Sing To Me Your Insanity

      — Круцио!       Это были первые услышанные слова, когда Гермиону безжалостно выдернули из её бессознательного состояния обратно в живой мир. Она тут же вскрикнула от боли, выгнув спину под немыслимым углом в жуткой агонии.       Также внезапно, как началось заклинание, также быстро оно и прекратилось.       — Просыпайся, просыпайся, грязнокровка! — где-то позади послышался отвратительно-сладкий голос.       Гермиона совершенно не была готова открыть глаза. Во-первых, потому что ей было неимоверно больно, во-вторых, потому что девушка всё ещё могла притворяться, что находится без сознания.       Она боялась, что если всё же откроет глаза и увидит Беллатрикс во плоти, направившую на неё свою чертову палочку, то больше не сможет притворяться, будто все это происходит лишь в её голове.       Безумие, вызванное паранойей и нарастающей тревогой.       Сначала казалось, что это было хорошей идеей, пока шатенка не поняла, кого именно пытается игнорировать.       Её сердце наполнилось облегчением, когда заклинание «Круциатуса» не было произнесено вновь, но затем металлический звук ключа, входящего в замок, разнесся эхом по всей комнате. Гермиона слышала, как со скрипом распахнулась дверь поблизости. Чьи-то сапоги нетерпеливо застучали по твердой поверхности земли, на которой лежала гриффиндорка, давая ей лишь пару секунд, чтобы создать хоть какую-то иллюзию подготовки. Гермиону подняли из позы эмбриона цепкой хваткой у корней волос. Не в силах больше притворяться, девушка протянула руку, пытаясь высвободиться из болезненной хватки. Её жалкие попытки оставались неудачными, но гриффиндорская целеустремленность не давала прекратить борьбу.       И это была ещё одна ошибка.       Беллатрикс ждала ответной реакции и, видя, что ей не удается получить то, чего хотела, темная ведьма бросила девчонку обратно на землю, посылая первый болезненный удар в живот, тем самым вынудив тут же вскрикнуть от боли. Гермиона сжалась как можно сильнее, отчаянно пытаясь защитить свой живот и внутренние органы от ударов. Однако, пытаясь подтянуть левую ногу ближе к груди, она услышала звякающий звук, который и препятствовал её движениям.       Шатенка удивленно распахнула глаза, обнаружив, что она прикована к стене. Затем, когда она по-настоящему огляделась, её сердце в ужасе сжалось, падая еще ниже.       Беллатрикс не просто приковала её к стене, она находилась внутри клетки. Большой клетки, но, тем не менее, клетки. Холодный каменный пол составлял всё убранство её нового жилища. Единственный свет, который она видела, струился по ту сторону прочной решетки её тюрьмы. Горечь захлестнула её сердце ещё больше, когда шатенка заметила, что её клетка находится в теплой и роскошной комнате, о которой можно только мечтать. Гермиона ничуть не сомневалась, что тёмная ведьма сделала это нарочно. Она специально давала ей проблеск экстравагантности и комфорта, который, как знала Гермиона, она никогда больше не получит.       Её нарастающий гнев на все действия женщины привел к тому, что шатенка почувствовала себя неестественно безрассудной, что заставило её поднять взгляд на своего партнера и усмехнуться, глядя на самодовольное выражение на её лице.       — Если ты думаешь, что будешь держать меня взаперти, как какое-то животное, то ты ошибаешься, — прорычала девушка.       Беллатрикс искренне рассмеялась, закручивая свою палочку в черных волнующихся волосах, спадавших на её лицо.       — Мой ты умник! Посмотрите, какая яркая грязь, — ласково промурлыкала женщина. — Ты права. Я не держу своих заключенных взаперти наверху. Они спускаются в подземелья.       — Тогда почему я здесь? — тут же смело спросила девушка.       — Потому что я всегда любила выставлять свои любимые игрушки напоказ, — рассмеялась женщина, отбрасывая руки в стороны, и на её лице появилось маниакальное выражение. — Зачем тебе сидеть в темнице, где я не смогу услышать твои милые крики?       — Ты больна, — прошептала Гермиона, совершенно не заботясь, услышат ли ее или нет. — Я не собираюсь играть в твои извращенные игры, Беллатрикс. Я лучше умру, чем позволю играть со мной так, как ты хочешь.       Это заявление заставило её снова рассмеяться, а затем женщина уверенно шагнула вперед, присев на корточки, чтобы посмотреть ей в глаза.       