Исповедь

Адам был взбешен. Как смел Кровавый ворон заявиться и испоганить своей паршивой речью свадьбу собственной любимой, по его же словам, сестры? Конечно, после его ухода торжество вернулось в стабильное русло, гости продолжили пить и вручать дорогие подарки, но Шира так и не пришла в себя до конца. У Адама даже складывалось впечатление, что она была готова расплакаться, но сдерживалась изо всех сил. Как смел человек, изнасиловавший ее, пытаться изгадить то светлое, что появилось в ее жизни? Мутон действительно считал, что свадьба в той или иной форме должна была Морскую звезду порадовать. Не безумно осчастливить — в конце концов, он догадывался, что ее спонтанное решение было скорее вынужденным обстоятельствами, чем желанным, — но порадовать. А после тоста Бриндена радоваться ей явно уже было нечему, ведь ей пришлось вспомнить о том, что на деле представляет из себя семейная жизнь с лордом. Лорду нужны наследники, которых Шира, мягко говоря, не хотела. Геройски отложив первую брачную ночь на более позднее время, Адам сразу после торжества направился к покоям мастера над шептунами. Он не до конца знал, что хочет высказать ему, но чувствовал себя просто обязанным сделать это. Нервный, рьяный стук в дверь прервался каркающим «кто там?». — Лорд Адам Мутон, — рявкнул тот. — Проваливайте. — Ну уж нет, — возмутился Адам и вломился в дверь Бриндена, невзирая на смущенные попытки стражников остановить его. — Что вам надо? — обернулся на него Риверс, лежащий плашмя на мятой постели. По Бриндену было видно, что кубком вина на свадьбе он не ограничился. На прикроватной тумбочке стоял внушительный кувшин, видимо, с любимым его арборским, а рядом с ним — наполовину пустой кубок. Адам захлопнул дверь и начал: — Милорд, вы слишком много себе позволяете. Из-за вашей выходки Шира расстроилась и весь остаток праздника просидела сама не своя. Раз вы так ее любите, как мелете об этом, неужели вам так приспичило испортить ей важный день?! Проявили бы хоть толику уважения к ее выбору, цены б вам не было! — Ну, значит, каюсь, есть цена. Тем более, что я себе ее знаю, в отличие, видимо, от Ширы, — пожал плечами Бринден и потянулся к кубку. Он приподнял голову, крупно глотнул и снова повалился на подушку. — Ее выбор, лорд Выскочка, идиотский, уж не обижайтесь. Сами понимать должны, если ваших мозгов хоть на что-то хватает. — А если ваших мозгов, лорд Мудила, на что-то хватает, вы должны бы уважать ее выбор вне зависимости от того, кажется ли он вам идиотским! — вспылил Адам, сжимая кулаки и облокачиваясь на стену. — Лорд Мудила? Любопытно, — снисходительно усмехнулся Бринден. — Понимаете ли, в чем штука... Мне вас, лорд Мудон, уважать просто не за что. Шира готова раздвинуть ноги перед кем угодно, кто заинтересует ее хотя бы на секунду. Вы заинтересовали чуть на большее время, может, пошутили удачно несколько раз, и вот, пожалуйста, она ваша жена. Скажите, это было для вас слишком сложно? — Какая разница? Для вас после пятидесяти — или сколько там? Пяти сотен? — предложений это осталось невыполнимым, милорд, — задрал Адам нос. — А вам тогда какая разница? — гаркнул Бринден, усаживаясь на кровати. — Развлекайтесь, торжествуйте! Ах, точно, совсем забыл, как прошла ваша брачная ночь? Она вам, верно, так и не отсосала? Сочувствую, лорд Выскочка, ступайте к ней назад, вдруг снизойдет. — Хватит оскорблять мою жену! — прошипел Адам. — Вы и гроша ломаного не стоите! И я даже не припоминаю того, что вы с нею натворили! — Я натворил? Я натворил?! — Бринден вскочил с кровати и приблизился к Адаму на небезопасное расстояние. — Да, я готов признать, что погорячился, но что ее вины в этом вовсе нет, я никогда не скажу! — Не позорьтесь, милорд. Признай вы хотя бы свою вину, я бы пусть и немного, но уважал вас. Даже, может, улучшил бы свое к вам отношение. А вы... У вас два таланта: мастерство над шептунами и неподражаемая способность к тому, чтобы себя позорить. Адам взял себя в руки и стал говорить гораздо более уверенно, чем еще несколько минут назад; он чувствовал, что пересел на коня и готов унизить Бриндена так, как тот того заслуживал. — Вам не поздоровится, если вы сейчас же не выйдете вон, — процедил сквозь зубы Кровавый ворон, с безумным от гнева бесстрашием заглядывая в ясные голубые глаза Адама. — Вы вздумали мне угрожать? — выдавил из себя ухмылку Мутон, явно не собираясь покидать покоев и вставая немного поудобней. — Вздумал, лорд Выскочка. У вас есть последний шанс, — Бринден понизил голос, скрестил руки на груди и окинул Мутона по-настоящему грозным взглядом. Адаму стало не по себе. Не зря ли он вообще пожаловал сюда? Он был готов стушеваться и уйти прочь, но, подвыпивши, был смелее, чем должно. — Нет, милорд. — Хорошо, — вдруг смилостивился Бринден и едко продолжил. — Располагайтесь, будьте как дома. — Премного благодарен, — растянул губы в елейной улыбке Адам и присел на пуф, наблюдая за тем, как Бринден вальяжно опускается на кровать. — Лорд Адам, вот что я хочу вам объяснить, если вы этого до сих пор не понимаете. Конкретно на вас мне абсолютно насрать, я не вижу в вас ни соперника, ни врага, ни друга. Мое отношение к вам можно описать одним словом — раздражение. Вы назойливы, понимаете о себе слишком много, вы заполучили женщину, что по праву моя, и считаете, что одержали невероятную победу. Да, она теперь ваша. Пожалуйста. Радуйтесь! Но помните, что не вы ее завоевали, а она вас приманила. В этой ситуации от вас ничего не зависело и ничего не требовалось, лорд Мутон. Ей нахуй не сдались ваши владения, ваш пост начальника городской стражи — боги, как же это мелко, — ваша влюбленность. Эту женщину, конечно, не понять. Возможно, ей просто хотелось кого-то смазливого, безвольного да с двумя глазами. Возможно, что-то еще. Лорд Адам, она вас не любит. Она делает вам одолжения. Я не считаю вас победителем именно по этой причине... — А я считаю, — нагло влез в продолжительный монолог Адам, гордо выпятив крепкую грудь. — Не перебивать! — грубо гаркнул Бринден. — О чем я? Ах, да. Я веду к тому, что нам с вами в принципе не о чем разговаривать, не о чем спорить, нечего больше делить. Хотя... Нет, я хочу с вами кое-что обсудить. В каких отношениях вы находитесь с лордом Масси? Их вообще позволительно продолжать, будучи женатым? — Вы тему не переводите. Мне тоже есть, что вам сказать. Милорд, знаете, вы мне омерзительны. Сказать, что и вы меня раздражаете, — не сказать ничего. Вы падший человек без стыда и совести, вы, конечно, умны и проницательны, но