Исповедь

— Братец... В честь тебя же пир устроили, что ж ты на самом интересном месте раскис и ушел? — заглянула Гвенис в покои новоприбывшего уже после того, как гости и обитатели Рэйвентри стали расходиться по спальням. — Уйди, пожалуйста, — сухим голосом ответил Бринден, даже не оборачиваясь на сестру. Ее это, конечно, не остановило. Она вздохнула, закатила глаза и вошла в комнату. — Бринден, рано или поздно ты бы увидел ее. Она не может вечно сидеть у себя в комнате, а ты не можешь прятаться от нее. Она твоя мать, а ты боишься ее как огня. — Я не боюсь ее. Я не знаю, чего она хочет от меня. — Чужая душа — потемки, — усмехнулась Гвенис и поставила на прикроватную тумбочку кувшин. — Я еще вина тебе принесла. — Спасибо, — Кровавый ворон наконец соизволил повернуться и вновь оглядеть Гвенис. На балу она танцевала со всеми подряд. Неженатые мужчины были как один не против провести с ней пару ночей, а ее платье как бы намекало на то, что и ей эта идея придется по душе, но отчего-то сейчас она отказалась от этой мысли в пользу того, чтобы провести время с братом. Она была очень миловидной, да и к Бриндену относилась вполне неплохо, так что отторжения ее общество у мастера над шептунами не вызывало. Гвенис налила в кубок вина и протянула его брату. Тот кивнул, принял это и сделал большой глоток. — Как тебе теплый прием? — она улыбнулась, подсаживаясь к Риверсу на кровать. — Ты сносно пляшешь. Та девчонка, что ты пригласил, потом хорошо отзывалась о тебе, говорила, что ты очень галантный. К сожалению, она не местная, гостья из Риверрана. — Да мне, если честно, все равно, — Бринден пожал плечами. — Я хотел лишь станцевать. — Не знаю, открою ли я тебе страшную тайну, но часто, если мужчина приглашает даму, он ожидает продолжения после бала, — Гвенис звонко рассмеялась, похлопав брата по плечу. — И женщины, когда их приглашают, об этом думают. — Не нужно мне никакое продолжение от незнакомки. — Боги, говоришь, как старая дева! — Да иди ты в пекло, я правда в этом не заинтересован, — Бринден фыркнул и вновь сделал большой глоток. — Береги честь смолоду! Все правильно! — она хохотала и хохотала, но, поняв, что Кровавому ворону сейчас не до шуток, тем более такого сорта, все же успокоила себя и, улыбаясь, выдохнула. — Да ладно тебе, Бринден. Просто я совсем иным тебя представляла. Я думала, ты с удовольствием пользуешься своим положением и репутацией самого страшного человека Семи королевств. — К чему мне это? До недавних пор в моей жизни была женщина, которую я любил и которую не променял бы на любую другую. — Понимаешь, она-то тебя променяла хотя бы и на этого красавца из Девичьего пруда. Тем более, я так понимаю, что в Рэйвентри она не собирается наведываться в ближайшее время. Забудь о ней. Пускай тешится со своим Мутоном, а ты себя не растрачивай на эти ненужные переживания. Уважать себя надо. Кровавый ворон тяжело вздохнул и опустил голову. Гвенис была права, но как он мог бы признаться себе в этом? Это ведь означало бы, что он соглашается с проигрышем лорду Выскочке. Он медленно пожал плечами и залпом осушил кубок. — Я люблю ее. — Люби сколько влезет, но разве тебе не понятно, что, так относясь к ней и исполняя свои обязанности так, будто вы в браке, несмотря на все, она все больше ощущает свою вседозволенность. Знает, что ты ей слова поперек не скажешь. Что за подкаблучничество, лорд Кровавый ворон? К черту Ширу, к черту Мутона! Забудь об этом, хотя бы на время, и бери от жизни то, что она готова тебе предоставить. У тебя хоть раз была другая женщина? — Не было, — он исподлобья взглянул на Гвенис, ожидая опять услышать ее заливистый смех. Он был слишком пьян, чтобы врать, но и слишком трезв, чтобы смеяться вместе с ней. — Значит, будет, — безо всякой издевки в голосе заключила она. — Раз на балу тебе никто не приглянулся, я кое с кем тебя познакомлю, — она подмигнула брату. Бринден пожал плечами и кивнул. — Ну попробуй, — он грустно ухмыльнулся. — Главное, чтобы она, увидев меня, не сбежала с криками. — Не сбежит. Ты не настолько плохо выглядишь. Кроме того, ты ухоженный, чистоплотный, порой даже слишком, умный, я бы сказала, харизматичный. Ты умеешь ставить себя на людях. В тебе есть цепляющие моменты, иногда для женщины играет решающую роль именно внутреннее содержание, а не лицо. — Верно, что иногда. — Хватит уже этих тоскливых мыслей! Ну же! — Гвенис приобняла Кровавого ворона и ободряюще улыбнулась ему. — Допивай и ложись уже спать. И чур без плача в подушку, я тоже устала и через стенку всхлипы слушать не намерена! За короткое время Гвенис с Бринденом, можно сказать, сдружились. Она видела, что он остро нуждается в компании, а он был ей благодарен за эту внимательность. Редкий вечер за ту пару недель, что Кровавый ворон находился в родовом замке матери, они проводили порознь. Гвенис много болтала, Бринден много слушал, но ей удавалось разговорить даже его. Избегая лишних откровений — все же мастер над шептунами не мог позволить себе слишком открываться даже сестре, особенно если учитывать то, что они и знакомы-то всего ничего, — он успел поведать ей и о Дейроне, и о Шире, и об отце, которого он хорошо помнил, и о леди Элейне. Единственной, о ком Бринден отказывался и говорить, и слушать, была их мать. Иногда замечая ее в коридорах замка, Кровавый ворон горделиво сворачивал в сторону и искал обходной путь. Если Милесса пыталась с ним здороваться поначалу, то он молча разворачивался и уходил быстрым шагом. После нескольких подобных неудачных попыток леди Блэквуд и сама прекратила стараться поговорить с сыном. В конце концов, она понимала, что, отвечай она на его письма, быть может, он не был бы так на нее обижен, а в этом разладе не виноват никто, кроме нее. Она все так же каждую ночь посещала богорощу, все так же наблюдала за тем, как вороны слетаются на гигантское чардрево, все так же знала, что это происходит не просто так. Белый ворон больше не прилетал; Кровавый — глядел на это зрелище из окна, исподтишка следя за матерью. В ней было что-то важное, что-то родное и что-то отталкивающее. Бриндена разрывало на части от противоречивых желаний наконец заговорить