***
Музыка, звучащая в помещении, отвратительна, она ужасна во всех смыслах, отборный мусор. Народу как всегда полно, люди заняты кто чем: кто-то слился с интерьером в углу и в одиночестве попивает изысканную дрянь, названную местным коктейлем, кто-то плюнул на правила (а здесь можно иначе?) и вовсю зажигает на танцполе, отдаваясь танцу на все сто (стоит признать, что у некоторых выходит весьма недурно). Вон там, рядом с туалетной дверью, зажимается очередная парочка, видимо, новенькие, значит, ждёт быстрый перепих в ближайшей комнате и прощание без обязательств с сигаретным привкусом. А кто-то, как компания Юнги, сидит за барной стойкой, предпочитая добровольно заглатывать яд. – Та-ак, ну, выпьем? За тебя, Сону! – шесть бокалов громко стукаются друг с другом, а через десять секунд они уже пусты. Сегодня День Рождения парня из компании Юнги исполняется 25 и потому по его честь организована эта самая попойка. Хотя она ничем не отличается от обычных здешних посиделок. Все уже прилично выпили, но никто не желал останавливаться; алкоголь всё капал с горлышка бутылки. Юнги тоже принимал участие, как-никак, День Рождения его друга, но разговаривать желания совершенно не было: вот уже неделя, как он спит по 3-4 часа в сутки, матери становится с каждым днём всё хуже, она перестала вставать с постели и пить лекарства, практически ничего не ест. С их душевного разговора прошёл месяц, и Юнги каждое утро твердит себе «не хорони мать раньше времени», однако, похоже, всё и правда идёт к Чёрной Церемонии. Уходя сегодня, юноша видел мать полулёжа, она смотрела в окно, не моргая, изредка поднося к губам стакан с водой. Интересно, что же она видела там, в окне..? Оставлять её одну с каждым разом труднее, сердце ноет, а в голову лезут чёртовы непрошенные мысли. Но у них есть нерушимое правило, которое установил Юнги в один вечер: «Если что – звони. Когда угодно». Неважно, была ли иллюзия бури или настоящий ураган, – Юнги всегда на телефоне. Вот и сейчас серебристый смартфон лежит на барной стойке рядом с бокалом. Его металлический корпус переливается в неоновых вспышках, а по экрану расползлась тоненькая сеточка. – Повторить? – обращается к обособившемуся парню бармен, указывая на пустой бокал. Юнги кивает. – Добавлю секретный ингредиент. Пока ему восполняют очередную порцию яда, он поворачивает голову в зал, пробегаясь глазами по его посетителям: практически каждый ему знаком, их круг тесен, поэтому невольно запоминаешь лица, постоянно зависающих здесь. Но неожиданно взгляд цепляет девушку с ярко рыжими волосами. Она стоит совсем у выхода и прожигающе смотрит прямо на него. Кто она? В зале темно, плохо различимы очертания, но эти волосы… Перебирая в голове всех знакомых девушек, Юнги никак не может вспомнить её, напрягает память, изо всех сил стараясь вычленить из неё эту незнакомку, но тщетно. Он поднимает взгляд и успевает уловить лишь грустную усмешку на исчезающем лице. Что за..? – Готово, – произносит бармен. Парень, не глядя, осушает бокал. Жидкость вязкая, с привкусом мяты, медленно ползёт по горлу. Дерьмо. – Надоело здесь. Пошли гулять, – предлагает кто-то из парней, – Сону, плати, а мы подождём на улице. Все шестеро парней, шатаясь, покидают бар, но Юнги внезапно останавливается у выхода, резко разворачивается и бежит обратно. – Коктейль фигня полная, но что за секретный ингредиент? Бармен лукаво улыбается, не переставая протирать бокалы, затем кладёт полотенце, поднимает руку, прикрывая один глаз, и рассматривается, вертя из стороны в сторону, маленькую