не в своем отношении, к счастью или сожалению. Видите соринки в чужих глазах, а в своем и бревна заметить не в состоянии. Вы не заслуживаете ни капли уважения, ни толики сочувствия, ни, что главное, Ширы. Особенно после всего того, что вы ей, так сказать, подарили: и на свадьбу, и, мягко скажем, в общем. Вы жалки. Вы убоги. Вы уродливы и внутри, и снаружи и не стоите даже пальца вашего ненавистного брата, — последние слова Адам с упоением процедил, смакуя каждую букву. После паузы в пару мгновений он закончил: — Это все, милорд. Бринден начал переменяться в лице бурно, но протяжно, его единственный алый глаз будто стал еще алей, от резкого выдоха ребра на полуобнаженном худосочном теле выперли еще отчетливее, и будь у него шерсть, она вздыбилась бы еще сильней, чем у самой злобной псины при виде ударившего ее однажды человека. Переварив и переосознав в сотый раз упоминание Эйгора, он вдруг опомнился и вскочил с кровати, практически подпрыгивая к Адаму. Тому вновь стало не по себе, он сглотнул слюну, но виду постарался не подать. К счастью для него, внимание Бриндена было сконцентрировано не на том, как сильно перепугался Мутон, поэтому он ничего не отметил. — Как вы смеете.., — прошипел Кровавый ворон, мерзко напоминавший сейчас эту самую птицу, разве что ощипанную и издыхающую, делающую последний грозный рывок перед гибелью. — Я выколю ваши глаза, разорву ваш гнилой рот и натаскаю на вас стражу! Как вы смеете говорить подобное мне, более того, члену Малого совета! Ублюдочный идиот! Мастер над шептунами буквально горел ненавистью. Сейчас было еще более очевидно, что он, как и обычно, слукавил, убеждая Адама, что вовсе ничего к нему не чувствует. Его страшная морда находилась в непосредственной близости к лицу Адама, на чью кожу брызгала слюна. Казалось, она была едкой, словно лиссенийский яд. Кровавый ворон, набрав побольше воздуха в легкие, забыв о собственной периодически покорявшей его трусости, замахнулся на Адама будто когтистыми пальцами, явно намеревающимися исполнить данное только что обещание. Бринден на самом деле мог это сделать и желал этого искренне, желал больше, чем Ширу, однако Мутон среагировал и вцепился в его запястье первым, остановив тончайшего строения руку на полпути до своего лица. Адам сжал ее так сильно, как смог, и не отпуская поднялся с пуфа. — Вот видите, — слегка осипшим от нервного напряжения, но уже бесстрашным голосом произнес Адам. — А ублюдок, судя по вашей фамилии, тут только вы. Рука Бриндена отчаянно запульсировала, и он даже испугался, что Мутон переломит ее: слишком уверенно и сильно тот выглядел, слишком крепко сжимал. Адам напряг скулы и подключил ногти, даже выдавив из-под легко прорезавшейся нежной кожи каплю крови. Риверс закусил губу, морщась от боли. Его сердце бешено колотилось от ненависти и все же нахлынувшего страха, но взгляда он не отвел. Мышцы лица дрожали, и Адам заметил, как из бордового от злости глаза собиралась выскользнуть беспомощная слеза. Мутону даже почудилось, что из отвратительной дырки, которую Бринден не потрудился прикрыть повязкой, тоже польется что-нибудь, будь то слеза, кровь или гной, будто Адам своим сжатием выдавливал из него и жидкости, и горделивое зловоние. — Стра.., — попытался закричать мастер над шептунами, однако Адам резко развернул его к себе спиной и, прижав к торсу, зажал ему рот другой рукой. Бринден задрожал еще сильнее и предпринял тщетную попытку вырваться. — Я сильнее вас, милорд. Дам вам совет: не хотите снова опозориться, стражу не зовите. На смех поднимут, член Малого совета, — последние три слова он произнес с противной усмешкой. — Доброй ночи, милорд, — так же резко, как перехватил, Адам выпустил Риверса. На руке наверняка останется позорный синяк. Кровавый ворон вновь сжал губы, ничего не ответив, так и оставшись стоять ошеломленным посреди покоев, когда Мутон хлопнул за собой дверью. Слухи о таинственной новой любовнице самого лорда Кровавого ворона расползлись по Красному замку в мгновение ока. Лина обитала в отдельных от Риверса покоях, предназначавшихся для не самых знатных гостей королевского двора, но, разумеется, если бы не подсуетившийся брат Его величества, решившийся на рыцарские поступки, она и в них бы попала разве что на правах горничной. В ее сундуке лежало четыре новых платья, пошитых специально для нее. Слегка аляповатых, пестрых, разительно отличавшихся от любых ее крестьянских лохмотьев, в которых ей было привычно ходить в Рэйвентри. Лина буквально чувствовала себя настоящей принцессой, несмотря на то, что Бринден с ней практически никуда, кроме садов, да и то изредка, не выходил, а почти все время без него она проводила в этой золотой клетке. Однако же она была не то, что довольна, а даже счастлива оказаться в Красном замке со знатным кавалером и аж при четырех новых нарядах. Впрочем, Лина не заразилась от любовника талантом к шпионажу и потому понятия не имела, что о ней говорят. А говорили о ней не только стыдную правду, дескать, она низкородна и не шибко умна. Злые языки мололи и то, что она падшая девка, надеющаяся наладить свое положение с помощью безнадежного урода. И то, что она ведьма-дикарка, подпитывающая колдовские силы Кровавого ворона. И то, что она приходится чуть ли не совращенной дочерью мастеру над шептунами, так юно и неопытно она смотрелась по мнению тех, кому удавалось ее заметить. Бринден не то, чтобы скрывал ее присутствие. Постарайся он, и никто не догадался бы, что в его жизни объявилась новая женщина. Однако на то были причины, которые в большинстве своем заключались как раз-таки в первой его пассии. Ему было буквально необходимо, чтобы Шира прознала, что и у него кто-то есть. Риверсу определенно не приходило в голову, что кичиться связью со служанкой перед Морской звездой, весьма удачно (хотя и не наиболее, в своем-то положении и с ее-то красотой и умом) выскочившей замуж за лорда, как минимум странно, а как максимум просто глупо. Впрочем, не только затем, чтобы продемонстрировать Шире свою новую любовницу и испортить ей свадьбу, Кровавый ворон явился в столицу. Первоочередно ему требовалось найти пути разрешения образовавшейся неувязочки в рядах его шпионской сети, а провернуть это на расстоянии возможным вряд ли представлялось. Масси действовал хитро и уверенно, и он уже успел переманить на свою сторону внушительную часть шпионов Королевских и Речных земель. Так дело оставлять было непозволительно. Знания — сила, и Бринден это прекрасно знал. Выходит, лишиться звания самого осведомленного