с ней по-настоящему и никогда не увидеть ее более. Риверс еще не до конца привык к тому, что видит только одним глазом. От ощущения того, что чего-то не хватает в его поле зрения, ему часто с трудом удавалось подолгу смотреть на что-либо, поэтому он едва различал фигуру Милессы на фоне колоссального чардрева, но долго, как только мог, смотрел на нее каждую ночь, когда он оставался в одиночестве, из темной комнаты. Леди Блэквуд слезно молила Старых богов о том, чтобы они даровали ей прощение, с тихими мечтами о котором она жила последнюю четверть века. Теперь это было необходимо. Видеть сына, перед которым ее вина была неизмерима, как и она, и он это ощущали, так близко и не иметь возможности хотя бы перекинуться с ним парой слов — это для нее было ужаснейшей пыткой. «Мой наблюдатель все же самый зоркий из всех,» — молвила она некогда Адаму. А теперь вся тысяча, и еще один глаз были направлены на нее, и только на нее. Она чувствовала на себе болезненный алый взгляд Бриндена, но не могла даже самым великим усилием заставить себя повернуть голову и встретиться с ним. Если белый ворон, являвшийся воплощением ее чада, никогда и не приближался к ней ближе, чем на несколько футов сверху, то с самим Бринденом она говорила, и видела его танец, и слышала его плач. Когда она уезжала из Королевской гавани двадцать пять лет тому назад, она убеждала себя в том, что вряд ли вообще вспомнит о том, что некогда породила на свет такого белесого урода с пронзительным кровавым взором и ужасающей меткой на половину лица и шеи. Но с каждой милей, на которую она отдалялась от столицы, где она оставила ребенка, чувство тяжкой вины и безысходной материнской любви все сильнее сдавливало ее сердце. Однако она так и не остановила карету, так и не вернулась, так и не ответила ни на одно письмо, веря, что назад пути уже нет. Бринден узнает об этом предательстве и отречется от нее так же, как некогда и она от него. Она не смогла бы смотреть в глаза собственному сыну, даже когда этот взгляд не выражал ничего, кроме младенческого любопытства. Кровавый ворон не писал матери уже шесть лет. До того, как он получил должность в Малом совете, письма от него в Рэйвентри приходили с завидной для его ситуации регулярностью. Будучи еще мальчиком, он писал матери чуть ли не каждый месяц. Подросши, делал это раз в квартал, но подробно описывал все, чем хотел поделиться. Но позже, уже молодым рыцарем, он понял, что ответа не получит, поэтому, лелея робкую надежду в уже почерствевшем сердце, отправлял письма от силы пару раз в год. В последнем не было почти ничего. Поставив в нем свою подпись, он твердо решил, что если мать и теперь промолчит, он никогда больше не попытается ее разговорить. Он ждал ответа месяц, и два, и двенадцать и, поссорившись, к тому же, в то время с Широй, убедился в том, что никто на свете не ждет его, не скучает по нему и не нуждается в нем. «Я люблю тебя, Бринден,» — сколько раз в детстве он мечтал, что однажды услышит это от матери. Толком он не знал, как она выглядит, поэтому представлял ее всегда по-разному, но точно был уверен, что это она. Сколько раз уже взрослым он ждал этих слов от Ширы. Только Дейрон хоть сколько-нибудь хорошо относился к нему. Риверс не был уверен в том, что тот его любит, а теперь и не мог гарантировать, что на него можно положиться, но ближе человека для Бриндена не было. Хотя бы за это он был готов погибнуть за него на поле битвы, хотя и объективных причин выступать за корону он видел очень немало. «Здравствуй, Дейрон,» — Бринден в одиночестве уселся за своим новым рабочим столом и начал выводить идеальным почерком букву за буквой. — «Я познакомился с нашей сестрой Гвенис. Она весьма добра ко мне, заботлива, пускай и не так учтива, как хотелось бы, однако я ее брат. Судя по всему, одно это позволяет ей быть со мной откровеннее, чем стоило бы, и вести себя фамильярнее, чем полагается по этикету. Впрочем, если поначалу меня это немного смущало, теперь я вижу, что так гораздо легче и мне, и ей. Вторая моя родная сестра, Мия, всячески избегает моего общества. У меня возникает чувство, что она готова броситься в плач от одного взгляда на меня. Понятия не имею, чем я настолько сильно пугаю ее. Лорд Лагран Блэквуд — пьяница и весельчак, который глубоко убежден, что мне стоит поучиться у него жизни. Возможно, я уже впитал первую его черту, ведь позволяю себе вино почти каждый день. Раньше я делал это либо в одиночестве, либо на пирах, либо с тобой. Первые два пункта здесь уже выполнены, а тебя иногда не хватает, брат мой. Вне всякого сомнения, дорогой Дейрон, я скучаю. Скучаю по тебе, по работе, по столице. Но я это заслужил. Кроме того, что я тоскую, я работаю. Дел как будто бы поубавилось, появилось свободное время, но я просто ума не приложу, куда его деть. Тренируюсь в стрельбе из лука. Разумеется, одноглазому это дается решительно сложно. Однако в меткости я не потерял или почти не потерял. Тренировочные мишени и мелкие птицы — не самая интересная цель, разумеется, но по крайней мере десяток из дюжины выстрелов попадают точно в центр. В целом, довольно сносно; я полагаю, я вернусь в форму достаточно скоро. Лорд Масси отчитывается мне о своей работе, причем достаточно подробно. Однако, я уверен, что он себя излишне хвалит. Мне нужен твой взгляд со стороны, брат мой. К слову о нем. Один из моих людей отписал мне, что не может связаться с лордом Росби. Другие сообщили, что тот пропал без вести порядка недели назад. Я уже приказал лорду Масси разобраться с этим делом, и я прошу тебя, Дейрон, лично проследить за тем, чтобы он сделал все возможное, чтобы узнать, где сейчас находится лорд Росби либо его труп. Крайне неприятное происшествие. Лорд Выскочка, насколько мне известно, до сих пор посещает заседания. Будь я на твоем месте, я бы это уже ограничил. Малый совет на то и Малый, что туда не допущен всякий сброд. С уважением и любовью, Твой брат, лорд Бринден Риверс» До сегодняшнего вечера Бринден никогда не наблюдал местное чардрево настолько близко. Кроваво-красный закат опалял своими теплом и горечью сухие ветви и с легкостью раскрашивал белое лицо Риверса, заставлял