«Кукла колдуна». Том I.

Поезд встал лишь через двое суток. Катя была измотана долгим лежанием в скрюченной позе, отчего, сойдя с поезда, тут же прошлась по окрестностям. Территория была усеяна зелеными холмами, что стало поводом для того, чтобы Катя посчитала это место западом «Великой Руси». «Смоленская, Брянская область? Где я?» – помыслила Катя. Эти вопросы были перебиты осознанием своего голода. Она принялась за поиски съестного. Эти поиски вывели ее на пустую трассу, по которой не проехало ни велосипеда. «Дорога, а уж, тем более, сельская, должна вести в тот или иной населенный пункт» – использовала логику Катя. Так и было. Катя увидела вдалеке пару-тройку домишек и ускорила шаг. Приближаясь к домам, она ступила на булыжную мостовую. Она никогда не видела такого в российских деревнях, да и дома, к которым она бежала, были необычными: они были двух-, трехэтажные, с опорами вынесенными наружу. Катя смотрела Варламова, отчего сразу смекнула, что это фахверк. «Откуда в России дома, характерные для центральной Европы?» – подумала Катя, но вдруг она опустила глаза чуть ниже и увидела лавку, на которой было написано «Frischdienst». Вопросов более быть не должно: это Германия. «К-к-как так? Я же совершенно не знаю язык! Да и к тому же, у меня с собой ни копейки, тем более, что копейки в Германии спросом никак не пользуются». Катя вошла в истерику. Она принялась орать и реветь, рвать свою одежку монахини и бить себя кулаками. Она присела и стала проговаривать себе под нос недавно выученные молитвы. По прошествии двадцати минут ее молитвы были услышаны. Рядом проходил мужчина, услышав русскую речь, он подошел к Кате и на русском, не без примесей, языке, говорил: «Девочка, что-то случилось? Ты русская? Почему ты одна?». Катя уж было принялась радоваться и отвечать на поставленные вопросы, как тут он повел ее к себе домой: «Пойдем домой, там обо всем и поговорим». Войдя в его двухэтажный дом, он усадил Катю на стол и налил чай. «Ну, как ты все-таки оказалась здесь, в Германии?» – спросил мужчина. Кате стало стыдно за то, чем она занималась последние две недели, потому она солгала, что обо всем напрочь забыла. «Ну хорошо, будем знакомы. Зови меня Ольгред. А тебя как звать?» – спросил парень. «Я Катя, Катя Адушкина» – ответила она. «Хорошо, будешь жить у меня. А, да, только не заходи в мою комнату, да и на второй этаж в принципе». Катя удивилась, но молча согласилась. «Твою комнату я сейчас обустрою» – продолжал он. Вскоре все было готово. Кате придется там жить ближайшие несколько месяцев. Вечерело. Катя пожелала Ольгреду спокойных снов и легла спать. Она не могла уснуть, она думала – думала о приключившимся с ней: о попах, о монахе, поезде, о насильнике Семене, о ее страсти к Маше, о Германии, о маме, наконец. «Как она себя чувствует после двух недель моего отсутствия?» – испуганно подумала Катя. В то же время в Москве. Ее мать, окровавленная, не выдержавшая потери ребенка, лежит в своей комнате с новым кухонным ножом и изрезанным горлом, с засохшими на щеках слезами и утерянной навсегда возможностью повидать Катю. Маша, озлобленная и поникшая, в подворотне, вгоняющая в вену партию нового, очень много для него стоящего героина. Семен, насилующий девушек, но без той любви, а лишь со злостью и горечью на душе. Пигидий, сидящий в СИЗО за похищение и растление несовершеннолетней, не знающий, что его ждет в камере.