kogot'

У Антона была землисто-алая чешуя, изящные крылышки и симпатичная крохотная мордашка. С годами она обрела хищные пугающие черты, а драконье тело наполнилось магией по самое не могу. Антон сыпал ею направо и налево, если выбирался из магической клетки. Ему очень быстро надоела клетка. Он взламывал заклятия на ней, словно грыз бумагу острыми зубами. Затем взлетал по лестнице лаборатории в гостиную и сминал когтями деревянные полы в щепки. Еще он сшибал мебель непослушным хвостом. Мать едва успевала обновлять защитные чары. Антон был крупнее среднестатистического сородича. Его крылья в размахе были больше, лапы - толще и жилистее, а чешуя - крепче. В первую же неделю через нее перестали пробиваться заклятия родителей. Справедливости ради, громил дом он неумышленно. И из клетки не убежать пытался. Ему было тесно. После долгих споров его переселили в сарай в дальнем углу участка. Естественно, с огромной опаской. У Арсения тоже удлинился список "нельзя". Но он не бунтовал по этому поводу, ведь дракон всё еще тут (и правда оказался опасен). Дракон встретил переезд в новую "клетку" радостно и перво-наперво полетал под крышей сарая. По ночам он охотился там на летучих мышей, которые копились под верхними балками. Днем предпочитал отлеживаться на полу, гнездя сухое старое сено для себя. Однажды он умудрился сбежать (естественно, изничтожив заклинания в дребезги), и мама искренне этому обрадовалась, когда принесла гору сырого мяса, но не обнаружила дракона. Правда, Антон вернулся на закате. С разводами засохшей крови на когтях. И полным удовлетворения лицом. — У магических существ нет разума! — настаивала мать. — Он охотился не на людей, — перечил отец, хоть и знал, что Арсений подслушивал, спустив со второго этажа одно из своих маленьких заклятий. Для него уже с час или два наступил отбой. — Ты же слышала новости. За три деревни от нас. Отбившихся от стада, а не само стадо. Всего три туши, прям как его обычная порция дома. Без свидетелей. — Дома?!? — взбеленилась женщина. Ей понадобилось много времени, чтобы взять себя в руки. — Он тут временно, помнишь? Ты знаешь не хуже меня, что драконы живут инстинктами. Они не обладают сознанием. — Он вернулся, — напомнил отец и, наконец, осмелился подойти к раздраженной волшебнице. — Занял свое место в сарае. Слизал кровь с когтей. А еще позволил нам восстановить барьер вокруг сарая. Он становится осознаннее. Он с момента рождения такой вообще-то. Я за ним понаблюдаю, чтобы изучить. С этим драконом что-то не так. Отец оказался прав. Дело было не в том, что Антон принадлежал породе более могущественных драконов. И даже не в том, сколько магии в нём было. Он обладал силой воли, вторичными эмоциями помимо базовых. Его поведение становилось сложнее, в взгляд - осознаннее. Антон будто бы подстроился, чтобы сосуществовать с хрупкими магами и их чадом. Научился контролировать хвост, вонзать когти только в землю после полетов. Не портил заклинания, а ждал прихода Попопа-старшего, чтобы его отпустили на охоту. А те подстроили свою жизнь под Антона. Несколько лет спустя подпустили его к сыну, и катастрофы не случилось. По натуре он оказался активным, ярким и изобретательным драконом. Играть с ним в детстве было сплошное удовольствие для Арсения: Антон всегда влюблялся в новые развлечения или забавы. Но не забывал демонстрировать свое драконье превосходство. В этом было его обаяние. Папа часто называл его величественной статуей или шалунишкой, и однажды оно легло в основу фамилии, которую дракону придумали. Антон Шастун. Первые лет семь Антон таскал на своей крепкой шее растущего Арсения, но никогда не позволял на себе