стопку. – Правда интересно? – Да. Парень усмехается, ставя стопку на место. К этому времени Сону как раз положил деньги на стойку. Бармен их быстро пересчитал и произнёс: – Verum. – И что это значит? – спрашивает Юнги, хмуря брови. В ответ ему лишь пожимают плечами. Компания друзей подходит к центру города, всю дорогу они о чём-то болтали заплетающимися языками, но удивительно точно друг друга понимали. Юнги тоже участвовал в разговорах, смеялся даже, казалось, что он забыл о терзавших уже несколько месяцев проблемах. Но вот он хочет узнать время, тянет руку в карман, а там пусто, суёт в другой – тоже самое. Остановившись посередине тротуара, парень наспех проверяет все карманы – телефона ни в одном нет. Паника своими скользкими, вечно холодными тонкими пальцами начинает обхватывать шею, медленно лишая доступа к кислороду. Кто-то из парней останавливается, смотрит на побелевшего Юнги, что отстал от остальных, и кричит: – Эй, ты чего? – Я… я.. – юноша тяжело дышит , а алкоголь словно в секунду выходит из крови, – походу, я телефон в баре оставил. – Телефон? – парень задумывается. Видно, что ему тяжело собрать мысли в кучу. – А, точно! Не волнуйся, это я взял, мне позвонить надо было, а мой сел. Вот, держи, – он протягивает серебристый смартфон, а Юнги чувствует, что готов придушить его прямо здесь, на глазах прохожих. Он скомкано дышит, тянет дрожащие пальцы к телефону и слышит отголоски накатывающей истерики. – А тебя не учили спрашивать, когда хочешь взять что-то чужое? – сдавленно шипит он, выхватывая телефон, – Не думал, что мне могут позвонить или написать? – Так… я бы услышал… – Нихрена! – вдруг орёт Юнги, – Что бы ты услышал в баре, где на всю громкость какое-то дерьмо играет? Тем более, телефон в твоей куртке был, а она лежала на стуле! – юноша со злостью сжимает корпус смартфона, медленно надвигаясь на опешевшего парня впереди. Остальные, кажется, не заметили двух отставших. – Да чего ты взъелся-то так? Ну, подумаешь, пропустил звонок, что, мир что ли рухнул? – Это не твоё дело! Ты понятия не имеешь, кто мог мне позвонить. – Да кто такой важный? Какая-нибудь подружка на одну ночь, которая тебе пон.. – договорить ему не даёт прилетевший кулак. Пока «друг» на несколько секунд теряется в пространстве, Юнги включает, наконец, телефон и задыхается. 5 пропущенных. Не говоря больше ни слова, он несётся домой, а в голове набатом «нет. нет. нет». Однако стоит на лифте подняться на этаж, сердце опасно ухает вниз. – Да нет же! – кричит Юнги, забегая в квартиру. Но поздно. Все предметы словно шепчут мерзкое «ты не успел, опоздал. Друзья были важнее?». На кровати, с опрокинутым на одеяло стаканом, лежит его мать, она не двигается, а глаза открыты. В её худых пальцах-спицах зажат телефон с точно такой же, как у Юнги, сеточкой на экране из-за постоянных падений. Парень падает на пороге в комнату, скомкано дыша, а потом заходится глухим воплем, соскребая ногтями краску с дверных наличников. Он не успел. Опоздал. Нарушил собственное правило. Какой же идиот… Ветра навсегда покинули своё побережье, больше они там не появятся. Фарфор надломился, хрусталь вышел из берегов. Здравствуй, новая стихийная статуэтка.***