почти светиться его рубинового цвета камзол и сочным блеском отражался в его единственном практически бесчувственном глазу. Пускай по лорду Кровавому ворону и не было понятно, что тому не по себе, он стойко смотрел на дерево, и видом, и цветом напоминавшее ссохшийся великанов скелет. Милесса обыкновенно приходила к своему вечному месту гораздо раньше, чтобы, видя в чардреве оплот могущественнейшего бога, сильнейшего из Старых, успеть воздать ему тяжелые молитвы, комом выходившие из ее искривленных горем уст, перед тем, как на него начнут ритуально слетаться молчаливые вороны. Сегодня она не появилась здесь, и Бринден решил, будто настал его черед. Богов — ни Старых, ни Новых, — он все еще не знал, но ему хотелось верить, будто бы это способно дать ему утешение. Не то, чтобы Кровавый ворон чувствовал угрызения совести постоянно. Но, вспоминая о Шире, он иногда чувствовал болезненные покалывания в сердце, напоминавшие ему о его грехе. И не только утешение его интересовало: — Я понятия не имею, как с тобой говорить, — Бринден вгляделся в вырезанные на дереве сотни лет назад глаза и кривую улыбку, истекающие напоминавшим кровь соком. — Надеюсь, ты не будешь в обиде. Я видел сны, странные, жуткие сны. Видел прошлое и видел весь свет. Ты в своем древесном обличье показался мне в миг, когда я должен был умереть. Ты ли дал мне знать, что я был отравлен? Ты ли ждал меня здесь? Я должен был погибнуть уже дважды, и дважды что-то помогало мне избежать этой участи. Что это? Если ты правда живешь там, я хочу знать. Кто ты? Что ты хочешь, чтобы я видел? Зачем мне это? Зачем я тебе? Чардрево, конечно, молчало. Бринден вздохнул, почувствовав неловкость и минутную слабость. Вот же дурак, что на секунду поверил в то, что в дереве действительно живет какой-то бог! Разумеется, это все лишь древние сказки. Он постоял так еще с минуту, разочарованно и обиженно глядя на теперь казавшуюся наглой ухмылку, выскобленную на коре. Однако в момент, когда он уже было развернулся, чтобы уйти и запереться у себя в покоях, он вдруг услышал ставший отчего-то громче шелест травы и даже будто бы листьев, которых дерево не имело уже очень давно. Ветер усилился, начиная стонать и завывать, перебирая своими прозрачными пальцами несуществующие листья. Кровавый ворон резко вновь поднял глаз на дерево и ахнул: на мгновение ему показалось, что крона зацвела алым пламенем, что мертвый ствол возродился. Бриндену сделалось жутко. Понять, что именно происходит, было выше его сил сейчас. Он остолбенел от ужаса и растерянности, и это помогло ему прислушаться к порывам ветра и шелесту травы и призрачных листьев. «Мать... Мать!.,» — причитали они. — «Прости мать... Спроси мать!..» Кровавый ворон молчал, не в силах сказать еще хоть что-либо. Пускай эти слова повторились лишь дюжину раз, ему показалось, что прошла дюжина веков, прежде чем ветер затих. Солнце наконец полностью опустилось за горизонт. Он не мог отдышаться еще целую вечность. О, боги! Они ли говорили с ним, или же ему просто почудилось? Рана вновь начала предательски ныть, пульсируя и отдаваясь в голове колкой болью. Быть может, снова пошло нагноение — здешний мейстер гораздо менее внимательно ухаживал за важным гостем, да и мази, что предлагал Бриндену Великий мейстер, в Рэйвентри были не все. Да, точно, это всего лишь болезненный бред. Бринден схватился за виски и зажмурил единственный глаз. — Бринден.., — вновь услышал он тихий голос, дрожащий и теплый. Он вздрогнул. Снова ли это ему чудится? — Бринден, сын мой.., — продолжал голос звать его. Он вцепился тонкими сухими пальцами в нити волос, не решаясь раскрыть глаз. — Ответь мне хоть сейчас, я умоляю тебя, Бринден! — Уйдите! Уйдите, прошу! — вскричал лорд Кровавый ворон, резким движением оборачиваясь и обнаруживая перед собой заплаканную мать. Впервые он видел ее так близко, зная, кто она. Впервые видел в ее темных глазах такую боль. — Нет, — выдохнув, внезапно твердо отрезала Милесса, беря себя в руки. — Я должна поговорить с тобой. — Вы должны были сделать это двадцать лет назад! — с горечью в голосе процедил Бринден сквозь зубы, не отрывая взгляда от Милессы. — Должна была, — согласно кивнула леди Блэквуд, готовая вновь расплакаться. — Но я не сделала этого. Это все, о чем я сожалею и за что виню себя всю свою жизнь, Бринден. Я молю, поговори со мной, — она рывком схватила мелко трясущуюся ладонь сына и неосознанно сдавила ее ногтями. — Я чувствовала твою боль на расстоянии полутысячи миль, но знала, что не могу помочь, лишь все испорчу. Как бы я призналась тебе раньше, что бросила тебя, испугавшись слухов, которые ходили бы вокруг меня с тобой? Простил бы ты меня тогда? Вероятно; однако я боялась. Теперь иного выхода нет, и я счастлива, что боги дали мне надежду вымолить у тебя прощение, Бринден, сын мой... Если ты можешь, прости меня, если же нет, что ж... Я пойму тебя. Прошу освободи меня от этой ноши! Я не могу больше метаться в неведении и гадать, могу ли я быть прощена! Прости меня, Бринден! — вначале Милесса говорила тихо, но под конец ее голос сорвался, а из глаз покатились частые крупные слезы. — Я прощу вас. Живите спокойно. Но не приближайтесь ко мне, — Риверс вновь зажмурился, пытаясь вырвать руку из пальцев матери. Последней фразы Милесса будто не расслышала. Она просто расцвела, начиная смеяться и рыдать с новой силой одновременно. Ее сын, ее родной сын снял с нее этот груз. — Бринден... Я буду с тобой, что бы ты ни говорил, я буду рядом. Я никогда не повторю того, в чем виновна. Сын мой, сынок, мой прекрасный сын! Я скучала по тебе... Я так ждала тебя, я жила ради этого дня! Мой милый сын... Я люблю тебя, Бринден! — она кинулась к Риверсу, осторожно беря мягкими ладонями его тощее лицо и проводя большим пальцем по его родимому пятну. Более оно не казалось ей уродливым или устрашающим. Наоборот: родным, нужным. Лорд Кровавый ворон не знал, как реагировать. С одной стороны, он был готов взбеситься и приговорить Милессу к наказанию за сопротивление его словам. Он не привык, чтобы ему не подчинялись беспрекословно. Но слишком часто, будучи юным, он представлял, как услышит эти