Давай поспорим

Томас выплывает из сна медленно – обезболивающие все еще туманят разум, притупляют боль, позволяя слабости разгуливать по телу. Он не совсем понимает, где он и что с ним, и отчаянно скребет пальцами по постели, пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы потом принять сидячее положение. Неожиданно над ухом раздается пищащий звук, а буквально минуту спустя в комнату вбегают мужчина и женщина. Оба – в белых халатах, однако Томас не совсем понимает – почему? Мужчина бросается к аппаратам, а женщина – к капельнице рядом с кроватью, на ходу доставая шприц. - Не…не…не надо… - кое как шепчет парень и в ту же секунду проваливается в темноту. Следующее пробуждение ото сна уже вполне осознанное: Томмо осматривается, обнаруживая себя в реанимационной палате, подключенным к куче непонятных аппаратов, и, вдобавок ко всему – на растяжке, поскольку часть его тела находится в гипсе. Он пытается вспомнить, как именно оказался в больнице, но последнее, что припоминает – неприятный разговор с Казу, а дальше – провал, поскольку память упорно отказывается давать ему хоть какие-то намеки на то, почему он оказался в больнице. Томас рвано выдыхает, чувствуя легкую боль в груди с левой стороны, и замирает, стоит ему услышать откуда-то из-за спины всего одно короткое слово «Очнулся?», а потом в поле его зрения появляется молодой мужчина-японец, опасно щурящий глаза и разглядывающий Томмо так, как хищник разглядывает свою добычу. - Ну что, как будешь платить за ремонт? – интересуется Тайки у рыжего гайдзина, рассматривая несостоявшегося самоубийцу. На постели перед ним – мальчишка-европеец с явно рыжими, но какими - то блёклыми, волосами, бледный, осунувшийся и с синяками под глазами. Конечно, больница не красит никого, но этот мальчишка чересчур бледен даже для пациента реанимации. Тайки бы сказал, что из гайдзина разом выкачали всю жизнь и все краски, оставив на постели невнятное бледное тело с мертвыми глазами. - Что? – кое-как выдавливает из себя Томас, с некоторым беспокойством смотря на японца. Его собеседник - молодой мужчина, одетый в нечто похожее на костюм от Армани. Туфли и часы, даже на вид выглядящие дорогими, только подтверждают эту догадку, и подросток теряется: он не может припомнить ничего такого, чтобы хоть каким-то боком быть причастным к стоящему в его палате мужику. А тот щурит глаза, тянет в жесткой усмешке губы, словно бы примеривается, каким образом будет извлекать из Томмо органы на ремонт своей дорогой тачки, и медленно тянет руку во внутренний карман пиджака. Томас напрягается, догадываясь, что может означать этот жест, и равнодушно смотрит на мужика. Если тот решит его убить, то пусть так, поскольку жить спокойно после всего произошедшего у Томаса вряд ли получится. А Тайки хмыкает, нарочито медленно достаёт из внутреннего кармана дорогой портсигар и извлекает из него сигарету, собираясь, против всяких правил, закурить, когда дверь в палату распахивается, впуская в комнату полноватого и кое - как одетого японца. - Томас! – толстячок бросается к кровати и хватает паренька за руки, заглядывая тому в лицо. Сигарета летит на пол, а брови Кавашимы удивленно ползут вверх под молодежную и ультрамодную стрижку, потому что… - Дядя Рюичи?! Рюичи Ямада и Тайки Кавашима сидят на лавочке рядом с больницей: первый пьет кофе, второй – курит. Вчера Томаса из реанимации перевели в обычную палату и, по словам врачей, через неделю его можно будет забрать домой. С одной стороны - это хорошая новость, радостная, но с другой – за прошедший месяц Томас не сказал ни одного слова. Вообще. Он не реагирует ни на частые приходы отчима в больницу, ни на врачей и медсестер, ни на злые шутки и подколы Тайки, когда тот изредка к нему заглядывает. Зачем он это делает, Кавашима не может объяснить даже сам себе, но видя, с каким отчаянием дядя Рюичи – лучший друг его отца с детского сада – в каждый свой приход пытается достучаться до пасынка, считает своим долгом хоть как-то помочь парню. - Когда Томаса можно будет забрать домой, дядя Рюичи? – докуривая сигарету до половины спрашивает Тайки, мысленно вспоминая свое расписание на ближайшие полторы недели. – Отец волнуется за вас, говорит, что в последнее время вы несколько раз посещали семейного доктора… - окурок сигареты летит в мусорку, а Тайки внимательно смотрит на собеседника. – Если нужна помощь, дядя Рюичи, только скажите… - Спасибо, Тайки-кун, ты всегда был любезным молодым человеком… - Рюичи-сан устало улыбается и делает глоток кофе. – Но, боюсь, в данной ситуации ты вряд ли сможешь чем-то помочь. Впрочем, как и я. Доктора говорят, что если в ближайшее время не наступит улучшения, придется переводить Томаса на таблетки… - мужчина допивает кофе и с неожиданной злостью сжимает в руках пустой бумажный стаканчик. - Я думал, что ему будет лучше. Что смена обстановки поможет ему справиться со смертью матери, а вышло так, что я сделал только хуже… Понять не могу, где я просчитался и когда не досмотрел, что все скатилось вот к этому… - Все наладится, дядя Рюичи, вот увидите. Томас вернется в школу, а там, среди друзей, ему станет лучше… - Не будет никакой школы, Тайки-кун… - Рюичи-сан качает головой. – У него случилась паническая атака, стоило мне только завести разговор о школе и его школьных друзьях. А когда я попытался его расспросить…он…он сорвался и наговорил всякого… - японец вздохнул. – Видно, придется переводить его в другую школу в самом начале учебного года или оставить на домашнем обучении… - Паническая атака, говорите? – Тайки далеко не дурак, и, сложив все имеющиеся факты воедино, лезет в карман за личным телефоном. Всего лишь несколько смсок, и через несколько дней он будет знать о том, что случилось с Томасом в школе. А там….