Юнги не помнит, как оказался у этой покоцанной двери с разбитым глазком. Он вроде собирался прогуляться. Вчера он похоронил мать. Она не нуждалась в роскошных проводах, да и приходить на них было некому, потому был только сын да пара добрых соседок с лестничной площадки. Процессия вышла максимально не затратной: обычный гроб, обычное платье, обычные цветы и услуги людей, занимавшихся похоронами, а также совершенно обычная скорбь в придачу. Уже ушли женщины соседки, ушёл священник, а Юнги всё продолжал сидеть у свежей могилы, питая почву осколками слёз. На кладбище в тот день не было ни одного человека, а если бы и был кто, так не помешал; с самого утра светило холодное солнце, пробегаясь лучами по серым плитам, и благодаря ему было не настолько паршиво, как могло бы быть в хмурый день. Парень подметил, что у многих надгробий лежат уже увядшие, а где-то и вовсе засохшие цветы, так печально колышимые ветром. Он не хочет, чтобы у его матери лежал такой гербарий – он создаёт ощущение забвения, увядания памяти о человеке, – и потому планирует через несколько дней поставить букет искусственных цветов, а пока на могиле лежит букет жёлтых хризантем – любимые цветы его матери. Юнги просидел у могилы несколько часов, пока солнце не начало медленно опускаться за горизонт, безумно вглядываясь лишь в инициалы и дату рождения/смерти, без всяких эпитафий на надгробье. Уже собираясь уходить, он вдруг остановился у будки местного сторожа и протянул ему несколько купюр, лежавших в кармане толстовки, попросив купить на них букет неживых цветов на могилу матери. Мужчина кивнул ему, пообещав выполнить просьбу, но Юнги отчего-то сомневался, что деньги пойдут на дело, однако кто его знает… А сейчас он здесь, на девятом этаже многоэтажки, у двери человека, который самовольно отнял у него шанс спасти мать, отнял шанс попрощаться. Ровно три звонка. Щелчок. – Юнги? – парень в дверном проёме удивлённо приподнимает брови, – Привет, приятель, какими судьбами? Пропал как-то резко, – но вопрос остаётся проигнорированным, Юнги молча проходит в квартиру и застывает в прихожей, его взгляд прикован к полу. Парень закрывает за ним дверь и непонимающе оглядывает. – Эй, у тебя что-то случилось, чувак? На связь эти дни не выходишь, что так.. – Юнги не слушает его, ему вообще плевать, что этот мудак там говорит, он прерывает его резким ударом в челюсть, а потом в живот, заставляя парня согнуться с хрипом. Не жалея силы, бьёт коленом в подбородок, отчего парень отлетает прямо к двери, хватаясь за лицо. – Из-за тебя, мразь, из-за твоего грёбаного отсутствия мозгов моя мать умерла, – шипит он в ярости, хватает за ворот свитера, собирая ткань в кулак, и прикладывает головой о дверь, приближаясь максимально близко к лицу, заляпанному в крови. В его взгляде сейчас пылает огонь, и нет воды, способной его потушить. Он не отдаёт отчёт своим действиям, хочет просто отомстить настолько, насколько хватит сил. – Я остался один благодаря тебе, ублюдок. Как прикажешь жить теперь, а? – юноша снова бьёт головой, сотрясая входную дверь, и ещё, и ещё. Боль, обида, злоба застилают глаза, кажется, из них вот-вот польётся раскалённое железо. «Так. Стоп, хватит» – вспыхивает в голове – «ты убить его можешь». Юнги отходит от тяжело дышащего парня, напоследок заезжая кулаком в нос, окончательно превращая лицо в кровавое месиво, и небрежно отодвигает обессиленное тело, открывая дверь. – Если бы нет и твоё сраное «надо позвонить», я бы увидел звонки, оказался дома и был бы с ней, но ты… Ненавижу тебя, мразь. Передай остальным, что больше меня не увидят. – и захлопывает дверь.***
