За белыми стенами

Две гиперсферы ловко крутились в умелых пальцах учёного. Это помогало ему думать и решать задачи по физике, которыми мужчина тренировал свою восстановленную, но ещё не успевшую окончательно окрепнуть память. Похожие на игровые кубики, но способные стать мощным оружием, гиперсферы служили излюбленным сувениром Сибрена де Койпера, с которым тот не спешил расставаться. Ему было спокойнее, когда что-то можно вертеть в руках. А сейчас, когда для некоторых вещей не нужны прикосновения, жизнь стала немного проще, но всё равно ещё было трудно привыкнуть к тому, что внезапно все предметы или даже ты сам можешь спокойно оторваться от пола и зависнуть в воздухе. Учёный помнил, что в детстве это было одним из его заветных желаний: подпрыгнуть и взлететь над землёй, бесстрашно парить над ней, забыв о страхе и наслаждаясь безоблачным небом. Кто бы мог подумать, что эта практически нереальная фантазия воплотится в шестьдесят два года, после множества лет работы, заточения в психиатрической больнице и нынешнем нахождении непонятно где? Голландец много раз слышал обрывки разговоров, мельком видел каких-то вооружённых людей, но особой информацией не располагал, по-прежнему находясь в полном неведении. С другой стороны, не всё ли равно, где он сейчас находился? Сибрен уже успел побывать во множестве реальностей и понятия не имел, какая из них настоящая. Что, если и эта в итоге окажется иллюзорной, а тот имплант, который первое время вызывал чудовищные головные боли, тоже являлся проекцией его сознания? Четыре тонких провода, идущих от висков к глазам создавали вид морщин, но учёный, даже будучи далёким от биологии, понимал, что они так не формируются, отчего взгляд в зеркале непроизвольно цеплялся за них. Поднимать взор выше учёный пока боялся, так как вид торчащих на макушке пластин всё еще пугал его. — Что со мной произошло? — не раз задавал Сибрен себе этот вопрос, но стены по-прежнему оставались немы и неподвижны. Они давили и были неподвластны его силе. Метнув в них надоевшие гиперсферы, бывшие пустыми и ничем не отличавшиеся от игрушек, мужчина опустил голову на стол и заплакал. Сейчас ему было страшно и одиноко, а не до конца окрепшая после операции психика колебалась в частых перепадах настроения. Сибрен чувствовал себя словно во время шторма на корабле, безжалостно раскачиваемого в разные стороны волнами, и мужчина не видел никакой точки опоры, совсем как сейчас, оторвавшись от стула и зависнув в воздухе. Именно в таком состоянии и застала его Мойра О’Доран, решившая навестить своего пациента. Официально работа над проектом «Сигма» была завершена, но доктор по-прежнему имела право посещать своего пациента, чтобы продолжать следить за его состоянием. Отчасти по причине того, что ещё не отошедший после терапии учёный первым делом узнавал её, воспринимая своего лечащего врача лучше, чем остальной персонал комплекса. — Снова нервничаете, господин де Койпер? — поинтересовалась Мойра, завидев странное положение тела своего подопечного. — Мне страшно, — шёпотом сказал он, подняв взгляд на женщину, после чего подлетел к ней ближе и аккуратно взял за руку. Ощущение тактильного контакта успокаивало, отчего иррациональный страх постепенно отступал, заменяясь чем-то приятным и тёплым. Точка опоры была найдена, но мужчина понимал, что мгновение стабильности не будет длиться вечно, отчего на душе снова начинала расти тревога. — Пока я здесь, вы можете быть абсолютно спокойны, — проведя второй рукой по его гладко выбритому лицу ответила Мойра, — чем вы занимались сегодня? Отпустив руку доктора, Койпер встал на ноги и с энтузиазмом начал показывать решённые ранее задачи и рассказывать планы о своих будущих наработках. Мойра слабо разбиралась в физике, но с интересом слушала непрерывную речь коллеги, считая, что перебивать его в таком состоянии было как минимум невежливо. В то же время, беспокойство начинало разъедать уже её душу. Генетик считала, что, несмотря на официальное завершение, проект «Сигма» был ещё не готов для того, чтобы представлять его директорам «Когтя». Собрание неумолимо приближалось, но медицина — не та наука, которая всегда следует точным срокам. Она изменчива и не всегда предсказуема, а на результат могут повлиять любые, даже самые мелкие факторы. Тем более, что самым сложным испытанием было подготовить пациента к собранию и аккуратно рассказать всё происходящее, чтобы не возникло никаких неприятных сюрпризов и верхушка «Когтя» не