Витражи из капель серого дождя

По листьям деревьев барабанит дождь, пуская свои ручейки по дорогам. Погодник показывает, что осень будет длиться два дня, а за ней наступит летний денёк, принося с собой солнышко. Вчера не стало Чимина. Его 63 часа истекли, и парень навсегда растворился в воздухе. На месте, где стоял его дом, теперь пустая лужайка, поросшая травой, и нет никаких признаков того, что здесь когда-то была постройка. Последние минуты своего существования здесь, в Поднебесье, он решил провести наедине с собой, за день до исчезновения, парень подарил каждому из друзей свои объятия и поблагодарил, что приняли его в свою компанию. На его глазах не было слёз, но они блестели мутной поволокой, ведь глупо думать, что расстаться с жизнью это так просто. Последний вечер в компании друзей Чимин провёл, улыбаясь, и это было искренне, он не надевал маску, позволяя эмоциям быть такими, какие они есть. Парни сидели в доме юноши в гостиной, как Чим ворвался в комнату, держа в руках какую-то разноцветную коробочку. Как оказалось позже, это были конфетки Jelly Belly. Юноша сказал, что всё мечтал попробовать их, но никак не могу купить, а в Поднебесье можно достать что угодно и при том совершенно бесплатно, поэтому друзья по очереди крутят стрелку, приделанную к коробочке, и пытаются угадать вкус конфет. Больше всего не везёт в игре Юнги – ему два раза подряд попадается рвота, один раз вонючие носки и целых четыре раза тухлое яйцо, после которого он выбегает из комнаты и несётся на кухню, жадно припадая к стакану с водой. А везунчиком оказывается Намджун – тутти-фрутти, груша, карамельный попкорн, клубничный джем и арбуз явно нравятся парню, – но в последний раз выходит осечка – ему попадается протухшая рыба, вызывая у парня приступ рвоты, а у остальных смех и даже икоту. – Белая конфетка! – кричит Хосок и протягивает её Чонгуку. – Это… или кокос или детские подгузники. – Фу, – кривится брюнет, – ненавижу ни то, ни другое, – и кладёт её в рот. – А ты пробовал подгузники на вкус? – смеётся Тэхён, а после хохочут все, глядя на то, как Чонгук зажимает рот рукой и тянется к пакету, куда сплёвывает эту съедобную гадость и морщится от неприязни. – Это такая дрянь, боже… – Так что это? Подгузники или всё-таки кокос? – Я не понял, – честно признаётся Чон, вызывая новую волну смеха у друзей. Конечно, обычно не так проводят последние мгновения с тем, кто скоро навсегда уйдёт из жизни, но Чимин в самом начале заявил, что не желает видеть кислые мины друзей, когда у него осталось времени всего ничего, он хочет запомнить их весёлыми и чтобы сам в их памяти остался таким же. Тэхён крутит стрелку, и она останавливается на конфетке голубого цвета. – Зубная паста или голубика, – озвучивает он и, пожевав, довольно улыбается, – зубная паста. – И чего ты улыбаешься? – спрашивает Хосок, пока сам запускает стрелку по кругу. Тэхён дожёвывает конфету и проглатывает её, передёрнув плечами. – Это вкусно! – Чёрт, а у меня, похоже, сопли, – произносит красноволосый парень, – господи, да, это они, а-а-а, дайте скорее пакет! Когда таймер на запястье парня показывает 00:36, он просит друзей уйти, говоря, что не сможет видеть, как они будут смотреть его смерть, и он сам может не сдержать при их виде рядом. Улыбки мгновенно пропадают с лиц, все понимающе кивают и медленно поднимаются со своих мест, напоследок в последний (грёбаный) раз обнимают светловолосого парня и прощаются. Действительно прощаются с ним. В эту ночь Чонгук не может заснуть, он долго ворочается в кровати, но сон так и не приходит к нему, и он лежит неспящим до рассвета, а за окном начинается дождь. Разница в таймерах Чимина и Джина – сутки – получается, сегодня