слова от матери. Она будто знала точно, что должна сказать. Он не разозлился, даже не мог разозлиться. Не мог и прогнать ее: пятнадцатилетний Бринден бы возненавидел себя двадцатипятилетнего, если бы узнал, что тот отвергнет такой шанс. Риверс с осторожным любопытством посмотрел в радостные мокрые глаза матери. Судя по всему, она была очень счастлива, и осчастливил ее именно он. — Я люблю тебя, сын мой, — повторила Милесса, перемещая руки на шею Бриндена и обнимая его. — Я сделаю для тебя все, что в моих силах. Теперь в поле его зрения не было ее лица, и ничто не отвлекало его от переваривания этих слов. «Она меня любит, я ей нужен,» — осознав это, Кровавый ворон ахнул и, больно прикусив губу, всхлипнул, как ребенок, — «Она любит меня!» Он был выше Милессы почти на целую голову, но примерно настолько же худой. Он, конечно, воображал себе объятия с нею иначе: дитя обыкновенно как бы находится под материнским крылом. Но сейчас эти мелочи вообще не волновали его. — Мне тебя не хватало, — сипло от эмоций прошептал Бринден, сглатывая слезы. — Тише, тише, Бринден, — она вновь подняла на него голову и, улыбнувшись, стерла большим пальцем слезы, выступившие из блестящего алым глаза. — Гляди. Она не отпрянула от сына, не намереваясь выпускать его из объятий по меньшей мере половину ночи. Слишком многое нужно было ему поведать, слишком о многом спросить. Но даже это теперь отходило на второй план: издалека, вальяжно взмахивая крыльями, летел угольно-черный ворон. Бринден проводил его взглядом до самого чардрева, на которое он важно уселся, трижды оглушительно каркнув. Такого лорд Кровавый ворон никогда доселе не видел. Более того, Милесса тоже. Прежде чем занять свое законное место, громадные птицы вились в воздухе, словно воробушки, летали круговоротом около матери и сына, погружая их обоих в самый черный туман, что когда-либо лицезрело человеческое око. Воронов было больше обыкновенного: мертвых белых ветвей не было видно за гущей искрящихся лунным светом угольных перьев. — Я люблю тебя, Бринден, — шепотом повторила восхищенная Милесса. — Я скучал, — тихо произнес Кровавый ворон, а после, как бы пробуя слово на вкус, добавил. — Мама. — Хорошо... Хорошо... Спроси мать!., — шелестели десятки тысяч перьев, переливающихся прозрачным, нежно укрывающим каждую птицу и двух примирившихся наблюдателей, светом. Когда Адам с Широй въезжали в Девичий пруд, толпа, встречающая их, так и норовила поглотить вычурную повозку, в которой они путешествовали без малого две недели. — Здесь меня просто обожают, — вновь похвастался лорд Мутон, выглядывая из повозки и маша рукой горожанам. — Я заметила, лорд Адам, — Шира усмехнулась. — Наконец-то мы доехали, дорога была донельзя утомительной. — Чего не сделаешь ради Девичьего пруда! — Адам рассмеялся и откинулся на обитое бархатом мягкое сиденье. Приблизившись к замку, даже не сравнимым с Красным по размерам, но выстроенным с хорошим вкусом, лорд Мутон наконец вышел из повозки и подал леди Шире руку. — Адам! — услышали двое детский голосок. Морская звезда, не успев ничего понять, с удивлением проводила взглядом промелькнувшую со скоростью света рядом девочку, тут же бросившуюся обнимать Мутона. — Серсея, милая, привет! Как я рад наконец тебя видеть! — тот рассмеялся, подхватывая девочку на руки и кружа ее. — Как ты тут, леди Девичьего пруда? Справляешься? — он поставил ее на землю и погладил по мягким золотистым волосам, заплетенным в тугую длинную косу. — Вполне. Дядюшка, конечно, во всем помогает мне, но и я, как ты знаешь, не промах, — она вздернула носик и тоже расхохоталась. — А ты? Я волновалась за тебя, когда ты поехал воевать! Слава Семерым, ты цел и невредим, братец. Кстати, ты в столице уже о манерах позабыл? Может, познакомишь сестру со своей невестой? Серсея повернула улыбающееся лицо на Ширу, делая ей неловкий реверанс. Морская звезда не сказать, чтобы ожидала подобных выпадов — в Королевской гавани женщины обыкновенно старались игнорировать ее, распуская непотребные сплетни, и уж никак не приветствовать ее таким образом, — но ответно поклонилась новой знакомой. — Серсея! Во-первых, леди Шира не моя невеста, — со вздохом произнес Адам. — Я пригласил ее сюда в гости, как подругу. Во-вторых, ты права. Леди Шира, познакомьтесь, это моя младшая сестра Серсея Мутон. Вместе с моим дядей, Брандоном Риверсом, она здесь почти что кастелян. Серсея — это леди Шира Морская звезда. Ты могла о ней слышать. Самая прекрасная женщина Семи королевств! — Очень приятно, миледи, — девочка не нашла ничего лучше, как вновь сделать реверанс в честь знакомства. — Взаимно, леди Серсея, — на сей раз Шира лишь приветливо улыбнулась, не намеренная упражняться в приседаниях сразу по приезде. — Ну что, Адам, я надеюсь, ты уже близок к посту десницы короля? — проводя новоприбывших внутрь замка, с любопытством спросила девочка. То ли серьезно, то ли немного подшучивая над амбициозным братом — эту скользкую детскую разницу было сложно угадать в радостной Серсее. — Ну что ты, до этого еще работать и работать, — расхохотался Адам. — Но спасибо за заботу, сестренка. — Пожалуйста, — Серсея пожала плечиками и вновь обратила взгляд на самую прекрасную женщину Семи королевств, как ее только что представили. — Миледи, вам нравится у нас в городе? — Ох, я не успела еще вдоволь насладиться видами великого города Девичьего пруда, — еле сдерживая ироничную интонацию, мягко улыбнулась Шира. — Адам вам все обязательно покажет. Уверена, вам очень тут полюбится. А давно вы дружите с Адамом? — Серсея! — погрозил ей пальцем Мутон. — Что? — Лорд Адам, я не вижу ничего неприличного в этом вопросе. Не будьте так строги с сестрой. Пожалуй, почти год мы довольно тесно общаемся. К сожалению, немалую часть этого времени заняло Восстание Блэкфайра. — Адам еще ни разу не привозил из столицы даму... — Правда? — рассмеялась леди Шира. — Что ж, я поражена. Я думала, он только и делает, что возит сюда всех своих многочисленных знакомых на экскурсии. — Вообще-то он еще и работает много, — гордо заметила Серсея. — Да, это верно. В моей библиотеке, в основном. — Адам! — нахмурилась девочка. — Зачем