Грехи за семью печатями

Ватикан. Восьмью годами ранее. — Ужасное выдалось лето в этом году. — подал голос седовласый кардинал в красных одеждах. — Вашими устами истину молвите, Ваше Высокопреосвященство. Поговаривают, в наступном году нас настигнет небывалая засуха. Такого ни Ватикан, ни Италия уже лет двести как не видывали. — Это, сын мой, не меньше чем проделки самого дьявола. Мы с паствой будем молиться за наше благополучие и очерненные души. — старик что-то тихо пробубнил себе под нос и перекрестился, глядя на священные для всех католических верующих стены Собора Святого Петра. — В этот раз смогли собрать только четверых. В противном случае мы бы не смогли объяснить это на бумаге.       Кардинал оглянулся по сторонам и вдохнул приторно-сладкий розовый аромат. От столь липкого и навязчивого запаха с непривычки подкатывала тошнота и ужасно кружилась голова. Вот и у собеседника кардинала не на шутку разболелась голова. Мужчина в белом смокинге исходил потом, и только успевал промакивать лоб тонким шелковым платком в цвет костюма. Служители церкви и просто верующие люди считали, что святой запах розового масла способен наводить тошноту лишь на нечистых душой. В основном этими нечистыми были те, кто впервые пришел на исповедь или службу. — Не страшно. Надеюсь, Вы позаботились о том, чтобы служители одобрили Ваш выбор. — Само собой, Ваше Высокопреосвященство. — пропыхтел мужчина в костюме, желая уже поскорее убраться с невыносимого солнцепека, где розы чувствовались гораздо более пахучими, чем были на самом деле.       Высокие потолки с фресками, изображающими яркие библейские сюжеты, красочные витражи и ослепляющая взгляд позолота. Всего это хватало в избытке. Мужчина никогда не понимал к чему такая роскошь месту, где люди пытаются замолить свои грехи. Месту, которое является домом для священнослужителей. Ведь каждый знает, что все материальное чуждо для людей духовных. К чему же такая роскошь?       На красном бархатном диване с все той же вульгарной позолотой расположились четыре подростка. Дети негромко переговаривались и беззаботно болтали ногами в воздухе. Три непохожих друг на друга девчушки в одинаковых платьях серого цвета с синими лентами в волосах и несуразный рыжеволосы парнишка с россыпью ярких веснушек. Они совсем не вписывались в это, на первый взгляд, величественное место, пропитанное тайнами тысячелетий и пышущее неизведанными никем знаниями.       Красная ряса кардинала мелькнула на пороге комнаты и вся компания тут же соскочила с места и припала коленями к земле. Следом за кардиналом вошел мужчина в белом, дети склонили головы и слегка задержали дыхание. Еще никогда ранее им не случалось так близко видеть столь высокопоставленного представителя католической церкви. Как они считали, сегодня был один из самых лучших дней в их жизни. Им не посчастливилось попасть в семью, нет. Но теперь они будут под защитой церкви и смогут служить богу. Они не будут ни в чем нуждаться, смогут получить церковное образование и пойти по стопам своих духовных наставников.       Кардинал подошел к склонившимся детским макушкам. А те, завидев красное одеяние, подняли головы навстречу. Служитель протянул свою длань, дабы дети могли коснуться устами священного перстня. Дети смущенно поцеловали кольцо и вновь опустили взгляд. — Поднимитесь с колен, дети мои. Я хочу видеть ваши чистые взгляды и прекрасные лица. — с легкой отдышкой проговорил мужчина.       Подростки беспрекословно выполнили требование священнослужителя. Невинным любопытным детским взглядом они рассматривали наставника. В их лицах читался трепет и вовсе неподдельное любопытство. Кардинал скользнул взглядом по компашке и остановил свой взор на юной леди, чьи глаза отражали всю зелень хвойного леса. Белые, выгоревшие от жгучего итальянского солнца волосы, были заплетены в две аккуратные косы с синими лентами. Смуглая девичья кожа имела нечто общее с переливами каштанового меда на солнце. Это серое платье, несомненно, портило юношескую фигуру, но таков был устав интерната, в котором она проживала до сегодняшнего дня. — Как твое имя, дитя? — обратился к ней было кардинал, но так и не дал ответить девчушке, — А впрочем, не важно. С этого дня твое имя будет Ноэми.       Девочка заворожено внимала старшему. Сегодня для нее начиналась новая жизнь. Безродная сирота, а ныне послушница Ноэми, всем своим детским сердцем предвкушала счастливую жизнь. Ей не сулили золотые горы, бесчисленное количество игрушек или нарядов. Совсем наоборот, новая жизнь означала строгий запрет на многие вещи, которые были ей по душе. Ноэми будет следовать строгому кодексу, своду правил. Жизнь при монастыре совсем не сахар, на такое способны лишь самые сильные. И девочка еще совсем не понимала, как это ей поможет в будущем. Не ведала она и о том, сколько слез и бесконечных страданий эта жизнь ей принесет. Об этом знали лишь двое в той самой комнате – потный мужчина в белом и душный кардинал. И по сей день, я мечтаю однажды отыскать каждого из них и поквитаться за прошлое. Девочка стала совсем взрослой и теперь тоже хочет поиграть во взрослые игры.