там он посмотрит, как распорядится этой информацией… - Собирайся! - Что? - У тебя есть десять минут на то, чтобы тепло одеться и написать дяде Рюичи записку о том, что ты со мной… - Тайки оттирает плечом вглубь квартиры опешившего Томаса, и захлопывает дверь, лишая соседей возможности досмотреть спектакль до конца. - Да что, черт возьми, происходит? – Томас не двигается с места, нелюдимым мрачным памятником стоя посреди коридора. Тайки закатывает глаза и раздраженно щурится, что бывает всякий раз, когда пасынок дяди Рюичи начинает «вставать в позу». - Десять минут, Том-Том. Не успеешь – поедешь как есть. Я тебя предупредил. И время пошло… - Кавашима демонстративно смотрит на часы, замечая, как рыжий морщится от придуманного прозвища, но все же разворачивается на пятках, и, бормоча себе под нос что-то по - английски, уходит собираться. Если Тайки правильно услышал, то его только что обозвали мудаком и придурком. Японец улыбается и ерошит волосы. С того злополучного дня прошло чуть больше четырех месяцев, и это первый раз, когда сидящий на антидепрессантах подросток хоть как-то пошел на контакт. - Ну и куда мы едем, что нужно одеваться, как на Северный полюс? – десятью минутами спустя интересуется Томас, обувая кроссовки. На нем, как и на самом Тайки, джинсы, футболка, худи и жилетка. - Увидишь… - отвечает японец, распахивая дверь. Томмо ничего не остается, как выйти из квартиры и наблюдать за закрывающим дверь Тайки, который, закончив возиться с замком, убирает ключи к себе в карман. – Все, давай, шевелись, время поджимает… Через двадцать минут красавец мерседес подруливает к небольшому частному аэропорту. Тайки едва ли не пинками выгоняет из машины огрызающегося и плюющего ядом Томмо, достает из багажника рюкзак, и, прихватив подростка за капюшон худи, едва ли не волоком тащит к стоящему невдалеке вертолету. Конечная цель их путешествия находится в получасе лета, и японцу доставляет удовольствие издеваться над рыжим, всячески уходя от ответа на вопрос «Куда мы летим». Когда у Томмо заканчивается терпение, а часы на приборной доске рядом с пилотом показывают начало первого ночи, Тайки молча притягивает подростка к себе и тыкает пальцем в окно вертолета. Рыжий, уже открывший было рот, чтобы возмутиться подобным хватанием, так и застывает, не в силах произнести ни слова. Потому что не узнать национальный символ Японии, пусть и в густой чернильной ночи, просто невозможно: прямо под ними расстилается величественная Фудзисан с кое где белеющими шапками снегов. Вертолет садится на небольшой смотровой площадке, пилот глушит двигатель и выжидательно поворачивается к пассажирам. Тайки открывает дверь, пихает локтем все еще находящегося в ступоре Томаса, заставляя того выпрыгнуть наружу, подхватывает свой рюкзак, какой-то объемный тюк, небольшую сумку и покидает салон. Шумит мотор, вертолет поднимается в воздух и через десять минут пропадает из зоны слышимости. - Может, все же объяснишь, что это значит? – Томас первым нарушает тишину, царящую на площадке. Тайки хмыкает и принимается распаковывать тюк, извлекая из него большой фонарь. Щелкает кнопкой, от чего площадку заливает свет, и продолжает дальше заниматься распаковкой вещей. На свет божий появляется толстая пенковая подстилка, два спальника и небольшая походная горелка. - Японцы говорят, что тот, кто не поднимался на Фудзисан и не встречал на ней рассвет – глупец, а кто поднимался на нее дважды – глупец вдвойне…Считай, что это возможность начать жизнь заново. Забыть все то, что было в прошлом, и начать все с нового и чистого листа. А для этого надо хотя бы раз встретить рассвет на Фудзисан… - мужчина уселся на свой спальник и зажег горелку. Хлопнул рядом с собой, приглашая Томаса присаживаться рядом, и занялся разбором рюкзака. – Ты знал, что наши предки, айны, считали, что здесь, на горе, живет огненное божество, которому они поклонялись и которому приносили жертвы??? – рыжий отрицательно покачал головой и с опаской присел на свой спальник, вслушиваясь в то, что говорил ему Тайки. А тот рассказывал ему различные легенды и предания, связанные с горой, подсовывал кофе и бутерброды и заставлял греть руки над горелкой, чтобы не так голодно и холодно было сидеть до самого утра. Так что когда первые робкие лучи раскрасили небосклон, Томас искренне смеялся над очередной забавной историей из студенческой жизни Тайки, которая была у него в Гарварде, слизывал с пальцев остатки соуса от бурито и смотрел на клубящийся внизу туман. В голове постепенно прояснялось, а на душе делалось легче, словно восходящее солнце своим светом прогоняло тьму, прочно живущую у подростка в душе последние полгода. - Тайки? - Мммм? - Могу я попросить тебя об услуге???