kogot'

Арсению было всего десять, когда в его семью приняли новорожденного Антона. В те годы Арсений отличался любознательностью, много учился по книгам и безвозвратно любил магию. Во всех ее формах и проявлениях. Сильнее всего его тянуло к волшебным существам. Возможно, тому виной (или примером?) стал отец. Это был прекрасный ученый-зоолог с несколькими регалиями Министерства Магии за вклад в изучение, развитие и защиту существующих видов. Волшебником он тоже был сильным, просто немного нерасторопным. Арсений мечтал продолжить его дело и всегда подглядывал за тем, как тот работал. Несмотря на запреты, Арсений крутился около лаборатории, где отец помогал волшебным существам появиться на свет. Получал по ушам от мамы, но всё равно терся под дверью в подвал, ища в себе смелость, наконец, пробраться внутрь. Этому ребенку часто напоминали, что туда нельзя. Это было опасно и неприемлемо. Изувеченных животных отец выхаживал и держал в клетках, некоторых ждала операция или исследования, а каких-то из существ запрещено упоминать всуе. В конце концов, были такие создания, которые ненавидели всех прямоходящих. Дом развалился бы с первым же экспериментом, не заставь мама наложить тысячу и один слой защитных заклинаний. Балки, несущие стены, крыша, перекрытия, - всё было добротно измазано заклинаниями. Отец их каждое утро обновлял, а еще мама порой добавляла своих, если предвидела, что скоро появится кто-то новый. Но и это не служило гарантом безопасности. Объяснить это мальчику с восторженными голубыми глазами? Попробуйте сами достучаться. Он же видит только то, как Попов-старший разворачивает ткань, проверочно стучит ногтем по яйцу и спешит в лабораторию. Мальчик не хотел этого пропустить. Он имел какую-то непоколебимую твердость в своих решениях. Вот решил залезть в лабораторию - залез! Десятилетний Арсений воровато тёрся около полуоткрытой двери, чтобы хоть что-то разглядеть. Пятая точка и уши фантомно горели от ремня, однако Арсений собрался с силами и спустился по скрипучей лестнице вниз. Медленно, одна за другой, он достиг нижней ступени и присел. Детские шорты задрались на тонких бедрах, а короткие рукава белой рубашки остро впились в предплечья. Но это было не важно. Он был сентиментальным ребенком и обожал данный момент всей душой — огромное яйцо должно было вот-вот треснуть. Секунда. Вторая. Третья. Тик-так. Напряженная тишина. Десятая. Одиннадцатая. Тонкий неуверенный скрежет коготка по скорлупе. Арсений затаил дыхание. Еще секунда. Пробное постукивание изнутри. Пауза. Резкий треск. Густая дымка вытекла сквозь трещину в яйце и разошлась по столу. Наружу показалась мокрая тонкая лапка. Сердечко Арсения пропустило удар. Там, на отцовском столе... новая жизнь! — Сеня, принеси полотенца, — вдруг попросил отец, не глянув назад. Арсений громко икнул в пальцы рук, пойманный с поличным. Подскочил на дрожавших ногах и застыл неподвижно. Ему конец. Отцу конец. Им всем тут конец - мать такого хвоста накрутит, что жить перехочется. Отец напряженно повернулся в его сторону, нахмурив лоб. Кажется, у него не было времени медлить. В яйце что-то зашевелилось, и то раскололось надвое. По комнате разнесся запах гари. Отец искренне напрягся, словно бы не ожидал того, что показалось наружу. Это был дракон. Самый. Настоящий. ДРАКОН! Самое опасное существо, которое когда-либо попадало ему в руки. — Сеня, полотенца! — повторил запаниковавший отец, сосредоточившись на лапах, когтях, цвете чешуи и структуре крыльев. — Живо! Арсений что есть мочи помчался наверх за полотенцами. Он выбрал первые попавшиеся, с трудом стащил их с полки платяного шкафа (боже! Почему в доме все такое высокое?) и побежал обратно, едва соображая. Еще до того, как он коснулся пола лаборатории, отец протянул руку в его сторону - заклинание призыва. Отец провернул запястье и закрыл ладонь, начав с мизинца и собрав пальцы в кулак. Полотенца исчезли из детской хватки словно сами по себе и вдруг оказались у отца меньше, чем за