспоминать об этом. — Я сбежала из пансионата в Ватикане. — его лицо тут же приняло серьезный вид. Мужчина расправил плечи, и пристально глядя мне в глаза, задал сокрушительный вопрос. — Из какого пансионата ты сбежала?       Я готова была убить себя на месте, но не отвечать на это вопрос. Это было слишком для меня. Если этот мужик как-то причастен к тому, что происходит в Ватикане, мне несдобровать. Я не перенесу еще одной ночи в подвале, а после моего побега они закроют меня там на месяц, а может и навсегда. — Пансионат Святого Петра, я прав? — я кинулась бежать, поднырнув под левую руку бородатого.       Мужчина быстро сориентировался и подхватил меня под грудь. Крепко прижимая к себе, он потащил мое сопротивляющееся тело прочь от баков. Мы быстро миновали калитку ресторана и собрали недоумевающие взгляды посетителей, трапезничающих на веранде. — Альфео, едем! — крикнул мой похититель, махнув кому-то рукой.       Я и не заметила, как быстро мы оказались на заднем сидении автомобиля. За рулем находился молодой парень, а на пассажирское место запрыгнул тот самый Альфео, как я поняла. — Только не увозите меня обратно! Я не хочу туда! Пожалуйста. — я брыкалась что есть мочи, выводя из себя бородатого. Я пыталась открыть дверь, но мои попытки были тщетны. — Успокойся, черт подери! — завопил похититель, — Не повезу я тебя обратно. Ты мне поможешь в одном деле, а я помогу тебе. Идет? — мужчина отпустил меня и протянул руку для рукопожатия. — Почему я должна Вам верить? — сердце колотилось где-то в районе горла. — Не в моих правилах лгать. — ухмыльнулся он, повторив мою фразу. — А Вы поможете мне уехать отсюда? — не унималась я, не веря в свое счастье. — Могу купить тебе домик на Гавайях, если захочешь. Там тебя сам дьявол не достанет. — он шутит, должно быть. — Идет! — я крепко пожала мужскую руку. Бородатый уставился на мои плечи и протянул ладонь к моей майке. Он коснулся пальцами струйки крови, бегущей по моему плечу, и резко развернул меня спиной к себе. Мужчина стал поднимать мою майку, тем самым отрывая присохшую к коже ткань. Я завопил, будто ошпаренная и хотела прекратить эти издевательства, а он только шикнул на меня. — Твою мать! Это они сделали? — он отпустил мою майку и запачканными кровью пальцами повернул мой подбородок к себе. — Да. — я не считала нужным добавлять что-то еще. Складывалось такое впечатление, что этот человек знает гораздо больше меня о том, с чем имеет дело.       Дом моего спасителя оказался огромным охраняемым особняком. Кругом сновали люди в камуфляже и сторожевые псы. Мы въехали в поместье ближе к вечеру. Я дивилась красоте этого места. Столько зелени и ярких цветов. У самого крыльца стоял небольшой фонтан со статуей обнаженной женщины в центре. Как бы я хотела жить в таком доме. Жить и не бояться быть пойманной.       Не обращая внимания на мои удивленные глаза и детский восторг, хозяин поместья повел меня внутрь. И сразу же передал в руки двум незнакомым женщинам в униформе прислуги.       Лишь к поздней ночи две синьоры в униформе привели меня в порядок. Они промыли гонящиеся раны на моей спине и ногах, забинтовали меня так, будто я была раненым солдатом. Они же помогли мне отмыться. Мне выдали платье прислуги, так как другой пригодной для меня одежды в доме не имелось. А после проводили к столу. Всю трапезу за мной следили внимательные глаза бородатого мужчины. Казалось, его мучили сотни и сотни вопросов, которые он так жаждал мне задать. — Как долго ты пробыла там? — он нервничал. — Почти три года. — я отхлебнула немного сока из бокала и откинулась на спинку стула, позабыв о больной спине. Я слегка поморщилась и приняла удобную позу, чтобы не ощущать дискомфорта. — И много вас там было. — В основном каждый раз привозили четверых. Но многие не проживали и года. Он кивнул и опустил взгляд к своим рукам. — Вы ведь все знаете, верно? — меня грызло любопытство. Мужчина поднял угрюмый взгляд. — Да, ты правильно мыслишь, — он долго смотрел мне в глаза, а потом в них будто что-то вспыхнуло, — У меня к тебе новое предложение. Я в предвкушении затаила дыхание. — Ты можешь оставаться в моем доме сколько угодно и полностью рассчитывать на меня. Но взамен, ты будешь на меня работать. А когда придет время, и ты захочешь отомстить, я отпущу тебя. — он был слишком сосредоточен, на лбу появились складки, а руки он сцепил под подбородком . — А если я не захочу мстить. — я принимала игру. — Я не ставил вопрос «если», я сказал «когда». — четко подметил он. — Идет. — я соскочила с места и рванула к мужчине. Я протянула ему свою несуразную детскую ладошку, и он крепко пожал ее. — Балтассарэ Инганнамортэ, — произнес тот, — Теперь ты будешь носить мою фамилию, — я была весьма удивлена, но согласна с этим «предложением», — А как же тебя зовут, бесстрашное дитя? Я горделиво вздернула нос. — У меня нет имени. — Балтассарэ довольно ухмыльнулся. — Ну что же, дочь моя. Я дам тебя имя, — он не отводил взгляда от моих глаз, — Эрминия, думаю, очень тебе подойдет. — Эрминия? — переспросила я, — А что оно значит? — Когда-нибудь ты сама узнаешь, что оно значит. В тот день не стало послушницы Ноэми. Она умерла вместе со своими страхами. В ту ночь родилась Эрминия Инганнамортэ. Эрминия – «единокровная», дочь Балтассарэ Инганнамортэ.