На перепутье
12 декабря 2019 г. в 03:49
Закончив уборку, троица отправилась в путь. Гессенцы молчали, то ли пристыженные за свое поведение, повлекшее унизительное отмывание таверны, то ли просто потому, что им было не о чем разговаривать. И, скорее всего, был именно второй вариант, ибо представить эту парочку, мучимую стыдом, было как если представить магистра колониальных тамплиеров танцующим балет и целующим Ахиллеса Дэвенпорта. Хэйтем, в свою очередь, молчал, потому что ему все еще было плохо. У него поднывала голова, и он стал подсознательно искать, чем бы похмелиться.
— Я хочу жрать, — выдал Всадник на подъезде к очередному поселку.
— Терпи, — обрубил Хэйтем. — Мы сейчас все втроем страдаем из-за того, что ты захотел выпить.
— Выпить тоже хочу, — не сдавался наемник.
— Я тебе выпью! И так после этого голова болит, — он поморщился и потер лоб.
— И трахаться хочется, да? — услужливо подсказал Всадник, а Адлер захихикал. Хэйтем промолчал. Не говорить же, что действительно хочется. У него наблюдались типичные признаки похмелья, а тут еще этот грубый наемник достает его. Не дождавшись ответа, гессенец дернул магистра за хвост.
— Ай! Ну что тебе еще?
— Нам до порта в Нью-Йорке долго еще? Я тут просто не был ни разу.
Хэйтем закатил глаза, прикидывая, но лопавшаяся от боли голова думать отказывалась.
— Я не соображаю ничего после вчерашнего, — наконец признался он. — Рассчитать не могу.
Всадник резко остановил коня.
— Так, стоп! И ты хочешь сказать, что мы не знаем, куда едем? Предупреждаю, я не намерен просто так круги наворачивать.
— Будто я хочу этого, — сварливо отозвался тамплиер. — Надо добыть карту.
— Тебе надо ты и добудь, — отозвался Всадник. — А мне похмелиться надо.
— Представь себе, мне тоже. Вот и добудешь что-нибудь такое, давай, — он хлопнул наемника по плечу. Всадник заворчал что-то в ответ, но Хэйтем продолжал давить: — В конце концов, это же ты заварил эту кашу с попойкой.
— А ты заварил эту кашу с покупкой нас на свои нужды, вот и терпи издержки, — наемник не выдержал и опять натянул треуголку Хэйтему на нос. Анди, видя, что магистр снял шляпу, выпрямился и напрягся, намереваясь дать отпор, уцепился за локоть Всадника:
— Гэн, ну перестань. Ты можешь хоть сейчас не бычиться?
Тот вдруг смягчился, и, морщась, выдал:
— Да я бы рад прибить кого-нибудь, да башка страшно болит, — вдруг он посмотрел в глаза тамплиера: — Хотя тебе вчера хуже пришлось, я хотя бы не блевал. Ладно, хрен с тобой. Поедем, добудем чего-нибудь.
— Чего это ты так быстро сдался? — фыркнул Хэйтем, сам не веря в такую легкую победу.
— Жалко мне тебя, — снова поморщился Всадник, а потом прибавил. — Да и себя заодно.
— Каков наш план действий? — поинтересовался Анди. И Хэйтем, и Гэн посмотрели на него, как на чумного.
— Какой нахрен план?
— Вообще-то план бы не помешал, — магистр схватился за подбородок и опустил голову. — Надо же знать, где и кому устроить диверсию.
Всадник фыркнул:
— Это не поле боя, тут может помочь и простая импровизация.
— Такой умный, вот сейчас и пойдешь импровизировать, — парировал Кенуэй.
— А я думаю, составитель плана может нам и реализацию первый показать, — Всадник потянулся к треуголке, но Хэйтем это заметил и снял шляпу, не давая надеть ее себе на нос. Однако это оказалось маневром, и правой рукой наглый наемник снова дернул его за хвост, за что получил ощутимый тычок кулаком в грудь.
— Хватит! — поморщился Анди. — Вы как дети малые, честное слово.
Всадник скорчил ему рожу, высунув язык, а магистр Кенуэй закатил глаза и выдохнул:
— Пла-а-ан…
— Ладно, вот те план, — недовольно зыркнул глазами грубый наемник. — Попрем на здание конгресса, захватим его и скажем, что если нам не дадут денег и опохмел, отрежем хрен ублюдку Вашингтону.
— Гэн! — возмущенно поглядел на приятеля Адлер. Хэйтем снова закатил глаза, а затем они вдруг одновременно фыркнули.