ты навязываешься леди Шире? Она так никогда тебя не полюбит, если будешь постоянно занимать ее библиотеку! — Леди Серсея, и вы не будьте так строги к брату! — Шира рассмеялась еще сильнее. Эта девочка уже начинала нравиться ей своей непосредственностью, искренностью и уже, судя по всему, непростым характером. — Он ведь делает это с моего прямого позволения. — Вот надоешь ты леди Шире! — теперь и она погрозила пальцем старшему брату. Адам повернул голову на любовницу и тоже засмеялся. — Что ж, смогу гордиться тем, что провел с нею столько времени, что даже успел ей надоесть. Вскоре дойдя до покоев лорда Адама, Серсея вновь обняла его и поинтересовалась: — Братец, а куда мне проводить леди Ширу? — Не думаю, что в этом есть нужда. Чтобы было честно, пусть и она позанимает мою спальню. Разве что ее общество мне никогда не надоест. Девочка вскинула бровь. — Но у тебя там одна постель. — А что такого? Надоем еще больше, значит! — Леди Серсея, мы с лордом Адамом зачастую проводим время подобно мужу и жене и нередко спим в одной постели. Однако мы не обручены, и в этом нет никакой проблемы ни для одного из нас, — мягко объяснила Шира. — Так разве можно? — удивилась девочка. — Леди Шире все можно, — расплылся во влюбленной улыбке Адам. — Ну раз так.., — пожала плечами Серсея. — Отдохните с дороги тогда, а мы с дядей возобновим подготовку к приветственному пиру. Я за вами лично зайду, — командным тоном заявила девочка, вновь делая реверанс гостье и воздушно убегая в глубины замка. — Славная у вас сестра, — улыбнулась Шира, входя в покои и начиная снимать с себя платье. — И комната здесь гораздо лучше того домика, что вы снимаете в Королевской гавани. — А я говорил, что вам у нас понравится! — Адам тоже начал стягивать с себя камзол, после чего повалился на убранную кровать и выдохнул. — Растет она молниеносно, конечно. Замуж ее скоро выдавать... Двоим брак уже устроил хороший. А Серсею, я думаю, еще получше ждет. — Уже есть кто-то на примете? — Шира улыбнулась и легла рядом с лордом Мутоном, устало прикрывая глаза. — Я вам рассказывал ведь, что после Восстания выпросил себе в оруженосцы наследника Риверрана? — Юного Эдмура Талли? Что ж, в таком случае, Серсее крупно повезло. — Более чем. Я его, разумеется, с собой прихватил. Завтра-послезавтра в честь моего приезда ожидается турнир. Скорее, послезавтра, конечно, сегодня за мое здоровье пить будут много, а значит, завтра им будет не до того. На турнире оруженосцев выступит, мальчишка способный. Я с ним общаюсь, вообще-то и неглупый даже, воспитан хорошо. Отец его и дядя опрометчиво поддержали мятежников, но великий лорд из его отца неплохой, поэтому он отделался лишь тем, что отдал своего сына в оруженосцы лорду Мутону. Хотя, знаете, мальчику повезло, — он усмехнулся и приобнял Ширу за плечи. — Действительно. — С ними хоть и не было никаких сделок, как с Лотстонами, но свой статус терять им явно не хочется. — Что за сделка с Лотстонами? — зевнула Шира. — В общем и целом, я заставил их присягнуть короне, но в то же время воевать за Блэкфайра. К Краснотравному их лорда назначили командовать войском Речных земель, вроде как в благодарность за то, что они так рано присоединились к мятежникам. Но у нас с ними был договор и были их заложники, из-за чего они изнутри распотрошили часть армии Деймона прямо во время битвы. Вообще говоря, они, конечно, колебались, ведь начали отдавать вредящие их стороне приказы, лишь когда подошел принц Бейлор... Но это уже мелочи. Доказать их истинные замыслы невозможно, да и незачем. — Хороший ход, хитро. Вы придумали? — Ну, ваш покорный слуга много чего полезного сделал во время Восстания. — Вы умны, лорд Адам. Умны, способны и честолюбивы. Иногда вы напоминаете мне Деймона, — леди Шира печально вздохнула. — Благодарю вас, — лорд Мутон заулыбался и трижды поцеловал кисть любовницы. Из уст Морской звезды, нежно любившей своего мятежного брата и трепетно берегущей память о нем, это определенно был комплимент. — Я уважал сира Деймона. Вне всякого сомнения, любой мальчишка мечтал быть хоть на толику похожим на него. Я правда не желал его смерти, и, если бы это было в моих силах, я постарался бы уберечь его. — Глупо с моей стороны было ждать для него пощады. Бринден... последнее время он делал все, что я просила, с точностью до наоборот. Я знала, что он меткий стрелок. Конечно, знала. Об этом знают все. Но что есть меткий? Он бахвалился мне, что попадал в мелкую пташку с сотни ярдов, а я в шутку корила его за убийство безвинного воробья, — она грустно усмехнулась. — До Деймона было триста... Я не сомневаюсь, что он был хорошо защищен. Знаете, лорд Адам. Будь я глупее или суевернее, я хотела бы верить, что ни что иное, как чёрная магия, вела эту проклятую стрелу. Я размышляла об этом, размышляла, только получив весть о его гибели, и только недавно мне стало ясно, что он желал бы для себя подобной смерти. Не для своих сыновей, но для себя — точно. Он умер на пике славы, любимый, уважаемый, не замаранный страшным грехом. Он умер, как подобает воину. А Бринден... Что ж. Бринден сгниет в пекле за это бесчестие, за всю свою зависть и ненависть, за все свое ничтожество! Адам чувствовал, что леди Шира еле сдерживала слезы. Она всегда грустнела, когда говорила о Деймоне. Казалось, она бы все ему простила — если было, что прощать, — если бы он только мог вернуться к ней хотя бы на миг. Мутону было интересно, что их связывало, но он не мог еще больше вгонять ее в тяжелые мысли, спрашивая об этом. Деймон женился, когда Шире только исполнилось шесть. Когда она познала мужчину в лице Бриндена, у него уже было пятеро детей. Теперь, когда она лежала рядом с Адамом на его кровати в Девичьем пруду, он уже несколько месяцев как погиб. — Леди Шира... Вы правы. Любой юноша мечтает погибнуть с достоинством на поле боя. Сражение за то, что он считает правым, как будто бы смывает с него грехи, он умирает в своей и чужой крови — умирает героем. По крайней мере, все это так себе представляют. Сандор, брат мой, тоже такими мыслями руководствуется, но я ему сказал, что он с ума сошел в восемнадцать-то лет помирать. Пришлось