По ту сторону кожи

- Она вас не любила. Что ж, она явно вас недооценивала. Кейтилин. Он говорил о Кейтилин. - Вы стоите здесь, король Севера, а все её сыновья мертвы. Мизинец вдавливал свои слова уместным, понимающим изломом бледных губ, стоя над костями Неда Старка, и это прошибало Джона внутревывернутым раздражением в венах и жилах (Сноу, Сноу, Винтерфелл не будет твоим, потому что ты бастард - Кейтилин душила, даже рассыпавшись прахом в Речных землях, Джон жил с её голосом, взглядом по ту сторону кожи). Он издаётся хмурым тоном, не надеясь даже задеть Бейлиша - Джон был по-прежнему плох в игре на сплетениях жил, - но всем нутром пропитываясь злобой и холодом. (- Разве я не говорил вам, что не стоит мне верить?) - Вам здесь не место. В этой крипте. В моем доме. В коже моей сестры. Бейлиш с изуродованной вежливостью не вслушивается в невысказанную злобу, Джон Сноу похож на Неда Старка больше, чем его законные дети, и этими короткими, стесанными фразами, и этими глазами, впитавшими холод, ночь и смерть, в нем Севера больше, чем было в Роббе, больше, чем за Стеной и в самой длинной зиме. - Если бы не я, вас бы убили, - Мизинец давится усмешкой на поверхности губ, пока Джон бесится и подкожно скалится, - у вас много врагов, но, мой король, - Бейлиш замирает, вырождая стылый яд на корню языка, - клянусь, я не один из них. Он отступает, пряча тени голоса во мраке крипты, и выворачивает Джона тремя словами. - Я люблю Сансу. (- Разве Бейлиш не продал тебя Болтонам? - Продал) И Джон взорвался заполошенной, страшной злобой, сжимая лживую кожу на его горле и вбивая тело в камень до треска позвонков. Джона лихорадит от слов, разрывающих виски, голоса, взрезающего его кости, мясо до окровавленного крошева. (- Ты ему веришь? - Только дурак поверит Мизинцу) Горло под ладонью Джона скручивалось северными спазмами, и тепло этой кожи разъедало, забиралось под кости, ютилось в артериальных проталинах, заставляя Джона гнить, гнить. Бейлиш - всего один из тех, от кого он не защитил Сансу, один из многих, кто гнул и выламывал ее, расплавлял ее снега и соскабливал Север с пожелтевших ребер. Мизинец взрастил в Сансе способности продавать и продаваться, взлелеял больной страх в ее голове и уродливую, вывернутую мясом любовь (лучше я позавтракаю твоим поцелуем, милая); Мизинец расстелил перед Сансой хаос и научил выбирать ступени, и Джон - такая ступень, Джон - преданный, вгрызшийся в Сансу зубами, отдаст ей все, что только у него есть и когда-то могло быть, подставит ей плечо и голое горло; Санса умело прижила все уроки на изнанке внутренностей. Джон видел армаду Долины, видел все войско, и вены скручивало узлом, стоило ему спросить себя, что Санса сделала, чтобы они пришли. Что Санса позволила сделать с собой. (Отдавалась за каждого солдата, каждый меч, просила, просила Бейлиша, стоя перед ним на коленях, и чувствовала его пальцы у себя между ног, и его член, и была мокрой, и ей нравилось, или она давилась его членом в своей глотке, а он стонал, и хотел еще, сколько раз он касался Сансы?) Сколько коснется еще? - Тронешь мою сестру, и я сам тебя убью. И ее убью. Потому что мы волки.

___

Они встречаются в одном из тёмных коридоров, когда Санса зла, раздражена, и вскидывается всей кожей, врезаясь злобой в его глаза. - Что ты хотел? - Не злись, - Джон морщится, когда все его нутро откликается на неприязнь Сансы, желание объясниться толкается в горло, - Нам нужны союзники, мы не победим в одиночку. Джон почти протягивает к ней ладонь, но одергивает себя, он не может так, он виноват перед Сансой, и если бы она только слушала его, а она горит заполошенным костром в сумраке винтерфелльских коридоров, и рядом с ней Джону жарко, истошно. - Я не бросаю тебя, - Джон толкается взглядом в её глаза, они из стали, и Санса сама вся - сталь, Джон говорит, чтоб она поняла-поняла-поняла. - Я оставляю с тобой Север. И Бейлиша. Что ты сделаешь, когда меня не будет? А Санса изломала губы во внезапной усмешке, и стала на миг той мерзкой, гадкой девчонкой, какой была всегда, только покореженной, внутренне изуродованной, и Джон прощает ей, потому что видит выбоины на скулах и стесы на её костях, потому что не защищал её, когда она просила, а Санса клеймит его внутриутробной издевкой, сквозящей в словах. - Да. Я позабочусь о Севере, раз уж его король решил умереть на юге. Она шипит, делая несколько шагов, и Джон вспыхивает, когда сжимает её запястье, не давая уйти. Она всегда уходит. Джон касается кожи, не скрытой перчаткой, и чувствует кости под ней, пару шрамов, бездонный страх. Санса растеряна, когда он притягивает её ближе, сжимает пальцы на её руке сильнее. А Джон не может протолкнуть обожженый воздух в горло, рядом с ней всегда жарко, всегда нечем дышать, а Санса как будто знает, всегда вспыхивает, всегда душит его. - Я вернусь, Санса. И Джон сгорает, точно сгорает, когда прижимает её тело к себе и целует, жадно и голодно, а Санса, горячая, сжимавшая шерсть и мех на его плечах, хотела его, хотела, потому что отвечала. Потому что её рот распахивался и она простонала ему в горло, потому что Санса целовала его, а он захлебывался этими звуками. Джон вжимал пальцы в её плечи, рёбра, потому что её рот жаркий и влажный, и он хотел чувствовать его на своём паху, хотел знать, мокрая ли Санса между ног, и она выгнулась дрожью, когда Джон вылизывал её шею, накрыл губами вену, бьющуюся ему прямо в рот, и толкнулся вставшим членом в её бедро. Что-то ужасное сделали с нами, - задыхалась Санса, ощущая собственное сердце кровавым сгустком, бьющимся в броню платья. Что-то ужасное мы делаем друг с другом, когда можно просто вот так. Мы одна кровь, одни кости, одна стая. Мы последние Старки, зима наконец пришла. Мы слишком долго её ждали. Джон отступает, когда лёгкие лопаются, а сосуды готовы взорваться, если только Санса коснётся его ещё раз. Прижмет пальцы к голой шее, где ей в руку послушно вбивается пульс, а она глотает его вместе со всем жаром, тьмой, всей вьюгой в глубине горла. Джон дышит ей в висок, и алое пламя льнет к его коже, Санса вскрывается огнём и медом в устьях вен, если он только позволит ей, позволит себе, если коснётся её ещё раз. Джон сжимает пальцы на её плечах, а Санса наконец покорная, задыхающаяся, Санса прячет клыки и когти и жмется губами к его горлу, жмется всем телом. - Я вернусь, слышишь? Я вернусь, если ты захочешь. Если позволишь мне ещё раз коснуться тебя, если попросишь меня, если будешь моей семьёй, стаей, домом. - Да.