человека пусть даже в одном из регионов означало начать медленно, но верно идти на дно. Кровавый ворон отчаянно нуждался в выигрыше в силе, поэтому первым делом он вознамерился экстренно пополнить отряд Вороньих клыков, заметно поредевший после недавнего восстания. Солдаты его не были шпионами, хотя, конечно, инстинктивно доносили порой на что-либо, показавшееся им подозрительным, но это никогда не являлось их главной обязанностью. Ценил их и нуждался в них Бринден не за это. Если он что и любил в своей жизни, кроме Ширы, чардревесного лука, королевской династии да арборского вина, так только Вороньих клыков. Несколько лет назад он великодушно облагодетельствовал полторы сотни бастардов, бравых молодцев из обнищавших домов, межевых рыцарей и прочих незавидных женихов, но первоклассных бойцов, за что те были готовы в лепешку разбиться ради Кровавого ворона. Вороньи клыки практически с самого учреждения слыли самым дорогим отрядом Семи королевств. Лорд Бринден путем смиренных просьб, разумных обоснований, а также змеистых убеждений, истеричных ультиматумов и даже скандалов из года в год добивался того, чтобы у каждого рыцаря под его крылом было достойное жалованье, полноценное казенное питание, удобное, качественное и функциональное обмундирование, по меркам их статуса невообразимо дорогое оружие, а также гарантии дополнительных выплат в случае ранений либо смерти. Однако все эти удивительные права, о которых иные достойные мужи могли только мечтать, скрашивались не менее колоссальными требованиями и обязанностями. Чтобы поступить на службу в отряд Вороньих клыков, совершенно необязательно было иметь знаменитую фамилию или приходиться другом либо родственником кому-нибудь нужному. Даже более того, Кровавый ворон на дух не переносил кумовства. Впрочем, он на дух не переносил и бастардов с крестьянами, и межевых рыцарей с младшими сыновьями, хотя для тех, кто уже облачился в удивительной красоты бордовую форму, и делал снисходительное исключение. Тот, кто имел шансы удостоиться чести носить на груди герб самого Кровавого ворона, должен был обладать недюжинной физической силой и ростом строго выше шести футов и двух дюймов, искусно владеть мечом и, что еще важнее, стрелять из лука и мочь похвастаться безупречной репутацией (то есть у шпионской сети Бриндена не должно быть ни единого основания считать его изменником или потенциальным преступником). Не то, чтобы удовлетворяющих этим критериям молодцев было так уж мало по всем Семи королевствам. Однако почти всех претендентов отсекали субъективизм и придирчивость Риверса. Он никогда не ослушивался чуйки своего самодурства, хоть и отрицал его. Одним словом, самым трудным испытанием на пути в Вороньи клыки оказывалось понравиться лично лорду Бриндену, вернее, даже не понравиться, а хотя бы не вызвать отвращения. Были случаи, когда Кровавый ворон отказывал маститому бойцу просто потому, что у того «рожа тупая», или потому, что тот как-нибудь не так переминался с ноги на ногу. Словом, Бринден Риверс очень тщательно подходил к отбору тех, кому ему впоследствии придется доверять. Обязанностей у Вороньих клыков так же было немало. О том, что главной из них являлось терпеть невыносимый характер мастера над шептунами и побольше помалкивать, догадаться довольно просто. Чуть менее очевидно в данном случае то, что функцией его рыцарей было не только объединяться в смертоносный отряд в случае военной угрозы и одерживать победы одну за другой, даже не только заботиться о безопасности Риверса в мирное время. Гонять своих солдат и в хвост, и в гриву было для Бриндена в порядке вещей. Далеко не всем слугам он выказывал расположение, поэтому нередки бывали случаи, когда перестелить спальное место или, например, выстирать едва ли замаранную рубаху поручалось прославленному и закаленному в боях лучнику. Впрочем, ни один из них не имел привычки жаловаться. Бринден, в конце концов, покупал их преданность по весьма достойной цене. Помимо вышеперечисленных материальных бонусов и удобств, Кровавый ворон оказывался поразительно чуток к несчастьям своих воинов. Если у кого-либо из них случалась беда, мастер над шептунами незамедлительно оказывал им любую посильную помощь. Вообще говоря, Бринден считал, что его рыцари просто не должны думать ни о чем другом, кроме как о исполнении своих прямых обязанностей, но они предпочитали принимать его протекцию с величайшей благодарностью и проникаться своим грубым, злобным и мстительным, но взаимно верным им военачальником все больше. Через несколько дней после прибытия в Королевскую гавань Бринден отправил глашатаев оповестить весь свет о том, что бравые мужи любого общественного положения и возраста приглашаются к поступлению на службу в отряд Вороньих клыков. Его величество Дейрон Добрый не возражал и согласился выделить единокровному брату дополнительные расходы на содержание новобранцев. Он не вдавался в подробности, зная, что тот не склонен доверять сейчас никому, но верил в его осознанность. Никогда доселе Риверс не разбазаривал без нужды казенные средства, а в его шатком нынешнем положении такие решения отразились бы на нем наверняка еще весомей, чем раньше. Бринден решил принимать желающих примкнуть к Вороньим клыкам и прошедших предварительный экзамен на это место в пустовавшем доме в Блошином конце, в конце концов, столичные трущобы послужат лишь дополнительным способом отсечь совсем уж негодных кандидатов — трусливые и брезгливые и не подумают сунуться сюда. Кровавый ворон поставил на страже дюжину своих верных людей, чьей обязанностью сделал проверять каждого посетителя на предмет оружия и сопровождать его дружным конвоем до самого Риверса. Несколько проверенных его Клыков заранее оценили большую часть потенциальных соратников и допустили на просмотр к Кровавому ворону лишь малую часть из всех, кто попытал счастья. В первую очередь, они обращали внимание на физические параметры и объективные навыки владения оружием, сообщали доверенным информаторам Бриндена имена прошедших испытание, а те, в свою очередь, составляли краткое досье на каждого экзаменуемого. Отсечь неугодных Риверс мог с первого взгляда. Даже одного глаза ему хватало с лихвой, чтобы сделать выводы о человеке и о том, сможет ли этот человек вообще ужиться под началом грозного великого бастарда. Большинство определенно не могло. Слишком много, оказывается, развелось «тупых рож», «уебищных походок», «вонючих туш» и прочая, прочая, прочая. — Блядь, кого вы вообще отобрали?! — чертыхался Бринден