Это была борьба за власть, и Гермиона не осмелилась отвести взгляд, тем самым показывая слабость.       Беллатрикс сначала молчала. Она просто внимательно смотрела на девушку, оглядывая ту с головы до ног, вызывая мурашки на спине Гермионы. Женщина лишь наблюдала за каждым её мимолетным движением, оценивая её и одновременно разрушая под натиском своего взгляда.       Гермиона ненавидела его.       Ей не нравилось чувствовать себя более ущербной, и всё же в глазах Беллатрикс она видела, что она именно такая.       Животное.       Грязнокровка.       Всего лишь грязь на подошве её аккуратно зашнурованных ботинок.       Всё то, чем, как девушка знала, она не являлась.       Потому что она стоила больше, она заслуживала большего, но жизнь подставила ей подножку. Шансы, что её найдут, были невелики, и она не была уверена, что после того, что с ней сделает её пара, Гермиона захочет, чтобы её нашли. Прошло всего несколько часов её пребывания в плену, и она уже начала терять надежду. Это было жалко, и шатенка ненавидела себя всё больше и больше, потому что продолжала лежать тут, жалея своё положение.       И она остановилась.       Нет. Я гриффиндорец, ради Мерлина!— резко оборвала она себя. — Мы не остаемся сидеть как беспомощные овцы перед лицом опасности. Мы стоим и боремся до самого конца, несмотря ни на что.       Гермиона с радостью решила проигнорировать тот факт, что она не могла даже стоять в полный рост, учитывая высоту её клетки. Но даже это не удержало ее от того, чтобы бросить в Беллатрикс яростный взгляд, полный борьбы и неповиновения.       Именно в этот момент она должна была понять, что её безрассудная храбрость не принесет ей ничего хорошего.       Беллатрикс пристально вгляделась в её лицо, медленно поднимаясь на ноги, вынуждая Гермиону все больше нервничать. Кривая палочка в руках женщины снова была направлена в её сторону.       — Сейчас я так хорошо знаю этот взгляд. Я столько раз видела такое же выражение на их лицах, — Беллатрикс подошла ещё ближе. — Лонгботтомы, потом эта грязная дворняга — Сириус, и бесчисленное количество грязнокровок, которых я убила во имя моего господина, — все они имели этот чертов взгляд. Такая решимость, такое бесстрашное мужество, когда они стояли передо мной. Как ты. Но знаешь что?       Видимое спокойствие, расположенное на её лице, теперь сменилось абсолютным безумием.       — Я жажду этого взгляда больше всего. Ты, кажется, удивлена, грязнокровка. Ты думала, что я рассержусь, не так ли? То, что ты смотришь на меня так, будто это я прикована к стене, должно заставить меня впасть в истерику?! — женщина откинула голову и рассмеялась. — Даже не близко! Пока у тебя этот взгляд, это значит, что ты хочешь жить. Это значит, что ты всё ещё хочешь бороться со мной, используя зубы и ногти, лишь бы сбежать. Но кроме этого, это значит, что я могу сделать так, — Беллатрикс прижала конец палочки к среднему пальцу Гермионы. — Флекте!       Шатенка глубоко прикусила язык, когда её средний палец согнулся под неестественным углом. Кровь начала стекать по подбородку и капать на пол из её рта, когда Беллатрикс с садистским ликованием начала тыкать в её сломанный палец.       — Чем дольше ты продержишься, тем дольше я буду играться с тобой, — она переместила палочку к большому пальцу на противоположной руке. — Чем дольше я буду играться с тобой, тем меньше мне будет скучно, пока я планирую, что сделаю с твоими маленькими друзьями. Флекте!       Молодая сирена вновь заглушила свои крики, не желая давать Беллатрикс наслаждение от её криков боли, что, как знала Гермиона, жаждала услышать тёмная ведьма. Горячие слезы беспомощно стекали по ее лицу. Но девушка уже подвергалась несколько раз пыткам этой женщины; она могла сделать это вновь.       По крайней мере, это то, что шатенка отчаянно продолжала твердить себе.       К её сожалению, Беллатрикс была столь же терпелива, сколь Гермиона храбра.       — Ничего? Я впечатлена, грязнокровка. Думаю, это действительно будет весело. Так что я заключу с тобой сделку, так сказать, маленькую награду, если ты хочешь, конечно, — девушка почувствовала, как твёрдая палочка её похитителя скользнула вдоль ее горла. — Умоляй. Умоляй меня отпустить тебя, и я оставлю тебя в покое.       Гермиона усмехнулась.       — Ты действительно думаешь, что я поверю тому, что ты скажешь? Я не идиотка и не доставлю тебе такое удовольствие.       Смех эхом разнесся по комнате, и следующее, что почувствовала Гермиона, был удар её головы о твердый бетонный пол. Последующий удар тяжелых ботинок о её череп окончательно сотряс её уже стиснутые зубы. Она не была уверена, было ли теплое ощущение на её черепе от самого удара или же от свежей крови, стекающей ото лба по щеке вниз.       — О, ты говоришь так, будто я спрашиваю, — шатенка почувствовала, как та же палочка скользнула вниз по её спине, по изгибу бедер, а затем остановилась на задней части ноги. Гермиона съежилась, почувствовав, как другая рука ласково прошлась по её шее и волосам, на вид мягкое движение, наполненное лишь злым умыслом. — Но так как это наш первый день вместе, я дам тебе знать об этом сейчас, — теплое дуновение воздуха защекотало кончик её уха. — Я единственная из нас, кто дает и берёт. Именно поэтому, когда я скажу тебе умолять, ты будешь умолять. Имаго Ардентес, — под конец прошипела Беллатрикс.       Тело Гермионы горело изнутри.       Корчась от боли, девушка металась по земле, а её пара радостно хихикала над ней. Это было точно так же, как в ту ночь в лесу. Боль. Агония. Все это, как она знала, должно было стать её будущей жизнью. Беллатрикс продолжала удерживать заклятие, ни разу не прерывая контакта, и чем дольше оно продолжалось, тем больше Гермиона чувствовала, что начинает проваливаться. Возможно, это её нервы начали буквально гореть, но это был иной огонь, который зарождался внутри неё.       Ярость.       Ярость, которая смогла заглушить даже жжение, царящее вокруг неё, захлестнула её. Но Гермиона знала, что это не её ярость. Она начала бояться. Страх, тревога и боль были единственными чувствами, которые шатенка сейчас могла испытывать, но под менталитетом собственного сознания девушка чувствовала, как её внутренняя сирена выходит наружу.       Это приводило её в ярость.       Сирена знала своего супруга, знала, что женщина перед ней должна была быть её второй половинкой. Той, что сделает ее счастливой и полной, и всё же её партнер был здесь, причиняя им только боль.       Почему? Почему она причиняет нам такую боль? Что мы ей сделали?       Гермиона хотела сказать, что они ничего ей не сделали, что это просто садистская натура их супруга, но поняла, что у Беллатрикс просто нет сердца. Да, шатенка чувствовала то же самое.       Что они сделали ей?       Что Гермиона сделала в этой жизни неправильно, чтобы заслужить такое наказание от единственного человека, кто должен был любить её больше всего на свете? Человека, которого она должна была полюбить всем сердцем? Это был вопрос, на который девушка знала ответ.       Ничего.       Она ничего не сделала.       Гермиона просто родилась сиреной, и случилось так, что Беллатрикс также была сиреной, тем более её второй половинкой. Это был шанс на миллион. Это был злой рок судьбы, который связал их судьбы и характеры.       Но она не была готова быть марионеткой судьбы.       Шатенка видела, что судьба сделала с Гарри, как парень оказался в её дьявольских когтях, и все же она знала, что он нашел способ обойти это. И если Гарри смог найти способ изменить свою судьбу, то и она могла.       Гермиона не хотела жить, как жертва и знала, что, оставаясь здесь с Беллатрикс, было слишком мало шансов, что она сможет стать чем-то большим. И поэтому сейчас ей придется отбиваться всем, что у нее есть, и если это, в конце концов, убьет её …       Тогда, возможно, это и к лучшему.       Беллатрикс склонилась над ней, прижав палочку к телу, не сводя пристального взгляда с девушки под ней.       Хорошо. Гермионе хотелось смотреть ей прямо в глаза, когда она в очередной раз пыталась сделать нечто невероятно глупое.       — Хватит, — прошептала она между судорожными вздохами боли. Не похоже, что это как-то бы повлияло на нападавшего. — Хватит, — собрав всю свою силу, ей удалось выкрикнуть это чуть громче.       В этот раз Беллатрикс заметила.       — Что ты сказала? Ты готова умолять? — поинтересовалась тёмная ведьма тошнотворно сладким голосом.       Она насмехается над нами. Она причиняет нам боль. Ты должна её остановить. Заставь её остановиться. Она должна остановиться.       