не станет второго парня, и эта мысль бьётся в черепной коробке, словно загнанная птица в клетке, мечется из стороны в сторону, но никак не может выбраться, освободившись от пут. Стоя под струями воды в душевой кабинке, Чонгук воссоединяется в мыслях с уличным дождём, представляя, что он сам – капля, преодолевающая расстояние от неба до земли. Расстояние это кажется одновременно и длинным, и настолько коротким, что охватывает чувство страха от скорой встречи с землёй. На первый взгляд, капля может показаться невзрачной и ничем непримечательной, но ведь сколько за время своего полёта разнообразных оттенков успевает возникнуть в ней! В этой крохотной капельке, летящей с тысячами других, точно таких же, как она, переливается целая радуга, и у каждого сгустка воды она неповторима, индивидуальна, уникальна. Но вот капля падает и разбивается о землю. Кто-нибудь заприметил её? Именно её из миллиона других? Все капли неповторимы, равно как и снежинки, без детального рассмотрения кажущиеся одинаковыми, но выделиться на фоне других, падающих с небес и похожих на эту, трудно. Лишь избранным удаётся упасть кому-нибудь за шиворот куртки, плюхнуться прямо на нос или расплыться лужицей на чьих-нибудь ладонях. Чонгук стоял, обдумывая всё это, и внезапно понял, как же путь простой дождевой капли, длящийся в несколько минут, схож с жизнью человека, которая тянется годами. Ведь человек с самого рождения начинает свой полёт, и на протяжении его успевает обрести бесчисленное множество оттенков, он летит с миллионами, даже миллиардами, других таких же. Этот полёт длиною в жизнь – неповторим. К сожалению, у многих он заканчивается при столкновении с какой-либо поверхностью, и они так и не добираются до земли. Таких людей-капель искренне жалко, ведь они имели полное право пройти маршрут целиком, а не погибнуть на полпути, но сочувствием не помочь, видимо, такова их судьба. Но самое удивительное то, что жизнь капли не заканчивается при столкновении: оказываясь в конечном итоге всё же в земле, запускается процесс перерождения. Вода испаряется и вновь попадает на небо. И кто знает, возможно, та же капля появится на свет ещё раз, не помня предыдущий полёт… Такой своеобразный круговорот жизни родился у Чонгука в голове совершенно внезапно. Парень устал стоять под струями воды и поспешил выйти из кабинки. Всё ещё находясь в трансе от собственной теории, он быстро надел чистую одежду и последовал в комнату, чтобы поскорее укутаться в мягкий плед.

**

На улице сыро и хмуро, облака плывут по сизому небу, задевая грузные тучи с дождём, который только недавно закончился, а деревья роняют листву, и разноцветные паруса в медленном танце приземляются в лужи, пуская круги вокруг. Сегодня решено собраться в домике на дереве, чтобы попрощаться с Сокджином, провести последнее время с парнем и навсегда потерять его где-то в частицах Вселенной. Чонгук шлёпает по мокрому асфальту, и от его ботинок в разные стороны разлетаются тысячи брызг, суёт руки в карманы глубже и инстинктивно ёжится от ощутимого ветра. Противная погода, в такую только сидеть дома и пить горячий какао, завернувшись в плед (что, собственно, Чонгук и делал сегодня утром), а не идти куда-то, тая под сыростью и то и дело поглядывать на небо – не начинается ли дождь. Чонгук уже подходит к кромке леса, тянется рукой к листьям, чтобы открыть проход, как слышит, что его сзади кто-то окликает. – Чонгук! Подожди! Брюнет разворачивается и видит бегущего к нему Тэхёна в распахнутой куртке. Волосы парня влажные, слиплись на лбу и мешаются на глазах, а на куртке и светлых брюках расползаются тёмные пятна. – Ты где успел вымокнуть? – задаёт вопрос Чон, когда юноша подбегает к