своим хриплым голосом, когда подошел к концу пятый десяток негодных кандидатов. — Я же вам ясно сказал, на что обращать внимание! Неужели, мать вашу, так сложно выполнить все так, как я велел! Справедливости ради, переглядывающиеся между собой и устало вздыхающие рыцари сделали ровно то, что приказал им Кровавый ворон. Более того, даже он сам об этом был осведомлен, не будь дурак. Однако Клыки уже привыкли к его манере выражать досаду. Как уже было упомянуто, терпеть этот жуткий характер было главным их долгом. — Зовите следующего, — гаркнул Риверс, уставившись в краткую сводку о пятьдесят первом воине. Янос-Петир Флауэрс привлекал к себе внимание уже своим двойным именем. «Не все в порядке с головой у мамаши,» — резюмировал про себя Бринден, фыркнув и даже усмехнувшись — в первый раз за день. Судя по информации, собранной шпионами в Просторе и в Королевской Гавани, этот Янос-Петир Флауэрс по прозвищу Колесница двадцати шести лет от роду успел заделаться межевым рыцарем, попутешествовать в этом статусе по всему Простору, одержать победу в нескольких мелких турнирах, а после внезапно изменить курс своей жизни и направиться в Эссос, судя по всему, за деньгами, поскольку за те несколько раз, что он бывал за Узким морем, он приобрел боевой опыт в качестве наёмника и даже поучаствовал в разрешении междоусобного конфликта где-то в пустынях экзотического континента. На словах описание делало его вполне пригодным для службы в Вороньих клыках — необходимо добавить, что не у всех, кто был принят в их ряды до Восстания Блэкфайра, был боевой опыт, тем более столь обширный. Бринден был скептичен и снисходителен, но заинтересован. Янос-Петир Флауэрс был высок и крепок, как полагалось, челюсть его была выдающейся, лоб — высоким, черты лица — крупными. Бринден ожидал увидеть насупленного, испещренного шрамами, рано постаревшего воина, но лицо этого рыцаря выдавало в нем человека весьма открытого и приветливого, если не сказать простодушного. Это замечание смутило мастера над шептунами, он даже было задумался, уж не напутали ли что-нибудь его люди, но решил не гнать экзаменуемого в его мускулистую шею, по крайней мере, пока. — Доброго дня, милорд, — обезоруживающе улыбнулся Бриндену Янос-Петир Флауэрс, кланяясь мастеру над шептунами. — Ага, — кивнул Риверс, внимательно вычитывая бумаги. — Мне вот любопытно, тут сказано, что ты не единожды служил в Эссосе наемником… Каковы были причины твоего решения и, что еще важней, каковы причины возвращения? — Причины, милорд, самые обычные. Они хорошо платят. А мне следовало содержать семью, — пожал плечами рыцарь. — Вот вам и причины решений, и причины возвращений. — Разве ты женат? — Думаю, вы бы об этом знали, коли это было бы так, — Янос-Петир Флауэрс нагловато подмигнул Риверсу. — Нет, не женат, детей нет, ну или я о них ничего не знаю. А содержать требовалось незамужнюю сестру. — Ясно. Что именно за междоусобица в Эссосе? Вольные города? — Вроде того. — Что значит «вроде того»? Отвечай по существу, или я сочту тебя лжецом и в лучшем случае отправлю восвояси, — рявкнул Риверс. Воин уязвленно приподнял светлые, почти невидимые брови, но сдержался. — Ничего необычного — как всегда, Три сварливые дочери. Пару лет назад к власти в Мире пришел тот, кого лиссенийцы очень не хотели там видеть, вроде как он, как водится, собирался подчинить себе и Лис, и Тирош, и Спорные земли, и вообще все остальные Вольные города. Говорили еще, он какой-то колдун или вроде того, кровь пьет и вообще странный малый. Короче, говорили, примерно как про… Ой, — вспомнив, с кем разговаривает, рыцарь осекся и после небольшой заминки продолжил. — В общем, лиссенийцам это не понравилось, они решили пойти войной на Мир, ну, как обычно бывает, и… — Понятно. А с Тирошем как ты связан? Где именно ты нанимался? — этот вопрос имел большое значение для Риверса, ведь именно в Тироше последние несколько месяцев укрывался Жгучий клинок и оставшиеся Блэкфайры. Помимо прочего, ходили слухи, что Эйгор собирает свой наёмничий отряд. 
— Я? Да никак не связан. В Тироше просто бывал пару раз, да и все. Нанимался я в лиссенийский отряд. В Лисе я был… ну… По делам в тот момент. — Лис меня мало волнует. Чем ты занимался в Тироше? — Бринден взглянул на Флауэрса исподлобья, недоверчиво. Алый глаз его угрожающе сверкнул. — Мне кажется, что вам точно не нужно объяснять, для чего обычно ездят в Лис. С Тирошем — то же самое… Местное наследие, так сказать. Зачем обычно ездят в Тирош, милорд? — Ну я даже, блядь, не знаю, может, якшаться со Жгучим мерином и его прихвостнями?! — выплюнул порядком уставший Бринден. Шутливый тон Яноса-Петира застрял у того комом в горле. Вот уж какого подозрения он точно не ожидал услышать. На следующий свой ответ он совершенно точно не шутил: — А ничего, милорд, что во время Восстания Блэкфайра я скоропостижно вернулся из Эссоса и примкнул к той части армии Простора, что шла за принцем Бейлором с дорнийцами и штормовыми лордами на Краснотравное поле? На кой мне якшаться с Блэкфайрами? Даже между Простором и королем я выбрал короля! Этого у вас в бумагах не сказано?! — добродушное лицо Яноса-Петира окрасилось в оскорбленный багрянец, а рука рефлекторно потянулась к ножнам, но вовремя была одернута разумом. — Тирош, милорд, — уже более спокойно, но явным образом обиженно продолжил он, с трудом усмирив под пораженным взглядом Риверса свой гнев, — славится тем, что у них принято волосы раскрашивать во все цвета радуги. Это такая у них традиция. Вот я и ездил туда за красителями и прочей снедью. Бринден и общим тоном разъяренного рыцаря был сражен наповал. А нелепым объяснением, которое, судя по всей гамме эмоций, выраженной Флауэрсом за последние пару мгновений, было ничем иным, как правдой, остался добит бесповоротно. Испытав настолько грандиозный шок, Кровавый ворон, к собственному недюжинному удивлению, лишь поинтересовался: — А волосы тебе зачем красить? Маскировка? — Нет, красила сестренка. А я убираю свои волосы таким образом, что в глаза не лезут. Вот, — для пущей убедительности утихомирившийся Янос-Петир ткнул себя в белобрысую шевелюру, чтобы продемонстрировать, что она не растреплется. — Это какая-то специальная дрянь, ее делают в Тироше. Удобно. — Пиздец, — выдохнул Бринден, вжимая в виски подушечки пальцев, то ли с ужасом, то ли с облегчением осознавая, что в лице этого рыцаря не видит ни капли лжи, хотя истина оказалась столь смехотворной. Сказать было нечего. По всем параметрам Янос-Петир Флауэрс, имевший разносторонний