Гермиона никогда прежде не ощущала силу присутствия сирены так сильно и близко, как в этот момент. Она практически слышала её, как будто она шептала эти слова ей в ухо, а не приглушенным голосом где-то в глубине сознания.       — Хватит, — выкрикнула Гермиона немного громче, и обжигающее чувство заклинания Беллатрикс стал чуть более терпимым.       — О, это не похоже на мольбу. Умоляй. Ты будешь умолять, прежде чем я решу остановиться, — угрожающе прошипела женщина.       — Нет, я не буду. Я не умолять, ни сейчас, ни когда-либо. Я сказала, хватит! — удалось выдавить Гермионе, но боль в её теле лишь усилилась, когда гнев Беллатрикс начал набирать обороты.       Она остановится. Она должна остановиться. Скажи ей. Заставь её. Мы целы сейчас. Сделай ей так, как она делает с нами.       Возмущалась сирена в её сознании. Гермиона не знала, как это описать, но на неё нахлынуло чувство, которое заставляло её сопротивляться вопреки силы проклятия, наложенного на её тело, и сесть в защитную позу эмбриона. Это было странное ощущение, которого она никогда прежде не испытывала, но оно придавало ей сил, в которых так сильно сейчас нуждалась шатенка. Силы, которые она так отчаянно жаждала с того самого момента, как Беллатрикс впервые напала на нее, чувствуя себя невероятно слабой из-за всей этой ситуации. Её грудь наполнилась потоком воздуха и электричества, что наполнило её тело чем-то совершенно инородным и неестественным. Это было похоже на момент перед тем, как Гермиона обычно начинала петь, но все равно как-то иначе.       Это было сильнее. Более первобытно.       Это была совершенно грубая эмоция, смесь страха за собственную жизнь и гнев за будущее, о котором Гермиона не просила. Этот гул рос внутри нее, оставаясь незаметным для Беллатрикс, кипя и урча по всему телу, пока шатенка не почувствовала, что больше не может сдерживать эту бурю внутри себя.       И она без каких-либо колебаний высвободила всю эту силу.       — Я сказала — хватит! — крикнула Гермиона, глядя из-под ресниц на темную ведьму. Ударная волна потрясла комнату, отправив женщину в полет до металлической решетки тюрьмы девушки, одновременно отменяя заклинание.       Гермиона задохнулась, неловко глотая воздух, словно рыба, выброшенная из воды на берег, когда её освободили от мучений сжигания изнутри. Она чувствовала, как её сирена сладко воркует откуда-то издалека, радуясь тому, что шатенка смогла постоять за себя, но в тот же момент, оплакивая то, что причинила боль их паре.       Это действительно было горько-сладкое чувство.       Но эта горечь не шла ни в какое сравнение с тем абсолютным ликованием, которое она испытывала, глядя, как Беллатрикс потрясенно привалилась к решетке. Было очевидно, что этот удар ошеломил женщину, но Гермиона знала, что та всё ещё в сознании.       И это было ясно не только из-за сверкающих темных глаз, смотревших на неё с другого конца комнаты.       Нет, было что-то ещё, присутствующее в воздухе, чего Гермиона никогда раньше не чувствовала, но это всё же сумело послать холод по спине.       И тогда она услышала это.       Глубокий и зловеще грохочущий звук заставил ее отползти к дальнему углу клетки, в ужасе уставляясь на женщину напротив.       Слабый скрежет сапог эхом разнесся по комнате, когда урчание Беллатрикс стало ещё громче. Гермиона жалко наблюдала, как тёмная ведьма наклонилась вперед, выглядя, словно сломанная марионетка без веревочек; её черные густые волосы полностью закрывали лицо.       — Грязнокровка… — прошипела женщина низким певучим голосом. — Грязнокровка, — позвала она чуть громче.       Гермиона перестала дышать, не говоря уже о том, чтобы решиться ответить Беллатрикс.       — Почему я на полу, грязнокровка? — поинтересовалась она. Со всей грацией свирепой пантеры, тёмная ведьма скользнула вперед, передвигаясь на четвереньках ближе к её углу, где на земле и сидела Гермиона. Не в силах убежать, шатенка могла только задрожать от страха, когда Беллатрикс приближалась ближе. И этот эффект женщина могла произвести даже без своей палочки.       — Держись от меня подальше, — прохныкала девушка. В глубине души она надеялась, что, если женщина увидит, что она не так беззащитна, как это казалось, этого будет достаточно, чтобы заставить Беллатрикс отступить, но судя по тому, как себя вела тёмная ведьма, Гермиона понимала, что это совершенно не так.       — Она говорит, держаться мне подальше? Как будто она тут хозяйка. Как будто она стала сильнее лишь потому, что стала немного громче, — бормотала бывшая Пожирательница Смерти себе под нос. Она делала это так, будто разговаривала даже не с Гермионой, а с кем-то другим, кого не могла видеть шатенка. — Она думает, что может делать это и ей ничего за это не будет.       Гермиона вскрикнула, когда острые ногти впились в её лодыжки, потянув её тело к Беллатрикс. Инстинктивно она попыталась высвободиться, но из-за хватки на ногах и металлической цепью, удерживающей её в пределах одного места, это было практически бесполезно.       Но её верхняя часть тела всё ещё была свободна.       И её снова охватило мужество и храбрость, чтобы изо всех сил замахнуться на женщину, ударив ту по голове. Удар пришелся так, как она и хотела, но ударная волна боли вернулась к ней, напомнив о её искалеченных пальцах.       К ужасу Гермионы, Беллатрикс приняла удар, даже не вздрогнув.       И помимо того, решила вернуть долг.       Первый удар застал её врасплох.       После второго удара она выплюнула собственную кровь рядом с собой.       К третьему Гермиона стала достаточно умна, чтобы попытаться заблокировать своё лицо от дальнейшего нападения, прежде чем женщина сможет нанести ещё больший ущерб. Хотя её руки были не намного здоровее. Беллатрикс была в бешенстве, нанося удары по её рукам, используя всю свою силу, причем пользуясь маггловскими способами.       Девушка даже не знала, что потрясло её больше: тот факт, что тёмная ведьма бросила палочку, лишь бы напасть на неё, или тот факт, что Гермиона разозлила её до такой степени, что та решила напасть, пользуясь маггловскими средствами.       Когда боль в руках усилилась, шатенка решила, что ей все равно.       И, примерно в это же время, Беллатрикс, кажется, прекратила свои игры.       Удары прекратились, и Гермиона обнаружила, что её руки крепко прижаты к груди сильным телом женщины на ней. Не в силах использовать что-либо для собственной защиты, Гермиона почувствовала панику. То же чувство беспомощности, что и тогда в поместье Малфоев, охватило её, и девушка снова почувствовала присутствие сирены, недовольно напомнившей о своем существовании. Она успела выплюнуть один острый гул, прежде чем кто-то схватил её за горло, перехватив всё дыхание.       — Один и тот же трюк не сработает дважды, девочка. Такая маленькая шея. Такая тонкая и хрупкая под моими пальцами, — она сжала её еще сильней, и кривая усмешка скользнула по её лицу. — Может быть, я пока не могу убить тебя, но, думаю, сломанная трахея, вряд ли причинит тебе вред. А теперь лежи спокойно, — зарычала Беллатрикс.       — Нет… стой… — выдохнула Гермиона, не обращая внимания на слёзы, которые беспомощно стекали по её лицу при мысли, что Беллатрикс может с ней сделать. Ей нужен был её голос. Она прекрасно знала, что случится, если она больше не сможет петь.       Это сведет её с ума. Гермиона боялась этого больше всего.       Гриффиндорка попыталась открыть рот, отчаянно пытаясь выдавить хоть что-то, чтобы заставить Беллатрикс отпустить её. Тихие писки и сдавленные звуки — это все, что смогла произнести шатенка, и вскоре ее глаза затуманились, когда кислород в ее организме стал опасно граничить с абсолютной нехваткой. Ей нужно было какое-то отверстие, хотя бы небольшое, но достаточное, чтобы сделать вдох и произнести одно слово.       Именно в этот момент Гермиона думала о своих родителях. О её пропавших маме и отце, которых она отчаянно желала увидеть снова.       Она думала о Гарри с Роном, которые, без сомнения, обыскивали каждый тёмный угол, чтобы найти свою подругу и благополучно доставить её домой.       Гермиона думала о Джинни, Невилле и Луне, которым она хотела бы спеть снова в выручай-комнате, пока профессор Макгонагалл сидела бы рядом, смотря на них с умиротворенным выражением лица.       Она хотела вернуться к прежней жизни.       Она хотела снова быть счастливой.       Адреналин, перемешанный с шоком от внезапной энергии, прокатился по её телу. Магия бешено стучала в её груди, пока сирена захватывала над ней власть. Внезапно мир стал более сфокусированным; Гермионе стало легче дышать, несмотря на то, что она все еще не имела доступа к воздуху. Девушка встретилась взглядом с Беллатрикс, смотря ей прямо в глаза, которые казались ей почти потусторонним по своей природе. И где-то на переднем плане её сознания раздался шепот.       