Исповедь

— Лживая тварь! — выругался Бринден, читая только что полученное письмо Масси. — Что случилось? — обеспокоенно поинтересовалась Лина, подходя к нему и нежно кладя шершавые ладони на его голые костлявые плечи. — Проблемы кое-какие. Забудь, — тот тяжело вздохнул и прикрыл глаз. — Как я выгляжу без повязки? — Ну... Довольно странно, если честно... Но я так подумала, другие мужчины ведь не прячут своих шрамов на теле, отчего ж ты тогда должен? — Хорошая мысль. Просто как-то не принято, что ли. И у меня даже заказана прекрасная шелковая повязка, разве что я сомневаюсь, что буду ее носить. — А каково тебе думать о том, что о тебе думают другие люди? Бринден тяжело вздохнул и задумался. И вправду, каково ему? Еще несколько лет назад он с уверенностью сказал бы, что ему все равно, хотя это и было бы ложью. Теперь он готов был ответить, что ему, пожалуй, не плевать, но сомневался, правда ли это. — Смотря какие, — спустя несколько секунд молчания ответил он. — Вот что Дейрон думает — это мне важно, например. Но он всякого меня видел: и в крови, и в грязи, и в кровоподтеках с ног до головы. Не думаю, что он испугается моего шрама. — А как же Шира? Риверс сглотнул слюну и зажмурил оставшийся глаз. — Нет. Не все равно. Но не будем о ней. — Как скажешь, извини меня, — Лина робко погладила мастера над шептунами по длинным, безупречно чистым и гладким волосам. Про себя она спрашивать не стала, впрочем, она догадывалась, что волнует загадочного гостя гораздо меньше, чем его пресловутая сестрица, однако ревности в ней не было. Или почти не было. В любом случае, она не ставила перед собой цели добиться женитьбы, не надеялась на любовь и не мечтала о проживании в Красном замке. Но к Бриндену ее тянуло какой-то неведомой ей силой, и сила эта будила в ней желание помогать ему по мере возможностей, выслушивать его перед сном, успокаивать. Наверное, эта сила называлась человечностью либо сочувствием, но таких слов Лина не знала, а посему достоверно неизвестно, что творилось в ее теплой душе. — А Его величество еще что-нибудь писал тебе? — Писал. Ничего конкретного. Я спросил, смогу ли приехать, так как дело срочное и нужно вернуться на время в столицу. Он ответил как-то расплывчато. То ли можно, то ли нельзя, хер его пойми. Шира вроде вообще со своим Выскочкой пирует в его вотчине. Чертово приглашение! Надеюсь, он выпишет мне его поскорее! — А что она делает с лордом Мутоном в его вотчине? — Лина уже научилась идентифицировать лорда Выскочку или Болтуна как Мутона. — Как что? Принимает щедрые дары Девичьего пруда, конечно. Правда, что-то я не слышал, чтобы он был неприлично богат. — А ты богаче, чем лорд Мутон? — Увы, нет. У меня есть жалованье, есть накопления. На жизнь хватает, тем более, что кормят меня казенной пищей, как там, так и тут. — Тебе разве не платят деньги за милость? Ну, чтобы ты там кого-то не... ну как молодого Смоллвуда... — Предлагают. Я никогда не беру и чаще всего засуживаю таких подлецов в итоге, и попытка задобрить меня золотом становится отягчающим вину фактором. — Засуживаешь? — Я не судья. Но на быстрое реагирование при необходимости имею право. Если я вижу, что человек опасен, что его вина не требует расследования либо расследование уже мною проведено, моя задача — его ликвидировать. Либо, если дело принимает чересчур серьезные обороты, я обязан отдать его под королевский суд. — А как ты разбираешь, серьезное дело или нет? — По необходимости. По статусу виновного. По его намерениям. Много факторов. — Молодой Смоллвуд имел плохие намерения? — Да, и крайне плохие. Он сам мне об этом поведал в красках, испугавшись моего грозного взгляда. Не горжусь своей репутацией, но часто она играет мне на руку. — А ты... Ты не думал, что он от испуга наговорил всякого?.. — Нет. От испуга либо молчат, либо говорят правду. Только опытные шпионы могут даже в самый ужасный момент навести на ложный след. Он был не из таких. — А какие у него были плохие намерения?.. Он ведь такой юный... — А юнцы, по-твоему, не бывают злыми? — Бринден хмыкнул. — Бывают. Но тут дело даже не в этом. В том, что он работал на одного человека, который очень хочет мне дурного. Этот человек послал Джазета следить за мной, он же вручил ему яд под названием душитель, чтобы тот подсыпал его мне в вино. Благо, я вовремя спохватился, иначе на его месте был бы я. — То есть он не подавился и ты его не заколдовал?.. — Ты тоже считаешь меня колдуном? — ухмыльнулся Бринден. — Нет. Я всего лишь отплатил ему его же монетой. — А тебе стыдно, когда ты убиваешь людей? — тихо поинтересовалась Лина, через пару секунд уже понимая, что вопрос был крайне неуместным. — Нет, Лина. Нисколько, — отрезал Кровавый ворон. Не то, чтобы он солгал. Даже не то, чтобы слукавил. Бринден Риверс действительно обыкновенно не испытывал угрызений совести, совершая очередное убийство, но, к примеру, над смертью Деймона Блэкфайра он все еще размышлял и сомневался в абсолютной верности своего поступка. Юный Смоллвуд — почти не виновный — подсыпал яду в кубок мастера над шептунами и поплатился за это; Деймон — изменник и организатор крупного восстания — лично ему ничего дурного не делал и был застрелен за свои грехи перед короной. Что из этого было верно? Или ни в том, ни в другом Бринден не ошибся? Труп Деймона до сих пор лежал где-то там, на Краснотравном поле, обнимая своего такого же бездыханного сына. Его тело, уже почти сгнившее после десятка дождей, прошедших с того дня, под сотней других своих и вражеских воинов, уже никто не осмелился бы назвать красивым, его позу — гордой, его самого — великим. Бринден все у него отнял всего лишь тремя стрелами, точно попавшими в цели. Деймон, бедный Деймон, ожидаемый в Красном замке любящей сестрой — прекраснейшей из женщин. Сама же она часто видела его во снах. Он, как будто соскучившись по ней в загробном мире, приходил навещать ее, и они беседовали, казалось, часами напролет. Шире столько хотелось рассказать брату, но сон имел обыкновение заканчиваться предательски быстро, она открывала глаза и видела перед собой в кровати спящего Адама, едва прикрытого одеялом. Его пшеничные кудри были взъерошены и хаотично раскиданы по мягкой подушке, губы — слегка приоткрыты, а левая рука неизменно лежала под головой Ширы, поначалу обнимая ее, но по мере засыпания все более расслабляясь. И правда, Адам действительно был чем-то похож на Деймона, думала она. А вот Кровавый ворон так не считал. Кроме телосложения и обаятельности у них, на его взгляд, не было решительно ничего общего. Он не мог отказать себе в том, что несмотря на все уважал Деймона Блэкфайра, но лорд Выскочка такой чести не заслуживал и, по-видимому, даже не пытался. Бринден видел в нем очередного смазливого наглеца, коих и без того довольно заглядывало в покои его дражайшей сестры. Пускай Адам неплохо проявил себя на войне и одним лишь жестом обеспечил своему брату столь желанное многими рыцарями место в Королевской гвардии, он был, по его мнению, глупцом хотя бы потому, что, будучи зеленым лордиком, осмелился тайно играть против самого Кровавого ворона. Либо идиот, либо сумасшедший. Риверс никогда бы не признал этого, но в душе его таилась, кроме ненависти к Мутону, и зависть. Адам обладал чуть ли не всем, чего не доставало Бриндену: красотой, привлекательной, а не устрашающей харизмой, друзьями, поголовно обожающими его братом и сестрами, вниманием — как женским, так и вообще... Впрочем, перечислять то, что Бринден с удовольствием позаимствовал бы у Адама хотя бы частично, будет крайне сложно и занудно. Главное, что теперь лорд Болтун обладал и Широй, а также скромным, но влиянием на часть его шпионов, чего Риверс никак не мог спустить ему с рук. Но за что ему это все? Почему этот самовлюбленный кретин подрастал с любящими родителями, всегда умел заводить новые знакомства, мог взяться за что угодно и преуспеть и был объектом вожделения чуть ли не всех женщин хотя бы Девичьего пруда? Чем он настолько лучше Бриндена Риверса? Чем он это больше заслужил? Его-то Шира точно не захочет оскорблять до глубины души и по-ведьмински издеваться над ним. Ему-то жизнь отчего-то подносит все, чего бы ему ни захотелось, на блюдечке с голубой каемочкой, и даже более того. Если этому кудрявому петуху вздумается попросить серебряного оленя, судьба распорядится так, что он получит сундук золота. Это Бриндену приходится долго о чем-то умолять, чтобы в итоге, спустя годы ожидания, получить потерянный кем-то медяк вместо оленя, который был так ему нужен. Мать говорила, все происходит так, как должно. Но отчего должно быть именно так? Хорошего в его жизни нет почти ничего. Только любимый брат, который, видимо, вовсе и не скучает по Бриндену, мать, которая как будто бы лишь пытается загладить свою вину, и дорогая сестра, которая теперь его ненавидит. Это ли жизнь? Хотя, была еще Лина, которая... Что ж, здесь даже Бринден замешкался, рассуждая, может ли она думать о нем иначе, чем говорит. Наверное, может, но даже профессиональному лжецу и шпиону не казалось, будто в ней есть какой-то подвох. — Лина? — окликнул он убиравшуюся в час его раздумий девушку спустя несколько минут молчания. — Да-да? Что такое? Ах, точно, нужно за шкафом еще протереть! Я сейчас, погоди, — заволновавшись о том, что мастер над шептунами теперь упрекнет ее за нечистоплотность, она едва не выскочила за дверь за чистой тряпкой перед тем, как тот успел ее остановить. — Я не про то. Если Дейрон меня пригласит, поедешь со мной в Красный замок? — В столицу, что ли? — обомлела служанка. — Я... Я не знаю, я не уверена, что... — Не в смысле как служанка. Там есть свои. Я предлагаю тебе, можно сказать, взять отпуск — а я договорюсь об этом — и поехать со мной в столицу отдохнуть. Я покажу тебе замок, сады, будешь жить в моих покоях и есть то, что тебе захочется, спать, сколько потребуется, носить красивые платья и все прочее. Платья я куплю. И если что-то еще понадобится, я это оплачу. Лина растерялась еще сильнее. — Ну ты что же... Куда мне... — А я что-то невозможное предложил? Или очень трудоемкое? Или ты не переносишь длинных поездок? — Ну... Это просто как-то странно... Я же не леди никакая совсем... — А какая разница? Если ты еще лучше научишься соблюдать правила этикета и оденешься как подобает, никто и не разберёт. А если сплетни и пойдут, мне как-то все равно. Во-первых, я не вижу ничего постыдного в этом, во-вторых, даже если бы видел, потоком информации в Красный замок и из него управляю я. — Если ты так думаешь.., — покраснела Лина. — Спасибо тебе, Бринден, ты очень добр, раз предложил мне такое! Если честно, я и правда хотела бы побывать где-то кроме Рэйвентри... — Значит, побываешь. Я постараюсь уточнить у Дейрона, что происходит в столице. А ты пока подумай, какие примерно платья ты бы хотела, я закажу. Шира сидела спиной к Бриндену, прижимая что-то к своей груди. Она не гнала его и не корила, и ему казалось, будто она даже ждет того, чтобы он подошел ближе. — Сестра моя? — неуверенно окликнул ее он. — Не быть тебе со мной сейчас, — печально вздохнув, повернула на него голову Шира. — Не быть. — Разве у меня нет ни единого шанса? Ты ведь оставила мне возможность... — Оставила. И создам еще. Бринден зажмурился, сжал зубы и медленно выдохнул. — Я вытерплю. Добьюсь тебя. Я буду дарить тебе все, чего бы ты ни пожелала, боготворить тебя, беспрекословно слушаться... Все, что ты захочешь! — Риверс сам не понимал, почему эти искренние слова выбиваются из него наружу. Он не хотел подтверждать этого, самому себе обещав молчать, но Шира будто выуживала эти признания своим взглядом. — Я знаю, Бринден. Взгляни, — Морская звезда развернула полотно, которое прижимала к сердцу, и оттуда на Кровавого ворона посмотрели два небесного цвета глаза. Новорожденная девочка, тихая и уже любопытная, она внимательно разглядывала собеседника Ширы. Риверс не мог понять, кто это и почему Шира вообще нянчит дитя, но послушно осмотрел девочку. Ее коротенькие волосы цветом напоминали молоко с медом в мелкой золотой пыльце, но одна прядь заметно выделялась среди всех остальных. Она была платиновой, совсем как у Морской звезды. — Как у леди Элейны, только цвета наоборот, — не сдержал улыбки Бринден и потянулся к ребенку, чтобы взять ее на руки, хоть и сомневался, что Шира позволит это сделать. Но она позволила. — Береги свою любовь, Бринден. Береги ее любовь. Как только Кровавый ворон решился сказать что-то в ответ, он почувствовал, что просыпается от слепящего глаз солнечного света, пробивающегося через окно в его спальню. Вероятно, он снова слегка нарушил режим и поспал на пару часов больше. Бринден тяжело вздохнул и уставился в потолок, пытаясь понять, что в этом сне имелось ввиду. Неужели у них с Широй будет однажды дитя? Такая прелестная девочка — неужто его будущая дочь? Ему очень хотелось в это верить. Вообразив себе прекрасное будущее, на которое еще есть шанс, судя по тому, что он понял из сна, он даже заулыбался сам себе. У них будет великолепная свадьба, на медовый месяц можно будет, разобравшись с кознями Масси, съездить куда-нибудь в Вольные города. Или хотя бы прокатиться в удобной двухместной повозке по землям Вестероса. Ни он, ни она за пределами Королевской гавани до недавнего времени не бывали, так что посмотреть мир имело смысл. А потом — домой, жить неразлучно в новых просторных покоях, которые Риверс обязательно выбьет у венценосного брата. Жить, наслаждаться обществом прекраснейшей из женщин и работой. И нет в этих мечтах никакого Эйгора, никакого лорда Выскочки, никакой желчи, которой Бринден с Широй друг в друга подчас плевались, есть лишь любовь и спокойствие. Риверс даже допустил, что при таком раскладе он сможет побыть счастливым. Но когда это случится? Жить ли ему до седых волос в Рэйвентри, питая горькую, да и пока ничем не оправданную надежду на осуществление мечты всей его жизни, пока Шира наконец не соблаговолит нагуляться, не обремененная прямым надзором старшего брата? Впрочем, ради такого можно и подождать, особенно учитывая то, что однажды она родит ему дочь, если он все верно интерпретировал в своем чудесном сне. И хорошо, что дочь. Мало того, что девочка, как он считал, вероятнее унаследует красоту матери, так она и не будет обязана строить карьеру, при этом обладая фамилией Риверс. Наследник нужен лорду Выскочке, наследник нужен даже Деймону Блэкфайру, но Бринден наследника себе позволить не мог. Если ему самому еще повезло — королевский бастард звучит чуть лучше, чем просто бастард, — то его сыну добиваться счастливого и обеспеченного будущего