День за днём, день за днём – сутки тянутся ужасно долго. Забив холодильник ядом в жестяных банках, Юнги бездельно проводит время: сидит, прислонившись спиной к кухонной тумбе, и глотает дешёвый алкоголь. В раковине валяется несколько ложек и одна тарелка, в мусорном ведре покоятся две коробки из-под рамёна и пара пачек из-под полуфабрикатов. Есть совершенно не хочется. Как дальше жить – Юнги понятия не имеет. Желания ни к чему нет, всё серо и бессмысленно-однообразно, вот уже несколько дней он проводит так же безынтересно: глушит боль внутри выпивкой, да только она плохой клей для разбитой души. Обстоятельства побуждают вскрыть вены, неважно как, всё равно его спасать некому. Лишь пару раз ему в дверь кто-то постучал (звонок как полгода сломан), но, видимо, подумав, что хозяина нет дома, быстро удалился. Соседям, кроме тех нескольких добродушных женщин, тоже плевать. А как иначе? Каждый сам борется со своим горем. Парень тянется к дверке холодильника, отставляя недопитую банку, но, пробежавшись по полкам, со вздохом закрывает – закусок нет. Желудок от подобного рациона скоро вылезет наружу или начнёт разлагаться прямо внутри, поэтому, с трудом встав с пола, Юнги бредёт в прихожую, решив проверить, сколько есть денег в карманах. Порывшись, он набирает нормальную сумму для покупки человеческой пищи и решает дойти до ближайшего магазина. В супермаркете яркий свет режет глаза, раздражая. Юноша набирает корзинку еды, расплачивается под оценивающий взглядом продавщицы, на который совершенно плевать – парень сам знает, что выглядит близко к понятию «призрак», но, складывая продукты в пакет, не помнит, что брал. На улице уже начинает смеркаться, зажигаются первые фонари вдоль дороги. Юнги ёжится от прохлады, внезапной влетевшей в город, а он лишь в тонкой ветровке. Кинув мелочь со сдачи в карман, он направляется к дому, пиная попадающиеся на пути мелкие камушки. Ему надоел этот мир в свои 24 года, он окончательно в нём разочарован, люди бесят, даже сейчас, идя по тротуару, от ненависти хочется плюнуть прохожим в лицо, едко ухмыльнувшись. Юнги сворачивает за угол, его дом уже совсем близко, осталось метров 20, как вдруг его перехватывают поперёк шеи, сразу же зажимая рот ладонью. Он роняет пакет, хватаясь за уцепившуюся в него руку, что давит на горло, перекрывая доступ к кислороду, но его не отпускают, наоборот, волочат за какой-то дом, игнорируя брыкания и стоны. За зданием слабый свет фонаря омывает округу, но лампочка мигает, грозя вот-вот потухнуть, поэтому Юнги старается скорее рассмотреть приближающихся к нему людей. – Что же ты надел, Юнги? – в полутьме раздаётся голос одного. – Как посмел избить своего брата? – юноша непонимающе мычит в ладонь, до сих пор закрывающую его рот. Между тем силуэт выходит из темноты, и Юнги узнаёт его – это Чумён, один из его бывших «друзей». Парень с проколотой губой подходит ближе и отнимает чужую руку от его рта. Он смотрит хмуро в безликие глаза, а в тех нет испуга, безразличие вновь воздвигло стену. – Какого чёрта, Юнги? Ты забыл про наш кодекс, забыл, что не имеешь право причинять боль своим друзьям? Отвечай! – рявкает он. – Вы мне не друзья, никогда ими не были, это просто слово. – Вот как? – хмыкает Чумён, поджимая губы, – Хочешь сказать, что не зависим от нас? – Нет. Мне плевать. А Суён получил по заслугам, я не собираюсь раскаиваться. Он жив? –а после кивка буквально выплёвывает, – Лучше б сдох. – Карие глаза смотрят на него испытующе, дыхание парня ровное, но тяжёлое – он зол. – Ты отправил его в реанимацию, придурок. У него, черт возьми, сотрясение! – Я же сказал, мне плевать. Ты знаешь причину, по которой я это сделал? Он рассказал тебе? –Мне нет дела до ваших разборок. Ты нарушил наши правила, нашу связь. И понесёшь наказание. – Наказание? – усмехается Юнги, а потом заходиться смехом, в котором