нему. Тот машет рукой, и неохотно произносит: – Это меня так с дерева у дома окатило. Подул ветер, а я как раз проходил под ним, вот водопад и свалился аккурат на меня. Везунчик, – юноша натянуто улыбается и показывает «класс». – Ну что, идём? Брюнет ещё с секунду смотрит на парня, про себя замечая, что рад, что в Поднебесье не ощущается температура и заболеть здесь невозможно, и молча заходит в лес, придерживая ветви деревьев, чтобы те не ударили Тэхёна, ступившего за ним следом. Поначалу друзья идут молча, каждый в своих мыслях и не знает, о чём бы таком нейтральном завести разговор, как вдруг Чонгук громко вскрикивает, и Тэхён, успевший немного уйти вперёд, в страхе оборачивается к парню, видя, как тот кривит лицо и тихо ругается. – Чонгук? – Чёрт, дурацкая ветка! – юноша в злости бьёт по широким листам ладонью, и на него осыпается град прозрачных капелек, что вызывает новый скулёж у бедняги, – твою ж… А у Тэхёна улыбку. Русый юноша подходит к Чону и ерошит его волосы, стряхивая с них воду, а затем быстренько скидывает капельки с его толстовки. – Ну вот, теперь мы оба мокрые. – Да уж, – бубнит Чонгук и грустно вздыхает, – вот почему, а?.. Действительно везунчики, блин. Тэ смеётся и просит не расстраиваться по такому пустяку, он берёт парня за руку и выводит из-под группы деревьев, что широкими кронами закрывают небо над головой, а Чонгук и не думает высвобождать руку. – Я сейчас бы выпил чего-то горяченького… например, шоколада, – говорит Тэхён, когда друзья выходят на тропинку, над которой виднеется хмурое небо. – Да, я тоже. Даже несмотря на то, что я пил какао сегодня утром, – улыбается Чонгук, а Тэ, заметив его улыбку, улыбается тоже, только незаметно от парня, будто про себя. Он идёт вперёд, изредка отодвигая попадавшиеся на пути ветви, и, кажется, совершенно не придаёт значения их сцепленным рукам в отличие от Чонгука, который уже несколько минут смотрит на них и пытается определить, что он сейчас чувствует, однако только шумно выдыхает и переводит взгляд на тропинку, так ни к чему и не придя. А вот виднеется и крыша домика, и стоит пройти ещё немного и завернуть за раскидистый куст, как чудо-постройка предстаёт целиком. – Как думаешь, наши уже все собрались? – спрашивает Тэхён и расцепляет их руки. Он убирает с глаз чёлку и вытирает грязь с кроссовок о клочок травы в кустах. – Не знаю. Наверно, да, – отвечает ему Чон и быстро взбегает по деревянной лесенке. Внутри домика довольно шумно и душно, поэтому Чонгук просит открыть окно, чтобы свежий воздух после дождя проник в комнату, и стало чуточку легче дышать. Оказывается, они с Тэхёном и правда пришли последние, все остальные уже в сборе, мирно сидят на полу в позе лотоса и о чём-то в полголоса переговариваются. – Привет, парни, – машет рукой Тэхён и присаживается сразу у кресла-мешка. – Привет, – вторит ему Чон, приземляясь рядом. – О чём шепчитесь? – О, вот и потеряшки пришли, мы устали вас ждать, – Юнги отодвигается чуть в сторону и выпрямляет спину, оглядывая двух друзей. – А что с вами произошло? Чего оба мокрые-то? – А-а, – тянет Тэхён, отмахиваясь, – во всём виноваты деревья и дождь. Нас с Чонгуком решили помыть лишний раз. – Смотреть, куда идёшь, надо, не сваливай на природу, – смеётся Намджун и остальные парни его дружно поддерживают приглушённым смехом. Чонгук улыбается невзначай и как-то рефлекторно переводит взгляд на окно, по которому раз в три секунды стали биться крупные капли. – Похоже, снова дождь, – говорит он, и головы всех парней поворачиваются к окну. Парни смотрят на стекло, по которому и правда стучит начинающийся дождь, а небо уже заволокли тёмные грузные тучи. – Погодник сообщает, что сегодня и завтра ещё