летать. Упрямо вставал на задних лапах, выпрямляясь, и угрожающе оттопыривал крылья. Если Арсений был настойчив, то приходилось обнажать клыки. Всё изменилось в тот день, когда Антона нашли в сарае в теле голожопого семилетнего человека как-то утром. Никто не был готов к подобному, поэтому Поповы долго не могли поверить в невозможное. Сказать, что родители были шокированы - ничего не сказать. Сколько бы отец ни бился, не сумел вернуть ему исходный вид. Антон остался в этом слабом неуклюжем теле. Его одели в старые вещи Арсения, поселили детей в одну комнату, кормили как могли, потому что драконий аппетит остался при Шастуне. Арсению удалось помочь Антону, в аккурат когда самому исполнилось двадцать, а Антону человеческих десять или одиннадцать. Арсений вернулся из Школы Магии с багажом знаний и дипломом точь-в-точь как у отца. Горел идеями, чесал руки в нетерпении. К тому времени он повзрослел, лишился детской непосредственности (или спрятал ее вместе с чувствительностью поглубже, став менее понятным и открытым для окружающих). Натренировал себя быть отходчивым, пропускать обиды мимо и оставаться коммуникабельным, при этом удерживая всех на расстоянии вытянутой руки. Казалось, он был замкнут и открыт одновременно. А вот что в нем не изменилось, так это любовь к семье и то, какими глазами он смотрел на Антона. Именно Арсений научил мальчика прыгать меж двух обличий. Отец помог доказать, что это возможно, а Арсений придумал, отработал и научил Антона это делать. Из их скомканных объяснений взрослые поняли лишь одно: Арсений как-то проник в сознание брата и нащупал невидимую грань меж двух сущностей, показал ее Антону. Переходя ее, Антон трансформировался из дракона потрясающей мощи в тощего рослого пацана с русыми волосами и по-дурацки большой улыбкой. Антон вообще не вписывался в общую картину Поповых. Как человек, он был тощим из-за нехватки железа и золота в драконьем рационе, но высоким. Летом солнце смешно выжигало ему русые прядки добела и подпекало широкие уши. А еще у него проступала вена на левом виске, если Антон злился. С тех пор, как ему помогли, Антон не только любил сводного брата, но и уважал как взрослого. Чуть что, пробирался в спальню Арсения и усаживался в его ногах с кипой вопросов, которые едва держал при себе. Мама снабжала их поздним перекусом, тушила верхний свет и оставляла сыновей как есть, если они засыпали прям на паласе. А за завтраком осаждала плаксивых балбесов на раз-два. — Будете хоть думать, где лежать. Не стану лечить вам спины, хватит клянчить, бездари. Годы текли один за другим, всё медленно и верно менялось. Арсений нашел себя настоящего и своё место в жизни. Трудоустроился через маму в Министерстве, куда принес идеологию отца о праве каждого существа на жизнь (зря, что ли, штаны просиживал в его лаборатории пацаненком?). Отец изрядно полысел и примирился с этим, обзавелся позорным животиком и стал еще сердобольнее; Антон из года в год лишал Арсения преимущества в росте и колдовал всё лучше. За восемнадцать лет бок о бок с драконом Поповы так и не выдали себя простым смертным. Дом стоял на прежнем месте целехонький. Ничто не предвещало беды. Но восемнадцать лет - это трудный возраст. Он поменял что-то в Антоне и в его отношениях с окружающими. Парень замкнулся, обвесился кольцами и браслетами, спрятал человеческую фигуру в неуместно больших толстовках, подолгу пропадал на охоте и все переживания держал в себе. С братом в последнее время часто собачился без повода и любой конфликт заканчивал тем, что перевоплощался в дракона и играл на нервах. Арсения это бесило. Он видел в Антоне умного, легко обучаемого и перспективного