будет гораздо труднее. Да и что Кровавый ворон может дать сыну? Фехтовать он его не научит, достигать высот в стрельбе из лука — это не то, о чем мечтает каждый мальчишка, строгать игрушки из дерева, чем Бринден до сих пор занимался на досуге, научившись этому ремеслу, чтобы радовать еще шестилетнюю Ширу, — это вообще дело крестьянское. Способность к древовидению по наследству не передается, а раскрывать подробности руководства шпионской сетью Бринден не стал бы, если бы не был полностью уверен в сыне. В конце концов, это государственная тайна, и Риверс, как никто другой, отчетливо понимал важность этого названия. Нет, наследника Кровавый ворон не мог себе позволить. Интересно, а был ли то мальчик или девочка, когда Шира, еще совсем юная, забеременела от него после первой у них обоих ночи вместе?.. Когда Адам раскрыл глаза и по привычке потянулся в сторону Ширы, чтобы обнять ее с утра, он понял, что лежит на кровати один, хотя солнце только-только встало. Морская звезда была ранней пташкой, но сегодня Адам точно хотел проснуться раньше, чтобы успеть взглянуть на нее до того, как они встретятся у алтаря. Впрочем, осознание того, что сегодня он женится на прекраснейшей из женщин, той самой, что он уже полюбил всем сердцем, лишь в одночасье подняло ему настроение. Неужели это происходит взаправду? Или... Вдруг Шира просто сбежала, передумав выходить за него замуж? Адам отдавал себе отчет в том, что это предположение было глупым. Как минимум глупым. Но отчего-то оно взволновало его, так что он быстро натянул на себя бриджи и выглянул из покоев, ища глазами Фреда. — Фред! Ты Ширу видел? — Да, милорд, леди Шира ушла совершать приготовления перед свадьбой, как вы и велели, я отправил с нею двух стражников, милорд, — протараторил новоиспеченный сир. В рыцари Адам посвятил его в качестве награды за содействие в убийстве преданных Бриндену шпионов, дав ему фамилию Мэйденпул. — Хорошо, — успокоился Адам. — Эйрис проснулся? Узнай. Если так, то сообщи, что уже очень скоро мы выдвинемся к септе. И да, притащи мой костюм, раз Шира уже собирается. Давно она ушла? — Не знаю, милорд, наверное, около получаса назад... Выполнять? — Да-да, давай, Фред, — Адам захлопнул дверь и повалился в свое кожаное кресло. Не спит ли он? Неужели Шира действительно станет его леди Мутон? Неужели вот совсем скоро принц Эйрис поведет ее к алтарю, после чего они произнесут клятвы перед богами старыми и новыми? Неужели? Адам умыл руки и лицо в только что присланном тазике с прохладной водой, взглянул в зеркало на вроде совсем недавно стриженную, но уже снова пышную и непослушную пшеничную гриву, подумал и даже прошелся щеткой по ней. Сейчас ему хотелось выглядеть даже лучше, чем обычно. Для него этот день и так обещал быть идеальным, но не для Ширы, и он намеревался сделать все возможное, чтобы и она чувствовала то же, что и он. Пусть она не полюбит его, но почувствует себя счастливой и довольной на свадьбе. Пусть все будет так, как ей было бы угодно. Буквально через несколько минут Фред притащил своему лорду свадебный наряд. Светло-голубой камзол с не таким большим, но кропотливо вышитым и украшенным лососем (все же Шира скептически относилась к рыбам на одежде) на груди, темные бриджи, даже сапоги, ножны и ремень Адам заказал специально для этого дня. Облачившись в нижнюю рубаху, а затем надев сам костюм, Мутон провел у зеркала еще по меньшей мере пять минут, пытаясь удостовериться, что выглядит так, как хотела бы Шира. Он уже промотал в голове все ее шутки, обращенные в сторону фамильного герба на камзоле и ножнах, но так и не придумал, смогла бы она придраться к чему-то еще или нет. Когда он вышел из замка и взобрался на великолепную — тоже вымытую и украшенную — гнедую лошадь, направив ее уздой в сторону септы дрожащими от волнения руками, он огляделся по сторонам и понял, что на свадьбу пришел поглазеть если не весь Девичий пруд, то большая его часть. Подумать только — их любимый лорд и прекраснейшая из женщин. Хотя, по мнению большинства его подданных, чего-то даже чуть меньшего Адам просто не заслуживал. В их глазах Адам, ими просто обожаемый, был прав в своих амбициях на все сто процентов. На публике лорд Мутон не хотел выражать своих переживаний. Он в принципе не привык этого делать. Единственной, кому он доверял достаточно, чтобы раскрыть ей свой истинный трепет, была Морская звезда, но она и так прекрасно все это знала. Адам ехал не спеша, успевая кивнуть каждому пораженному зеваке, помахать рукой каждому восторженному ребенку, улыбнуться каждой любопытной женщине. Обаяние и внимание к людям — именно за это те, кто ничего не смыслил в политике, любили своего лорда. Толпа тоже пока была в предвкушении. Особенного шума не было, все лишь шептались, кое-кто в качестве исключения пытался докричаться до Адама, но оно было и к лучшему: лорд Мутон мог сосредоточиться на своих мыслях и на том, как лучше взять себя в руки. Септа Девичьего пруда тоже была полна народу, пришедшего порадоваться за любимого лорда и вознести Семерым счастливые молитвы, пожелания удач и крепкой семьи. Адаму, конечно, это льстило, даже отчасти это поддерживало его, хотя его колени, когда он восходил к алтарю, тряслись, как у самого робкого из мальчишек. Сейчас, уже совсем скоро покажется она, и он укроет ее своим плащом, и будет произнесена клятва перед богами старыми и новыми. А вдруг она сбежала? Своеволия у нее не отнялось... Однако она не сбежала. Через несколько минут Адам наконец завидел ее, выводимую из одного из помещений септы принцем Эйрисом. Шира была изумительна в своем подвенечном платье тончайшего шелка, расшитого настоящими картинами, которые, пожалуй, можно было разглядывать целую вечность. Кто-то из внимательных зевак отметил, что среди узора из геральдических трехглавых драконов были заметны и мелкие лососи дома Мутонов. Шира, несмотря на снисходительное отношение к гербу своего жениха, все же лично настояла на том, чтобы эти рисунки появились на ее свадебном наряде. На краю подола можно было разглядеть изящные морские звезды, умело вплетенные в абстрактный узор из тонких витиеватых линий. Но центром полотна явился искусно вышитый фруктовый сад на берегу моря, цветущий, исполненный жизни, кишащий певчими птицами. Эта картина напоминала сады Красного замка, где Морская звезда любила проводить вечера в одиночестве, либо в компании леди Элейны, либо под руку с новым, полным надежд любовником. Когда-то таким любовником был и Адам. — Неужто она вышила воронов на своем платье? — зашептались в толпе. — Дура! — отвечали любопытному голосу. — Это, должно быть, соловьи! — Не нравится мне это все, — посетовал еще кто-то из зрителей. — Кровавый ворон ее не отпустит. Вцепился своими когтями и будет держать ее до самой смерти! — Тш-ш-ш! Молчи! Она теперь станет женой моего лорда! — представила интересы Адама одна из крестьянок. — А вдруг это Кровавый ворон перевоплотился моим лордом Адамом? — высказали шокирующее предположение. — Дубина! Только в птиц можно перевоплощаться! — продолжала она защищать лорда Мутона. — А ты дохера колдунья тут! — фыркнули ей в ответ. Краем уха Шира услышала эту забавную перепалку и едва сдержалась, чтобы не засмеяться, лишь по-дамски хихикнув. Эйриса это как будто напугало, потому как