будет осень, поэтому, скорее всего, эти дни будут дождливыми. – Хреново, – хмыкает Хосок, – значит, из дома не выйдешь. А жаль, могли бы сходить на пляж. – Как вариант – собраться у кого-нибудь. – Да, можно. – Кхм, – прерывает друзей Юнги и коротко кивает на притихшего Сокджина, который, заметив резкое молчание, поднимает глаза. Друзья неловко потупляют взгляд и как-то машинально опускают головы, словно извиняясь за минутную слабость ранее. Не надо гадать, чтобы стало ясно, из-за чего. – Боже, вы серьёзно? – тянет парень, – Прекратите выглядеть так, словно причастны к моему исчезновению. Не напускайте траур на лица. – Но, Джин, – начинает Хосок, – правда, прости, я начал не… – Хватит, – вспыхивает юноша, – Чимина вы так не провожали, почему меня хороните за несколько часов, которые у меня ещё есть, а? Я хочу, чтобы вы перестали киснуть, ну-ка, – он поднимает подбородок и пробегается по всем присутствующим взглядом, каждому заглядывая в глаза, – послали грусть куда подальше и натянули на свои лица улыбки. Давайте-давайте, – Тэхён не может сдержаться и издает глухой смешок, за ним следует Юнги, а потом прыскают и Чонгук с Намджуном. Напускная серьёзность парня не может не смешить, и плевать на момент, когда смех явно не является подобающим. Друзья хохочут над ободряющей речью товарища, и напряжение медленно-медленно рассеивается, скрываясь в открытом окне. «Неужели так будет каждый раз, когда наступит чья-то очередь исчезать?» – думает Чонгук и чувствует, как его руки касаются кончики пальцев Тэхёна. Парень смеётся вместе со всеми, он сидит, выпрямив ноги, а Чонгука рядышком немножко коротит. Почему-то в этот момент улыбка Тэхёна, его смех, его расслабленное тело гипнотизируют, очаровывают своей обыденностью, незаметно заставляя брюнета замереть в паре метров слева, и побуждают глазами жадно запечатлять детали в памяти, чтобы они сохранились там без возможности внезапной потери, и чтобы порой, в некоторые особенные моменты, найти их в её чертогах и почувствовать то бархатное тепло, излучаемое русым юношей, несравненное ни с каким другим. Брюнет, кажется, забывает дышать эти секунды, пока смотрит на Тэ, потому что его плеча касается чья-то (снова показалось, или по коже, и правда, пробежался холодок?..) рука. – Чонгук, э-эй, ты чего завис? Приём, приём, – смеётся Хосок, а потом замечает взгляд Намджуна, который мельком кивает головой в сторону Тэхёна, и, будто прикинув что-то в голове, опускается на своё место, загадочно при том улыбаясь. А Тэхён, по-видимому, не чувствует огня в чужом взгляде, так как за это время ни разу не смотрит на Чонгука, вмиг оттаявшего от прикосновения друга, и что-то обсуждает с Сокджином, который улыбается мягко и кивает ему в ответ. – Я здесь, кхм, – хрипит брюнет и впервые не стесняется, что его застали за рассматриванием человека. – Отлично, раз связь восстановлена, я за чаем, Джун, ты со мной, – командует Хосок и встаёт, направляясь на крохотную кухонку. – Э-э… я что-то пропустил? Какая связь? – спрашивает Тэхён, но видит лишь удаляющиеся спины друзей, и смотрит на Чонгука, который усердно делает вид, что рассматривает что-то в окне. – Чон? – зовёт парня юноша, – О какой связи шла речь? – Забудь, Тэ, – отмахивается брюнет, медленно поднимается с пола и подходит к окну, – это… это всё ерунда. – Хм, снова? Чон кидает на него неопределённый взгляд, поджимая губы, мысленно отвечает «да, Тэхён, это снова ерунда, и каждый раз отчего-то она связана с тобой», но в действительности лишь молча отворачивается к окну. Дождь вовсю лупит по листьям деревьев и кустарников, кое-где видны отломавшиеся под его напором ветви, но дальше десяти метров ничего не разглядеть – пепельного