парня, а не типичного трудного подростка. Да и какой трудный подросток в восемнадцать? Поздновато уже. — Эй, слезай оттуда, Антон! — нетерпеливо шипел Арсений и испуганно озирался на соседние дома, подсвеченные рассветным солнышком. Антон знал, что кое-кому безумно страшно, поэтому ерепенился с особым удовольствием. Из вредности свесил хвост с крыши, едва не разбив окно от спальни родителей на втором этаже. Перепуганный Арсений схватился за сердце — ему с Антоном дорого встанет разбитое окно. — Шастун! Серьезно! А ну прекращай! Тот и не думал. Он прикрыл янтарные драконьи глаза и с блаженным видом улегся в комок прямо на коньке крыши. Обернул вокруг себя крепкий хвост и фыркнул гадким черным дымом, уместив морду на когтистые драконьи лапы. Его чешуя слабо отдавала алым под первыми солнечными лучами. — Устроил тут, посмотрите на него! Арсений по детской привычке завертелся на месте, не зная, что делать. Затоптал весь газон, тонувший в утренней холодной росе. А что еще делать? Он из последних сил старался не нервничать. Деревенские вот-вот бы узнали, что у Поповых вместо коров водилась доморощенная ящерка, которая дышала огнем и могла все выжечь тут к чертям за секунду. Восемнадцать лет тихой жизни коту под хвост, как только родители оставили Арсения с Антоном без надзора. Одному лбу было двадцать восемь, другому — восемнадцать. Молодцы, ничего не скажешь. — Ну, пожалуйста, Антон? — Арсений пораженно сменил тон и ссутулился, уставившись на свои грязные ботинки. — Я был не прав, не взяв тебя с собою вчера. Прости. Антон не подал виду, услышал он виноватый скулёж или нет, зато хвостом взмахнул так, что кончик слегка испортил черепицу. "Так вот оно что. Снова детские обиды", - процедил себе под нос Арсений. Подумать только, это хвостатое чудо где угодно повод находило! Почему-то при отце дракон был само послушание, а стоило родителям уехать в соседнее поселение на пару дней, так у Антона наружу вылез характер исчадья ада. — Антон? — Арсений прикусил нижнюю губу, поняв, что позвал его вслух. Это было частью мысленных дебатов вообще-то, а за именем шел паравозик благих, кхем, слов. Наконец, Антон среагировал и приоткрыл один глаз, покосившись вниз. Там, близ крыльца, мяла газонную траву невысокая выразительная фигурка брата, вернувшегося с вечеринки минут десять назад. Мельтешил, бедняга, по кругу, и его было искренне жаль. Он хотел и ссоры избежать, и Антона с крыши стащить, пока не заметили. — Антош, что на тебя нашло? Если люди узнают, что драконы… — Переходный возраст. Пройдёт, — рыкнул дракон обидчиво, а у Арсения сердце зашлось в страхе перед неестественным животным рыком сильнейшего хищника. Что ни говори, а дракон оставался драконом. Хоть и домашним. — Это из-за вечеринки? Так ты вроде на дух не переносишь, поэтому я решил, что… Антон снова выпустил через ноздри гадкий дым, и тот тягучим грязно-серым облаком опустился прямиком на Арсения, облепив мерзкой вуалью пепла. Арсений закашлялся и смачно ругнулся. Он ненавидел антонову выходку с дымом больше всего на свете — он по три дня смывал с кожи запах гари, а одежду сразу выбрасывал в урну. Разозлившись, Арсений чуть было не обозвал дракона противным подростком — что было самым грубым и обидным для Антона, считавшего себя взрослым, — но в последнюю секунду Попов прикусил язык. Ему надо было снять дракона с крыши. Козырять возрастом - в последнюю очередь. Что самое паршивое, сработать могли только уговоры: братья были в разных весовых категориях и в разных магических кастах, поэтому Арсений часто терпел гадкие выходки. Будь у него столько же сил, сколько требовала эта громадная чешуйчатая туша, он