он, отвлекшись от своих мыслей в процессе размеренного шага к алтарю, вздрогнул и с сомнением взглянул на свою тетку. — Не волнуйся, — шепнула она ему, подмигивая. — Осталось только подняться к Адаму, постоишь пять минут, пока мы принесем клятву, а в твоей спальне тебя уже ждет твоя желанная рукопись. Я велела отнести ее тебе, как только выйдешь проводить меня. — Замечательная новость! — едва улыбнулся дрогнувшими уголками губ принц, который будто не привык выражать хоть какие-нибудь из своих эмоций, если они, разумеется, не были вызваны сюжетом какой-то увлекательной книги. Шира была восхитительна в своих изнеженных чертах, мягких движениях и неиссякаемых чарах, струившихся сквозь всю ее природу, сквозь каждый ее жест и каждый взгляд. Адам вновь и вновь отмечал это, следя за каждым ее шагом, что она совершала вверх по лестнице к алтарю. Сердце его колотилось как бешеное, голова почти кружилась, колени все так же подкашивались, а улыбка не сходила, да и не могла сойти с его влюбленного лица. Морская звезда только снисходительно усмехнулась, глядя на его реакцию, но аккуратно вложила свои изящные ладони в руки без пяти минут супруга и слегка успокаивающе погладила его кисть своим большим пальцем. Как прошла церемония, Адам не помнил. Он очнулся лишь к концу неприлично страстного поцелуя, которым одарила его Шира, произнеся свою часть клятвы. Он тут же опомнился и крепче прижал жену к себе, будто боясь, что она тотчас же выскользнет и скроется в толпе, что она засмеется и объявит, мол, все это было огромной шуткой, что она напомнит ему о том, что не любит его. Но она не оправдывала этих его худших ожиданий. И даже на последующие слова, произнесенные почти плачущим, покоренным, счастливейшим голосом, о любви лорда Мутона к его леди, она великодушно ответила «я знаю, Адам, я знаю». — Мне снился любопытный сон, мама, — спокойным, но для Бриндена — крайне радостным голосом поведал Милессе Кровавый ворон, когда та зашла проведать его после обеда. — Правда? И что же за сон? — с интересом спросила леди Блэквуд. — Если я все верно интерпретировал, я думаю, что у нас с Широй будет дочь, представляешь? То есть есть надежда, что еще не все потеряно... — Это... Да, это прекрасно, — то ли обрадовавшись, то ли расстроившись, ответила она. — Я тоже так считаю, — почти не обратил внимания на спорную интонацию матери Риверс. — Но я надеюсь, ты не собираешься бросать все здесь и ехать вновь покорять ее сердце? — Милессе было трудно смириться с мыслью о том, что Бринден все-таки намеревается однажды покинуть Рэйвентри и вернуться к Шире, которая, по ее мнению, дурно влияла на его психическое состояние. — Нет. Не думаю, что тебе вообще стоит об этом беспокоиться, — в его голосе проскочили резкие нотки. — Я пока не могу вернуться в Королевскую гавань навсегда. Кроме того, я уже пригласил Лину на ближайшую поездку в столицу, даже заказал для нее четыре платья. У меня есть серьезные дела, у нее пока на горизонте этот лорд Выскочка, так что я полагаю, что недолгий перерыв в наших с ней отношениях мало что испортит сильнее, чем есть теперь. Бринден на радостях собирался даже не пить сегодня, но слишком сильный перепад настроения и уже почти сформировавшаяся привычка взяли верх, поэтому теперь он снова расхаживал по комнате с кубком вина в руке и крупными глотками отпивал из него раз в несколько минут, когда бывал особенно взволнован собственными мыслями. — А что насчет твоих дел? Что ты имеешь ввиду, когда говоришь о них? — Я имею ввиду свои прямые обязанности, мама. Должность в Малом совете. Работу, если желаешь. Из-за моего долгого отсутствия накопилось множество сложностей, которые решить смогу лишь я один во всем Вестеросе. — Но не думал ли ты о том, что судьба позаботилась о тебе, приведя тебя сюда? Ты повстречал Лину, мы, слава богам, наконец-то помирились с тобою. Разве тебе не хорошо тут? — Сносно, — вздохнул Риверс. — Но это не значит, что я не вернусь домой. — Но, может быть, здесь твой дом, сын мой. — Ты хочешь, чтобы я называл домом то место, где я не занят ничем, кроме какого-то колдовства и размышлений с кубком вина в руке? Где я каждый ужин чувствую на себе взгляд дяди, который считает меня кровожадным убийцей и отчаянно и неумело это скрывает? Где по вышеуказанным причинам мне ничего не светит, где я лишен дела своей жизни? Что мне здесь ловить, мама? В столице я нужен, здесь меня, быть может, ждешь только ты, и только поэтому я намереваюсь сюда возвращаться. Моя судьба не здесь, и оказался я тут лишь по ее глупой прихоти, которая не ведет абсолютно ни к чему хорошему. — По-твоему, ничего не ведет к чему-то хорошему, Бринден! — Потому что так оно и есть, мама, — пожал плечами он и двумя крупными глотками осушил кубок, наливая себе еще своего любимого арборского. — Судьба — это череда несчастий, и если слепо ей покоряться, кроме горя, ничего не светит. Я же стремлюсь работать над тем, чтобы что-то изменить. Понимаешь? Я лучший из мастеров над шептунами, я лучший лучник Вестероса, моим выстрелом был решен исход восстания, и разве ты считаешь, что все было бы ровно так же, если бы я не работал над этим? Неужели ты считаешь, что мне следовало смириться со своим уродством, злобностью и бесталанностью и пустить все на самотек? Мне, наверное, нужно было и дальше проигрывать Эйгору в вечных драках и спорах? Это ведь тоже моя судьба! — С чего ты взял, что у тебя нет талантов, или что ты решительно уродлив? Или что ты слабей Эйгора? Бринден, это отнюдь не так! Все твои достоинства — тоже твоя судьба, сын мой, и кроме того, что ты так хочешь видеть в себе дурного, в тебе есть множество замечательных черт, — обеспокоенно попыталась утешить Кровавого ворона Милесса. — Я не уродлив? Я не зол? — печально, но резко выдохнул Бринден и замолк на несколько мгновений, чтобы допить и это вино. — Ты лжешь. Ты не знаешь меня. Мне оставалось только смириться с тем, что у меня есть и чего у меня нет. А не было практически ничего. Ни красоты, ни ума, ни доброты. Я был хуже идиота Рейгаля! И то, что можно было исправить, я исправил. Почти все исправил сам, без чьей-то помощи, разве что с образованием мне милостиво помог Дейрон. Только поэтому теперь я тот, кто я есть, а не какой-нибудь шут, пляшущий на потеху жирному мелкому лорду, мнящему себя в своих владениях важнее короля. Но чего-то, мама, ты права, я не в силах исправить. Если хочешь, мне суждено было стать братоубийцей — к этому у меня были все задатки. Суждено было быть вечно отвергнутым, оттого и озлобленным. Даже брат, на которого я всегда мог положиться, выслал меня из дома! И ты не можешь отказываться это видеть! Ты просто не в праве! Я твой сын, и я вырос именно таким! Может, ты и рисовала, и рисуешь у себя в голове кого-то иного: добрее, мудрее, красивее, крепче. Но тебе следует раскрыть глаза и взглянуть на меня настоящего, — чем сильнее Кровавый ворон разгорячался, тем ярче в единственном его глазу разгоралось алое пьяное пламя разочарования, боли, скорби и обиды. Он снова был слишком взбешен, снова едва ли мог себя контролировать, почти так же, как в злосчастный день перед битвой. Испуганный — скорее состоянием сына, чем чувством опасности — взор Милессы не мог быть отведен в сторону от него. Сжимая пальцы, она следила за его нервными расхаживаниями