боевой опыт, принявший участие в Восстании Блэкфайра, крайне высоко оцененный как фехтовальщик и высоко — как лучник, очевидно обещал быть непременно полезным Клыком. Однако было настолько же очевидно, что характер его мало располагает к покорности. Тем не менее, напрашивался вывод, что этот рыцарь смел и печется о своей чести, раз так отреагировал на то, что счел прямым оскорблением в свой адрес, пусть даже и от лица самого Кровавого ворона. Надо полагать, что и преданность для него не пустой звук, раз он намеренно вернулся из Эссоса, чтобы только постоять за своего короля в рядах обычных вояк. Как бы этот человек ни был дерзок, такие, как он, были кровь из носу нужны в рядах Вороньих клыков. И как бы Бринден ни желал тотчас же прогнать его восвояси, он ловил себя на странной мысли, что этот рыцарь ему… Нравится? Нравится своим отчаянием, прямотой, в некотором смысле бесхитростностью. Расскажи Риверсу тот же лорд Мутон, как ездил в Тирош красить волосы, мастер над шептунами не поверил бы ни на долю секунды. А в Яносе-Петире Флауэрсе из мудреного было только имя. — Ты — ужасный наглец, а за такую дерзость, которую ты себе позволил, если ты не знаешь, и языка лишиться можно. Рыцарь не стушевался, лишь пожал плечами. — Не слыхал я о вас такого, чтоб вы рубили языки за правду. Бринден ухмыльнулся. Второй раз за день. — Плохо слушал, значит. Однако раз тебе отчего-то приспичило служить мне, ты должен знать, что такое дисциплина и что в таких тонах со мною разговаривать ты не имеешь ни малейшего права, — постепенно расслабляясь от приятного ощущения постепенно принимаемого решения, Кровавый ворон откинулся на шелковую спинку стула и закинул ногу на ногу. — Я тебя беру. Но я собираюсь внимательно за тобою наблюдать. Посмотрим, что ты из себя представляешь, как тебя… Янос-Петир Флауэрс. И кто ж тебя назвал-то так… — Матушка, а что? — как ни в чем не бывало пояснил тот. — Ясно, — Бринден не сдержался и прыснул. — Матушка так матушка. Есть лишь одна загвоздка на твоем пути в Вороньи клыки. — Какая это? Покажите мне лучшего фехтовальщика, и я… — Нет, я доверяю Джозету, рыцарю, который тебя оценивал. Он утверждает, что ты и вправду… Неплох. — Неплох? — сверкнул голубыми глазами Янос-Петир. — Напрашиваться на комплименты неприлично. Но это не наибольшая твоя беда, Флауэрс. Твоя основная беда в том, что ты умудрился в первую же нашу встречу мне нагрубить. За это положено наказание. А раз я уже взял тебя, ты подчиняешься правилам, которые я установил для своих людей. А значит, тебе полагается хорошая порка. Янос-Петир саркастически развел руками. — Что поделать! — Я рад, что мы друг друга поняли. Приходи с рассветом к Красному замку. Тебя встретит Джозет, он везде тебя проведет и покажет все, что нужно. Тебя выпорют, после чего снабдят обмундированием, и ты сможешь приступить к подготовке. Ступай, — произнес размеренно Бринден, переключая свое внимание на следующее досье. — Ну до скорого тогда, милорд, — кивнул рыцарь и отправился прочь. Когда Янос-Петир Флауэрс покидал своеобразное успешно пройденное собеседование, тусклый свет темно-голубой луны освещал ему дорогу по Блошиному концу. Платиновые звезды были едва заметны на замутненном небосводе, но ночь была теплой и спокойной. Бринден нечасто отдавал течение событий на откуп судьбе, но по отношению к Яносу решился поступить именно так. Своеобразным гаданием было предупредить его о предстоящей порке, на которую тот может безнаказанно не явиться. Кровавый ворон посчитал, что таким образом сумеет дать еще одно испытание чести новобранца и выяснить, действительно ли тот настолько решим в поступлении на службу именно к нему. К удивлению и усмешке Риверса, Янос действительно пришел к замку в назначенное время, безропотно дал себя выпороть, а потом, слегка отдышавшись, облачился в форму и приступил к тренировкам. Правда, успел затребовать у сира Джозета, чтобы ему позволили тренироваться среди высокородных особ и высокопоставленных рыцарей, ведь его навыки этого заслуживают. Получил для проформы еще несколько ударов плетью и отправился тренироваться на заветную поляну. Отметить свое поступление в отряд Вороньих клыков Янос счел жизненной необходимостью. Столица кишела хорошими кабаками, и он был об этом прекрасно осведомлен. За те несколько раз, что он проездом бывал в Королевской гавани, он успел посетить рекордное количество увеселительных заведений и обзавестись множеством знакомств, особенно среди девиц разной степени сомнительности репутации — Флауэрс был большим ценителем женской красоты. Пригласив с собой еще двоих таких же новоприбывших Клыков, надеясь завязать с ними дружбу за кружкой эля, и Джозета, успевшего впечатлиться непосредственностью Яноса, он направился к эпицентру ночной жизни столицы. — Есть предпочтения? Я собирался наведаться в Счастливую Тюрягу.., — мечтательно вздохнул Флауэрс, оживив в памяти бурный роман с владелицей этого заведения. — Ты так громко орал, что собираешься сегодня отмечать свое поступление в Счастливой Тюряге, что не только мы об этих планах осведомлены, но и все вокруг, в частности те, кому совсем ни к чему знать, куда четверо Вороньих клыков сегодня идет, — скрестил руки на груди Джозет. Джозет, вообще говоря, только выглядел суровым — должность и внешний вид обязывали. Кто не испытал бы благоговейный трепет, если бы на него строго поглядел семифутовый, огромной силы седовласый рыцарь с гербом Кровавого ворона на груди? Впрочем, этой форой Джозет пользовался лишь в воспитательных целях, в конце концов, прямыми его обязанностями было внедрение новобранцев в честную компанию машин для убийств. Однако когда новобранцы делались поопытней или, по крайней мере, начинали догадываться, что к чему под началом Бриндена Риверса, Джозет раскрывался с совершенно иной стороны — внезапно выяснялось, что он добродушен, весьма благосклонен, смешно шутит и вообще душа компании, причем любой. Джозет происходил из крайне многочисленной семьи дома Джастов, одних из лордов Западных земель. Сам он был третьим по старшинству, а после него его родители вздумали обзавестись еще четырьмя дочерьми и двумя сыновьями. Так что якшаться с молодняком по старой памяти ему было в удовольствие, и лучшего человека на это дело сам Кровавый ворон не сыскал бы во всех Семи королевствах: исполнял свой долг он настолько хорошо и ответственно, что завербовал в Клыки даже собственного внука Джота, подготовив его перед тем по высшему разряду. Джот и отмечать собственное поступление отправился