Харам

      — Повелитель, а-ах, пожалуйста, быстрее, — капелька пота стекает по виску Юнги и капает прямо на чужую гладкую спину. Мужчина измученно жмурится на пике и безмолвно отдаётся нахлынувшему оргазму, наваливаясь на вжатое лицом в подушки тело. Сегодня султан вновь весь день был встревожен. Чувства между печалью и гневом вели нескончаемую борьбу внутри господского разума. К вечеру терпеть стало невозможно, и, послав к чёрту внутренний голос, мужчина отдал приказ вновь привести того, кто сможет хоть на считанные минуты освободить его от тяжких дум. Сейчас, лёжа на собственной постели и слушая чужое восстанавливающееся дыхание, Юнги вновь осознал: сколько не пытайся заменить одно другим — ничего не выйдет. Глядя на раскиданные по соседней подушке гладкие и удушающе сладко пахнущие волны чужих волос, султану вновь сделалось дурно. Снова совсем не то, снова не похоже, снова слишком тонкий стан и неприятные слуху стоны. — Ступай к себе, хатун, — расслабившаяся под тонким шёлковым покрывалом девушка вся сразу собралась и сжалась. — Повелитель, я не могу остаться? — юная красавица состроила умоляющие глазки. — Что из сказанного мной тебе не понятно? Иди, — мужчина встал с постели и, недовольно дёрнув плечом, вышел на террасу, оставляя наложницу в тишине и душащих слезах. Воды пролива были неспокойными сегодня и, грохоча волнами, омывали грубую каменную породу кромки мыса. Звёзд на небе видно не было, оно было застелено чернотой сгущающихся туч. Погода под стать настроению властелина. Воздух пах свежестью и предстоящей грозой, но к телу Юнги пристал приторный женский запах. Пальцы холодила прохлада гранита балконной ограды, а султан не устал признавать — каких бы только девушек он не приводил в свои покои, каждой здесь не место. Не достойны их тонкие шейки носить темнеющие следы от его губ и зубов. Не достойны глаза их видеть отражение наслаждения вперемешку с мукой на лице своего господина, а уши — его слышать. Жёсткие, выгоревшие на солнце и примятые юскюфом волосы необходимо ему сжимать тонкими узловатыми пальцами. А руки должны хранить запах пота и керосина факелов тесной казармы. Однотипные дни сменялись неделями, те в свою очередь месяцами. Намджун старался выяснить, в чём причина неясности разума султана, но тот молчал и изредка раздражался от подобных тем разговоров.

***

      — Новобранцы уже готовы пойти с нами в поход? Что думаешь об этом? — Юнги раскидал по тканевой карте среднего масштаба камушки из игры манкала, намечая приблизительные границы возможных будущих владений. — Готовы, но не из стамбульской орты. Тех нужно ещё более тщательно подготовить, дабы они смогли достойно заменить офицеров, идущих в шеренгах фронта. Для тыловых сгодятся и янычары из Бурсы и окрестностей Румелии. — Посмотрим сегодня, насколько ты прав. Оповести чорваджибаши, что вечером прибуду в корпус. Сопровождать вели Сокджину. Ты, кстати, тоже со мной идёшь, — Юнги собрал с карты камни, отмечающие крепости, в будущем пригодные для осады. — Как Вам будет угодно, Повелитель, — поклонившись, великий визирь удалился в свои покои. Ничто не предвещало беды.

***

      — Повелитель, мы отобрали самых лучших, как Вы и велели, — Мехмед-ага с гордостью готов был представить результаты своей работы. Султан был сегодня готов ко всему, но не к тому, что среди десяти самых лучших во втором ряду, глядя на впереди идущие подошвы, поднимающие пыль, будет шагать Чимин. Когда одабаши прибыл выбирать десятку, Чимин знал, что его имя с большой вероятностью тоже прозвучит, и, как ни странно, был рад этому факту. При всём при том его разум сопротивлялся до последнего, твердя мутнеющему рассудку: «Опомнись, ты ведь его ненавидишь». Ещё ступая по площади, янычару почудилось что-то неладное. Не соблюдая правил приличия, он шёл как обычно, не склонив головы. Украдкой оглядевшись, Чимин увидел то, чего видеть ему точно не следовало. Прямо за троном, по обеим сторонам от которого стояли два стража и великий визирь с хранителем покоев, под тенью одиноко стоящей киликийской пихты в султана целились ножом. Тело ослушалось разум, и азиат, не ведая, что творит, изо всех сил дёрнулся вперёд, проталкиваясь между солдатами первого ряда. Пока Намджун и Сокджин пребывали в замешательстве, Чимин подскочил к трону. Едва стражники, стоящие подле, вынули сабли из ножен, янычар столкнул султана с трона. В приглушенных звуках криков юноша завалился на Юнги, которого Намджун подхватил под руки. Успев подумать о смерти от руки янычара, султан зажмурился. Открыв глаза, Юнги принял на себя вес свалившегося на него без чувств тела. Белоснежная парадная рубаха с боку пропиталась алой кровью, юскюф свалился с потерявшей связь с миром головы. Клинок вошёл меж ребрами.