по комнате, за тем, как искривлялись в сдержанном крике его узкие губы, за тем, как он всеми силами пытается не раздухариться до конца. Вдруг Риверс остановился, бросил резкий взгляд на свой рабочий стол и взял с него кусок чистого бинта. Он рваными движениями собрал свои волосы в конский хвост и подошел к матери, сидящей в кресле, на расстояние шага. — Ты видишь мое лицо? Это мое лицо, — истерично чеканя каждое слово, констатировал он. — Моя морда. Моя рожа. Омерзительнейшая вещь! Может ли человек с такой рожей быть добрым? С таким гнусным пятном, с дыркой вместо левого глаза и алой точкой вместо правого, с жутким острым носом, с улыбкой, похожей скорее на оскал, — для полноты картины он даже попытался улыбнуться дрожащими губами. — Нет. Это либо лицо уродливого шута, лицо убийцы, злопамятного, мстительного, жестокого. — Бринден стянул с себя белоснежную льняную рубаху и несвойственно себе неаккуратно швырнул ее на кровать. — А это моя грудь. Может ли человек с такой тощей, истерзанной, изголодавшейся грудью быть рыцарем? С ребрами, выпирающими из-под кожи, как будто сейчас разорвут ее в клочья? С тысячей шрамов, полученных отнюдь не в битвах? Нет. Это либо грудь вечного оруженосца, которого за любую провинность избивает его рыцарь, либо грудь шпиона, нарушающего все рыцарские заветы, хоть и зовущегося сиром, — хитрого, лживого, гнилого. Выпалив это, Бринден замешкался на секунду, но, опомнившись, зажмурился и расшнуровал свои бриджи. — Это ли тело мужчины? — стихшим голосом вопрошал он, когда одежда упала на пол. — Нет. Это тело… Тело… Насильника. Не в силах продолжать, он постоял в таком виде перед матерью еще несколько мгновений, но вскоре просто не выдержал, зажал лицо руками и, развернувшись и осев на кровать, разрыдался так же громко, как в вечер, когда впервые заговорил с Милессой на балу. — И знаешь.., — почти заикаясь, вновь начал он, не убирая ладоней с замаранного стыдом лица. — Дело тут не в судьбе. Потому что говорил я только про себя — все про себя. Это был мой выбор. Выбор, который я видел и который делал. И знаешь, я, должно быть, очень пьян, мама. Завтра я не скажу тебе, что я и только я виноват в этом. Завтра я скорее поверю в твою судьбу… Легче, когда судьба виновата. Правда. Завтра мне будет легче. Так что лучше ступай и подожди утра. Если, разумеется, у тебя будет хоть небольшое желание видеть меня когда-либо еще, когда ты знаешь, что я такое. Милесса, шокированная и обескураженная, поднялась с кресла и молча сделала шаг к двери, уже намеренная открыть ее и выйти вон. Ей следовало помолиться, спросить совета у богов, оставить Бриндена наедине с собой и своими мыслями. Оставить? …не обернувшись, Милесса почти бегом покинула покои. Зачем повитуха принесла это туда? Ей ведь было ясно сказано, что леди Блэквуд нужно время, дабы оправиться после тяжелых родов. В глазах ее темнело — оно и понятно, тетки предупреждали, что отлеживаться необходимо будет минимум неделю. Прошло всего три дня. Еще не начался сто семьдесят третий от Завоевания, хотя вставать надолго ей было позволено лишь в первый день нового года. — Передайте Его величеству, что я буду тосковать по нему. Если ему вздумается, я буду ждать его в Рэйвентри, — усталым голосом попросила она Великого мейстера, как раз направлявшегося проведать ее. — Но миледи.., — в полном непонимании происходящего мейстер попытался остановить любовницу короля, но ее решение управляло ею сильнее, чем могли бы любые слова любого из людей — будь то простой служка или сам Эйгон, четвертый своего имени, ей единственной признававшийся в любви… Сто девяносто восьмой год начался несколько недель назад, и вставать Милесса могла безболезненно, и Эйгон был давно мертв. А ребенок теперь был так же близко к ней, как и тогда. Разве что теперь и он не был ребенком. Однако эмоции Милесса испытывала все те же: страх, непонимание; чувство того, что что-то пошло не так, как она полагала. Леди Блэквуд положила кисть на дверную ручку и уже было надавила на нее, но вдруг вздрогнула и одернула руку. Нет. Снова потерять сына она не может, каким бы он ни был. — Нет. Я… Я не уйду, Бринден, — она развернулась и подошла к кровати, присаживаясь рядом с сыном и осторожно приобнимая его за трясущиеся плечи. — Я не могу сказать, что ты всегда делал правильный выбор. Это как раз будет ложью. Но знаешь, что? Я горжусь тем, что ты понимаешь, каковы твои ошибки, что ты раскаиваешься в них. Давай сойдемся на том, что неважно, каковы причины, но важен результат, хорошо? Я горжусь твоими воистину достойными достижениями. Ты верный королевский подданный, ты прекрасно воспитан, ты умен и образован, и ты хороший воин, чему свидетельством — твой клинок. Я горжусь этим. Горжусь тем, что ты мой сын. И я знаю, дорогой Бринден, что ты не совершишь ошибок, что допускал раньше, и однажды — я уверена — ты раскаешься так, что боги заметят это, и они простят тебе ошибки точно так же, как прощаю я. Мне неважно, как ты выглядишь. Мне неважно, сколько на тебе грехов, хоть я и готова помочь советом в минуту твоего выбора. Мне важно то, что ты — мое дитя, и я люблю тебя таким. Мне потребовалось много времени, чтобы осознать это в полной мере, но я теперь еще крепче уверилась в том, что бесконечно люблю тебя. — Я вряд ли смогу это искупить.., — тяжело дыша, стараясь рыдать беззвучно, произнес Кровавый ворон. — Я уверена, что ты сделаешь для этого все возможное. В тебе много сил, желания и раскаяния, и я знаю, что ты направишь их в нужное русло, Бринден. И это обязательно оправдает себя. Я искренне верю в это. — Спасибо, мама, — всхлипнул он. — Я.. Я тоже люблю тебя. Да, ты права, я действительно дам ей отдохнуть, оправиться, но после обязательно искуплю свою вину, я думаю, так будет верно, да?.. — Да, Бринден. Так будет верно, — Милесса успокоительно провела мягкой ладонью по его костлявому плечу. Кровавый ворон вздохнул, отдышался и вновь поднялся с кровати, чтобы опорожнить еще один кубок арборского вина. Стоило ему потянуться к почти пустому кувшину, Милесса мягко взяла его за руку и постаралась настоять: — Нет, Бринден. Не стоит. — Я по-другому не выдержу. Извини. — Выдержишь, я знаю. Ты говорил, утром тебе точно станет легче. — Солнце еще даже не начало заходить. Ужин еще впереди, потом работа, потом, может, надо к чардреву наведаться… — Тебе следует передохнуть. Я велю подать тебе ужин в покои, чтобы ты мог поесть, как только проснешься. Ложись, Бринден. Утром станет легче. — Однажды я уже поверил в радужную перспективу, будучи пьяным, — криво усмехнулся он. — Но звучит слишком хорошо, чтобы не хотеть поверить. — Не бойся, я говорю правду, — ободряюще улыбнулась Милесса. — Я посижу здесь, пока ты не уснешь. — Я до сих пор не могу в это поверить, — широко улыбаясь и то оглядывая гостей, то снова и снова опуская глаза на Ширу, начал Адам свой тост. — Сегодня эта женщина сделала меня счастливейшим мужчиной Вестероса. Я... Я просто безумно люблю ее. До сих пор иногда чувствую себя безнадежным дураком, верящим в сладчайший в своей жизни сон. Но спешу заверить, что щипал я себя сегодня уже порядочно и вроде как не проснулся. Морская звезда усмехнулась и, снисходительно глядя на мужа, подперла нежной тонкой рукой подбородок. — Так что единственная, за кого я