цвета стена дождя заслоняет обзор, смазывая картинку в единообразное мутное пятно. Земля у подножья домика превратилась в слизкую грязь, кое-где образовались неглубокие лужи, по которым плавают листья, а тропинку размыло, из-за чего, вероятно, сегодня придётся ночевать в домике. Чонгук дёргается. Если остаться здесь, всем вместе, то, выходит, они будут вынуждены наблюдать, как исчезает Сокджин? «Нет, нет, нет» – мотает головой парень, а дыхание в секунду становится прерывистым, – «я не готов. Не готов, нет. Не готов!». Стоит только на миг представить, как тело Сокджина медленно становится всё прозрачней и прозрачней, а вскоре вовсе перестаёт быть видимым и в ту же секунду растворяется в воздухе, как Чона точно парализует. «Нет». Он упирается рукой в запотевшее стекло и тяжело дышит, пытается про себя вести отсчёт, чтобы успокоится, но это ни черта не помогает, паника стремительно накрывает всё большими волнами. Лоб мокнет, а к щекам точно со всего тела приливает кровь. Становится не хватать воздуха. – Эй, Чон, что с тобой? – слышит он тихий голос сзади. Юноша не поворачивается, изо всех сил пытается, очень-очень, заставить тревогу отпустить его, сжимает, разжимает пальцы, но той, кажется, нет дела до чувств парня. – Чонгук? Он резко бьёт по оконному стеклу, пуская гул от удара, и сжимает губы в тонкую полоску, так, что они в одночасье бледнеют. Юноша не смеет повернуться, боится и так сильно не хочет, чтобы Тэхён видел его приступ, но уже поздно; русый парень осторожно тянет к его плечу руку, но в последнее мгновение замирает и, сжав пальцы, убирает её, но делает шаг ближе. – Ты… Чонгук, ты можешь говорить? – а брюнет молится, чтобы кроме них в комнате больше никого не было, но, видимо, так и есть, потому что никто не издаёт ни звука. – Тэ… – сквозь судорогу произносит он, сжимая пальцы до побеления и выпирающих костяшек, – пожалуйста… пожалуйста, скажи, что всё будет хорошо. Что я… смогу, справлюсь, пожалуйста, Тэ… – скулит Чонгук, мысленно проклиная себя за то, каким жалким он, наверно, сейчас выглядит. – Конечно. Ты справишься, Чон, конечно, сможешь, я знаю, ты сильный, – Тэхён всё-таки аккуратно трогает плечо брюнета и испуганно дёргается, когда тот всхлипывает, но руку не убирает. – Всё хорошо, Чонгуки, я рядом, слышишь? Я рядом с тобой. – Последнюю фразу он произносит практически по слогам и шёпотом и подходит ближе, касаясь грудью дрожащей спины юноши, чувствует, как тот напряжён и испуган, и осторожно, медленно обнимает его, скрещивая руки на животе и щепча «всё, хорошо. Хо-ро-шо. Сейчас закончится». По щекам Чонгука текут солёные слёзы, собираясь во впадинке над верхней губой, а затем проникают в рот сквозь плотно сжатые губы. Парень хлюпает носом, старается как можно быстрее вытереть влагу с лица правой рукой, а второй сжимает предплечье Тэхёна, стоящего сзади. На внутренней стороне ладоней брюнета остались белые полумесяцы. – Тш-ш, – Тэ успокаивающе гладит его по животу и еле заметно покачивается из стороны в сторону. – Э-эм… Тэхён? Чонгук? В дверном проёме стоит Юнги с тремя чашками и тарелкой печенья в руках, растерянно глядя на двух друзей, однако в его голосе не слышно недоумения или чего-то, что в обычной ситуации могли бы вызвать стоящие друзья в чересчур дружескую обнимку, при том, что один явно плачет, судя по издаваемым хмыкающим звукам. – Сейчас, хён, дай нам ещё минуту, хорошо? – Да, конечно, – встревоженно отвечает парень, и по комнате раздаются его быстрые шаги, – я только чашки поставлю. – Когда посуда ставится на стол, а парень вновь скрывается на кухне, Тэхён расцепляет руки и осторожно поворачивает Чонгука к себе лицом. – Ты как? Она прошла? Паника. – Да… кажется, – сипло