Посмотри на неё. Увидь её. Посмотри, чего добивается наша пара.       И Гермиона повиновалась.       Девушка не знала почему, но когда она взглянула в глаза другой сирены, это было всё равно, что смотреть сквозь стекло. В этот момент она, как никогда, чувствовала себя совершенно маленькой. Это зрелище, этот прилив энергии был не её собственной магией, а магией существа, которое было её значительной частью.       И с его помощью она могла видеть Беллатрикс насквозь.       То, что она там увидела, было физически больно.       Там была лишь темнота.       В её взгляде не было ничего, что намекало бы о той женщине, которую некогда считали самой яркой и могущественной ведьмой своего времени. Беллатрикс с её новообретенным взглядом, была лишь сосудом для мрака и тьмы. Была той, кто переполнен тьмой настолько, что он буквально вырывался на свободу, оставляя в сердце тёмной ведьмы ничего, кроме зла и желания причинять боль.       Гермиона не хотела этого чувствовать.       Мерлин, она не хотела испытывать это чёртово чувство.       Но теперь, теперь, когда она смогла заглянуть в глаза Беллатрикс — в самую её душу, — ей стало жаль своего партнера.       Азкабан сделал её такой.       Или женщина была такой задолго до этого.       Гермиона не могла сказать.       Место, где начиналась тьма и где начиналась сама ведьма, было так переполнено, что невозможно было знать, что именно ты видишь, и неожиданно сердце Гермионы наполнилось горем. Всплеск силы, которая всё это время безмолвно нарастала и крепла в ней, наконец, с напряженным стоном вырвался наружу. Этого было достаточно, чтобы Беллатрикс на мгновение оторвала руки от шеи девушки под ней.       Это было всё, что ей нужно.       Жалость, которую она чувствовала, глядя на Беллатрикс, вырвалась из её горла скорбным воплем.       Долгожданный воздух заполнил её грудь, когда тёмная ведьма отскочила от неё, откинувшись назад так, будто её физически обожгли.       Гермиона ни на секунду не прекратила свой нарастающий вой, льющийся из её рта и, не прерывая зрительный контакт с женщиной.       И она была рада этому, иначе не заметила бы ужаса на лице Беллатрикс.       Подожди… что?— смутно подумала Гермиона про себя.       Нет, это было на самом деле, и Гермиона не сошла с ума.       Беллатрикс выглядела напуганной.       Было совершенно сюрреалистичным видеть, как быстро гнев сменился неподдельным страхом; то, что Гермиона никогда не видела прежде и не думала, что увидит когда-либо в будущем на лице другой сирены.       И всё же они обе были здесь, когда Гермиона видела этот взгляд, который девушка будет помнить до конца своих дней.       Затем, так же быстро, как это и началось, страх Беллатрикс исчез, пока она пыталась прикрыть уши; её глаза смотрели на неё с непомерной яростью.       — Заткнись, грязнокровка, — закричала она на Гермиону, но девушка продолжала свой вой, не обращая внимания на крики темной ведьмы. Беллатрикс, видя, что это не работает, попыталась наброситься на неё, но шатенка стала выть еще громче, заставив другую сирену упасть на колени, пока её руки яростно царапали свои уши. — Заткнись, заткнись, заткнись! — начала визжать Беллатрикс.       Гермиона видела, каким стало тело женщины, она вытянулась в явно болезненной позе на полу, выглядя так, будто испытывала острую физическую боль.       Часть Гермионы задавалась вопросом, было ли это на самом деле, или это было лишь в её голове.       Но это явно было не то, что заставило бы её остановиться в любом случае.       Потому что Гермиона знала, что эта боль заслужена.       Если бы у Беллатрикс была такая возможность, она сделала бы то же самое. Продолжала бы пытать и причинять ей боль.       И, в конце концов, сломала бы её.       Без её ведома мысли Гермионы приняли более мрачный оборот, одновременно меняя голос в соответствии с её неустойчивыми эмоциями.       Почему бы ей не сделать то же самое? Почему только она должна страдать?       Посмотри на неё,— сказала Гермиона себе. — Ты можешь причинить ей боль. Ты можешь мучить её, так же как она мучила тебя. Это то, чего ты хотела.       