хочу выпить, за кого буду пить каждый кубок вина до смерти, это моя жена. Моя любовь, мое счастье, моя дорогая Шира... За то, чтобы ты была счастлива и довольна! В подтверждение серьезности своих слов Адам осушил кубок за несколько крупных глотков, и его примеру последовали гости, громогласным хором произнеся «за Ширу!». Морская звезда лишь расслабленно кивнула, сохраняя на прекрасном лице вежливую улыбку, и отпила совсем немного своего вина. Шира не испытывала такой неприязни к дорнийскому красному, как ее бледнолицый единокровный брат, но так же предпочитала скорее арборское. — Знаешь, я тут подумал, — вновь сев рядом с супругой, повернул на нее голову лорд Мутон. — В погребах Девичьего пруда есть несколько бочонков с редкими винами. Среди них есть великолепное сладкое. Оно вовсе не крепкое и пьется, как прохладная вода с медом, листком мяты и ложкой ягодного повидла. Если моей великолепной жене угодно, я прикажу подать его. — Да, пожалуй. Я хочу попробовать. Уже через несколько минут Фред примчался обратно в пиршественный зал с изящным кувшином, наполненным тем чудесным вином, наперевес. На вкус напиток был крайне приятен, и можно было даже позабыть, что ты пьешь вино, а не нектар. Действительно, оно сильнее понравилось Шире. Не только благодаря легкости и любопытному вкусу, но и потому, что гораздо меньше напоминало о брате, лишившем ее Деймона. — Дорогая моя, может, ты снова хочешь поиздеваться над своим братцем и потанцевать под одну из сотен песен, хающих его? — Адам широко улыбнулся и положил руку на тонкую талию Морской звезды. — Учитывая то, что все, о чем там говорится, правда, жизнь и так над ним уже поиздевалась, — рассмеялась та и неожиданно для Мутона припала к его губам своими. Тот вздрогнул, но притянул ее к себе, нежно и крепко обвивая ее руками и не намереваясь отпускать. Однако кто же спрашивал Адама? Шира сама отстранилась от него ровно тогда, когда ей самой того захотелось. — Мне здесь хорошо, — констатировала прекраснейшая из женщин после недолгого молчания с кубком вина в руке. — Хотя, вроде бы, и замок небольшой, и пир не такой уж и богатый, как я привыкла. — Я уверен, Его величество обрадуется твоей свадьбе и устроит достаточно богатый пир в столице по такому случаю, если тебе того захочется. — Может, и захочется, а может, и нет, — усмехнулась она. Гости пили много и галдели громко. Сквозь гомон, топот, крики и смех иногда были слышны тосты, поднимавшиеся за славного лорда Мутона, за всю его семью, за брата, получившего место в Королевской гвардии, но теперь сопроводившего принца Эйриса в Девичий пруд, за сестер, две из которых сейчас находились в мужниных замках, а младшая — весело плясала со своим юным кавалером Эдмуром Талли, оруженосцем славного лорда Мутона. И, конечно, за новую леди Мутон, за прекрасную Ширу. Кое-кто от вина становился наглей и честней и пил не только за Морскую звезду в общем, но и за «ее охренительные сиськи» в частности. Адам слышал это, в шутку тоже поднимал кубок за «охренительные сиськи» и опять направлял взгляд на новоявленную жену. — Никогда не позволяй кому бы то ни было звать меня леди Мутон. Я не за этим выходила замуж, — хитро улыбнулась Шира. — А зачем же? — состроил поражённое лицо Адам и расхохотался. — Я думал, ты вышла за меня только потому, что всегда мечтала о том, как будешь ходить в роскошных платьях с лососями на груди! А зачем же тогда?! — Нет, насчет лососей ты прав. Я считаю, что каждая уважающая себя леди должна иметь хотя бы одно платье с лососем на всю грудь. Но, к сожалению, такому роскошному гербу соответствует такая себе фамилия, — смеясь в ответ, ответила Шира. — Ох, — воскликнул Мутон, хватаясь за сердце. — Ну хорошо. Все, чего пожелает моя прекрасная жена! — Мирцелла и Джоанна написали, что приедут в Королевскую гавань по случаю нашей свадьбы, — обрадованно сообщил Адам, забираясь спустя несколько дней после свадьбы в приготовленную для молодоженов повозку следом за Морской звездой. — Хорошо, — равнодушно улыбнулась Шира. — Хоть познакомлюсь с твоей семьей. К сожалению или к счастью, тебе со всеми моими родственниками познакомиться физически не удастся. — Я думаю, они тебе понравятся. Мои сестры, конечно, все крайне разные, так что не ожидай, что ты просто встретишь Серсей постарше. Единственное, что их объединяет — это пышные светлые волосы, — лорд Мутон демонстративно взмахнул шевелюрой и приобнял супругу, утыкаясь носом в ее изящную длинную шею. — Не переживай на этот счет. Даже если не понравятся, ты об этом не узнаешь, Адам. Тот слегка усмехнулся и кивнул. — Разумеется, дорогая. Дорога обещала быть приятной. Не то, чтобы мейстеры гарантировали прекрасную погоду в ближайшие пару недель, но с милым — и в шалаше рай, а с Широй — и в продолжительный ливень, который вполне мог нагрянуть через несколько дней пути и подтопить и без того узкие рыхлые дороги. Больше всех поездка в столицу радовала Серсею: девочка была уверена, что прекрасно проведет время в компании юных придворных дам, но решила для себя, что будет очень избирательна в этом отношении, ведь леди Шира ясно дала ей понять, что большинство придворных дам — просто тупые курицы. Ни Его величество, ни даже леди Элейна еще не подозревали, что в Девичьем пруду прошло бракосочетание самой доступной и недоступной одновременно женщины Семи королевств и никому пока особенно не заметного лорда Адама Мутона. Об этом, само собой, не подозревали и в Рэйвентри, откуда чуть меньше недели назад отбыла похожая повозка с лордом Кровавым вороном и служанкой Линой, наряженной в бедное на украшения, но выполненное с утонченным вкусом нежно-розовое платье — одно из тех четырех, что заказал для любовницы Бринден. В Королевской гавани процессию из Девичьего пруда встретила, конечно, леди Элейна, слишком соскучившаяся по воспитаннице, чтобы не оказать ей подобную честь. — Милочка, позволь-ка узнать, почему я так редко получала у тебя письма! — с дружелюбной претензией поинтересовалась леди Пенроуз, заключая Ширу в крепкие объятия. — Как это понимать — так редко? Я писала вам каждые три дня! — засмеялась Морская звезда. — И что? Каждое письмо было таким крохотным, что я ума приложить не могла, что там у тебя творится! Так что выкладывай все сейчас же! Да-да, мальчик мой, здравствуй, — быстро кивнула она подошедшему Адаму. Шира вздохнула, улыбнулась еще шире и протянула леди Элейне свою нежную правую руку, на безымянном пальце которой красовалось обручальное кольцо. Глаза леди Пенроуз увеличились, надо полагать, в несколько раз, и она, с недоверием оглядев украшение, медленно подняла взгляд на воспитанницу. — Я чего-то не понимаю?.. — Нет, вы все правильно понимаете, леди Элейна. Я теперь... Замужем. — Замужем?! А почему это, позволь поинтересоваться, я узнаю об этом только теперь? Почему я не гуляла на твоей свадьбе?! И как ты вообще так скоро на это пошла?! Я думала, я тебя знаю, а ты! — радуясь за счастливую Ширу, но одновременно жутко недоумевая, восклицала она. — Леди Элейна, я хотела сохранить это в тайне до приезда в столицу. Сами, думаю, понимаете, почему. Но за пределами Девичьего пруда вы первая, кто слышит эту новость. А решилась я... Я не знаю. Адам... Он еще ни разу меня не подвел, да и потом... Почему бы и нет? — Милочка, ну что я могу