произносит юноша, – чёрт, прости, не думал, что она накроет. Это… это так стыдно. – Не неси чепуху, – обрывает его Тэ и после секундного молчания добавляет, – ты… в порядке? – Вроде того. Надеюсь, что хёны не слышали и не видели этот позор. Ну, кроме Юнги… – Это не позор, ясно? – русоволосый резко поднимает его подбородок, – Слышишь? Нет ничего постыдного в слезах, ты сам мне это сказал, помнишь? Чонгук кивает. Это было на обрыве. Когда Тэхён раскрыл очень важную и личную часть себя. Такое не забыть. – Поэтому прекрати думать, что ты выглядел слабаком. Это не так. – Х-хорошо, – Чон вытирает остатки слёз рукавом и наконец поднимает свои красные и подпухшие глаза, – и… спасибо. Если бы ты не подошёл, меня накрыло бы по полной. – Всё закончилось, Чонгук. Забудем? – Да. – Тогда пошли, – он берёт Чона за руку и идёт в центр комнаты, где они сидели прежде, к креслу, и зовёт парней. Те выходят, как ни в чём не бывало, улыбаются и говорят, что печенье, которое принёс Юнги, очень и очень вкусное. Чонгук понимает, что, скорее всего, друзья всё слышали и просто делают вид, словно нет, не желая смущать его, потому что вероятность того, что всё то время, пока они с Тэхёном стояли у окна и у него длился приступ, никто в комнату не заходил, слишком мала, да и его всхлипы наверняка были довольно громкими. Просто друзья, увидев, что происходит, благоразумно и незаметно решили покинуть комнату. Наверно, было именно так, но Чон в любом случае благодарен парням за то, что о случившейся сцене никто даже не заикается. Все садятся на пол в гостиной, разливают ароматный земляничный чай по чашкам и угощаются имбирным печеньем в форме снежинок с белой глазурью по краю, пусть на дворе и не Рождество, для угощений праздники не обязательны. Такое чувство, что несколько минут назад и вовсе ничего не произошло, и брюнет не задыхался в приступе паники, а Тэхён не пытался его успокоить, но он помнит, и Тэхён помнит тоже, но так же, как и остальные, делает вид, что всё в полном порядке, ничего не случилось. Наверно, так и правильно, думает Чонгук и незаметно для других сжимает пальцы Тэхёна в своей руке, спрятав замок между их бёдрами. Вкусный чай успокаивает и согревает изнутри, и темноволосый юноша наконец окончательно расслабляется, откидывая голову на кресло-мешок позади. – Ладно, раз никто не решается спросить, очевидно, вех интересующую вещь, так и быть – задам вопрос я, – ставит свою чашку на столик Хосок и складывает ладони вместе, – мы остаёмся ночевать здесь? – Похоже на то, – отвечает Юнги. – И… получается, что нам придётся… то есть мы будем вынуждены, эм… – Ты пытаешься сказать, что вы будете видеть, как я исчезаю? – выручает парня Джин и ловит утвердительный кивок в ответ. – Выходит, что так, – и жмёт плечами, отпевая из чашки. – Но… разве ты не хотел бы, ну, скажем, быть один в этом момент? – интересуется Тэхён, а Чонгук рефлекторно сжимает его пальцы сильнее, отчего взгляд парня моментально обращается к нему. Чонгук же упорно его избегает. – У меня нет каких-то конкретных желаний по этому поводу. Это просто смерть. Из уст парня это звучит слишком легко, даже чересчур, что вызывает бег мурашек по телу друзей. «Невозможно же с такой лёгкостью прощаться с жизнью – проносится в мыслях Чона, – разве можно вот так сесть и принять, что пара часов – и тебя навсегда не станет? Ты больше не увидишь ни близких, ни друзей, да попросту саму жизнь не увидишь. Каково было Чимину в последние минуты в своём доме?» Нет, Чонгук решительно не хочет это знать. – Не говори так, – произносит он, разрезая тишину своим голосом, – смерть – это ни черта не просто. Пятеро пар глаз в один момент устремляются к нему, и во всех