Шатенка не могла слышать свой голос в тот момент, но если бы смогла, то была бы потрясена тем, насколько искаженным он стал. Жалостливые вопли давно прошли, которые охватили её разум после того, как девушка заглянула в глаза своей пары ранее. Звук, исходивший из её рта, стал тёмным. Искаженный, звук, мало чем отличавшийся от того, что издавала Беллатрикс, при их встрече в лесу. Она больше не хотела чувствовать жалость к монстру, сидящему перед ней. Гермиона больше не хотела жалеть своего партнера.       Женщина этого не заслуживала.       Нет, она хотела ненавидеть Беллатрикс. Хотела раздавить женщину так же, как она хотела поступить с самой Гермионой.       И ты можешь сделать это сейчас. Ты чувствуешь это? Посмотри, что мы делаем. Посмотри, что мы можем сделать, — приказала себе шатенка, а затем обратилась к внутреннему голосу, который помог сделать её пару неподвижной на земле.       Неподвижной…       Голос Гермионы оборвался, словно сломанный динамик.       Беллатрикс не двигалась.       Дрожащими руками девушка закрыла свой рот и закричала. Она отодвинула от себя сирену настолько далеко, насколько это вообще было возможно. И как только её присутствие исчезло, это было похоже на завесу, снятую с её глаз, чтобы теперь она смогла увидеть мир с абсолютной ясностью.       — Что я наделала? — ахнула Гермиона, глядя на неподвижную Беллатрикс сквозь слезы.       Тёмная ведьма не двигалась и единственным признаком того, что она всё ещё жива, были медленные и поверхностные движения её груди. Её ониксовые глаза безучастно смотрели на Гермиону, широко распахнутые и совершенно пустые. Без страха. Без гнева. Просто стеклянный взгляд, который показывал, что она была всё ещё жива, но явно не здесь.       Гермиона невольно напряглась.       Женщина с легкостью могла притвориться, как это было и раньше, она не забыла об этом ещё. В любой момент она могла вскочить со всего места и снова напасть на неё.       В любой момент…       Ничего.       — Я убила её, — всхлипнула шатенка, когда женщина всё ещё не дернулась. Гермиона видела, что на самом деле это было не так, но также она прекрасно понимала, что происходящее сейчас было ненормальным. Беллатрикс была слишком спокойна, слишком сдержана, из чего исходил вывод, что Гермиона нанесла ей серьезный ущерб.       Теперь паника наполнила её сердце, но совсем по другой причине.       Возможно, она не убила Беллатрикс физически, но девушка боялась, что она могла сделать что-то намного хуже. Она могла просто-напросто убить разум другой сирены.       — Но она была готова сделать то же самое и с тобой, — прошептала какая-то её часть. — Посмотри на неё … ты можешь причинить ей боль. Ты можешь мучить её, так же как она мучила тебя. Это то, что ты хотела. Помнишь?       Гермиона помнила. Она помнила, как думала об этом ранее. Помнила, что хотела больше всего на свете причинить женщине боль. Шатенка беспомощно схватилась за голову, чувствуя боль, когда груз от того, что она сделала, начал оседать на её плечи.       Гермиона говорила такие вещи. Гермиона имела в виду эти вещи…       — Нет. Нет… нет, я… нет, — тихо шептала девушка, плача на холодном полу. — Я не хотела этого! Я просто… я просто хотела, чтобы она остановилась.       Это было всё, чего хотела гриффиндорка.       Она просто хотела, чтобы тёмная ведьма остановилась.       Стать похожей на женщину, от которой она так отчаянно хотела убежать, было последним, чего она желала.       — Это не я. Это была не я, — бормотала Гермиона, по-детски мотая головой.       Но даже с её отчаянными мольбами это не меняло того факта, что сделала девушка, и тем более, не заставило Беллатрикс снова начать двигаться.       Так почему же она видит движение краем глаза?       Девушка отвела взгляд от своего партнера, безжизненно лежащего на земле, переводя его на выход из клетки.       Там её глаза встретились со зловещим взглядом фамильяра Беллатрикс.       Гермиона не чувствовала своих конечностей, прижатой его непоколебимым взглядом к стене. Несмотря на то, что шатенка понимала, что это животное, и оно не может выражать какие-либо эмоции, не нужно было быть ученым, чтобы понять, что зверь был возмущен. Его пушистый шлейф раздувался, как дикий какаду, а длинные соломенные ноги нетерпеливо танцевали на каменном полу.       Вся его поза кричала об опасности, и всё же, на Гермиону никто не попытался напасть.       