бы тут не распинался перед пацаном на десятку себя младше. — Тош, папу упекут в тюрьму, если соседи, не владеющие магией, увидят тебя! Неужели ты этого хочешь? Жесткая чешуя противно скребнула по черепице, и потом Антон взмыл над домой, присмотрев под собою место посвободнее. Он сел на землю, вонзившись когтями в мягкий из-за росы грунт. Арсений и рад бы вкусить победу, да вот что-то кольнуло глубоко внутри. Удивительно глубоко. Почему Антон не мог вести себя хотя бы капельку добрее и с ним тоже? Почему только родителям был слепо предан и благодарен? Арсений ведь больше всех лелеял этого ребенка. С каких пор Антон отказывался от брата? Арсений выпрямился во весь рост, укрытый от рассветного зарева мощными тяжелыми крыльями дракона. Глубоко, почти по-философски, вздохнул, чтобы взять себя в руки. Антон почуял перемены в нем и поумерился сам. Увалился всей тушей на землю, замарав брюхо жидкой землею. От его драконьего влажно-горячего (но на этот раз чистого) дыхания роса моментально испарилась с травинок. Арсений остановился у его правого уха, дотянулся до загривка, погладил и окончательно приглушил конфликтные эмоции в Антоне. — Постарайся не забираться туда, ладно? Если горожане тебя увидят, мы проблем не оберемся, — он коснулся губами грубой темно-коричневой чешуи там, что условно могло считаться щекою у дракона. Хотел бы Антон хоть раз почувствовать сквозь чешую настолько тонкое прикосновение. Хотел бы разок понять, что есть нежность. Антон скосил глаза на человека. Не, с ним - гиблое дело. Как бы ни хотелось. «От тебя противно несет», — раздалось в сознании мага низко-хриплым голосом Антона. — Еще бы, — обидчиво-иронично цокнул Арсений и уселся в позе лотоса перед драконом, прикрывшим огромные опасные глаза. — Ты на меня ком вулканического смрада выдохнул. Дракон не осмелился пояснить, что дело не в этом. Наоборот, он выпустил облако липкой гари, чтобы перекрыть остатки алкоголя и запах постороннего парня на Арсении. Просто не хватило смелости озвучить это, когда Арсений был таким, как сейчас, и держался рядом. «Я не буду извиняться, — вновь протранслировал Антон брату в голову. — Ты виноват. Я ждал тебя всю ночь». — Обещаю, в следующий раз я возьму тебя с собой. Но Антон знал, что это вранье. Это взбесило. Антон, конечно, на крышу не полез вновь, но хлобыснул хвостом по земле. Та разлетелась в разные стороны, как коровьи остатки. Ну, или как вода перед Ноем расступилась - кому что по душе. Судя по лицу Попова, ему бы вариант с цензурой. — Ну что за человек, — рыкнул Антон, в голосе которого не осталось ничего от человеческого тембра. — Просто предупреждай, если сваливаешь. Не хочу по мокрым облакам рассекать в поисках ваших барских ножек. Арсений при всём своем блестящем уме редко когда мог угадать, что Антона мучило на самом деле. Раньше читал как открытую книгу, а ныне спотыкался о каждый камень в их отношениях и был далеко-далеко. Антон порядком устал объяснять ему всё. Ему, человеку. Он, дракон. Но, кажется, Арсений признал за собой ошибку. Сегодняшнюю хотя бы. В голубых глазах мелькнула тень понимания. Словно бы извиняясь, он предложил позавтракать вместе. — Ты зайдешь в дом или останешься в сарае? — Я уже завтракал, — отчеканил Антон и осторожно убрал морду от юноши, постаравшись не зацепить его клыками. Не меняя формы, Антон учапал в сарай. Арсений еще немного посидел на сырой утренней земле, отслеживая через верхние окна, как его диковинный сводный брат укладывался в четырех деревянных стенах, которые мог разнести в щепки одним только зевком. — Ну, вот как тебя знакомить с друзьями, если ты огромный, как скала, и вспыхиваешь, как спичка?