сказать. Я этого вообще не понимаю, особенно если пытаться смотреть с твоей башни, но я правда за тебя рада, — леди Элейна не хотела портить настроение молодоженам вопросами в духе «но почему не Бринден?», поэтому решила оставить это на потом. — Дорогая, надо срочно сообщить Дейрону! Пусть займется пиром, балом, я вообще-то имею полное право выпить за тебя пару кувшинчиков! — Я об этом и думала, — хихикнув, подмигнула ей Шира. — Пойдемте скорей, я все вам расскажу, а потом заглянем к Дейрону. Судя по тому, что вы здесь, заседания Малого совета в ближайшее время не намечается, правда? Шира поведала леди Пенроуз и о маленькой Серсее, которая наивной детской хитростью «свела» Адама с Морской звездой, и о том, как лорд Мутон сделал ей предложение, и о том, как прошло бракосочетание, и о том, как Адам всю ночь после свадьбы был на грани того, чтобы расплакаться от счастья, и о том, как искренне радовался за брата сир Сандор, и даже о том, как Адам устроил для нее конную прогулку по своим владениям и как во время нее начался жуткий ливень и Мутон без раздумий укрыл тогда еще невесту своим камзолом, чтобы та, не дай Семеро, не промокла. Леди Элейна улыбалась, внимательно слушала, но постоянно напоминала воспитаннице, что все это не было поводами так редко ей писать. После того, как они вдоволь наболтались, они сообщили об этом прекрасном событии королю. Тот был повергнут в шок еще более сильный, чем леди Элейна, хотя даже старательнее, чем она, пытался скрыть на лице поражение. Дейрон понимал, что Шира слишком своевольна, чтобы ее можно было выдать замуж без ее прямого на то согласия или без согласия абсолютного, но до сегодняшнего дня он был полностью уверен в том, что Морская звезда решится на свадьбу с Бринденом. Самый ее близкий брат, самый влюбленный и самый разочаровывающий. Самый влиятельный из ее потенциальных женихов и одновременно тот, кого сама Шира не ставила почти ни во что. Дейрон не знал, что Морская звезда, может быть, в глубине души и любила Кровавого ворона, но сира Деймона Блэкфайра она любила больше, а в Адаме... В нем ее зоркий взгляд мог найти что-то в этом смысле родное. Дейрон не отказал — да и не мог бы — младшей единокровной сестре в торжестве, и леди Элейна тут же обязалась «упросить мужа» определить, какие средства из казны государство может позволить себе выделить на праздненство. Второй бал по случаю свадьбы леди Ширы и лорда Адама был гораздо пышней предыдущего. Больше знатных лордов и леди присутствовали на торжестве, яства и вина пестрили недюжинным разнообразием, и пиршественный зал переливался множественными огоньками свечей, ярких цветов и лент. Однако Адам уже не мог позволить себе так много времени уделить отдыху. Он решил, что в таком большом скоплении людей гораздо лучше заняться заведением новых знакомств и поддержкой старых. — Лорд Мутон! — приметив его в толпе гостей, окликнул его лорд Масси. — Сердечно поздравляю вас со свадьбой! — слащаво улыбнулся тот и даже отвесил льстивый приветственный поклон своему знакомцу. — Ох, лорд Масси, благодарю вас от всей души! — в той же манере ответил ему Адам. — Как ваши дела? Как работа? — Все отлично, милорд, все просто замечательно. А как у вас дела? Знаете, я хотел вас кое с кем познакомить... — У меня тоже все отлично, я самый счастливый мужчина на свете! Надеюсь, и вы, милорд, скоро обретете счастье замуж... женитьбы, — Адам еле заметно усмехнулся. — Так чего мы ждем? Пойдемте скорей знакомиться! Лорд Масси подвел его к стоящему поодаль человеку в черном камзоле, украшенном аккуратными ало-оранжевыми оборками. Он был худ, бледен, что еще более подчеркивалось его отнюдь не праздничным одеянием, обладал узким скрюченным носом и жидкими темными волосами длиной по шею. — Знакомьтесь, милорд. Лорд Джон Личестер, лорд Адам Мутон. Лорд Мутон, лорд Личестер. Фамилия объясняла, отчего на таком радостном мероприятии этот мужчина был облачен в камзол цвета воронова крыла — семейный герб чуть ли не обязывал на торжественных мероприятиях выглядеть, как на похоронах. — Очень приятно, лорд Личестер, — Адам из льстивой вежливости слегка поклонился новому знакомцу, и тот последовал его примеру. — Взаимно, милорд. Не хотите ли вы с лордом Масси выйти на свежий воздух? Погода как нельзя настойчиво располагает к прогулке! Как только трое покинуло Красный замок и вышло в сады, Масси осмотрелся, чтобы этот разговор случайно не был подслушан или хотя бы чтобы эту вероятность снизить. Быть может, у Кровавого ворона было уже не тысяча глаз, и еще один, но несколько сотен оных уверенно набиралось. — Лорд Адам, — приглушенным голосом начал Роберт, — я познакомил вас не только из-за того, что Джон — мой давний друг и товарищ. Помимо этого, с сегодняшнего дня он — ваш главный прямой союзник в нашей с вами игре, если вы понимаете, о чем я. На нем — львиная доля шептунов в окрестностях Девичьего пруда, так было и при лорде Бриндене, да благословят его Семеро, — последнюю фразу он намеренно произнес громче, — так есть и теперь. Не исключено, что Джон находится под некоторым подозрением в силу его близкого со мной знакомства, впрочем, он работает на лорда Бриндена порядка пяти лет, чуть ли не с его вступления в должность, и свое дело знает замечательно. Как мы с вами договаривались, восемьдесят процентов его — и моих, разумеется, — людей отныне находятся в вашей власти, лорд Мутон. Также я передал лорду Личестеру ниточки, ведущие к порядка шестой или даже пятой части столичных шпионов, что тоже примерно соответствует нашему уговору. — Это действительно так, — кивнул Личестер. — Когда у вас будет свободная минута, зайдите ко мне, и мы обсудим подробности. В день свадьбы, с которой я вас, к слову сказать, искренне поздравляю, очевидно, не очень-то хочется таскаться в район Королевской гавани близ Блошиного конца. — Не сомневаюсь, что Деймон Таргариен вполне мог себе позволить провести день свадьбы в Блошином конце, чем же я хуже? — пошутил Адам и кивнул им обоим в знак согласия. — Всенепременно воспользуюсь вашим любезным приглашением, милорд. — В таком случае, буду ждать вас, лорд Мутон. А теперь разрешите откланяться — увы, но я решительно не могу себе позволить остаться на этом великолепном балу до конца. Еще раз примите мои поздравления! Лорд Личестер, даже не договорив до конца, резко развернулся и отправился вон с территории Красного замка. Кровавый ворон не потерпел бы к себе такой вопиющей невежливости, подумалось Адаму. Но он и не дурак, чтобы отказываться от услуг шпиона, если тот действительно талантлив. Лорд Бринден, стоит признать, и лизоблюдов терпеть не мог, впрочем, практически исключительно с ними у него и выходило общаться. Мутон понадеялся, что Риверс намеренно недооценил потенциал лорда Личестера, не вынося его дерзости и не желая поощрять оную. Если он прав, то по чистой случайности, в непростительно малую цену ему достался неограненный бриллиант из мира шептунов. — Милорд, извольте познакомиться — лорд Визерис Селтигар! — прервал раздумья Адама Масси, когда они уже вернулись на торжество, слегка одернув его за рукав праздничного камзола и указав ладонью на в стельку пьяного человека лет тридцати, стоявшего вблизи бочонка с ромом и набиравшего себе явно не первый и не последний кубок на сегодняшний