Вместо этого девушка наблюдала, как птица развернулась и молчаливо вылетела в открытую дверь со скоростью и легкостью, которой она никак не ожидала от существа такого размера в столь маленьком пространстве. Смятение охватило ее тело, когда Гермиона снова осталась в одиночестве в одной комнате с безжизненным телом Беллатрикс, лежащим в нескольких футах от неё.       Вскоре так же быстро, как и ушел, фамильяр тёмной ведьмы вернулся и уселся на пьедестал около двери, который прежде она не замечала. Его хриплое кваканье, которое шатенка отлично изучила в течение предыдущих нескольких недель, звучал вокруг, отражаясь от стен и заполняя пустоту некогда тихой комнаты.       Следующим звуком, привлекшим её внимание, был стук чьих-то каблуков по каменному полу.       Кто-то приближался.       Гермиона приготовилась к худшему.       Щелчок, щелчок. Щелчок, щелчок.       Удары каблуков быстро приближающейся фигуры становились громче, а затем знакомая фигура появилась в дверном проеме, успокаивая птицу своим присутствием.       И сейчас, глядя на Нарциссу Малфой, Гермиона могла уверенно сказать, что женщина выглядела на самом деле хуже, чем в их последнюю встречу в битве при Хогвартсе. Её волосы были ломкими и тусклыми; тёмные пряди, когда-то гордо украшавшие её голову, теперь полностью исчезли. А её фигура была изможденной и нездоровой; что-то, что Гермиона могла видеть даже со своего места, где девушка вжалась в заднюю часть клетки. Её некогда величественное и надменное лицо утратило прежнюю красоту, и по тёмным кругам под глазами было видно, что женщине явно не хватает сна.       Изнеможённая или нет, ведьма всё ещё двигалась быстро, когда заметила свою сестру, лежащую на земле.       — Белла! — ахнула Нарцисса и в мгновение ока оказалась рядом с женщиной. Женщина присела рядом с ней на корточки, прощупывая пульс, одновременно испытывая и облегчение, и беспокойство. Она помахала своей худой рукой перед лицом сестры, и когда та никак не отреагировала, её беспокойство только усилилось. — Белла? Белла, проснись, — взволнованно вскрикнула Нарцисса.       Гермиона должна была молчать.       Она знала, что должна была молчать, особенно, когда стало очевидно, что женщина еще не заметила её присутствие в дальней части комнаты.       Но она этого не сделала.       Гермиона совершенно глупо подтянула ногу к телу, позвякивая металлической цепью и, тем самым привлекая внимание светловолосой женщины.       Быстро, что шатенка не успела даже моргнуть, палочка женщины была направлена в её сторону, кончик которой загорелся ярким шаром света.       Гермиона точно знала, что Нарцисса узнала её, потому что свет исказился, так же как и рука, держащая палочку.       — Ты, — единственное, что сказала она, когда их взгляды пересеклись.       Гермиона не могла понять, была ли женщина шокирована или возмущена находкой нового пленника в их доме. Что бы это ни было, казалось, оно не имело значение, пока её взгляд бегал от сестры к девушке и обратно; её мысли метались туда-сюда, отражая весь мыслительный процесс на лице.       Вскоре на её лице появилось смиренное выражение лица, когда женщина медленно поднялась на ноги, осторожно направляя палочку обратно на Гермиону.       — Что вы сделали с Беллатрикс, мисс Грейнджер? — холодно поинтересовалась она с манерой, свойственной всем семье Малфоев.       Гриффиндорка не знала, что ответить.       Потому что, честно говоря, она и не знала. Весь этот день она чувствовала себя собой, но будто в чьём-то чужом теле. Весь её разум погрузился в хаос, как только Беллатрикс привела её в эту чёртову личную тюрьму.       И с взглядом, который, как она надеялась, был искренен, Гермиона решила сказать женщине правду.       — Понятия не имею.       В комнате снова воцарилась тишина, но вскоре девушка услышала, как Нарцисса заговорила так тихо, что если бы не абсолютная тишина в помещение, Гермиона бы и не услышала.       — Именно этого я и боялась, — прошептала она, глядя на шатенку с нескрываемой жалостью.       Гермиона не успела понять, что именно имела в виду женщина, когда почувствовала ошеломительное действие заклинания, падая телом на холодный каменный пол её нового дома.       К счастью или нет, на следующее утро она проснется совершенно одна в своей клетке, и утро принесет ей не больше радости, чем предыдущие…