королевским гвардейцем его сделать, чтоб было, ради чего жить, — Адам усмехнулся, пытаясь ироничным монологом подбодрить Морскую звезду. Она еле улыбнулась и кивнула. Более Шира разговаривать не хотела, а вскоре ей даже удалось задремать; Адам же, вновь получивший повод вспомнить о своих славных победах, задумался о самой Битве на Краснотравном поле в целом и о лорде Риверсе в частности. Не сказать, что он находил тактику, избранную Бринденом, абсолютно бесчестной. Во-первых, ход был умен и сыграл на руку короне ровно так, как было нужно. Деймон поддался чувствам и был убит, да и два основных претендента на трон изменника были ликвидированы, а значит, пока следующий по старшинству сын не подрастет, Блэкфайры угомонятся. Дайте боги, чтобы это было навсегда, но в сыновьях обыкновенно просыпается желание отомстить за отца. Во-вторых, Бринден все-таки лоялист. Ему никак не должно быть интересно заботиться о чувствах главного соперника. В-третьих, борьба брата с братом не может быть благородной априори. Относясь и к Деймону, и к Бриндену более или менее объективно, Адам один из немногих отдавал себе отчет в том, что и деймоновы руки не так чисты: он поднял восстание против венценосного брата. Безусловно, Шире он этого говорить ни за что бы не стал. Его мнение именно на этот счет не имело в ее глазах никакого веса. — Бринден, а расскажешь, как ты получил Темную сестру? — поинтересовалась Милесса после пары часов непрерывного разговора в покоях Риверса, разглядывая богато украшенные ножны валирийского клинка. — Ну... Дейрон сказал, что я много сделал для Семи королевств, а потому достоин этого меча. Он вручил мне его в конце заседания Малого совета, на котором мы избрали десницей лорда Хейфорда, насколько мне помнится. Я этого меньше всех ожидал. Будучи его оруженосцем, я хуже всех показывал себя в фехтовании. И если дорогущий лук, который со мной уже с десяток лет, я действительно заслуживаю, то Темную сестру... Что ж. Как мечник — не очень, как государственный служащий — безусловно. — Ты часто принижаешь свои заслуги. Я поняла это из твоих писем. Но даже если ты действительно не очень хороший фехтовальщик, быть может, тебе это и не настолько нужно. — Я бы не сказал, что это причина. Скорее, следствие. Из-за того, что я хреново обращаюсь с мечом, я максимально ограничил для себя возможность его применения, — Бринден пожал плечами и сделал небольшой глоток вина. Отчего-то он был полностью спокоен сейчас. Слишком долго он воображал себе мать, засыпая или сидя в одиночестве у себя в комнате. Слишком был уверен, что ей можно доверять, несмотря на все. Сидя без рубахи в рабочем кресле под радостным любопытствующим взором матери, он не волновался почти ни о чем, как будто так и должно быть, должно было быть всегда. Милесса разглядывала его с макушки до пят. Выросшим она представляла себе его немного иначе: ей казалось, что, несмотря на изуродованное богами лицо, он статнее, сильнее, выше. В ее голове фигурой он напоминал прекрасно сложенного Адама. Однако она не была разочарована увиденным — он ее сын, единственный сын, и даже таким он виделся ей идеальным, особенно после того, как он простил ее, и теперь уже долгое время сидит с ней и увлеченно беседует. У Бриндена была длинная белая шея с резко выпирающим на ней кадыком, длинные до плеч жидкие волосы, цветом напоминавшие снег, которые раньше стыдливо прикрывали алеющее от острой скулы до середины шеи огромное родимое пятно. На его изувеченном теперь лице красовался небольшой тонкий нос, единственный багровый глаз был обрамлен белесыми ресницами. Широкие, обтянутые, казалось, одной кожей плечи плавно перетекали в длинные руки, запястья которых можно было обхватить большим и указательным пальцем. По его ладоням можно было распознать, каково основное его оружие: левая была испещрена давно сбившимися мозолями, а пальцы на правой были некогда изрезаны тонкой тетивой. На плече Бриндена краснел не заживший еще шрам, который оставил ему, наряду с выбитым глазом, Жгучий клинок в память о Краснотравном. Глядя на грудь Кровавого ворона, можно было убедиться в почти полном отсутствии мышц на его теле: острые ребра выпирали из-под тонкой кожи, создавалось ощущение, будто та сейчас просто порвется. — Эйгор? — она обратила внимание на давно спрятанный в молоке кожи неглубокий шрам на шее, расположенный по диаметру от родимого пятна. Лорд Кровавый ворон вздохнул; кадык вздрогнул и, резко поднявшись вверх, проскользил обратно. Это было то, о чем он не хотел вспоминать. Даже когда он видел свою жизнь во сне, эта память скрылась от него. — Да. — Я помню, — Милесса понимающе кивнула, протягивая руку и поглаживая свободную кисть Бриндена. Он уже и забыл, что писал ей об этом. — Я до сих пор храню твои письма. — Мои письма?., — Риверс даже приоткрыл рот от удивления. — Я часто перечитываю их. Пойдем, — она слабо улыбнулась, вставая с кровати, на краю которой сидела, и потянула сына за руку. Тот поднялся с кресла и доверительно последовал за ней. Покои Милессы Блэквуд были темными и пустыми, как будто не обжитыми. Внутри было просторно и могло бы быть даже уютно, если бы не слой пыли, покрывавший широкий шкаф сверху, и почти полное отсутствие мебели, за исключением также древнего стола, обитого темно-синим бархатом кресла и просторной кровати, в которой худое тело матери Бриндена явно терялось. — Вели тут прибраться. Очень пыльно, — Риверс немного поморщился. Леди Блэквуд слегка улыбнулась и кивнула. Она подошла к шкафу и достала оттуда кипу связанных бечевкой бумаг. — Так много.., — Кровавый ворон принял у нее из рук свои письма и раскрыл лежавшее сверху. «Привет мама,» — гласило оно неуверенным мелким почерком. — «Я ноучился писать. Наконецто Дейрон (мой брат ПРИНЦ) дал мне учителя. Учитель не велел мне отправлять тебе письмо. Но Эйгор пишет маме а потому я решил что и меня за это пароть не будут. Я хотя бы пишу не в стонхеж к Бракенам. Недавно у меня родилась сестра. Ее зовут Шыра и она очень красивая. У нее удивительные глаза. Леди Алейна сказала что мы подружимся. Надеюсь на это. Учитель фехтования говорит я бестолоч но Шыра врядли узнает об этом