вечер. — Лорд Селтигар, это лорд Адам Мутон, виновник торжества. Лорд Селтигар вздрогнул, грузным движением чуть не пролил драгоценные капли рома и топорно развернул голову на окликнувший его голос. Он расплылся в кривой от спирта улыбке и, сперва намереваясь обнять, но после поняв, что это, вероятно, моветон, словно тисками сжал руку Адама и с чрезмерной амплитудой ее потряс. Мутон был высоким, крепко сложенным, сильным мужчиной, но его новый знакомец весил, надо полагать, если не в два, то в полтора раза больше, казался шире гардероба Морской звезды, а его ладони, стертые, видимо, частым держанием кубков и бутылей с ромом, сдавливали руку Адама подобно молоту и наковальне, так, что тому даже стало неприятно. Несмотря на это, Мутон приветливо улыбнулся и поздоровался с ним. — Милорд, лорд Визерис — тоже мой давний товарищ. Я слыхал, вы с леди Широй хотели провести медовый месяц в Вольных городах, так вот лорд Селтигар — это тот человек, который способен это реализовать лучше кого бы то ни было еще. Одна его фамилия уже говорит о том, что он достойный моряк, но так недооценить его будет просто оскорблением! Лорд Визерис Селтигар — один из лучших капитанов во всем мире, и в кораблях и морях он разбирается чуть ли не так же, как лорд Бринден — в интригах. Я думаю, это сравнение нисколько не преувеличивает его достоинств. Селтигар зарделся и выпятил широкую грудь, горделиво и пьяно улыбаясь. — Ну и повезло же вам, лорд Мутон! — прежде чем Адам успел даже вдохнуть перед произнесением этикетного приветствия, своеобразно поздравил его Селтигар. — Леди Шира — это, конечно, да... Лорд Масси опешил, а Адам, хоть и замешкался на полсекунды, тут же растянул на лице непринужденную широкую улыбку и согласился: — Именно так! Как я уже говорил сегодня, кажется, чуть ли не всем, я счастливейший мужчина во всем мире. Да и, вообще говоря, видно, самый везучий. — Это уж точно, — ухмыльнулся лорд Селтигар и крякнул, после приближаясь к Мутону на небезопасное расстояние и уверенно кладя руку тому на плечо. — А сиськи у нее, конечно.., — немного приглушив голос, не преминул отметить он. — Великолепные сиськи, — как будто этот диалог абсолютно нормален, подтвердил Адам, подмигивая Масси: знакомство уже сложилось. — Бля, во всем, нахер, Лисе таких не сыщешь! — продолжал сетовать Селтигар. — Одна такая! — Потому я и самый везучий, судя по всему, — не стал отрицать Адам. — А какой еще! Такую бабу отхватил! Такую бабу! — вдруг Селтигар стушевался. — Но вы это, не подумайте, будто я хочу ее отбить. Нет, я ее хочу, но не отбить. Там уж как она захочет, разумеется, но вы мне поверьте, я вас уважаю, я не буду сам лезть. Я вам клянусь! — Ну что вы! И в мыслях не было! — Адам рассмеялся, захохотал и Селтигар, вновь хлопая того по плечу. — Ну вот и слава Семерым. Роберт говорил, вам нужно будет в Вольные города? Я предоставлю вам и леди Шире лучшую каюту на лучшем своем корабле, так ей и передайте! И за нее денег не возьму, и не предлагать! За такую женщину — и брать деньги! Вы меня за дурака не держите! — Милорд, это крайне любезно с вашей стороны, — слегка поклонился ему Адам. — Я с удовольствием вас познакомлю, пройдемте со мной. Пока Мутон пытался помочь Селтигару преодолеть почти мальчишеское пьяное смущение и, к чему скрывать, отдирал его от очередной бутыли рома, гости отчего-то начали волнами замолкать, лишь изредка перешептываясь и обращая свой взгляд на главную дверь зала. Адам последовал примеру толпы, ненадолго отстал от нового знакомца и повернулся в сторону выхода. В дверях стоял не кто иной, как лорд Бринден Риверс. Кровавый ворон свысока оглядел притихших гостей, на пару мгновений остановил пепелящий взгляд на Адаме и Масси и уверенным шагом двинулся к главе стола. Его фигура выглядела как нельзя эффектно: он был облачен в бордовый камзол, расшитый витиеватыми узорами из шелковых нитей, его остроносые сапоги идеально вычищенной угольной кожи глухо чеканили размеренный шаг, левая рука его расслабленно лежала на рукояти Темной сестры, пока что хранящейся в роскошных — достойных ее — ножнах. Волосы мастера над шептунами, так неожиданно появившегося на торжестве, были убраны за уши, не скрывая ни алого глаза, ни пустой глазницы, ни родимого пятна; не только не скрывая, но гордо демонстрируя. Бринден приблизился к сидящей за столом сестре на расстояние порядка семи шагов, остановился, подождал, пока двое королевских гвардейцев, одним из которых был Сандор Мутон, подойдут к Шире на нужное расстояние, и лишь тогда позволил себе остановиться у стола — прямо напротив Морской звезды. Сказать, что Шира была поражена, не сказать ровным счетом ничего. Ее губы разомкнулись, брови приподнялись, а глаза не смогли выразить ничего, кроме удивления вперемешку с ужасом. Бринден действительно выглядел так, будто собирался вынуть клинок из ножен и вогнать его ей прямо под ребра, позабыв о последствиях. Риверс же смотрел на нее более противоречиво: с одной стороны, в его взгляде виднелись досада и разочарование, с другой — хрупкая радость виду сестрицы. Однако основным ингредиентом этой смеси оставалась ненависть. Кровавый ворон молча подвинул к себе ближайший пустой кубок, брезгливо протер его чистой салфеткой и плеснул себе арборского вина. Адам отметил это и, резко повернувшись на Селтигара и всучив ему еще одну бутыль рома, с улыбкой шепнул: — Тост! Однако сам он тут же осторожно, будучи начеку и отслеживая любое действие Риверса, направился в его сторону, дабы по возможности пресечь любой нежелательный выпад с его стороны. — Прими мои искренние поздравления, милая сестра, — отвесив искусный поклон и одновременно подняв кубок, произнес Бринден загробным голосом, явно не сочетавшимся с улыбкой, которую он насмешливо изобразил. — Я всем сердцем надеюсь, что в сей восхитительной семье лорда и леди Мутонов будут царить неизменная любовь и верность, по Девичьему пруду вскоре начнут бегать ваши, бьюсь об заклад, прелестнейшие сыновья и дочки, ты, дорогая Шира, приобретешь вид счастливой матери с усталыми глазами, растрепанными волосами и обвисшей грудью, ведь роды неизменно красят любую женщину, хотя, конечно, ума не приложу, как ты можешь выглядеть еще краше, чем сейчас — в платье с этими замечательными лососями на подоле. Будь счастлива, любимая сестра, будь счастлива ровно настолько, насколько ты будешь хороша как жена и мать, а я клянусь, ты будешь просто неподражаема! — с выражением, чувственно произнес Кровавый ворон и залпом опустошил кубок. Многие гости последовали его примеру, чтобы, не дайте Семеро, не расстроить мастера над шептунами с его своеобразным, но, пожалуй, трогательным, по их мнению, поздравлением. Только Шира видела, что его слова были проклятьем. Бринден слишком хорошо знал ее, чтобы не помнить, что именно было для нее худшим из возможных вариантов ее судьбы. Кровавый ворон проследил за ее реакцией лицом голодного коршуна и не отводил взгляда, пока не увидел, как по ее нежной щеке стекает блестящая капля. Дабы не показать своих чувств, Шира тут же, опомнившись, заулыбалась и из вежливости и сама выпила за это, чувствуя, будто позволяет ему заколачивать гвозди в крышку ее гроба и даже сама подает их ему. Бринден покинул зал, в котором было так же тихо, как и когда он только появился в дверях.