вместе с дедом, своим товарищем Кеннетом и Яносом. — Ла-а-адно, — закатил глаза Флауэрс. — Куда, в таком случае? — Хм, — призадумался Джозет, — мне в целом все равно, главное — избежать нежелательных встреч. — Есть мысль, — Янос оживился и вынул из кармана потертый бутылёк, — Все равно этот ром — дерьмо, — и с размаху разбил его о мостовую под недоумевающий взгляд своих спутников. — Ты с земли пить предлагаешь или что? — Не, ты следи за ручейком. Куда покажет, туда и пойдем, — Флауэрс внимательно уставился в судьбоносный ром, разливающийся в сторону одного из кабаков. — Нам… Кажется, в… Серую Башню? — указал он на заведение с кричащей о названии вывеской с косым рисунком. Серая Башня оказалась ничем не выделяющимся заведением, каких на одной этой улице было с дюжину. Она была настолько неприметна, что у входа, как и у половины других входов, валялся окруженный голодными мухами мусор, подгнившая дверь скрипела в унисон с другими дверьми, а пол был раскрашен теми же винно-элевыми цветами, что и пол в любом другом трактире. И забита она была, как и все кабаки в этот вечер, почти под завязку. С трудом уместившись за общим длинным столом на лавку, Клыки дождались забегавшейся работницы, на которую Янос не преминул положить взгляда. Смутив девушку парой внезапных комплиментов, он перешел к делу и заказал на всех своих новых приятелей эля за свой счет. — Только я должна предупредить, день сегодня выдался жаркий, эль не слишком-то холодный… — Ну ничего, это не… — В смысле ничего?! — вскрикнул Джозет. — Все знают, что эль должен быть холодный! Неси рому! — Лады, рому так рому, — пожал плечами Янос. — За мой счет. Сегодня мы, выходит, моряки. Первая порция была выпита залпом за процветание Вороньих клыков. Вторая — за здравие Кровавого ворона. Третья — за Дейрона Доброго, да правит он долго. Четвертую наконец можно было пить и за что-то менее официальное. — Чтоб хер стоял и деньги были, — серьезным тоном утвердил Флауэрс, отправляя четвертый стакан рома внутрь. Остальными ожидался некий более возвышенный тост, однако Джозет, Джот и Кеннет все же заключили, что оба этих фактора исключительно важны для любого мужчины, и последовали примеру Яноса. С каждым глотком глаза мутнели, язык приобретал новые витиеватые формы и учился издавать доселе неслыханные звуки, а задушевные беседы делались откровенней. — Скажи-ка, Янос, что ты вообще забыл у Клыков? — задал резонный вопрос Джозет. — Обычно такие, как ты, лорду Бриндену не служат. — А это какие, как я? — нисколько не обидевшись, уточнил тот. — Ну… Не создаешь ты впечатления человека, который разделяет, скажем так, его интересы и идеалы. — А это так важно? Как по мне, работа есть работа. Что здесь, что в Эссосе, разница небольшая. — Ну вот в том и дело, что обычно разницу видят, понимаешь? Здесь тебе не просто нужно занять сторону, которая тебе платит. Кровавый ворон не прощает тех, кто не до конца лоялен ему или короне. — А с чего ты взял, что я не лоялен? — Янос слегка нахмурился. — Я уже и ему говорил, и ты слышал, что… — Да, я помню, что ты срочно вернулся из Эссоса, чтобы сражаться на Краснотравном за короля, да правит он долго. Я сейчас скорее лично про… него, — последнее слово Джозет произнес почти шепотом. — Про лорда Бриндена? А что с ним не так? — хитро прищурился Янос. — Или это ты думаешь, что я думаю, что с ним что-то не так? — Янос, никто тебя ни в чем не подозревает. Сир Джозет лишь хотел сказать, что раньше ты, можно сказать, вел кочевой образ жизни, нигде долго не задерживался, много времени провел в разных Вольных городах, служил в разных наёмничьих отрядах, — попытался сгладить углы рыжеволосый Кеннет. — А теперь вернулся в Вестерос — и сразу в Клыки. У тебя попросту не получится отнестись к этой должности так же, как ко всему, чем ты раньше занимался. Вступив в Вороньи клыки, ты обрек себя на ответственность такую, как если бы Восстание Блэкфайра, не дай боги, продолжалось до сих пор и не закончилось бы до конца твоих дней. У тебя не будет выбора, кроме как оставаться в наших рядах. — Пока смерть не разлучит нас, — хохотнул Джозет, подтверждая тем самым мысль Кеннета. — Я это понимаю, — на удивление мягко и серьезно ответил Янос, пожимая широкими плечами. — И меня такой расклад полностью устраивает. — А назад не потянет? — скептично поинтересовался немногословный Джот. — Не, не думаю, — меланхолично улыбнулся Флауэрс. — За двадцать шесть лет я многое повидал, на всю жизнь хватит. Я твердо решил вернуться в Вестерос навсегда. — А вот почему? — не унимался Джозет. Янос вздохнул. — Тут кое-что переменилось, и это обстоятельство мне не позволяет разъезжать по миру так же, как раньше. — Тут? Не в Эссосе? — А что в Эссосе? Там как раз все в порядке. А если и нет, мне до этого нет никакого дела. — А тут-то что не в порядке? Война кончилась почти год назад, ты отдал свой долг короне. — Отдал. Побывал дома, на Арборе. И вернулся в Лис. Я должен был задержаться там еще на полгодика, но… Не задержался, короче говоря, — с каждым словом Янос делался все смурней. Как видно, он, может, и хотел больше ничего не добавлять, но жаждущие разъяснений собеседники и пьяная жажда разговора заставили его продолжить, — у меня сестру… Погибла сестра, вот. Я вернулся, чтобы ее похоронить и отмстить. Первое я уже сделал. Второе — еще нет. Но сделаю, и ничто и никто меня в этом стремлении не остановит. У Джозета, конечно, все не выстраивалась до конца картина, зачем сиру Яносу-Петиру Флауэрсу по прозвищу Колесница наниматься конкретно в Вороньи Клыки, но тот сделался слишком колючим и понурым, чтобы вопреки всему продолжать этот допрос. Да и потом, раз лично мастер над шептунами утвердил его кандидатуру, значит, он, по крайней мере, не навредит. Для лазутчика Янос, что греха таить, виделся слишком… неизобретательным, эмоциональным и открытым. Хотя Джаст уже собирался мягко перевести тему разговора, его вывод об открытости внезапно подтвердился продолжением речи с невероятной скоростью залившего в себя пятый и шестой стакан рома Яноса: — Я много чего слышал о Кровавом вороне. В основном такого, конечно, от чего волосы дыбом на голове встают. И раньше я думал, что странный он мужик. Не понимал я ну никак, для чего ему так жестоко расправляться с людьми, да еще рассказывать и показывать это всем подряд. А потом я понял, что если подумать, все те, кого он казнит да пытает, — они преступники и этого заслуживают. Потому что простишь человека один раз — он пойдет потом и вдвойне нагадит. Не покажешь, что за