клокочет желчь. Несколько парней, стоящих чуть дальше Чумёна, переглядываются, посчитав парня психом. Сам же Чумён внимательно смотрит на хохочущего парня, а потом резко даёт ему хлёсткую пощёчину, отрезвляя. – Хватит ржать, идиот. Веселье только сейчас начнётся. – он кивает парням сзади и те идут к Юнги. – Ну давайте! Избейте меня! Избейте! – хрипит парень, безумно улыбаясь. – Только можно просьбу: сделайте так, чтобы я не очнулся. – Ты точно псих. Словно подменили, – кидает Чумён и уходит к машине. А подошедшие парни заносят кулаки для удара.**
Перехватив портфель поудобнее, мужчина выбегает из подъезда и несётся к машине. Подбегает к небольшой парковке, ища глазами свой автомобиль, а после хлопает себя по лбу, вспомнив, что вчера из-за нехватки мест оставил его где-то за углом. Идёт, поворачивая за дом, и видит на дороге пакет с рассыпанными продуктами: яблоки, разорванная пачка сосисок, апельсин, консервы – всё валяется, припорошённое первым снегом. Мужчина останавливается на секунду, просто смотрит на продукты, а потом взгляд сам собой цепляет вдалеке что-то красное на снегу. Он бежит туда, а красных пятен всё больше, мужчина невольно сглатывает, а, повернув за угол, замирает на месте: укрытый белой вуалью снежинок на асфальте лежит парень с окровавленным лицом и запачканной кровью одеждой, он не шевелится, а кожа сливается с выпавшим снегом. Мужчина не может заставить себя сдвинуться с места, замечая, что волосы на голове незнакомца кое-где окрасились в алый, создавая безумный контраст. Крови много, ею залито всё место, где лежит парень. Наконец отмерев, мужчина в секунду достаёт телефон, набирая скорую помощь, и бросается к юноше, однако вовремя вспоминает, что его нельзя трогать – вдруг есть переломы – и остаётся стоять рядом. «Кто тебя так, бедняга?»flashback
Внутри всё горит, да и снаружи не лучше. Во рту чувствуется вкус металла, и кровь продолжает стекать в горло, поэтому, скуля от неимоверной боли, парень заставляет себя кое-как повернуться набок и отхаркнуть кровяные сгустки. Дышать очень трудно, наверняка из-за сломанной носовой перегородки и однозначно пострадавших рёбер, голова гудит и чувство такое, будто её разорвёт сейчас от туманной давящей пустоты. Хочется спать. Да, Юнги не отказался бы заснуть, а не мучиться сейчас, лёжа в луже собственной крови на холодном асфальте. Его бросили как какую-то окоченелую шавку беспомощно подыхать в подворотне. Что ж, ему уже всё равно. Глаза начинают закрываться, в горле снова булькает скопившаяся кровь, но нет сил избавиться от неё. Через раз делая вдох и выдох, парень распахивает глаза и видит перед собой усыпанное звёздами чернильное небо. И без того никакое дыхание захватывает ещё больше от такой красоты, Юнги смотрит на крошечные огоньки и ему вдруг кажется, что он начинает медленно приближаться к ним, на ум приходит мама: когда он был ребёнком, каждую зиму, гуляя по вечерам, они вместе любовались звёздным небом, искали созвездия и даже пробовали составлять свои собственные. Такое время было определённо лучшим в жизни парня, он никогда не забудет его, вот и сейчас, не чувствуя рук и ног, тела в целом, он пытается отыскать знакомые очертания созвездий, представляя, что рядом, сделав снежного ангела, лежит мама и улыбается, указывая пальцем в небосвод, она здорова, а он не какой-то раздолбай, и они вместе счастливы друг с другом. Глаза всё-таки закрываются, Юнги делает последний вдох, а из обрамлённых запёкшейся кровью губ вылетает облачко пара, бесследно рассеиваясь в ночном воздухе.end flashback