— Знаете, что самое замечательное? — оскалился Всадник. — То, что я нихрена не шучу. У меня на эту тему очень плохое чувство юмора.
— Зря ты, — фыркнул Хэйтем. — У него ведь перспективные идеи. Свобода, равенство…
— Свобода? Равенство?! Ах-ха-ха! Грха-ха! — Всадник сначала гулко захохотал, а потом притих и сказал уже холодно и сурово, глядя куда-то вдаль: — Милый, позволь объяснить тебе одну простую вещь. Пока существует государство, нет и не может быть никакого равенства.
Он помолчал немного, а потом сказал еще тише:
— Потому что сегодня они говорят тебе о демократии, и ты веришь их словам, а завтра отправят на мясо в войну, которая не нужна тебе. Оставят твоих родных голодать без тебя. А ты будешь умирать. Умирать, да. Вся эта ваша декларация — сплошная ложь. Пыль в глаза, — рыкнул он и посмотрел Хэйтему прямо в глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Все эти люди… Рабовладельцы. Они не имеют права рассуждать о чьей-то свободе, и тем более предлагать то, что сами соблюдать не собираются, — Всадник буркнул что-то, и конь медленно зашагал вперед. Хэйтем рысью последовал за ним, чтобы поравняться.
— Откуда ты знаешь? — повторил он.
— Я видел их. Я с ними общался, — отрывисто ответил гессенец.
— И как впечатления? — съязвил Хэйтем.
— Дерьмо, — Всадник мило оскалился в ответ.
— А если…
— А если ты закроешь свой рот, а? — гессенец резко подался вперед и клацнул зубами, делая вид, что собирается укусить.
— Скажите, пожалуйста, какие мы…
— Хватит, — Анди нагнал их и схватил Хэйтема за плечо. — Не зли его.
— О, нет, пусть злит, — ответил Всадник. — Я кого-нибудь убью, а наш красавец наконец будет доволен.
Они оба резко замолчали. Хэйтем потому, что ему показалось, будто эти слова навек отпечатались у него в мозгах или на сердце. Гэн потому что действительно захотел, захотел поддаться. Его злило слишком много всего, и в особенности то, что магистр не желал его слушать. Впрочем, неумение слушать было той чертой людей, которую, помимо тупости, Всадник всегда считал чуть ли не смертным грехом.
— Знаешь, я… — не выдержал Хэйтем через какое-то время. Гессенец резко развернулся и посмотрел на него, тяжело, злобно.
Ветер вокруг усилился.
— Эти люди — не те, за которыми тебе надо идти, Хэйтем, — тихо сказал он. Небо, будто чувствуя его настроение, начало темнеть. — Ты думаешь, они толкают правильные идеи, да? Но сами-то они им следовать не собираются.
— Хорошо, что тогда предлагаешь ты?
Всадник помолчал какое-то время и сказал грубо и жестко:
— Настоящую свободу. Ни бога, ни хозяина. Я хочу, чтобы надо мной больше не было господ.
— Свободу ты получишь после того, как убьешь того, кто мне очень мешает.
— Нет, — гессенец мотнул головой. — Пока я живу в мире, где считается нормальным продать человека на бойню, я не буду свободен.
Раздались первые раскаты грома, но гессенец, казалось, этого не заметил. Хэйтем молча смотрел на него, а тот только тяжело дышал. Его могучая грудь сильно колыхалась, выдавая тяжелое дыхание. Объяснялось это тем, что он едва сдерживал себя.
Грохотнуло еще раз.
— Это ты делаешь? — неожиданно для себя спросил Хэйтем.
— Что?
— Погода слишком резко испортилась. И ровно в тот момент, когда ты начал злиться.
— Я не шаман, чтобы контролировать погоду, — огрызнулся Всадник, и небо почернело еще сильнее.
— Но что-то ведь происходит… Что-то не то… И я это чувствую, — Хэйтем постарался говорить как можно спокойнее.
— Не происходит как раз-таки ничего, — щелкнул зубами наемник. — Мы все еще не похмелились, и мы все еще не знаем, куда нам ехать. У тебя будут варианты, или я должен опуститься на колени и нюхать следы, как ищейка?
— Давай поднимемся повыше и осмотрим окрестности, — миролюбиво предложил магистр тамплиеров.
— А может, я просто швырну тебя куда подальше, чтобы ты меня не бесил, а? — ворчливо отозвался Всадник. Но ворчал он больше для виду, чем всерьез.
Гроза прекратилась через пару минут. В этот момент немец как раз перестал злиться на Хэйтема.