воровство рубят руки, он пойдет и спиздит. Короче, эти его методы, оказывается, чтобы потом не жаловались. Так и надо, чтобы все знали. Чтобы предотвратить будущие преступления. Чтобы не было больше таких, как моя сестра. А таких, как те, кто с ней… боги, боги милостивые, дайте мне сил, чтобы таких, как те, кто это сделал, чтобы их постигла самая жуткая кара из всех возможных. Вот что я надумал. Потому я и здесь. Как только седьмой стакан рома оказался внутри Флауэрса, он швырнул его об стол и закрыл ладонями лицо. Джозет, Джот и Кеннет были поражены и смущены рассказом нового товарища. Узнать о нем побольше, конечно, хотелось, но таких откровенностей они явно не ждали. Расспрашивать и травить ему душу и дальше точно не стоило, поэтому после минутного молчания Джозет лишь поднял свой стакан и в жесте поддержки опустил свободную руку на плечо Яноса. — За твою сестру, да упокоят боги ее душу. — За твою сестру, Янос, — подняли стаканы и Кеннет с Джотом. — Ее звали Шелла, — донесся из-за ладоней всхлип. — Значит, за Шеллу. Янос с грустной полуулыбкой и благодарностью принял этот тост и, конечно, выпил и сам. Он обладал удивительной способностью меняться в настроении в рекордные сроки, поэтому уже через несколько минут, переведя тему разговора, снова мог пьяно хихикать, отпускать похабные шутки и заигрывать с девицей, подливавшей им ром, что не на шутку раздражало сидящих за соседним столом гостей. — Ты, наверное, устала за сегодня? — не унимался Флауэрс, поглаживая ладонь миловидной служанки. — Устала, но ничего не поделаешь, — пожимала она плечами в ответ, не будучи против побеседовать с обходительным и приятным на вид, пусть и пьяным рыцарем. — Хочешь выпить с нами? Я за все заплачу, — улыбался он ей, разглядывая ее пухлые губы и глубоко карие глаза. — Нет времени, сир, так бы с удовольствием выпила. Но вы заходите еще, вдруг однажды будет меньше народу. — А я и сегодня задержаться могу, пока все разойдутся, я никуда не спешу. Я в Королевской гавани очень и очень надолго. — Сегодня до утра не разойдутся. Я такие вещи уже чую, — вздохнула трактирщица. — Еще дорнийского! — с явным негодованием раздавалось из-за соседнего стола. — Ну подожди, милая, побудь тут еще, — захлопал длинными светлыми ресницами Флауэрс, поглаживая руку работницы кабака. — Я заплачу за свой ром вдвое больше. — Мне нужно работать, сир..
 — Зачем же так формально? Мне будет гораздо приятнее, если столь очаровательная девица станет звать меня просто Яносом. — Анусом, блядь, — рявкнул недовольный любитель дорнийского из-за соседнего стола. Янос яростно вздрогнул и было хотел отразить эту внезапную остроту, но нежеланный собеседник добил: — Я заплачу за вино втрое больше, если ты подашь его сию же минуту! — А я — вчетверо, если подашь его мне! — Впятеро, если принесешь мне и вина, и ром, за который этот идиот обещал заплатить вдвое. — Вдесятеро, если сделаешь, как говорит этот козел, а потом выльешь все ему на портки! Захмелевший Джозет не удивился довольно-таки типовому кабачному конфликту и хотел было махнуть на поведение Яноса рукой, но его ленивый взгляд упал на лицо того, с кем тот активно напрашивался на драку. — Янос, успокойся, — пусть и подвыпивший, Джозет попытался сохранить какое-то подобие разума и одернул Флауэрса за плечо, — не стоит тебе к нему лезть. — Это еще с хрена ли? — возмутился Янос, заведенный, словно волчок. — Ты слышал, как он меня называл вообще?! — Да мало ли, как он тебя назвал! Умнее будь! — Вот-вот, Ян, будь хорошим вороненком, сиди да помалкивай. А не то выпорют, — усмехнулся провокатор, отметив довольно свежий след от плети под воротом Флауэрса. — Во-первых, я тебе не Ян, а сир Янос-Петир Флауэрс! — подскочил тот со своего места, совершенно не обращая внимания на попытки Джозета удержать его. —Во-вторых.. Флауэрс, судя по всему, даже не догадывался, с кем вступил в пьяный конфликт. — Да седьмое же пекло, Янос, это же Адам… — Ну Адам и Адам, что мне с того? Срать я хотел, как его зовут! Откуда ты вообще знаешь этого козла?! — Джозет чуть не захлебнулся в своем старании вставить хоть слово в этот эмоциональный монолог. — Да погоди ты! Потом расскажешь! — Да нет, Ян, тебе стоит знать, как меня зовут. Имя лорд Мутон тебе о чем-нибудь говорит? — Конечно, говорит! Кончай заливать! Какой ты нахер Мутон? Тебе ни одна девка не даст, не то, что сразу шесть! Адам порядочно опешил. Давненько он не встречал столь неосведомлённых о его персоне лиц. Может, этот странный тип и не знает о доме Мутон ничего, кроме того, о чем поется в знаменитой песне, но о недавнем замужестве леди Ширы Морской Звезды трепались все кому не лень. — Ни одна? Странно, как же я тогда женат на прекраснейшей из женщин? — напыщенно выпятил грудь Адам, тоже привставая с места. Эта фраза вызвала у Флауэрса неожиданную реакцию. Он как будто даже несколько смягчился. — Это хорошо, что ты так любишь жену, раз так говоришь о ней. — А знаешь ли ты, идиота кусок, кто моя жена? — попытался одержать верх Мутон. — Видимо, она сейчас придет и накостыляет мне вместо тебя? Самому слабо, а? — Шира Морская Звезда! — Пизда! — парировал Янос. — Всем известно, что она с Кровавым вороном! — Это такую официальную версию представляет ваше начальство? — с издевкой рассмеялся Адам, обращаясь к Джозету, который уже мысленно писал пропало и отправлял куда-то Кеннета. — Ты, Ян, либо совсем дурак, либо самый талантливый подсос сира Риверса. Хотя, и для этого много ума не надо. Обвинениями в мужеложстве ловелас Янос-Петир был раздосадован более всего. — У меня, в отличие от некоторых, даже мыслей не бывает о таких вещах! У кого что болит, тот о том и говорит, мудрость такая! А за слова, тем более за такую возмутительную клевету, полагается отвечать, слыхал о таком, сказочник? Вы посмотрите на него, и баб в пруду из песни трахает, и на Шире женится, врет и не краснеет! Джозет снова попробовал вмешаться: — Янос, я понимаю, как это звучит, но… — Что «но»? Ты ему веришь, что ли? Ты его вообще видал? Да этот ублюдок из какой-то помойки в Речных землях вылез и сидит выпендривается! — Погоди, то есть про Речные земли ты веришь? — сдался Джозет. — А тут не наврешь, ты послушай, как он окает. Конечно, он из Речных земель. Что, я не прав, хочешь сказать, «Мутон»? Адам вновь зашелся в истерическом хохоте. — Ума не приложу, как ты догадался! — и захлопал в ладоши. — Меня не проведешь! — Это точно. Все, ступай обратно к своим птичьим друзьям и не мешай мне, а ты, девочка, принеси дорнийского, этот шут свое представление