секунду. — Ой, — застыл Арсений растерянно. Ему нельзя было приближаться? — Пап, ты сердишься? Отец молча навис над существом. Магией избавил дракончика от слизи, мешавшей дышать; затем просушил и согрел заклятием, которое Арсений узнал - это было что-то о призыве вулканического пламени. Языков огня он почему-то не видел, хотя из-за жара некоторые животные заистерили в своих клетках. Крупный для малыша дракон утих и прижался к поверхности стола, слегла отжав от спины крылья. Попробовал на вкус воздух, в котором остался едкий аромат. Малыш подавился, стал откашливаться собственным огнем и испуганно заметался по столу, скребя сталь коготками. По лаборатории разнесся неприятный тонкий визг. Отец соскочил со стула и заслонил Арсения собой. Отточенным движением открытой ладони временно погасил магические искры в драконе. Затем резко переключился на остальных животных и зашептал заклятия на латыни. Дракон опешил и застыл, уставившись на взрослого мага. Кажется, чуял в нем магию. Принюхался. Каким-то образом он различил в этой вони два человеческих запаха и соскочил на бетонный пол. Так же настороженно прижался к нему, топыря крылья. Приоткрыл пасть, чтобы зарычать. Арсений испуганно держался за отцовский лабораторный халат. Услышав жалкий хрип, зачем-то выглянул из-за отцовской спины. Дракон оценил вытянутые для заклинания руки взрослого мужчины и детские голубые лучезарные глаза, слезившиеся от дыма и страха. Они не таили зла. Мужчина тоже готовился обороняться, а не нападать. Дракон сомкнул пасть и собрал крылья. Попов-старший стер испарину с висков, откашлялся и посмотрел на сына нечитаемо. — Если мама узнает про тебя, нам обоим конец! — вздохнул он, косясь на дракона, что освоился на полу. Арсений вздрогнул. Мама любила повторять, что сотрет лабораторию с лица Земли, если муж допустит, чтобы маленький ребенок стал свидетелем научных трудов. А тут аж целый дракон. Ей было по силам, кстати, уничтожить не только лабораторию — у нее было семь медалей от Совета Магов. Из семи возможных. За ней всегда оставалось последнее слово, как за более могущественным магом. — Нам не сдобровать, — сокрушенно подытожил отец. — Подумать только, дракон! Дракон! Эти торгаши и сами не знали, что принесли на чёрный рынок. Где они уркали это яйцо вообще? Катастрофа! — Мы его оставим? — Арсений схватился за мокрый испачканный рукав отца. — Он такой волшебный! У тебя таких еще не было, пап!! Мы ему нужны. Справедливости ради, отец действительно не знал, куда деть такое существо. Министерство его истребило бы, не думая. А отец такой идеологии не придерживался. Дракона временно держали в одной из самых крупных клеток. Он ворчливо жевал собственный язык, морщась от вкуса жженого угля. Периодически расправлял крылья, но не во всю длину из-за прутьев. Иногда огрызался на шипение испуганных соседей по неволе. Наказанный Арсений — в своей комнате. Родители — в мамином кабинете со всеми имеющимися научными трудами о драконах. Взрослые спорили как никогда прежде: оба были однозначно против содержания дракона (не попугай же, в конце-то концов), но не сходились в том, что с ним делать в ближайшее время. Арсений тяжело принял их решение и наотрез отказался с ним соглашаться. В истерике описывал, что будет с маленьким драконом, если его отпустить. По детской наивности сравнил дракона с котятами и самозабвенно твердил, что из-за человеческого запаха дракон не найдет дом или его не примут обратно. Мама растерялась. — Он не будет жить тут всегда, — подчеркнула она за ужином, безмерно устав после тяжелого дня: она чуть душу не испустила, узнав про самое могущественное в мире существо, — но пока пусть останется. Родители так и не поняли, почему их сын слезами добился своего. Обычно он, наоборот, был уступчив и шел навстречу, не падал духом, был прилежным и очаровательным мальчиком. Немного замкнутым, немного мечтательным, чувствительным и отзывчивым. Но не плаксивым, не избалованным. Его взяла. Дракона назвали Антоном.