***
Юноша успешно боролся с недугом и шёл на поправку. Рана зудела из-за заживающей большой болячки с участком чернеющей, запёкшейся крови. Лекари поработали на славу, как и палачи, немедленно казнившие зачинщика и исполнителя покушения. Перед глазами Юнги во сне и наяву всё ещё мелькали гладкая кожа и крепкие мышцы, по которым скатывались алые дорожки. В ежедневной суматохе султан всё же находил время, чтобы заглянуть в лечебницу. Когда азиат очнулся, визиты стали более редкими, ведь угроза практически миновала. Как только Чимин пришёл в чувство, об этом доложили Юнги, и тот пришёл. — Не смотри! — с порога его встретил недовольный вскрик юноши. — Да как ты смеешь обращаться так к повелителю? — главный лекарь Юсеф-эфенди вскочил с места. — Выйдите все. Оставьте нас одних, — Юнги вновь спустил грубость и невоспитанность юнца с рук. Султан сел прямо на тюфяк, на котором, отвернув лицо, лежал янычар. — Это моя рана, как я могу на неё не смотреть? — старший протянул было ладонь к сложенным на груди рукам Чимина, но тот вмиг отдёрнул их. — Не дёргайся так, я же не бить тебя собираюсь. Тебе нельзя делать такие резкие движения. Позволь взглянуть на само ранение, — Юнги оттянул край тонкого хлопкового одеяла, которое удерживали руки младшего. Устав перечить, физически ослабший Чимин подчинился и разжал пальцы. Султан откинул один край одеяла, приподнял рубашку и, склонившись, поцеловал обезображенную кожу прямо возле пореза. — Зачем? Что ты делаешь? — юноша возмутился, но краснота почему-то охватила бледные до этого щёки. — Тихо, — Юнги большим пальцем прервал возгласы. — Ты спас жизнь тому, кто владеет твоей. Теперь твоё благо — мой долг. Крупный рубиновый перстень холодил нижнюю губу, и янычару нестерпимо захотелось вновь вонзить в себя кинжал за мысли о том, чтобы ощущать на ней вместо затыкающего рот пальца поцелуй. Повторно ранить себя не пришлось, потому как Юнги сместил свою ладонь на подбородок пострадавшего и коснулся его губ своими. Выйдя из лазарета, Юнги приказал переместить Чимина в его покои. Удивлению лекарей и слуг не было предела, но возразить не смел никто. Опоив больного настоями сонных трав подчинённые выполнили приказ.***
— Немедленно пропустите меня к Повелителю! — вопли из просторных коридоров доносились до самой комнаты Юнги. Слышались копошение, возражения слуг и женский плач. В покои влетел Сокджин. — Что там происходит? — шипящим полушёпотом возмутился султан. — Повелитель, Айше-хатун желает видеть Вас и устроила истерику из-за того, что её не пускают. — Скажи, что если не прекратит, вышлю немедленно из дворца! Ступай, — мужчина махнул рукой и встал с рабочего места. На мягкой широкой кровати с плотным велюровым балдахином, утопая в шёлковых простынях и одеялах, вышитых серебряными нитями, пробудился ото сна Чимин, встревоженный грохотом дверей. — Что я здесь делаю? — янычар выглядел удивлённым, и его оживление отразило то, что юноша стал заметно более здоровым. — Лежишь в моей постели, правда, немного не при таких обстоятельствах хотелось бы тебя там видеть, — Юнги усмехнулся и жестом остановил собравшегося встать и запутавшегося в одеяле юношу. — Мне нужно в корпус, отпусти меня, — младший перестал пытаться встать. — Отныне твоё место здесь. Знать об этом никто не должен. В корпусе ещё неделей назад по тебе был справлен траур, — султан откинул назад полы кафтана и сел рядом с младшим. — Раб Чимин теперь мёртв. Жив только свободный неизвестный юноша.