посчитала восстановление разума учёного слишком затратным и безрезультатным проектом, да и для самой Мойры такое решение стало бы сильным ударом по репутации. Узнав о такой крупной неудаче, доктор, мать её, Милосердие, не посмеялась бы, так как святошам это не присуще, а наверняка одарила бы настолько укоризненным и жалостливым взглядом, от которого Мойре оставалось только провалиться сквозь землю. Невольно всплывшие воспоминания об Ангеле Циглер, некогда ненавистной коллеге, которая всегда следует правилам, заставили женщину не на шутку разозлиться, потому что ту всегда любило начальство, её не пытались устранить и как-то помешать экспериментам. Имя доктора Циглер не стирали с научных работ, заменяя другими. Та не была неугодной и ей не приходилось скрывать свои опыты. Мойра была Каином среди дуэта лучших медиков современности — старшим неугодным братом, чьи старания упорно не замечал Бог. Все знают, чем закончилась та история, как и то, что прежнее соперничество было уже позади, и сейчас госпожа О’Доран работала на одну из влиятельнейших корпораций мира. Но старая зависть и неуверенность в своих силах вновь напомнили о себе. Что, если этот проект, в который Мойра буквально вложила свою душу, будет отклонён и затем уничтожен, а её полномочия заметно урезаны? Об этом было страшно думать, но начавшееся беспокойство уже трудно остановить. Сибрен заметил изменившееся состояние и тревогу собеседницы, отчего остановил свою речь и прямо спросил: — Что случилось, госпожа О’Доран? Я вас чем-то обидел? — Вовсе нет, просто мне нужно кое-что вам рассказать, — ответила Мойра и аккуратно подбирая слова, начала говорить кто она, и что будут ждать от него те, с кем Сибрену предстоит в скором будущем встретиться. Голландец внимательно слушал речь Мойры, стараясь не перебивать её. Периодически, его мучил спазм, но несмотря на все уговоры женщины закончить рассказ сегодня, Сибрен просил продолжать дальше, будучи крайне заинтересованным. — Я не могла рассказать это раньше из-за вашего состояния, господин де Койпер, и не хотела загружать вас подобным сейчас, но остаётся совсем немного времени, после чего и решится наша дальнейшая судьба. — Если вы подумали о том, что я буду следовать каким-то принципам и откажу тем, кто освободил меня и позволил продолжить работу ради морали, то можете быть спокойны. Правила и нормы, как и многие явления во Вселенной изменчивы и никогда не стоят на месте. Когда-то Земля была расплавленным шаром. Если бы она осталась такой сейчас, то мы бы сейчас не беседовали с вами. Если сейчас нас посчитают преступниками и непорядочными людьми, пренебрегающими правилами и нормами морали, то спустя много лет потомки скажут спасибо за то, что мы сделали. — Тем более, насколько я знаю, вы тоже большую часть своей жизни отдали науке и исследованиям чёрных дыр. — Именно, госпожа О’Доран, — согласился голландец, — и поэтому я не упущу предоставленный шанс закончить свои исследования. — Это успокаивает, потому что я приложила немало усилий, чтобы вернуть ваш разум. — Обещаю, вы не пожалеете об этом, — улыбнувшись, ответил Койпер. Он был крайне признателен этой женщине, чьё вмешательство солнечным светом разгоняло холодную тьму Космоса, заполонившего его сознание. Вселенная по-прежнему оставалась с ним, но теперь он в ней был не один. Прежняя тревога ушла, как и колебания, мучившие Сибрена с самого утра. — Я не хочу терять тебя, Сигма, — прижавшись к тёплому боку учёного, прошептала Мойра, — даже если директора и выступят против, я сделаю всё, чтобы ты выжил и благополучно покинул это место. — Этого не произойдёт. Они достаточно умные люди, чтобы осознавать нашу ценность. Тем более, что мы вполне можем создать совместный проект, о котором многие будут помнить, — после этой фразы взгляд Сибрена приобрёл немного зловещий заговорщический оттенок, который пришёлся Мойре по душе. Кажется, что она наконец-то нашла соратника, который полностью разделяет её взгляды и точку зрения. — Это будет прекрасно! — ответила О’Доран, понимая, что теперь Койпер готов к предстоящему собранию и вне зависимости от решения директоров, будет продолжать работать с этим человеком. Пока ещё как с пациентом, но уже чуть позже, как с полноправным коллегой. — Кстати, я не показывал свои гиперсферы? — спохватился Сибрен, разыскивая свою пару кубиков, которые ранее неосторожно были брошены об стену. — Уверяю, это потрясающая вещь, которая не оставит вас равнодушной, когда я немного её доработаю…