юноша видит живой вопрос и долю интереса, поэтому продолжает: – Разве понимать, что ничего из всего существующего на Земле ты никогда, ни-ког-да больше не увидишь – это просто? А родители, родственники там, друзья, домашние питомцы, в конце концов. Так легко отпустить память о них? Не верю. Людям всегда трудно прощаться с чем-то ставшим рутинным, на что они уже даже не обращают внимания, но при расставании с ним в сердце как-то тупо колет, разве нет? – юноша поднимает взгляд и смотрит на каждого из друзей по отдельности, всматривается в их опущенные лица, на которых читается обида от слишком жестокой правды, и хмыкает. «То-то же». – Не ожидал услышать такое от Чонгука, – спустя минуту говорит Намджун. – Я, честно признаться, тоже. Умеешь удивлять, однако, – Юнги толкает его в плечо и коротко улыбается, – Это хорошо, что в таком возрасте это осознаёшь. Блин, звучит так, словно я с ребёнком разговариваю, но не обижайся, это правда круто. – Ага, – кидает Чон, а сам ждёт реакции Сокджина, который сидит с чашкой в руках и тупо смотрит в одну точку на столе. А ещё он искоса пытается посмотреть на Тэхёна, увидеть, какое впечатление на него произвела его речь, но тот сидит аналогично Джину: взгляд прикован к ковру на полу и не выражает совсем ничего, как поначалу кажется Чону, но, приглядевшись внимательнее, он замечает тень какой-то скрытой ненависти на всегда добром лице и отголосок презрения. «Что это с ним?» – Хм, а ты прав, Чонгук, с жизнью прощаться вовсе не легко, – подаёт голос Джин и юноша переключает внимание на него, – скажу даже больше – это чертовски сложно и.. больно. Ты стараешься убедить себя в неизбежности настигающего события, морально готовишься, готовишься, думаешь, что будешь таким смельчаком, которому она не преграда, а на деле ничего не работает. К смерти невозможно быть готовым. Ты это понимаешь, когда до её прихода остаётся всего ничего, каких-то жалких пару часов, которые планируешь провести не сидя в скорби и печали (в этом я прекрасно понимаю и поддерживаю Чимина), – упоминание имени ушедшего парня бьёт под дых, – а в компании своих друзей, которых обрёл совершенно случайно и… чёрт, кто-нибудь до конца понимает, где именно мы всё-таки находимся? – пытается шутить парень, но ничьи губы не трогает улыбка, – В общем, это я про Поднебесье. И да… повторюсь, ты прав, Чонгук. Уходить из жизни без права личного выбора – на самом деле ни черта не просто. И осознание своей беспомощности не делает легче. Слишком многое держит людей на Земле. По комнате расползается липкая обречённость от речи Джина, она забирается в щели, прячется там, а после впитывается в каждую клеточку тела, щедро делясь своим пасмурным унынием. Ты тонешь в ней, точно в болоте. Эй, случайный путник, помоги, будь другом, брось спасительную палку! Только теперь по лесам редко кто ходит. – Всё, – шипит Намджун и вскакивает в места, – я так не могу. Завели какую-то муть, от которой повеситься хочется, и не улыбайся, Юнги, я в курсе, что такое ирония. Короче, я на крыльцо. – Он шагает к двери, а, остановившись у неё, как-то устало командует: – И откройте окна, что ли, не знаю, но эту тоску несусветную надо вышвырнуть отсюда. – После чего скрывается за дверью. Парни в комнате, выслушав Джуна, ещё минуты три сидят молча и не двигаясь, тупо смотрят на давно закрывшуюся входную дверь и не могут до конца понять: это в реальности Намджун про окна сказал или так «поиронизировал». В итоге, первым отмирает Тэхён и действительно идёт к окну, высовывая голову наружу. Воздух только-только после дождя бьёт в нос, проходясь по носоглотке вниз, и врывается в лёгкие, даря свежесть и какую-то невесомую лёгкость. Он стоит так