ведь ей не нужно фехтовать.» — Боги, неужели я делал столько ошибок? — Бринден усмехнулся, продолжая читать. «Приежай в Королевскую гавань. Здесь красиво и хорошо (для многих) а так же я соскучился по тебе. Если не можешь приехать то напиши как дела. Не сомневайся что я болимение умею читать. Люблю тебя мама и жду здесь. Твой сын Бринден Риверс.» — «Болимение», черт подери... Жаль, что за это письмо меня не пороли. Идиотские ошибки для семи-то лет, — лорд Кровавый ворон хмыкнул. — Хотя, до этого времени мной никто не занимался. Вот когда Шира родилась, леди Элейна стала обращать на меня некоторое внимание, а за ней — и Дейрон. Его, конечно, жутко возмутило, что его брат ходит неучем уже почти семь лет. Милесса мягко улыбнулась и достала письмо через пять от только что прочитанного. — Не забывай и об этом. «Привет, мама. Ты не поверишь, но я успеваю по валирийскому лучше Эйгора! Хотя он учит его давно, а я только полгода. Я так и думал, что он тупой.» — Боги, — Бринден рассмеялся, закрывая рот рукой. — Очевидно. Ну что ж, с этим я отчасти и сейчас согласен, конечно. «Я научился стрелять из лука. Эйгор этого не умеет вообще (почти). Как я понимаю, он бьет меня из зависти.» — Нет, ну каждый мальчик мечтает стрелять из лука и знать валирийский, это же основное предназначение мужчины... «Недавно он обманом заманил меня в хлев и отрезал мне волосы ножом. Сказал, что я так меньше похож на девчонку. Я сопротивлялся, потому что мне нужны мои волосы, чтобы быть красивее, и он полоснул меня по шее. Это вроде было случайно, но все может быть. Впрочем, случайно или нет, ему это понравилось. Он злобный. Но я его не боюсь.» — Ты уверен, юноша? — Бринден приподнял бровь и снова хмыкнул, но уже грустно. Об этом моменте он вспоминать не хотел, однако в голове тотчас же начали мелькать эти картины. «Я придумал, как этого избегать. Сыновья слуг меня боятся, но денег им хочется, а леди Элейна — жена мастера над монетой. Я прошу у нее медяки, и они рассказывают мне все, что узнают про Эйгора. Однажды я отомщу ему. Мое пятно на лице, кстати, похоже на ворона (так сказала леди Элейна). Это занятно. У других такого нет. Что ж. Это и хорошо, и плохо. Дейрон говорит, что плохого в этом нет, но он вообще редко видит что-то плохое. А я редко вижу хорошее. Леди Элейна говорит, правда всегда где-то посередине. Учитель фехтования считает, что мне не стать лордом-командующим королевской гвардии. Придется с этим смириться. Но вообще я хочу быть лордом-десницей.» — А потом я говорю лорду Выскочке, что он слишком амбициозный, — прочитав эту фразу, Риверс отвлекся от дурных воспоминаний и снова засмеялся. — Лорду Выскочке? — переспросила Милесса. — Мутону, которого я сюда послал. Ты его видела? — Да, и говорила с ним. И показывала ему чардрево. Я не нашла его таким уж выскочкой. Он молод, действительно, потому и много думает о себе, но у него правда есть возможности, и он достаточно неглуп, чтобы ими воспользоваться в будущем. — Я не говорю, что он абсолютный дурак. Он хотя бы хитер, и он не тот, кем хочет казаться. Но его манеры... Меня очень раздражают люди, которые считают, что знают все лучше всех или, в его случае, делают подобный вид. — Если он встретился тебе на пути, я считаю, так нужно, сынок. Это не просто так. Главное — верно использовать его. Лорд Кровавый ворон перечитал еще несколько своих писем в смешанных чувствах. Он заново стал гордиться собой за тот подъем, который он обеспечил себе гигантским трудолюбием и недюжинным умом, который развивал всю свою жизнь, однако то, через что ему пришлось пройти, чтобы стать тем, кто он есть теперь, лишь нагнетало тоскливые мысли. Бринден вспомнил, что ему шептали листья и перья, а значит, Старые боги, что жили среди них. — Мама... Хотел бы задать тебе кое-какой вопрос, — он поднял на Милессу голову и стал пристально глядеть ей в глаза. — Что за вопрос? — леди Блэквуд снова стало не по себе. — Когда Эйгор выбил мне глаз, я потерял сознание. Но когда я засыпал, я видел это чардрево, — он пальцем показал в сторону окна. — Также недавно меня пытались отравить. Я уснул и вновь просмотрел все свое прошлое, как заново его пережил, и сон подал мне знак, что мне следует принять противоядие. Как ты думаешь, что это значит? Милесса удивилась и задумалась. — У меня есть одна мысль, но я не до конца уверена в ее правильности. К тому же, вероятно, ты отнесешься к этому со скепсисом... — Я не знаю никаких богов. Я никогда не думал о них и ни о чем их не просил. Но сегодня я решил, что они могли бы дать мне ответ. И то, что я услышал, было приказом задать этот вопрос тебе, мама. Так что... Ты можешь быть права. — Я не рассказывала тебе сказок в детстве, Бринден, возможно, теперь самое время для тебя послушать легенду. Ты знаешь, что чардрева — не просто деревья. Давным-давно дети леса вырезали на каждом из них по лицу. Глаза их видят все, всех нас и то, что мы делаем. В них, как дети леса считали, и живут Старые боги, и глаза принадлежат именно им, потому эти деревья и священны. Но бывали люди, что могли заглянуть куда угодно с помощью чардрев. Они, я уверена, есть и теперь, но столько чардрев было вырублено, столько погублено детей леса, что никто не знает, остались ли эти существа хоть где-нибудь. Эти люди, которым Старые боги готовы одолжить свои глаза, зовутся древовидцами. Далеко не все из них знают об этом, и еще меньшее число использует свой дар в полной мере. Древовидцы — это память человечества, связующая нить между людьми и Старыми богами. Но их никогда не может быть слишком много или слишком мало. Их количество в мире — некоторая константа. Не имеющий склонности к этому человек никогда не научится древовидению, как бы он ни пытался. Им можно только родиться, а далее — развивать и совершенствовать свой дар. Когда погибает один древовидец, рождается другой, при этом раскрывший свой талант не может умереть, пока не передаст свои умения новому ученику. Не так давно мне попалась на глаза древняя рукопись на доселе неизвестном мне языке. Однако я прикоснулась к книге и увидела, что понимаю, что там написано. Как только я прочла ее и убрала в