окончил, — отмахнулся Адам. — Я не шут, — рявкнул Янос, наоборот подходя ближе к Адаму и испепеляя его взглядом, — я Колесница. А знаешь, почему меня так прозвали? — Не знаю и, если честно, знать не хочу, — фыркнул Мутон, но, слегка стушевавшись от ощущения нависшего над ним шкафа, и сам встал со своего места. Он, очевидно, надеялся если не превзойти, то хотя бы сравняться с Флауэрсом по комплекции, но тот был все же несколько выше и крупней. — А потому, что если надо, то я нападаю первый. И у тебя, Адам, есть уникальный шанс доказать, что ты не такой уж и пиздабол, и принять мой вызов. Вокруг Адама постепенно возникали бравые солдаты в золотых плащах, готовые чуть что вступиться за него, но это не наталкивало Яноса ни на какие мысли. — Это здорово, что у тебя столько друзей, конечно. Но, как видишь, со мной всего трое… — Уже двое, — отметил Адам отсутствие Кеннета. — Тем более. С тобой народу больше, и если ты думаешь напасть вместе с ними, я, конечно, выстою, но с твоей стороны это будет нечестно и лишь лишний раз подтвердит то, что ты трус и лжец. Так что единственно верным твоим решением будет согласиться на дуэль. На поединок на мечах. Вижу, твой при тебе. Мой тоже, — Янос похлопал себя по ножнам, где ждал своего часа удивительно тонкий меч с необычной, полукруглой формой рукояти. — Это меч? Я было подумал, что это иголка такая, портки зашивать или жопу чесать, — попытался сострить Адам, раскидывая параллельно мозгами. Этот Флауэрс явно не собирался отступать, да и ударить в грязь лицом перед взором своих подчиненных — недаром он начальник Городской стражи — казалось не комильфо. — Самому не смешно с таким разгуливать? — Смешно, если вспомнить, что он потолще твоего хуя будет! — А знаешь что, Ян-Петир или как там тебя, я согласен, пойдем на улицу, мне уже не терпится тебя проучить, настолько ты у меня в печёнках уже сидишь! — клацнул зубами Адам и первым направился к выходу из трактира, Янос рванул за ним. Джозету с внуком и нескольким зевакам из постояльцев ничего не оставалось, кроме как последовать за самым интересным за вечер зрелищем. — Это Золотая Лоза, — Янос вынул меч из ножен и продемонстрировал ее в первую очередь Адаму, а после — всем присутствующим. — Она была выкована из валирийской стали в Квохоре и очутилась у меня благодаря моему доброму другу, красному жрецу и предсказателю, который обещал, что она принесет мне удачу. Она и правда приносила мне удачу в сражениях в Эссосе, на Краснотравном поле, в поединках, в коих я участвовал бессчетное множество раз. Адам, бьюсь об заклад, я лучший фехтовальщик, которого ты встречал. У тебя есть единственная возможность признать поражение прямо сейчас, и мы разойдемся с миром. Я обещаю забыть твои нелепые оскорбления. Или ты хочешь сражаться и принять поражение в честном бою? — Ян, бьюсь об заклад, ты не лучший фехтовальщик, которого я встречал. Я поскромничаю и просто скажу, что я тоже не промах. Так что не говори гоп, птенчик. — Тогда поступим так. Я не желаю тебя убивать. Бьемся до того момента, пока ты — ну или кто-нибудь из нас — не упадет. Либо пока ты не попросишь пощады. Согласен? — Согласен, я не в Девичьем пруду, чтобы лично казни исполнять, — ухмыльнулся Адам. — Не, ну вы это видели? Он опять за свои сказки взялся! — закатил глаза Янос. Поединок вышел весьма ожесточенным. Адам действительно был не промах, обращался с мечом он умело и изящно, и Янос поймал себя на мысли, что ему приятно идти к победе над ним. Она окажется не столь легкой, как он полагал, а значит, гораздо более ценной и удовлетворительной. Меч Адама был добротный, обладал богато украшенной рукоятью, но выполнен был не из валирийской стали, что, разумеется, его коробило: в конце концов, даже у такого позорного фехтовальщика, как Бринден Риверс, на поясе висело не что иное, как Темная Сестра, и у этого деревенского оболтуса с дурацким именем оружие странной формы тоже предательски чернело редчайшим, дражайшим металлом. Интересно, как именно он заполучил такой ценный подарок? Что же такого сделал взамен на него? Если Адам с клинком в руках создавал впечатление рыцаря сосредоточенного, серьезного, погруженного в дело, рационально оценивающего ситуации и рассчитывающего любые возможные ходы, то Янос… Что ж, по нему этого сказать было решительно невозможно: он с мечом буквально танцевал, легко и воздушно уклоняясь от вражеских ударов и так же беззаботно нанося свои. Мыслительный процесс в его головушке наверняка происходил, но делал он это настолько подсознательно, что любе движение казалось интуитивным, если не случайным. Суеверные решили бы, что его рукой управляет иная сущность, хотя на деле секрет был лишь в многолетних тренировках и разнообразном опыте. За время своих странствий он освоил бессчетное множество техник обращения с любым мечом, почерпнул откуда только можно необычные приемы в глубокую копилку своего навыка. Если Янос хотел, то учился быстро и талантливо. В какой-то момент Адам поймал себя на осознании, что совершенно не в силах прочесть соперника. Один танец сменялся другим в долю секунды, мог вернуться на круги своя, а мог промелькнуть и кануть в лету, даже оставшись незамеченным. И чем дольше Флауэрс продолжал свои полиритмичные па, тем больше Адам напрягался. Это не поединок. Это какая-то очередная шутовская выходка! Через несколько минут после начала дуэли Мутон уже знал ее исход. Отдать должное Яносу тоже стоит — он знал и обещал то же самое с самого начала. Впрочем, Адам не желал так быстро и легко сдаться наглецу Флауэрсу, который будто специально изводил его, не нанося серьезных ударов, даже не увеча. Золотая Лоза была опасна, если ей уколоть, но колоть Янос не спешил: он останавливал меч в сотой доле дюйма то от ноги Адама, то от его торса, а единожды и вовсе от лица. Тот факт, что он мог бы быть уже мертв, естественно, Мутона фрустрировал еще больше. Наигравшись с атаками, Янос вдруг остановился и, не сходя с места, принялся ловко и просто отражать атаки соперника, даже не пытаясь его ранить. Ему это даже будто не надоедало. Однако, заметив, как Адам разъяряется все ясней и ясней, словно смертельно раненный зверь, Янос совершил абсолютно неожиданный выпад в его сторону, заставив того резко уклониться и поскользнуться на — чем бы вы думали — разлитом на мостовой роме. — Я же говорил, — поцокал языком Янос, подходя к ушибленному Адаму и со снисходительной улыбкой осматривая его сверху вниз, — Это был достойный поединок, Адам, — и протянул ему руку. Адам руки не взял.