долго, пытается проанализировать одну из самых странных бесед в их компании, но только больше путается в собственных мыслях, а заодно и чувствах, поэтому решает забить на это и попросту повисеть на свежем воздухе. Где-то справа он слышит кашель Намджуна. А округу уже накрыла вуаль сумерек. Наступил вечер. М-да, посидели весело и непринуждённо, думает про себя Джин, встаёт, разминает затёкшие спину и шею, как взглядом цепляется за таймер на руке. 00:24:--. «Может быть, и правда стоит уйти куда-нибудь, чтобы никого не смущать своей смертью, пусть она и не выглядит противно или жутко». Парень решается пару долгих секунд, которые крадут его время на запястье, и уже открывает рот, готовясь объявить, что уйдёт из домика, как встречается взглядом с Чонгуком, и закрывает рот. Брюнет поднимается с пола и быстро подходит к парню. – Я догадываюсь, о чём ты подумал и собирался сказать нам, но, прошу, не надо. – Он касается плеча темноволосого парня, что взглядом следит за его движением руки, и тихо продолжает, – я… человеку в своей жизни так и так придётся хоть раз столкнуться с чужой смертью, поэтому, кхм, – Чон отводит глаза в сторону, – я хочу попробовать… эм, перенести это? – То есть хочешь устроить что-то типа репетиции. – Нет! – мгновенно вскрикивает юноша, – Нет, я не.. – Да всё нормально, – смеётся Сокджин и кладёт свою ладонь поверх его пальцев на своём плече, – я понял тебя и я не против. Поэтому никуда не уйду. Мне осталось… – он сверяется с таймером, – ровно 19 минут. – Х-хорошо. Хён, только не думай, что я.. – Чонгук, – парень выжидающе смотрит на него, – я ничего такого, за что тебе стоило бы извиняться, не подумал. Так что не накручивай себя, окей? – Окей, – тихо отвечает Чонгук. Он убирает руку с чужого плеча и поворачивается к окну, из которого виднеется только тэхёнова спина и ноги, рук не видно, а его голова по-прежнему высунута на улицу. – Намджун-хён, мы проветрили, как ты и просил. Можешь возвращаться, – кричит он, чем вызывает улыбку на лицах тех, кто в домике. В ответ ему прилетает что-то вроде «вижу, ты до сих пор на проветривании находишься», а после становится слышно, как открывается входная дверь и в дом заходит Намджун. Потихоньку атмосфера в домике на дереве возвращается в прежнюю, уютную и приятную, к которой все привыкли. Где-то под диваном находится твистер в покрытой пылью коробке и с отломанной в середине стрелкой. «Это Чим сломал от усердия» – смеётся Тэхён и запускает палочковидный красный кусок пластмассы, когда-то бывший стрелкой, по кругу. Друзья не замечают времени за весёлой игрой, пока они падают на пол, стукаются коленками и локтями, нависают друг над другом и протягивают ноги под телами других, минуты летят незаметно. Как вдруг пространство в комнате резко мутнеет, картинка мажется у всех на глазах. Предметы теряют свои очертания, и в воздухе слышится протяжный звук, будто кто-то случайно тронул гитарную струну и замедлил её звучание в десяток раз, он длится несколько секунд, за время которых тело черноволосого парня начинает медленно становиться прозрачным. Джин осматривает сам себя, вертит кисти рук, через которые уже можно увидеть пол, трогает грудь, живот, и в один момент его рука проходит сквозь плоть. Друзья задерживают дыхание. А Сокджин внезапно улыбается чему-то своему, поднимает взгляд на парней, застывших с неверием на лицах, и растворяется, махая на прощание полупрозрачной рукой. Раздаётся какой-то громкий звук, и предметы возвращают себе нормальную форму, приобретают чёткость, и выравнивается общий горизонт. Парни растерянно озираются вокруг и все в один миг понимают, что их стало ещё одним человеком меньше. Струнный звук разносится в голове каждого.