шкаф, она, вероятно, исчезла, ведь больше я ее не видела, хотя обыкновенно знала, где хранятся мои вещи. В этой рукописи было рассказано о древовидении очень подробно: от ощущений до способов применения этого дара. В первую очередь, как там было указано, следует обратить внимание на вещие сны. Это зачастую необходимое, но не достаточное условие, чтобы с уверенностью причислить себя к древовидцам, но опознавательным знаком по праву может считаться. Эти сны могут приходить с рождения либо... Там была оговорка, что если человек обнаруживает в себе склонность видеть вещие сны после события, подвергшего реальной опасности его жизнь... Иногда Старые боги, судя по всему, принимают это за новое рождение. Ты видел и вещие сны, и сны о прошлом. Быть может, я постараюсь обучить тебя тому, что знаю сама? Я не обладаю этой способностью, хотя и пыталась открыть в себе ее, но, быть может, знаки, что видел ты, говорят именно о том, что ты — древовидец. «За здоровье лорда Адама!» — доносилось поочередно с каждого места за огромным столом, составленным из трех, стоявших напротив трех стен. Светло-голубых скатертей не было видно под тяжестью закусок, десертов и основных блюд, кувшинов вина на любой вкус и чаш с водой. Из зала по всему замку разносился веселый галдеж, сопровождаемый звоном бокалов и блестками женского смеха. Таков был пир в Девичьем пруду — замке лорда Адама Мутона. Сам виновник торжества восседал во главе стола, усадив рядом с собой леди Ширу по правую руку и сестренку Серсею — по левую. Мужчины восхищались красотой Морской звезды, женщины иногда завистливо поглядывали на нее, но она сама была сосредоточена лишь на беседе с лордом Девичьего пруда. Он как обычно развлекал ее шутками, с помощью прямолинейной Серсеи делился с нею многочисленными местными байками и просто не отводил от нее глаз. Однако дела у него были. После того, как почти все уже завершили трапезу, ожидая бала, Адам поговорил с дядей по поводу экономической ситуации в городе, раздал вассалам пару указаний, поприветствовал несколько важных гостей, что прибыли сюда не просто ради пышного праздненства. После же он отловил своего оруженосца — будущего лорда Талли — и подвел его к Серсее. — Эдмур, знакомься, это моя сестра Серсея Мутон, — девочка тут же подскочила с кресла и сделала очередной реверанс. — Серсея, с удовольствием представляю тебе юного Эдмура Талли, которого я взял себе в оруженосцы. — Очень приятно, миледи, — юноша улыбнулся и поцеловал маленькую ручку сестры Адама. Она смутилась и мило улыбнулась. — Взаимно, милорд. — Вы тут пообщайтесь пока, я побегу уважу еще пару гостей, — Мутон подмигнул им и удалился. Эдмур был довольно высоким для своих двенадцати лет парнишкой с приятным лицом, веселыми глазами и коротко стриженными волосами бронзового цвета. В нем угадывался неплохо воспитанный юноша, уже обладающий некоторой харизмой, самоуверенный и своевольный. — Красивый замок, красивый город, миледи. И здесь живет такая прекрасная леди, как вы, — изо всех сил стараясь быть по-взрослому галантным, он уже решил, что завалит Серсею комплиментами, которые будут заставлять ее милые щечки краснеть. — Вы тоже красивый, — растерялась смущенная девочка. Эдмур улыбнулся. — Вы бывали в Риверране, миледи? — Пока не доводилось, милорд. — Значит, обязательно побываете. Я непременно возьму вас с собой, когда буду чуть более свободен, — он гордо задрал нос, всем видом напоминая, что он — оруженосец лорда Адама Мутона. Слово «заложник», разумеется, ему не нравилось, да и под ситуацию подходило меньше, чем могло бы: Адам плотно занялся воспитанием парнишки, нанял ему учителей, достойных Риверрана, и взял его оруженосцем, хотя был отнюдь не обязан это делать. — Мой брат вас не слишком утомляет? — Что вы! Он прекрасный рыцарь, великолепный фехтовальщик, достойный человек; для меня честь служить ему. Тем более учитывая то, что его в рыцари посвящал сам Его величество Дейрон Таргариен! — Я с вашим мнением согласна. Адам, к тому же, очень умный и добрый. — Не сомневаюсь в этом, миледи. Периодически засыпая Серсею новыми комплиментами, Эдмур ее, честно сказать, очаровал. Собственно, это было взаимно: юная леди Мутон и сама по себе была просто чудесна, и ее мимика умиляла Талли, а ее по-детски точно соблюдаемые манеры — ну как в них не влюбиться? Как только заиграла первая мелодия, предназначенная для танца, Эдмур тут же пригласил Серсею, подоспев к своей даме даже раньше, чем Адам подбежал к Шире. Серсея с радостью согласилась, а вот Морская звезда рассмеялась и ответила, что эта мелодия ей не по душе и танцевать под нее она не намерена. Ни одна женщина еще никогда не отказывала Адаму в танце, но он не то, что не обиделся на Ширу, более того, он почувствовал, что интерес к ней лишь разогревается. Она вышла с ним на танец лишь пару раз за вечер. Та музыка, что играла для них, была выбрана самой леди Широй. Оба танца оказались настолько сложными, что почти никто, кроме Адама с Морской звездой, не вышел блеснуть своим умением выражать чувства с помощью тела. Мутон ранее не танцевал этого, но быстро вошел во вкус и начал умело оттенять изящные и отточенные движения своей любовницы. Она посмеивалась над ним, но он не терял уверенности и желания. Он знал — она не отвергнет его теперь, когда она сравнила его с Деймоном. Хотя бы не сейчас. — У вас получилось неплохо. Бриндену для того, что вы только что показали, потребовалось великое множество повторений. — Раз так, уверен, что уже в следующий раз сумею превзойти его нынешний уровень, — запыхавшийся Адам заулыбался и нежно, даже отчасти благодарно поцеловал руку Морской звезды. — К слову о ваших братьях. Я пригласил в Девичий пруд и Его величество. — Неужели? — расхохоталась Шира. — К чему королю посещать вас здесь? Я не думала, что мы задержимся тут более, чем на месяц. — Не задержимся, безусловно, миледи. Но понимаете ли... Без брата, с которым я с детства не разлей вода, тяжеловато в отчем доме, а кого ему сопровождать, как не Его величество Дейрона? — Вы безбожный хитрец, лорд Адам, — Морская звезда даже раскраснелась от смеха. — Но не сказать, будто мне это совершенно не нравится.