По ту сторону кожи

- Вы ее не любите. Винтерфелл сегодня был живым, жарким, и этот жар перекручивался у Сансы в захлестьях вен, Винтерфелл давно пророс в ее костях, или это она вплелась в его стены, вросла в выстывший камень, провиснув на остовьях обглоданных костей; взгляд Тириона жег прохудившуюся кожу. Санса смотрит не на него - только на Джона, который склонился над осеребрелыми косами дотракийской девчонки, и она не королева здесь, Санса проталкивает довольную злую усмешку вглубь горла (драконам никогда не было места на Севере). - Без нее все было бы проще. Вокруг ревели смех и песни, треск огня, но Тирион услышал, подаваясь ближе, а Санса примерзла к Джону взглядом, и видела его руки, скользнувшие по ладони Дейнерис, и чувствовала их на себе. почему я это чувствую? почему ты внутри? Санса не слышала голоса, только отступивший, заметавшийся шум, рев крови в распухших венах, а чужие прикосновения вминались в ее кожу, когда шероховатые слова втискиваются в ее голову, продираясь сквозь вязкий, липкий гомон. - Да. Мы бы давно погибли. Не стоит, Санса. И Джон внезапно отпускает ее взгляд, и Сансу швыряет в объемный, громкий мир, переполненный зал, гудящий недавней битвой и вином, и видит Тириона, затянутого в черный камзол и новые шрамы. Санса вырождает почти-теплую улыбку для него и мимолетное касание плеча пальцами - мой добрый муж, ты знаешь меня бронзовой летней девочкой, пропавшей в Королевской Гавани, ты знаешь только сказки, мед и песни, которые я тебе пела, и Тирион любовался ее незнакомой, острокостной красотой. Не стоит, Санса. - Мы с вами и так давно погибли. И Тирион улыбался ей, пьяный вином и огнем в ее волосах, въевшийся в нее знакомым горячим взглядом - и многие сегодня так смотрели на нее, многие хотели ее, но Санса никогда не пускала их дальше кожи и меха, дальше костей и морозной войны за ними, да и Санса осталась только руинами, только кровавым огнивом волос и лживым шелком манер (давай, возведи меня из этих обломков, если сможешь - Санса знает, что не сможет) У нее навсегда остается воспаленная пустотность в стылой выемке ключиц, оживающие в ночном холоде кошмары и чудовища - собственные чудовища, прижившиеся в опустелых сводах внутренностей, и Санса встречает их извращенной благодарностью. - Она могла бы сделать вас счастливым. Санса дарит ему усталую улыбку и тоскливый ноющий спазм в грудной клетке - Пес был одним из ее чудовищ, одним из тех, кто выбивал послушание и ненависть из ее северной кожи,и чувствует: без страха, лишь с рассыпчатой, песочной иронией - ты никогда не был моим кошмаром, Клиган. - Я знаю только, кто потерпел поражение - это я. Он смотрит на нее совсем не так, как в Королевской Гавани - и Санса давится горечью, дымом и кровью, давится воспоминаниями, ожившими на изнанке воспаленных глазниц. - Когда-то ты боялась смотреть на меня, - в голосе Пса сквозила больная, прогнившая ирония, выстуженная северными вьюгами; он сражается за меня, - вспоминает Санса, - за меня и мой дом. - Это было давно, - угол губ дергается в нервозной, забытой улыбке (ты должна мне песню, Пташка, помнишь?), - с тех пор я видела вещи похуже. Чужой хриплый смех отдается у Сансы ноющими, но заживающими ранами на внутренностях, под цепким темным взглядом ей почти-уютно, почти-знакомо и отчего-то тепло. - Ты изменилась, Пташка, - теплый свет почти скрывает рубиновую вязь ожогов, въевшихся в лицо Пса, а невыплаканные слезы вдруг скрученным спазмом покусывают горло, - Уехала бы со мной и ничего этого не случилось бы. - Я боюсь. - Ты всегда боишься. - Я позаботился бы о тебе. Они все меня боятся. Пусть кто-нибудь посмеет тебя тронуть – убью. Санса стелет прохладу своих рук поверх его горячих пальцев, и не чувствует дрожи, пробирающейся в костяной остов. Слышит чужие голоса, много голосов, и ощущает эти взгляды кожей. - Я бы так и осталась Пташкой. Но я - Север. И это я буду вашим чудовищем.

_____

Джон был готов сгореть под ее взглядом. Сегодня он был пьян вином, войной и Сансой - она расцветала ожогами на грубой коже, смеялась, касалась чьих-то рук - и сухожилия лопались, и кости трещали. Санса была его кошмаром, и каждый смотрел на нее сегодня, каждый хотел, и Джон был одним из них, одним из тех, кто въедался в нее глазами, обгладывая и впуская внутрь. - Ты пьян? И была Дейнерис. И Джон вылезал из кожи рядом с ней, потому что не мог - ее прикосновения пыльной окисью оседали на пальцах, она несла огонь и кровь, вплетенные в серебро кос (драконам не место на Севере, думает Джон, на Севере всегда была только Санса). - Самую малость. Она врезается взглядом ему под кости, и хочется выть, когда они вдвоем. В разжаренных покоях, голодном полумраке, и она хочет его, Джон знает, и глотает эту страшную тоску, бьющуюся на дне зрачка, и собственное безумие. - Джорах любил меня. А я не могла в ответ. Не так, как я люблю тебя. Дейнерис вскидывается на него жаром, огнем влившимся в кровь, и Джон горит, вжимаясь в ее губы своими. Пальцы цепляют шнуровку платья - она в белом, и ей не место на Севере, здесь каждый облачается в тьму и траур, он думает не о Дейнерис, вжимаясь членом в ее бедро, сминая пальцами грудь, и ленты путаются в руках,когда Джон отходит, стыдливо пряча глаза. Дейнерис смотрит с горечью, затопившей веки, выблевывает из себя ухмылку и злится, вскидывая голову. - Не по эту сторону моря. Что ж, мне все ясно. Джон закрывает воспаленные глаза, стынет под ее неприязненным взглядом, влезшим под ребра. - Ты моя королева. - И только? Всего лишь королева? - голос сделался насмешкой, вогнутой в обиду. Зачем ты трахал меня, Джон, жаром сквозит в ее голосе, зачем ты притащил меня в эту зиму, эти снега и ненависть, зачем ты позволил мне? - Не говори ничего. Никому и никогда. Джон давится ее презрением и его не пропихнуть в глотку, он заслужил это, конечно, заслужил, но хрипит в ответ: - Я должен сказать Арье и Сансе. Я не могу, я больше не могу Дейнерис вскинулась, закипая всей кожей (драконы, драконы, драконы не живут здесь), и она действительно дракон, действительно чудовище, осеребрелое в северной зиме. - Санса захочет, чтобы я исчезла, а ты сел на трон, - шипит она, и голос продирается Джону в голову, - она уже не та девочка, с которой ты рос. После того, что она видела и что с ней сделали (что ты позволил с ней сделать, Джон). Правда уничтожит нас. Джон обдирается об упоминания Сансы, выеживаясь виной и злобой, и это помогает решиться, толкаясь в горло выстывшей уверенностью. - Ты моя королева. А они моя семья. Джон вспоминает, что драконы здесь не живут.